 ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ Сила воли ведет к действию, а позитивные действия формируют позитивное отношение Как определить диапазон голоса - ваш вокал Игровые автоматы с быстрым выводом Как самому избавиться от обидчивости Противоречивые взгляды на качества, присущие мужчинам Вкуснейший "Салат из свеклы с чесноком" Натюрморт и его изобразительные возможности Применение, как принимать мумие? Мумие для волос, лица, при переломах, при кровотечении и т.д. Как научиться брать на себя ответственность Зачем нужны границы в отношениях с детьми? Световозвращающие элементы на детской одежде Как победить свой возраст? Восемь уникальных способов, которые помогут достичь долголетия Классификация ожирения по ИМТ (ВОЗ) Глава 3. Завет мужчины с женщиной
Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д.
| Г) приготовления, которые уже совершила либо должна будет совершить сторона договора для исполнения обязательств, которые остались ею не исполнены. 6 страница
В-четвертых, мы бы обратили внимание на случаи, когда первоначальный кредитор, заключая договор цессии, утаил от приобретателя требования информацию о возбужденном судебном производстве по иску к должнику, а должник не был письменно уведомлен о состоявшемся переходе прав кредитора к другому лицу. В итоге суд, находясь в неведении относительно действительного кредитора, может вынести судебный акт о взыскании в пользу такого недобросовестного субъекта. С позиций материального права интересы должника, не уведомленного о состоявшемся переходе права к другому лицу, защищаются посредством специального правила, приравнивающего исполнение обязательства первоначальному кредитору к исполнению надлежащему кредитору <215>. Но здесь возможны проблемы иного рода. Каковы, скажем, правовые последствия соглашений, утвержденных судом между истцом, уже не являвшимся кредитором в спорном правоотношении, и ответчиком? А ведь соглашения эти могут быть самого разного рода - начиная от мирового соглашения и заканчивая соглашениями чисто процессуальными (например, соглашение по фактическим обстоятельствам <216>). Порождают ли такие соглашения правовые последствия для приобретателя требования (субъекта, не привлеченного к участию в возбужденном судебном деле)? -------------------------------- <215> Пункт 3 ст. 382 ГК РФ устанавливает следующее: "Если должник не был письменно уведомлен о состоявшемся переходе прав кредитора к другому лицу, новый кредитор несет риск вызванных этим для него неблагоприятных последствий. В этом случае исполнение обязательства первоначальному кредитору признается исполнением надлежащему кредитору". <216> См.: ч. 2 ст. 70 АПК РФ.
Если на этот вопрос дать утвердительный ответ, то получится, что спорное материальное правоотношение может изменяться (или даже прекращаться) по воле должника и субъекта, не являющегося кредитором <217>. Этого допустить, конечно же, нельзя. Да и применительно к процессуальным соглашениям здесь тоже не все однозначно - скажем, истец (кредитор), уже уступивший право, может в рамках соглашения по фактическим обстоятельствам договориться с ответчиком о существовании таких материально-правовых фактов, которых в действительности не было, и которые приобретатель требования никогда бы не признал. -------------------------------- <217> Имеются в виду случаи, когда мировое соглашение содержит условия, непосредственно влияющие на динамику спорного материального правоотношения.
