 ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ Сила воли ведет к действию, а позитивные действия формируют позитивное отношение Как определить диапазон голоса - ваш вокал Игровые автоматы с быстрым выводом Как самому избавиться от обидчивости Противоречивые взгляды на качества, присущие мужчинам Вкуснейший "Салат из свеклы с чесноком" Натюрморт и его изобразительные возможности Применение, как принимать мумие? Мумие для волос, лица, при переломах, при кровотечении и т.д. Как научиться брать на себя ответственность Зачем нужны границы в отношениях с детьми? Световозвращающие элементы на детской одежде Как победить свой возраст? Восемь уникальных способов, которые помогут достичь долголетия Классификация ожирения по ИМТ (ВОЗ) Глава 3. Завет мужчины с женщиной
Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д.
| Третье лицо не заявило о согласии с моментом расторжения договора, определенным кредитором и должником в договоре. 8 страница
<119> Там же.
Более серьезным нам видится аргумент, состоящий в том, что зачет совершается против действительного требования. Здесь логика предельно проста: "Для искового производства характерно наличие спора о праве. Соответственно, после того, как заявлен иск, соответствующее требование перестает быть ясным, бесспорным, что и является препятствием для осуществления внесудебного зачета" <120>. Действительно, в цивилистической литературе достаточно давно обнаружены принципиально разные подходы к тому, должны ли быть зачитываемые требования бесспорны <121>. Некоторые исследователи современного российского гражданского законодательства приходят к выводу, что отсутствие в ГК РФ требования бесспорности есть упущение или, если выражаться выработанной теорией права терминологией, правовой пробел <122>. В цели настоящего исследования не входит отыскание решений по вопросам, связанным с конструированием и реализацией материально-правовых институтов. Однако же позволим себе вот какую цитату: "Требовать... чтобы оба долга были бесспорны, без ближайшего определения, что следует разуметь под спорным и бесспорным долгом, а такое вполне точное определение едва ли возможно, значит, ставить зачет в зависимость от произвола той именно стороны, которой согласие на зачет признается ненужным. Сторона, заявляющая о зачете, тем самым признает свой долг, который поэтому является бесспорным, независимо от того, какими доказательствами его существования обладает противная сторона; между тем эта последняя возбуждением неосновательного спора против действительности причитающегося с нее долга могла бы не допустить зачета и тогда, когда имеются самые положительные доказательства в подтверждение ее требования, если бы судебная практика не придерживалась положения, что долг признается достоверным, если он может быть легко и скоро доказан" <123>. -------------------------------- <120> Комаров И.С. Защита ответчика против иска в гражданском и арбитражном процессе: Дис. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2012. С. 148.
КонсультантПлюс: примечание. Статья Н.Г. Вавина "Зачет обязательств" включена в информационный банк согласно публикации - "Вестник гражданского права", 2008, N 1.
<121> См., например: Вавин Н.Г. Указ соч. С. 23 - 25. <122> Бевзенко Р.С., Фахретдинов Т.Р. Зачет в гражданском праве: опыт исследования теоретической конструкции и обобщения судебной практики. М.: Статут, 2006; СПС "КонсультантПлюс".
КонсультантПлюс: примечание. Статья Н.Г. Вавина "Зачет обязательств" включена в информационный банк согласно публикации - "Вестник гражданского права", 2008, N 1.
