 ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ Сила воли ведет к действию, а позитивные действия формируют позитивное отношение Как определить диапазон голоса - ваш вокал Игровые автоматы с быстрым выводом Как самому избавиться от обидчивости Противоречивые взгляды на качества, присущие мужчинам Вкуснейший "Салат из свеклы с чесноком" Натюрморт и его изобразительные возможности Применение, как принимать мумие? Мумие для волос, лица, при переломах, при кровотечении и т.д. Как научиться брать на себя ответственность Зачем нужны границы в отношениях с детьми? Световозвращающие элементы на детской одежде Как победить свой возраст? Восемь уникальных способов, которые помогут достичь долголетия Классификация ожирения по ИМТ (ВОЗ) Глава 3. Завет мужчины с женщиной
Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д.
| Третье лицо не заявило о согласии с моментом расторжения договора, определенным кредитором и должником в соглашении.
1.1.2. Теперь рассмотрим случай, когда расторжение договора происходит до того, как субъект, в пользу которого заключен договор, выразил должнику намерение воспользоваться своим правом по договору. Здесь нам необходимо будет проанализировать оба из существующих в цивилистической доктрине подхода. 1.1.2.1. Как указывалось выше, согласно первому из них третье лицо становится кредитором в обязательстве в момент заключения договора. Очевидно, что итоговый вывод о необходимости учета волеизъявления третьего лица при определении момента, с которого обязательство прекратится, в полной мере применим и здесь. 1.1.2.2. Сторонники второго подхода исходят из того, что до момента выражения третьим лицом намерения воспользоваться возникшим из договора правом никакого обязательства между таким третьим лицом и должником не существует <142>. Тогда возникает резонный вопрос: заслуживает ли интерес потенциального выгодоприобретателя того, чтобы быть учтенным при корректировке договорного обязательства вообще и при определении момента расторжения договора в частности? -------------------------------- <142> Потенциальная возможность возникновения обязательства между должником и выгодоприобретателем связана исключительно лишь с волеизъявлением последнего. Этот и подобные случаи в цивилистической доктрине одни авторы связывают с существованием особой категории прав - секундарных (о теории секундарных прав см.: Третьяков С.В. Формирование концепции секундарных прав в германской цивилистической доктрине (К публикации русского перевода работы Э. Зеккеля "Секундарные права в гражданском праве") // Вестник гражданского права. 2007. N 2. Т. 7. С. 253 - 270; подробный перечень основных работ, посвященных проблематике секундарных прав, см.: Исаков В.Б. Фактический состав в механизме правового регулирования. Саратов, 1980. С. 95, 96). Другие говорят о "преобразовательном праве", в силу которого "управомоченный имеет возможность воздействовать на правоотношения кого-то другого" (Tuhr A. Der allgemeine Teil des deutschen burgerlichen Rechts. Bd. 1. S. 170. Цит. по: Крашенинников Е.А. Основные проблемы зачета // Очерки по торговому праву: Сборник научных трудов / Под ред. Е.А. Крашенинникова. Ярославль: ЯрГУ, 2009. Вып. 16. С. 20, 21). Здесь же отметим, что некоторые авторы применительно к процессу формирования обязательственных и иных правоотношений предлагают использовать термин "правообразовательное правомочие", противопоставляя его "секундарным правомочиям", реализация которых должна приводить к изменению и прекращению существующих обязательств (Алексеев С.С. Односторонние сделки в механизме гражданско-правового регулирования // Теоретические проблемы гражданского права. Вып. 13. Свердловск, 1970. С. 65 - 67). Согласно еще одному подходу речь должна идти о динамически понимаемой гражданской правоспособности (см.: Агарков М.М. Обязательство по советскому гражданскому праву. М., 1940. С. 70 - 72). Наконец, можно встретить утверждение и том, что здесь имеют место субъективные права, "реализация которых... приводит к изменению или прекращению регулятивных прав и обязанностей"; при этом сами эти субъективные права могут быть как регулятивными, так и "охранительными правами на совершение односторонних действий" (Крашенинников Е.А. К теории права на иск. Ярославль, 1995. С. 41, 42).