Если же на вопрос о правовых последствиях соглашений между истцом и ответчиком для приобретателя требования дать ответ отрицательный, то тогда возникают чисто процессуальные проблемы. Дело в том, что приобретатель требования мог узнать о судебном деле уже после вступления судебного решения (определения об утверждении мирового соглашения) в законную силу. Если следовать реализованному в действующем процессуальном законодательстве постулату о замене субъекта в уже существующем процессуальном правоотношении именно в связи с имевшим место фактом материального правопреемства, то получится, что приобретатель требования, заняв место истца (кредитора) в проверочной инстанции или на стадии исполнительного производства, тем не менее не принимает на себя некоторых правовых последствий уже совершенных процессуальных действий и принятых судебных актов. Такое искусственное разделение процессуально-правовых последствий довольно абсурдно: если один субъект замещает в процессуальном правоотношении другого, то было бы довольно странным утверждать, что одна часть последствий на него распространяется, а другая своим адресатом имеет прежнего субъекта (процессуального правопредшественника, уже не являющегося лицом, участвующим в деле, и, что не менее важно, уже выбывшего из спорного материального правоотношения) <218>. -------------------------------- <218> Отметим, что в процессуальной науке господствует мнение о том, что процессуальное правопреемство (в отличие от материального) не может быть сингулярным: процессуальные права и обязанности переходят к правопреемнику всегда в полном объеме. См., например: Курс советского гражданского процессуального права / Мельников А.А. (рук. авт. кол.), Абова Т.Е., Гуреев П.П. и др.; ред. кол.: А.А. Мельников (отв. ред.) и др. М.: Академия наук СССР; Институт государства и права, 1981. Том 1. Теоретические основы правосудия по гражданским делам. С. 260 (автор главы XVI - Т.Е. Абова).
Можно, конечно, попытаться найти некий компромиссный вариант: например, приобретатель требования должен принимать на себя в полном объеме последствия всех совершенных его правопредшественником процессуальных действий, однако вправе оспорить те судебные акты, которые содержательно изменяют (прекращают) спорное материальное правоотношение по основаниям, связанным с волеизъявлением первоначального кредитора, имевшим место уже после состоявшейся уступки. Но тогда мы бы создали почву для широчайших злоупотреблений - истец, заключив задним числом договор цессии, в любой судебной инстанции (либо на стадии исполнения) мог бы инициировать свою замену "дружественным" субъектом, который бы получил прекрасную возможность для оспаривания уже принятых судебных актов. Впрочем, даже если абстрагироваться от вариантов с противоправным поведением, ситуация может быть весьма неоднозначной с позиции ответчика. Если он, не будучи уведомленным о состоявшейся уступке, заключил мировое соглашение и произвел по нему исполнение, то можно ли считать такое исполнение обязательства первоначальному кредитору исполнением надлежащему кредитору в смысле правила, установленного п. 3 ст. 382 ГК РФ? Сложность ситуации в том, что содержательно такое мировое соглашение вообще могло новировать первоначальное обязательство, изменить предмет исполнения и т.д. С позиции защиты интересов должника (ответчика), конечно, было бы предпочтительно, чтобы и такое исполнение квалифицировалось как исполнение надлежащему кредитору. Но ведь с точки зрения материального права первоначальный кредитор уже не обладал полномочиями изменять (прекращать) спорное обязательство! И интерес приобретателя требования к тому, чтобы дезавуировать всякое изменение (прекращение) спорного правоотношения, произведенное с участием неуправомоченного субъекта, вполне понятен. Следовательно, весь положительный эффект примирительной процедуры может быть опровергнут, а ответчику не только предстоит исполнить материально-правовую обязанность в "первоначальном" варианте (имеется в виду обязательство, существовавшее до заключения мирового соглашения), но и взыскивать неосновательно полученное с первоначального кредитора. В арбитражной практике применительно к случаям, когда должник производит исполнение первоначальному кредитору, высказана следующая идея: "Если должник не был письменно уведомлен о состоявшемся переходе прав кредитора к другому лицу, новый кредитор вправе истребовать исполненное должником от прежнего кредитора как неосновательно полученное" <219>. Как видим, здесь речь идет о совершенно новом материальном правоотношении и новом иске - иске приобретателя требования к первоначальному кредитору об истребовании неосновательно полученного. Но даже такая рекомендация не помогает разрешить процессуально-правовые проблемы. Дело в том, что сама по себе возможность предъявить новый иск (а не занимать место истца в уже возникшем процессуальном правоотношении) является эффективным инструментом лишь для одного случая - когда