<123> Из Объяснительной записки к Проекту Гражданского уложения Российской империи (Цит. по: Вавин Н.Г. Указ. соч. С. 24, 25). В сравнительно-правовом плане сошлемся также на немецкую доктрину, в которой признается, что зачитываемыми требованиями являются в том числе "активные требования, которым противостоят возражения, и неликвидные активные требования, в частности требования, которые оспариваются по основанию их возникновения или размеру" (Langheineken P. Anspruch und Einrede nach dem Deutschen Biirgerlichen Gesetzbuch. Leipzig, 1903. S. 353; Tuhr A. Der allgemeine Teil des deutschen burgerlichen Rechts. Leipzig. 1910. Bd. 1. S. 294; Jahr G. Die Einrede des burgerlichen Rechts // Juristische Shulung. 1964. S. 298; Luke G., Huppert U. Die Aufrechnung // Juristische Shulung. 1971. S. 167. Цит. по: Крашенинников Е.А. Основные проблемы зачета // Очерки по торговому праву: Сборник научных трудов / Под ред. Е.А. Крашенинникова. Ярославль: ЯрГУ, 2009. Вып. 16. С. 20).
Что же получается? Ответчик, к которому предъявлен иск, заявляя об "обычном" зачете, ясно и недвусмысленно соглашается с предъявленным к нему материально-правовым требованием (полностью или в части). Где же здесь неясность, где спорность? Наоборот! Бесспорности может не быть в отношении встречного обязательства, в котором ответчик является кредитором (а истец должником). Но это уже частный случай - вполне допустима как ситуация, когда истец согласен с наличностью материально-правового требования ответчика, так и ситуация, когда он, напротив, возражает против притязаний контрагента. Но что это меняет в обсуждении вопроса о принципиальной допустимости внесудебного ("обычного") зачета при наличии уже возбужденного судебного производства? Абсолютно ничего! Повторимся: заявлением об "обычном" зачете ответчик устраняет спорность, а потому даже если согласиться, что ныне действующее гражданское законодательство несовершенно (имеется в виду действительная или мнимая пробельность в вопросе о бесспорности как обязательном условии зачета), то и в этом случае никаких препятствий для "обычного" зачета нет. Смоделируем самый радикальный вариант: предположим, что имевший место после возбуждения судебного дела "обычный" зачет основывался на материально-правовом требовании, которого в действительности не было. Что это должно повлечь? Выше мы уже указали, что при "обычном" зачете для вынесения законного и обоснованного судебного решения суд обязан будет дать соответствующую правовую оценку зачету как сделке. Поэтому если в действительности такой зачет де-юре не повлек встречного прекращения обязательств, то суд всего лишь (при наличии оснований) удовлетворит первоначальный иск. Более того, даже если требование о зачете "облечено в одежды" встречного иска, то и здесь задача суда будет абсолютно идентичной, ведь само по себе предъявление встречного иска отнюдь не означает, что притязание ответчика основано на действительном требовании! Еще один довод в пользу недопустимости общегражданского зачета состоит в том, что "зачету предшествует рассмотрение встречного требования судом (арбитражем) и его удовлетворение" <124>. Здесь, как нам представляется, допущена очевидная логическая ошибка. То, что встречное требование рассматривается судом и возможно будет удовлетворено, не влияет на само материальное правоотношение. Если заявлен иск о присуждении (а именно такая разновидность иска чаще всего имеет место быть применительно к требованиям о взыскании денежных средств или имущества, определяемого однородными признаками), то каким бы ни был итоговый судебный акт, никак повлиять на способность обязательства быть зачтенным он не может. Другое дело, что иногда характер первоначального иска таков, что он квалифицируется как иск преобразовательный. И это, конечно, препятствует зачету - содержательно такое обязательство не определено вплоть до вступления судебного решения в законную силу. Но это частный случай. Общий вывод он, конечно, определенным образом корректирует, но принципиально не опровергает. -------------------------------- <124> Клейн Н.И. Указ. соч. С. 126.