Но перед тем, как ответить на этот вопрос, попытаемся определить процессуальный статус субъекта, в пользу которого заключен договор. Прежде всего, возможен (полагаем, довольно редкий) случай, когда указанный субъект, зная о заключенном в его пользу договоре, не выражает намерения воспользоваться возникшим из договора правом, и тем не менее предъявляет иск о расторжении указанного договора. Понятно, что здесь он будет иметь статус истца <143>. -------------------------------- <143> С точки зрения материального права здесь требует отдельного обсуждения вопрос о допустимости самой возможности требовать судебного прекращения правоотношения лицом, которое стороной в нем не является, но которое (в отличие от всех остальных субъектов) имеет правомочие посредством одностороннего волеизъявления изменять такое правоотношение к своей пользе. Отметим, что в некоторых цивилистических исследованиях конструкции договора в пользу третьего лица прямо рассматривается возможность предъявления исков именно выгодоприобретателем (см., например: Тарасенко Ю.А. Договор в пользу третьих лиц: особенности правовой конструкции // Сделки: проблемы теории и практики: Сборник статей / Рук. авт. кол. и отв. ред. М.А. Рожкова. М.: Статут, 2008; СПС "КонсультантПлюс"). Однако в приводимых авторами примерах рассматриваются ситуации, когда требование о расторжении договора заявляется после того, как субъект, в пользу которого заключен договор, выразил должнику намерение воспользоваться своим правом по договору.
В другом случае - когда иск о расторжении предъявлен одной из сторон договора - ответ на вопрос о процессуальном статусе не столь однозначен. Судебное решение по иску о расторжении договора непосредственно затронет само правоотношение, возникшее из договора. Однако если мы допускаем, что обязательство между тем, в пользу кого заключен договор, и должником еще не возникло, то и влияния на него такой судебный акт оказать не может. Единственное, на что может повлиять судебное решение, так это на потенциальную возможность этого субъекта стать участником обязательства. Здесь позволим себе некоторое отступление. С точки зрения конструирования механики судебной защиты совершенно безразлично, что явилось основанием возникновения этой потенциальной возможности (секундарного права, динамически понимаемой гражданской правоспособности, правообразовательного правомочия, субъективного права). Поэтому смоделируем иную, но содержательно схожую ситуацию. Предположим, что заинтересованное лицо, являющееся акционером в акционерном обществе, узнав, что акционерное общество направило оферту третьему лицу, предъявляет иск об оспаривании такой оферты <144>. Должен ли адресат, не заявивший о ее принятии, привлекаться к участию в деле? Ведь до тех пор, пока оферта не акцептована, адресат имеет лишь возможность связать себя договорной связью с оферентом, при этом никакого обязательства между ними еще не возникло. Безусловно, судебное решение, которым такой иск будет удовлетворен, прекратит эту возможность. Но означает ли это, что обладатель такого права должен быть наделен статусом ответчика? Как поступать, если в описанной ситуации сделана публичная оферта, на которую к моменту предъявления иска вообще никто не отозвался - искать тех, кто все-таки имел намерение акцептовать, но еще этого не сделал? -------------------------------- <144> Оставим в стороне дискуссионность вопроса о самой возможности по действующему гражданскому законодательству оспаривать оферту - здесь интерес представляет сама гипотетическая конструкция, а не реализация ее в нормах позитивного права.