размер взысканного по судебному решению приобретателем требования не оспаривается, а ответчик (должник) в полном объеме исполнил свою обязанность первоначальному кредитору. Во всех иных случаях описанные нами проблемы отнюдь не снимаются. Так, если приобретатель требования не согласен с суммой взыскания, то у него нет выбора - фактически взысканное он должен получать с первоначального кредитора предъявлением самостоятельного иска, а само судебное решение обжаловать в той части, в какой истцу было отказано (став, само собой, процессуальным правопреемником истца). Если должник не полностью исполнил установленную судебным решением обязанность, то приобретатель требования опять же вынужден вклиниваться в уже возникшее процессуальное правоотношение с тем, чтобы получить от должника недостающее в рамках исполнительного производства. Если же все-таки между первоначальным кредитором и должником судом было утверждено мировое соглашение, которое определенным образом изменило или вообще прекратило материальное обязательство, а должник такое мировое соглашение исполнил, то вышеизложенная рекомендация вообще неприменима - с момента перехода прав кредитора изменять либо прекращать материальное правоотношение первоначальный кредитор уже не вправе, а потому рассматривать такого субъекта как неосновательно обогатившегося именно за счет приобретателя требования в корне было бы неверным. В рассматриваемой ситуации снова нужно говорить о двух материальных правоотношениях - обязательстве из неосновательного обогащения между ответчиком (кредитором) и первоначальным кредитором (должником в таком обязательстве), возникшем из факта исполнения мирового соглашения <220>, и основном обязательстве, содержание которого должно определяться без учета корректировки, имевшей место по мировому соглашению (здесь право требования перешло к приобретателю требования, который и будет кредитором, а ответчик, само собой, останется в таком обязательстве должником). -------------------------------- <219> Пункт 10 информационного письма Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 11 января 2000 г. N 49 "Обзор практики рассмотрения споров, связанных с применением норм о неосновательном обогащении" // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2000. N 3. <220> Гражданско-правовая сделка, лежащая в основе такого мирового соглашения, не могла породить позитивных правовых последствий (повторимся: первоначальный кредитор не вправе был заключать соглашения ни об изменении, ни о прекращении спорного материального правоотношения).
Теперь обратимся к случаю, когда первоначальный кредитор, заключая договор цессии, утаил от приобретателя требования информацию о возбужденном судебном производстве по иску к должнику, однако последнему было направлено письменное уведомление о состоявшемся переходе прав кредитора к другому лицу. Если должник заявит ходатайство о замене истца его правопреемником, то каких-либо сложностей не возникает - суд производит замену и рассматривает дело с участием приобретателя требования. Однако бывают такие случаи, когда фактическое место нахождения должника не совпадает с тем, что зафиксировано формально: в итоге де-юре должник был уведомлен, однако де-факто ему об этом неизвестно. Первоначальный кредитор по определенным причинам может умолчать в суде о состоявшейся уступке (например, считая такое соглашение недействительным или незаключенным). Что же получается? Если суд вынесет судебное решение о взыскании с должника в пользу первоначального кредитора, а должник впоследствии такой судебный акт исполнит, то у приобретателя требования (после того, как он все-таки узнает о судебном деле) нет никакого другого инструментария, кроме как "вклиниваться" в уже разрешенное дело, по которому состоялось исполнение <221>. И здесь возникает целый комплекс проблем. Первая состоит в том, что все стадии арбитражного (гражданского) процесса могли быть уже исчерпаны. Конечно, можно возразить, что это в известном смысле технический момент, но тем не менее вопрос остается открытым - на какой стадии должна производиться замена? Вторая проблема более существенна - а как, собственно, приобретатель требования должен защищать свои права? Дело уже было рассмотрено, поэтому единственный способ - это просить в некой проверочной инстанции отменить состоявшиеся по делу судебные акты, ссылаясь на то, что на момент вынесения судебного решения именно он был кредитором в спорном правоотношении. Но если дело все-таки уже прошло все судебные инстанции, если истекли предусмотренные процессуальным законом сроки для обращения в суды соответствующих инстанций, не будет ли это существенным препятствием? Теперь предположим, что приобретателю требования удалось-таки занять место истца (взыскателя), а состоявшиеся по делу судебные акты были отменены. Поскольку ответчик (должник) уже произвел исполнение, то ему должно быть возвращено все то, что было с него взыскано в пользу истца по отмененному