Как нам представляется, во всех рассматриваемых случаях привлечение к участию в деле в качестве ответчика лица, обладающего потенциальной возможностью вступить в гражданские правоотношения, вряд ли разумно. Полагаем, что вытекает это из общей посылки, суть которой сводится к тому, что возможность вступить в конкретное правоотношение может получить судебную защиту только тогда, когда субъект сам выражает интерес к возникновению такого правоотношения (правоотношения, которое и будет результатом реализации этой возможности). Если же субъект индифферентен к возникновению правоотношения, если его поведение не может быть квалифицировано как направленное на реализацию предоставленной возможности, то наделять его статусом лица, противостоящего истцу нельзя, ибо никакого противостояния интересов в действительности нет. Само же по себе возможное прекращение потенциальной возможности вступить в правоотношение (прекращение секундарного права, динамически понимаемой гражданской правоспособности, правообразовательного правомочия, субъективного права) у такого субъекта никоим образом не умаляет его имущественную сферу. Равным образом отсутствуют основания и для привлечения субъекта, в пользу которого заключен договор, к участию в деле в качестве третьего лица, не заявляющего самостоятельных требований относительно предмета спора. Каким бы ни было судебное решение по иску о расторжении договора, заключенного в пользу третьего лица, на правоотношение между должником и потенциальным выгодоприобретателем это не окажет никакого воздействия по причине отсутствия такового (напомним, что сторонники второго подхода исходят из того, что до момента выражения третьим лицом намерения воспользоваться возникшим из договора правом никакого обязательства между таким третьим лицом и должником не существует). Итак, в одном случае субъект, в пользу которого заключен договор, будет иметь процессуальный статус истца, в другом - вообще не должен привлекаться в качестве лица, участвующего в деле. Однако вернемся к интересующему нас вопросу: заслуживает ли интерес потенциального выгодоприобретателя того, чтобы быть учтенным при определении момента расторжения договора? Полагаем, что здесь надо дать отрицательный ответ. De lege lata причина, конечно же, очевидна: логический анализ нормы п. 2 ст. 430 ГК РФ приводит к выводу о том, что до момента выражения третьим лицом должнику намерения воспользоваться своим правом по договору стороны могут (если иное не предусмотрено законом, иными правовыми актами или самим договором) расторгать заключенный ими договор без согласия третьего лица, а, следовательно, и определять без его согласия момент расторжения. Но если абстрагироваться от действующего законодательства, то и в этом случае, полагаем, ответ не изменится. Как указывалось выше, "голая" возможность вступить в конкретное правоотношение, не подкрепленная соответствующим волеизъявлением заинтересованного лица, не должна порождать право вторгаться в "чужое" правоотношение. Поэтому-то интерес потенциального выгодоприобретателя не заслуживает того, чтобы быть учтенным при определении момента расторжения договора. Этой аргументации, конечно же, можно противопоставить довод о том, что, по крайне мере, в случае, когда субъект, зная о заключенном в его пользу договоре, не выражает намерения воспользоваться возникшим из договора правом, однако ж предъявляет иск о расторжении указанного договора, его интерес начинает реализоваться в некой активной фазе. Действительно, обращение к судебной защите свидетельствует об использовании "боевого" инструментария. Однако чем бы ни были продиктованы намерения такого истца, главное остается неизменным - нежелание воспользоваться правом, возникшим из заключенного в его пользу договором. И поэтому для такого истца совершенно должно быть безразлично - то ли договор будет расторгнут в момент вступления судебного решения в законную силу, то ли в какой-то иной (определяемый кредитором и должником) момент. Таким образом, по отношению к общему правилу, устанавливающему, что момент расторжения договора при вынесении соответствующего судебного решения определяется соглашением сторон, для случая, когда расторжение договора происходит до того, как субъект, в пользу которого заключен договор, выразил должнику намерение воспользоваться своим правом по договору, специальное правило должно быть изложено следующим образом. Если позитивное право исходит из того, что выгодоприобретатель по заключенному в его пользу договору становится кредитором в обязательстве в момент заключения договора, то даже в случае, если им не выражено намерение воспользоваться своим правом по договору, стороны (кредитор и должник) не вправе без согласия выгодоприобретателя определять момент, с которого договор будет расторгнут при вынесении судом решения о расторжении. Если, напротив, позитивное право исходит из того, что выгодоприобретатель по заключенному в его пользу договору становится кредитором в обязательстве только лишь в момент выражения намерения воспользоваться своим правом по договору, то никакой необходимости формулировать специальное правило не возникает - стороны вправе без согласия выгодоприобретателя определять момент, с которого договор будет расторгнут при вынесении судом решения о расторжении. 