решению суда (иной подход невозможен принципиально, ведь ответчик был письменно уведомлен о состоявшемся переходе прав кредитора к другому лицу, а потому и исполнение должно было быть произведено лишь приобретателю требования). Но ведь истцом уже является иное лицо! Обязательство из неосновательного обогащения возникло между ответчиком и первоначальным кредитором, но последнего уже нет в процессуальном правоотношении. Что же делать тогда ответчику? Предъявлять самостоятельный иск к первоначальному кредитору? Но тогда страдает сама идея, реализованная в действующем законодательстве, - сложность материально-правовых конструкций не позволяет сконцентрировать судебный спор в рамках одного судебного дела, в рамках одного процессуального правоотношения. Можно попытаться использовать институт поворота исполнения судебного акта, однако и здесь возникают загвоздки: взысканное возвращается лишь в случае, если после нового рассмотрения дела было принято решение суда об отказе в иске полностью или в части либо определение о прекращении производства по делу или об оставлении заявления без рассмотрения (ст. 325 АПК РФ, ст. 443 ГПК РФ). Однако же понятно, что вполне возможен случай, когда, наоборот, суд сочтет, что имеются основания для удовлетворения иска приобретателя требования. Да и с субъектным составом тоже возникают, скажем мягко, шероховатости: по смыслу ст. 325 АПК РФ и ст. 443 ГПК РФ ответчик должен получить возмещение от истца, однако же первоначальный кредитор после состоявшейся замены этот статус утрачивает. -------------------------------- <221> По смыслу норм ч. 1 ст. 48 АПК РФ и ч. 1 ст. 44 ГПК РФ самостоятельный иск к должнику приобретатель требования предъявить не может - цессия имела место после возбуждения судебного дела, а потому приобретатель требования только лишь мог занять место истца в уже возникшем процессуальном правоотношении. Одновременно не может быть использована и изложенная выше конструкция самостоятельного иска - иска приобретателя требования к первоначальному кредитору о взыскании неосновательно полученного (поскольку письменное уведомление о состоявшемся переходе прав кредитора к другому лицу должнику было направлено, то правило о допустимости исполнения обязательства первоначальному кредитору, предусмотренное п. 3 ст. 382 ГК РФ, неприменимо).
Если суд, напротив, вынесет судебное решение об отказе в удовлетворении иска о взыскании с должника в пользу первоначального кредитора, то и здесь для приобретателя требования возникают схожие проблемы: он должен ходатайствовать о замене истца в уже рассмотренном судебном деле и инициировать проверку итогового судебного акта в вышестоящей инстанции. Если встать на позицию, что права приобретателя требования в подобной ситуации все же должны защищаться (напомним, что ответчик произвел исполнение ненадлежащему кредитору), то тогда мы бы опять вложили мощнейшее оружие в руки недобросовестных субъектов - как указывалось выше, истец, заключив задним числом договор цессии, мог бы, используя "дружественного" субъекта, требовать отмены невыгодного для него судебного акта и де-факто инициировать новое судебное разбирательство по уже рассмотренному иску. В-пятых, довольно сложные вопросы вызывает уступка части требования <222>. Понятно, что при такой уступке первоначальный истец не может выбыть из процессуального правоотношения, поскольку вследствие цессии уменьшился объем его предполагаемых материальных прав, но сам он продолжает оставаться кредитором в материальном правоотношении. В то же время нелогично было бы отказывать приобретателю части требований во вступлении в процесс: перешедшие к нему требования в процессе уже заявлены, по ним возбуждено производство, и каких-либо процессуальных оснований для того, чтобы не рассматривать их по существу, нет. Представляется, что в этой ситуации суд должен будет допустить в процесс приобретателя требования и, если не изменилась подведомственность и подсудность дела, а также если отсутствует необходимость выделения требований в отдельное производство, по существу рассмотреть оба иска <223>. -------------------------------- <222> Здесь не идет речь о случае, когда истец в одном исковом заявлении объединяет несколько исковых требований, а потом право требования по одному из них уступает (например, истец предъявил иск о взыскании основного долга и неустойки, а потом уступил право требовать неустойку). Рассматриваемая уступка касается ситуации, когда "расщепляется" одно исковое требование. <223> Полагаем, что результатом "расщепления" заявленного в суде материально-правового требования будет именно появление двух новых самостоятельных исков: они будут отличаться как по субъектному составу (в первом истец - первоначальный кредитор, во втором - приобретатель требования), так и по предмету (первоначальный кредитор притязает на ту часть требования, которая не была уступлена, а приобретатель требования - на требование, перешедшее к нему в результате цессии).
Это вполне разумное решение вопроса для случая, когда переход прав в материальном правоотношении произошел в период рассмотрения дела в суде первой инстанции. Но что произойдет, если цессия имела место в период с момента окончания производства в суде первой инстанции до момента вынесения итогового судебного акта судом проверочной инстанции? Если, к примеру, суд апелляционной инстанции проверяет законность и обоснованность определения об утверждении мирового соглашения <224>? Гражданско-правовая сделка, лежащая в основе мирового соглашения и содержательно определяющая судьбу спорного обязательства, еще не породила правовых последствий (они возникнут лишь с момента вступления в законную силу определения об утверждении мирового соглашения). Должен ли приобретатель требования принимать на себя часть (пропорционально объему уступленных ему прав) правовых последствий, которые такая сделка породит? Будут ли на приобретателя требования распространяться правовые последствия обеспечительных обязательств, которые стороны (первоначальный кредитор и ответчик) посчитали нужным установить на случай просрочки исполнения обязательства первоначальным кредитором <225>? Как поступать, если по условиям мирового соглашения подлежит передаче индивидуально-определенная вещь, находящаяся в собственности первоначального кредитора? Как вообще быть со случаями, когда, исходя из содержания мирового соглашения, истец принимает на себя определенные обязательства? -------------------------------- <224> По действующему законодательству в суд апелляционной инстанции могут обжаловаться лишь определения об утверждении мировых соглашений, принятые судами общей юрисдикции (ч. 1 ст. 331 ГПК РФ). В арбитражном процессе имеется специальное правило ("определение об утверждении мирового соглашения подлежит немедленному исполнению и может быть обжаловано в арбитражный суд кассационной инстанции в течение месяца со дня вынесения определения" - ч. 8 ст. 141 АПК РФ), которое интерпретируется как не допускающее апелляционное обжалование. См., например: п. 35.4 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 22 июня 2012 г. N 35 "О некоторых процессуальных вопросах, связанных с рассмотрением дел о банкротстве" // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2012. N 8. <225> Конечно, случаи, когда истец в мировом соглашении принимает на себя какие-либо материально-правовые обязательства, не самое частое явление, но и игнорировать их тоже нельзя.
Вопросы эти не имеют однозначного решения: приобретатель требования становится кредитором в отношении части обязательств, и по логике именно он должен решать их материально-правовую судьбу; однако же мировое соглашение хоть и не породило еще материально-правовых последствий, тем не менее было заключено до того, как состоялась цессия, а потому отмена определения об утверждении мирового соглашения судом апелляционной инстанции только лишь по причине частичной уступки явно нарушала бы стабильность судебной процедуры. Опять же, заметим, что возможность отмены такого судебного определения исключительно по причине заключения договора уступки части требований породит почву для злоупотреблений: "передумавший" до вступления судебного определения в законную силу кредитор всегда сможет найти "дружественного" субъекта, которому будет уступлена часть требований и который сможет впоследствии инициировать производство в суде апелляционной инстанции. В-шестых, почву для злоупотреблений создает также и возможность истца самоустраниться из процесса (по общему правилу п. 2 ст. 382 ГК РФ цессия допускается без согласия должника). "И вот лицо, вчинившее легкомысленный или дерзкий иск против известного лица, убедившись, что не только ему откажет суд в иске, но его привлекут к ответственности за убытки и расходы, уступает тяжбу нищему, с которого нечего взыскать, так что ответчик лишается вознаграждения за судебные издержки по напрасно навязанному ему процессу" <226>. -------------------------------- <226> Энгельман И.Е. Курс русского гражданского судопроизводства: извлечения // Гражданский процесс: Хрестоматия: Учебное пособие / Под ред. М.К. Треушникова. М., 2005. С. 304.