1.2. Обратимся теперь к тому, как должен определяться момент расторжения договора судом в случаях, когда соглашение сторон о таком моменте отсутствует. Полагаем, что и здесь установление жесткого, императивного правила, подобно тому, как это сделано в п. 3 ст. 453 ГК РФ, вряд ли разумно. Начнем с того, что момент вступления в законную силу решения суда о расторжении договора невозможно спрогнозировать не только на стадии возбуждения судебного дела, но даже и после изготовления судебного решения в полном объеме (у лиц, участвующих в деле, а также у лиц, не участвовавших в деле, о правах и об обязанностях которых суд принял судебное решение, имеется право на апелляционное обжалование, что как раз таки и порождает неопределенность о конкретной дате вступления судебного акта в законную силу). Что же получается? Суд первой инстанции принимает решение о расторжении договора, но стороны не имеют четкого представления о том, когда их договорные отношения прекратятся? Если для относительно несложных договорных конструкций (например, для договора аренды) это еще хоть как-то можно принять, то для сложных обязательств такое положение вряд ли может быть признано приемлемым. Представим себе, что расторгается договор поставки, и при этом обязательства поставщика считаются исполненными в момент принятия товара покупателем от перевозчика. Если стороны договора находятся в разных городах, то поставщик попадает в незавидное положение - с одной стороны, ему нужно отгружать товар, поскольку пока договор не расторгнут, его обязательства сохраняются, с другой же стороны, отгрузив товар, он может попасть в ситуацию, когда к моменту передачи товара перевозчиком покупателю договор де-юре прекратит свое действие. Или возьмем куплю-продажу технически сложного товара, который к определенному моменту продавец планирует изготовить. Как поступать такому продавцу: расходовать средства и прилагать необходимые усилия (предполагая, что дата судебного расторжения договора будет хронологически позднее договорного срока передачи товара) или же вообще никаких действий не совершать (предполагая, что дата судебного расторжения договора будет хронологически предшествовать договорному сроку передачи товара)? Каким же в итоге должно быть нормативно-правовое регулирование момента расторжения договора в судебном порядке? На наш взгляд, законодатель вполне мог бы отнести разрешение данного вопроса к дискреционным полномочиям суда. Дело здесь в том, что любое четкое указание на момент расторжения в самом законе неизбежно будет несовершенным. Многообразие договорных отношений даже близко не позволяет на уровне правовой нормы заранее определить универсальный для всех случаев момент. Но тогда встает другой вопрос: а какими критериями должен руководствоваться суд, определяя момент расторжения договора в судебном порядке, какие обстоятельства надлежит при этом учитывать? Во-первых, суд не должен игнорировать существо и характер тех обязательств, которые остались сторонами не исполненными. В более прикладном плане это предполагает анализ судом тех действий и приготовлений, которые уже совершила либо должна будет совершить сторона договора для исполнения конкретной (еще не исполненной) обязанности. Возвращаясь к приведенным выше примерам, можно констатировать, что момент расторжения договора аренды, как правило, не может особым образом повлиять ни на обязанности арендодателя (если вещь уже передана арендатору, то "текущие" обязанности арендодателя чаще всего однотипны и носят повторяющийся характер), ни на обязанности арендатора (исполнение обязанности по оплате арендованного имущества и иных обязанностей арендатора в любой момент времени содержательно преимущественно схоже). Здесь момент расторжения договора вполне может быть увязан с датой вступления в законную силу решения суда о его расторжении. Совсем иная ситуация, когда, к примеру, расторгается договор купли-продажи сложной вещи, которая должна быть создана продавцом. Предположим, что с исковым требованием о расторжении договора купли-продажи обратился покупатель, который по причине существенного изменения обстоятельств, из которых стороны исходили при заключении договора (ст. 451 ГК РФ), утратил интерес к получению товара. Понятно, что в подобной ситуации суд, установив наличие оснований для удовлетворения иска, должен определить дату расторжения договора таким образом, чтобы она сделала эффективным избранный покупателем способ защиты. Иначе говоря, расторжение должно быть произведено до даты, которую договор устанавливает для передачи вещи (а такая дата вполне может находиться и в промежутке между моментами вынесения судебного решения и вступления его в законную силу). В зеркальной ситуации (когда с исковым требованием о расторжении договора купли-продажи обратился продавец, который по причине существенного изменения обстоятельств, из которых стороны исходили при заключении договора, утратил интерес к продаже товара) суд, установив наличие оснований для удовлетворения иска, должен определить дату расторжения договора схожим образом - для обеспечения эффективности избранного продавцом способа защиты необходимо, чтобы и в этом случае расторжение было произведено до даты, которую договор устанавливает для передачи вещи <145>. -------------------------------- <145> Выводы, сделанные нами применительно к рассмотренным примерам с расторжением договора купли-продажи сложной вещи, корректны для случаев, когда срок передачи вещи на момент предъявления иска еще не наступил. Однако если обязанность передать вещь была "созревшей" уже к моменту предъявления иска, то здесь возникает вопрос о справедливости прекращения такой обязанности по отношению к ответчику (например, ответчик, являющийся покупателем вещи, вполне резонно исходит из просрочки продавца и сам может потребовать передачи вещи). Не углубляясь в материально-правовую проблематику расторжения договора, отметим, что анализ судом действий и приготовлений, которые уже совершила либо должна будет совершить сторона договора для исполнения конкретной (еще не исполненной) обязанности должен, видимо, также учитывать и "зрелость" (или "незрелость") возникших из договора обязательств.
Предлагаемый нами общий посыл о необходимости учета существа и характера неисполненных сторонами обязательств, конечно же, должен быть взаимоувязан с конкретными конструкциями материального права, которые непосредственно определяют правовой эффект расторжения договора. Действующее законодательство в качестве общего правила, по всей видимости, предлагает исходить из перспективного поражающего эффекта ("при расторжении договора обязательства сторон прекращаются" - п. 2 ст. 453 ГК РФ; "стороны не вправе требовать возвращения того, что было исполнено ими по обязательству до момента изменения или расторжения договора, если иное не установлено законом или соглашением сторон" - п. 4 ст. 453 ГК РФ). Это общее правило в некоторых случаях воспроизводится применительно к отдельным договорным институтам с определенными особенностями, касающимися не момента расторжения договора, а последствий, которые такое расторжение влечет. К примеру, п. 2 ст. 578 ГК РФ предусмотрено, что "даритель вправе потребовать в судебном порядке отмены дарения, если обращение одаряемого с подаренной вещью, представляющей для дарителя большую неимущественную ценность, создает угрозу ее безвозвратной утраты". При этом последствие судебной отмены дарения (т.е. расторжения договора дарения в судебном порядке) состоит в том, что "одаряемый обязан возвратить подаренную вещь, если она сохранилась в натуре к моменту отмены дарения" (п. 5 ст. 578 ГК РФ). Здесь, как видим, обязательство прекращается на будущее, но ранее исполненное по сделке подлежит возврату. В то же время некоторыми авторами предлагаются и более сложные конструкции (которые вполне возможно будут восприняты законодателем). В частности, для расторжения длящегося делимого договора (договора, исполняемого по частям) предлагается "признать наличие различных сценариев расторжения... таких как перспективное (прекращение несозревших обязательств с сохранением в силе созревших), пропорциональное (прекращение созревших обязательств с сохранением в силе обязательств, запланированных на будущее), непропорциональное (прекращение всех неисполненных обязательств, включая созревшие и несозревшие) и с некоторыми оговорками ретроспективное (прекращение всех обязательств с возможностью двусторонней реституции всего взаимно предоставленного ранее)" <146>. Поскольку каждая из предлагаемых конструкций по-разному определяет правовой эффект расторжения договора, определение момента его расторжения должно основываться на отыскании наиболее справедливого решения - такого, которое одновременно обеспечит эффективность судебной защиты и (в необходимых случаях) сохранит уже возникший позитивно-правовой эффект, обеспечив тем самым интерес как самих участников договорных отношений, так и стабильность оборота. -------------------------------- <146> Карапетов А.