В-седьмых, "автоматическая" (вслед за материальным правопреемством) замена стороны ее процессуальным правопреемником может порождать коллизии в подведомственности. К примеру, в случае, если дело было принято к производству арбитражным судом, при уступке права новый кредитор может перестать удовлетворять субъектному критерию судебно-арбитражной подведомственности. Рассмотрение арбитражным судом переставшего ему быть подведомственным дела вряд ли согласуется с императивными правилами, регламентирующими институт подведомственности. В то же время прекращение производства по делу (п. 1 ч. 1 ст. 150 АПК РФ) оставляет безрезультатным само обращение к судебной защите. Подчеркнем: по действующему законодательству истец в описанной ситуации не может рассчитывать ни на разрешение дела по существу, ни на оставление искового заявления без рассмотрения, поскольку судебное определение о замене истца его правопреемником разрешает вопрос о кредиторе в спорном правоотношении. В итоге приобретатель требования имеет возможность инициировать самостоятельный иск в суде общей юрисдикции, а первоначальному кредитору остается лишь возможность обжалования в вышестоящих судебных инстанциях определения о замене истца его правопреемником <227>. -------------------------------- <227> Некоторые авторы вообще полагают, что "нормы о цессии в гражданском праве таят в себе определенный злоупотребительский потенциал, связанный, в частности, с относительно легкой оборачиваемостью прав по договору цессии" (Юдин А.В. Проблемы процессуального правопреемства, имеющего основанием уступку требования (цессию), в гражданском судопроизводстве // Арбитражный и гражданский процесс. 2011. N 12. С. 27). Действительно, что мешает истцу в случае, когда по его представлениям может быть принято неблагоприятное судебное решение, заключить договор цессии с "дружественным" субъектом и изменить подведомственность дела?
1.2. О согласованном волеизъявлении заинтересованных субъектов как о единственном основании процессуального правопреемства в цивилистическом процессе
Итак, возможен ли какой-то принципиально иной подход к основаниям процессуального правопреемства? Возможно ли такое правовое регулирование, которое исключило бы вышеуказанные недостатки либо минимизировало их негативные последствия? Полагаем, что применительно к случаям, когда наряду с материальным правопреемником сохраняется в качестве субъекта права также и материальный правопредшественник, можно было бы использовать в качестве основания для процессуального правопреемства волеизъявление заинтересованных субъектов - тех, чьи интересы напрямую затрагиваются заменой стороны. Таких субъектов по вполне объективным причинам всего четыре - это собственно сами стороны (истец и ответчик), которые выбывают из процесса, и те субъекты, которые занимают их место в уже возникшем процессуальном правоотношении (процессуальные правопреемники истца и ответчика). Смысл предлагаемого нами подхода состоит в том, что волеизъявлению указанных субъектов не просто придается значение, оно должно являться единственным юридически значимым фактом, который учитывается при замене процессуального правопредшественника его правопреемником. Подчеркнем: здесь совершенно не имеет значения то, имеется ли легальное материально-правовое основание для правопреемства <228>. Суд не дает оценки такому основанию, суд вообще не учитывает его в рамках процедуры замены правопредшественника правопреемником. Это, однако, не означает, что юридический факт, лежащий в основании материально-правового правопреемства, совсем "выпадет" из предмета доказывания - при вынесении судебного решения суд неизбежно должен будет установить, является ли истец действительно кредитором в спорном правоотношении (а если правопреемство имело место на ответной стороне - является ли ответчик действительно должником в спорном правоотношении) <229>. -------------------------------- <228> Обратим внимание, что в отечественной процессуальной науке иногда встречаются предложения учитывать волеизъявление истца при замене его либо ответчика правопреемником. См., например: Приходько И.А. Доступность правосудия в арбитражном и гражданском процессе: основные проблемы. СПб.: Издательство юридического факультета С.-Петербургского государственного университета, 2005. С. 333. Однако при этом само материально-правовое основание процессуального правопреемства под сомнение не ставится: волеизъявление истца рассматривается, по сути, как некое дополнительное условие, как элемент сложного юридического состава, который необходим для вынесения судебного акта о замене стороны ее правопреемником. <229> Как будет показано ниже, проверка действительности материально-правового основания для замены должника или кредитора должна также проводиться и при утверждении судом мирового соглашения.