Г. Основные тенденции правового регулирования расторжения нарушенного договора в зарубежном и российском гражданском праве: Автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2011. С. 15, 16. Заметим, что примеры наделения суда дискреционным полномочием в части определения конкретного момента, когда преобразовательное судебное решение собственно и должно порождать правовые последствия, имеются и в действующем законодательстве: "При признании брака недействительным суд может принять решение об утрате несовершеннолетним супругом полной дееспособности с момента, определяемого судом" (абз. 3 п. 2 ст. 21 ГК РФ).
Во-вторых, несмотря на отсутствие соглашения сторон о моменте расторжения договора, было бы целесообразным в рамках судебного разбирательства установить, какой момент каждая из сторон считает наиболее оптимальным для расторжения договора в случае, если иск будет удовлетворен. Вполне возможны ситуации, когда истец и ответчик не имеют намерения заключить мировое соглашение по спору в целом, но готовы к выработке компромиссного решения по какому-то частному вопросу (в данном случае - по вопросу о моменте расторжения договора). Действующее процессуальное законодательство, к сожалению, не позволяет придавать значение условным соглашениям сторон - соглашениям, которые порождают правовые последствия лишь при вынесении строго определенного судебного акта. Полагаем, что это явное законотворческое упущение - нет никаких видимых причин для того, чтобы игнорировать такое взаимное волеизъявление <147>. -------------------------------- <147> В самом общем плане также отметим, что отсутствие института условных процессуальных действий (условных процессуальных соглашений) в российском процессуальном законодательстве открывает широкий исследовательский простор. Тем более, что отечественной доктрине не нужно начинать с "чистого листа" - условные сделки известны гражданскому праву, а в некоторых зарубежных правопорядках выделяются схожие правовые явления (см., например, о механизме эвентуального зачета Lagenz K. Lehrbuch des Schuldrechts. Bd. 1. S. 262; краткое описание сути эвентуального зачета по вышеуказанной работе Lagenz'a см.: Крашенинников Е.А. Основные проблемы зачета // Очерки по торговому праву: Сборник научных трудов / Под ред. Е.А. Крашенинникова. Ярославль: ЯрГУ, 2009. Вып. 16. С. 23).
Ранее - применительно к случаям, когда стороны в самом договоре предусмотрели момент, с которого договор считается расторгнутым, - мы сделали оговорку, что кредитор и должник вполне могут заключить соглашение о таком моменте и после возбуждения судебного дела. Получается, что хронологически и такое соглашение, и предлагаемое нами условное соглашение сторон подлежат заключению в схожих инстанционно-временных границах - пока судебное дело рассматривается судом первой инстанции. Равным образом совпадает и конечная цель - каждое из них направлено на определение момента расторжения договора в случае, когда сам договор расторгается судом. Можно ли на основании этого сделать вывод и об их содержательной идентичности? Конечно же, нет. Соглашение о моменте, с которого договор считается расторгнутым, представляет собой классическую гражданско-правовую сделку, которая определенным образом дополняет (изменяет) ранее возникшее гражданско-правовое отношение. Причем такое дополнение носит в известном смысле универсальный характер, его действие не ограничивается конкретным судебным делом <148>. Напротив, смысл условного соглашения истца и ответчика как раз в том и состоит, что это правило "разового характера" - его реализация возможна лишь в рамках конкретного судебного дела; если по каким-либо основаниям суд откажет в иске о расторжении договора, действие такого условного соглашения прекратится. -------------------------------- <148> Например, если уже возбужденное дело будет прекращено в связи с отказом истца от иска, а в последующем другая сторона обратится в суд с требованием о расторжении, то достигнутое сторонами соглашение о моменте, с которого договор считается расторгнутым, будет учитываться и при рассмотрении второго судебного дела.
Также необходимо обратить внимание и на принципиальное отличие условного соглашения сторон от мирового соглашения, которое касается лишь части исковых требований. К примеру, нет принципиальных препятствий к тому, чтобы стороны по иску о взыскании основного долга и неустойки пришли к соглашению о размере и порядке уплаты только лишь основного долга. В этом случае суд должен прекратить производство по делу в части требования о взыскании основного долга и рассмотреть по существу иск о взыскании неустойки. Если же речь идет об условном соглашении сторон, то здесь наступают принципиально иные процессуально-правовые последствия. Несмотря на то что и оно не ведет к полному прекращению конфликта, суд не прекращает производство по делу в части достигнутого соглашения. Природа этого соглашения такова, что само по себе оно не влияет на движение дела. Его внутренний потенциал может быть реализован исключительно лишь при наличии такого юридического факта, как вынесение конкретного судебного акта (вид и содержание которого определяются самими сторонами). Только в этом случае договоренность истца и ответчика получает судебное подтверждение. Соответственно, если итоговый судебный акт содержательно отличается от того, что стороны предусмотрели в условном соглашении, суд обязан проигнорировать достигнутую ими договоренность, разрешить дело без ее учета. Итак, при определении момента расторжения договора в судебном порядке необходимо учитывать существо и характер тех обязательств, которые остались сторонами не исполненными, а также волю самих сторон в случае заключения ими условного соглашения. Не исключаем, что законодатель мог бы включить в закон указание и на иные обстоятельства, которые позволяли бы определить момент расторжения наиболее справедливым образом. Теперь можно подойти к формулированию некоего универсального правила, которое могло бы быть реализовано в действующем законодательстве применительно к определению момента расторжения договора в судебном порядке. При вынесении судебного решения о расторжении договора конкретный момент, с которого договор считается расторгнутым, определяется соглашением сторон, которое может содержаться как в самом договоре, так и быть результатом самостоятельной сделки, совершенной сторонами в любой момент вплоть до окончания производства в суде первой инстанции. Стороны вправе также определить момент расторжения договора в заключенном ими после возбуждения судебного дела условном соглашении - соглашении, порождающем правовые последствия лишь при вынесении судебного решения об удовлетворении требования о расторжении договора. Если предметом иска является требование о расторжении договора в пользу третьего лица, то суд не вправе устанавливать момент расторжения договора исходя из того, как это определили стороны, если к моменту вынесения судебного решения совокупно имеются следующие обстоятельства: 1) третье лицо выразило намерение воспользоваться правом, возникшим из договора; 2) третье лицо не заявило о согласии с моментом расторжения договора, определенным кредитором и должником <149>. -------------------------------- <149> Случаи, когда третье лицо не выразило намерение воспользоваться правом, возникшим из договора, в предлагаемое правило не вошли, поскольку, как указывалось выше, в доктрине гражданского права вопрос о моменте возникновения обязательства между должником и выгодоприобретателем является дискуссионным.
При отсутствии соглашения сторон о моменте расторжения договора суд определяет его, принимая во внимание: а) существо и характер тех обязательств, которые остались сторонами не исполненными; б) наступили или нет сроки исполнения обязательств, которые остались сторонами не исполненными; в) фактически произведенное исполнение; |