Теперь необходимо детально проанализировать, насколько волеизъявление каждого из четырех вышеупомянутых субъектов заслуживает того, чтобы быть учтенным при процессуальном правопреемстве. 1. Наиболее логично здесь начать с волеизъявления истца. Какие доводы могут быть приведены в пользу того, что именно волеизъявление истца должно быть определяющим? Не вызывает сомнений, что право на судебную защиту предполагает, во-первых, возможность искать в суде защиты своих прав и охраняемых законом интересов, и, во-вторых, определять того субъекта, который должен привлекаться в качестве ответной стороны. Отталкиваясь от этой базовой посылки, можно утверждать, что независимо от того, какие изменения произошли в субъектном составе спорного правоотношения, именно истец должен решить, будет ли он настаивать на своих притязаниях (и, соответственно, сохранять соответствующий процессуальный статус) либо же согласится с тем, что спорное право (требование) перешло к иному субъекту, который и должен занять его место в процессуальном правоотношении. И далее - именно истец должен определить, следует ли ему обратить свое требование к предполагаемому правопреемнику должника, либо же его интересам соответствует сохранение статус-кво ответчика. Несомненно, что приоритет волеизъявления истца наиболее органично согласуется с диспозитивным началом. Действительно, если принять во внимание институты замены ненадлежащего ответчика, отказа истца от иска, то станет очевидным, что и при процессуальном правопреемстве именно лицо, уже ищущее судебной защиты, должно определять будущую судьбу субъектного состава спорящих сторон. Дополнительным аргументом также может выступать имеющееся у истца полномочие изменять предмет или основание иска (ч. 1 ст. 49 АПК РФ, ч. 1 ст. 39 ГПК РФ). Если содержательная трансформация иска происходит исключительно по воле истца, то почему применительно к изменению субъектного состава иска надо отступать от этого правила? Тем не менее следует отметить, что предлагаемый нами учет волеизъявления истца не находит поддержки не только в действующем российском законодательстве (что вполне объяснимо в силу реализации принципиально иной идеи об основаниях процессуального правопреемства), но и у германского законодателя. Вышеупомянутая норма § 265 (2) Гражданского процессуального уложения Германии не распространяется на случаи замены должника (перевода долга), что объясняется "непосредственным участием" истца в сделке о переводе долга либо его согласием на указанную сделку <230>. В этом, безусловно, есть определенная логика - волеизъявление кредитора по поводу замены должника в материальном правоотношении, кончено же, свидетельствует о его согласии к изменению субъектного состава. Но такое согласие касается именно материального правоотношения. Автоматический перенос его и на процессуальное правоотношение представляется нам неверным по сути. Кроме того, само соглашение о переводе долга может быть порочным, и если исходить из того, что его проверка проводится только в итоговом судебном акте, то тогда не имеющий какого-либо правового значения факт "непосредственного участия" истца в таком соглашении (факт согласия на сделку) будет ошибочно учтен в рамках реализации процедуры замены ответчика его правопреемником. |