Наконец, последний аргумент в пользу того, что зачет в суде возможен исключительно лишь путем предъявления ответчиком встречного иска, состоит в том, что "осуществление зачета в форме заявления ответчиком возражения против иска может привести к необоснованному двойному исполнению в его пользу. Так, ответчик, возражая против иска путем заявления о зачете, не лишен права в будущем предъявить к истцу (по предыдущему делу) самостоятельный иск по тому же предмету и по тем же основаниям, по которым он возражал. В результате ответчик может получить от первоначального истца так называемое двойное исполнение (одно исполнение - в результате принятия судом возражения ответчика о зачете, а второе - при удовлетворении его самостоятельного иска по тому же предмету и по тем же основаниям)" <125>. Полагаем, что описанная ситуация вполне возможна. Но только при одном условии - если из действующего процессуального законодательства исключить нормы о преюдиции (ч. ч. 2, 3 ст. 69 АПК РФ, ч. 2 ст. 61 ГПК РФ). Пока же в арбитражном и гражданском процессе действует правило, согласно которому обстоятельства, установленные вступившим в законную силу судебным актом по ранее рассмотренному делу, не доказываются вновь при рассмотрении судом другого дела, в котором участвуют те же лица, суд, рассматривающий новое дело, не может проигнорировать факт прекращения встречного обязательства. Даже если ответчик злоупотребляет своими правами и пытается неосновательно обогатиться, предъявив самостоятельный иск, суд, установив, что обязательство, на котором основан такой иск, прекратилось, должен вынести судебное решение об отказе в удовлетворении искового требования <126>. Таким образом, при действующем процессуально-правовом регулировании и этот аргумент видится нам неубедительным. -------------------------------- <125> Макеева Т.И., Кресс В.В. Указ. соч. <126> На необходимость вынесения в описанной ситуации судебного решения об отказе в удовлетворении исковых требований уже указывалось некоторыми авторами (см., например: Приходько И.А. Доступность правосудия в арбитражном и гражданском процессе: основные проблемы. СПб.: Издательство юридического факультета С.-Петербургского государственного университета, 2005. С. 396).
Итак, полагаем, что конфликт двух разноотраслевых институтов - гражданско-правового зачета и зачета, производимого в рамках института встречного иска в арбитражном и гражданском процессе, - по природе своей мнимый. Нет никаких оснований ограничивать действие одного из них только лишь по причине того, что начата реализация другого <127>. Это, конечно, не снимает других правоприменительных проблем. Однако, как нам представляется, эти проблемы не есть следствие внутреннего конфликта вышеуказанных институтов: причины могут скрываться как в несовершенстве правовой регламентации, так и в недоработках механизма гармонизации с иными институтами. -------------------------------- <127> "Правопритязание само по себе не консервирует материальное право и его заявление не является препятствием к погашению права, на котором основано правопритязание" (Приходько И.А. Указ. соч. С. 452).
§ 6. О материально- и процессуально-правовых особенностях исков и судебных решений по требованиям о заключении, изменении и прекращении договора
К числу общетеоретических вопросов взаимодействия материального и процессуального в цивилистическом процессе, безусловно, также должны быть отнесены вопросы, связанные с особенностями исков и судебных решений по требованиям о заключении, изменении и прекращении договора. Конечно, вопросы динамики договорного правоотношения являются продолжением более общих проблем - проблем так называемых преобразовательных исков и преобразовательных судебных решений. Но с другой стороны, именно применительно к правоотношению, возникшему из договора, наиболее ярко проявляется динамический потенциал судебного акта. Во-первых, здесь исследователю раскрывается весь спектр преобразовательных судебных полномочий. Во-вторых, что также весьма важно, возникает повод обсудить вопросы, связанные с объективными границами действия договорного начала применительно к отдельным аспектам судебного заключения, изменения и прекращения договора. Как будет показано ниже, законодатель без особых оснований игнорирует частноправовую составляющую, между тем в ряде случаев более верным было бы отступление от императивного подхода: есть вполне разумные поводы к тому, чтобы наделить спорящие стороны более широкими правами в части, касающейся разрешения вопросов, связанных с "препарированием" материально-правового правоотношения. Итак, применительно к спорам о заключении, изменении и прекращении договора в ГК РФ имеется следующее нормативно-правовое регулирование. Общей нормой пп. 3 п. 1 ст. 8 ГК РФ предусмотрено, что гражданские права и обязанности возникают из "судебного решения, установившего гражданские права и обязанности". В то же время имеются и нормы специальные. Так, для преддоговорных споров законодатель установил, что если сторона, для которой в соответствии с ГК РФ или иными законами заключение договора обязательно, уклоняется от его заключения, другая сторона вправе обратиться в суд с требованием о понуждении заключить договор (п. 4 ст. 445 ГК РФ). В случаях передачи разногласий, возникших при заключении договора, на рассмотрение суда условия договора, по которым у сторон имелись разногласия, определяются в соответствии с решением суда (ст. 446 ГК РФ). Судебная процедура также предусмотрена и для случаев изменения и расторжения договоров - п. 2 ст. 450 ГК РФ предусматривает, что по требованию одной из сторон договор может быть изменен или расторгнут по решению суда при существенном нарушении договора другой стороной, а также в иных случаях, предусмотренных ГК РФ, другими законами или договором. Одновременно законодателем определен момент, с которого договор будет считаться измененным или расторгнутым, - таким моментом является дата вступления в законную силу решения суда об изменении или о расторжении договора (п. 3 ст. 453 ГК РФ). Из содержания указанных материально-правовых норм довольно очевидно следует, что правообразующим (правоизменяющим, правопрекращающим) материально-правовым фактом должно выступать само судебное решение. По крайней мере в отношении споров об изменении и расторжении договоров четко и однозначно определяется момент изменения и расторжения договора, который зависит только лишь от одного обстоятельства - даты вступления в законную силу соответствующего решения суда <128>. Применительно к преддоговорным спорам нормативно-правовое регулирование несколько иное, но и здесь указание на то, что "разногласия определяются в соответствии с решением суда", видимо, должно толковаться как предполагающее, что именно само судебное решение и должно порождать определенные материально-правовые обязательства сторон <129>. -------------------------------- <128> В рамках настоящей части исследования рассматриваются судебные решения государственных судов - судов общей юрисдикции и арбитражных судов. Между тем в процитированных выше материально-правовых нормах термин "суд" употребляется в более широком значении, поскольку охватывает также и третейские суды (общая норма п. 1 ст. 11 ГК РФ прямо определяет данное нормативно-правовое содержание: "Защиту нарушенных или оспоренных гражданских прав осуществляет в соответствии с подведомственностью дел, установленной процессуальным законодательством, суд, арбитражный суд или третейский суд (далее - суд)"). Понятно, что специфика принимаемых третейским судом итоговых судебных актов требует отдельного исследования вопросов, связанных с определением момента возникновения, изменения и прекращения материального правоотношения в случаях рассмотрения соответствующего спора именно третейским судом. Тем не менее некоторые вопросы, касающиеся правопрекращающих судебных актов, принимаемых третейскими судами, будут нами рассмотрены ниже применительно к случаям оспаривания навязанной третейской оговорки (арбитражного соглашения). <129> Заметим, что проектом Федерального закона N 47538-6 "О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации", принятым Государственной Думой Федерального Собрания РФ в I чтении 27 апреля 2012 г., предлагалось дополнить норму о преддоговорных спорах (абз. 1 п. 4 ст. 445 ГК РФ) предложением следующего содержания: "В этом случае договор считается заключенным на условиях, указанных в решении суда".
Итак, можно предположить, что никакого исполнения (ни добровольного, ни принудительного) судебное решение об удовлетворении иска о понуждении к заключению договора, о его изменении или прекращении не требует. Однако действующее процессуальное законодательство заставляет усомниться в этом выводе. Статьей 173 АПК РФ предусмотрено, что по спору, возникшему при заключении или изменении договора, в резолютивной части решения указывается вывод арбитражного суда по каждому спорному условию договора, а по спору о понуждении заключить договор указываются условия, на которых стороны обязаны заключить договор. Получается, что АПК РФ допускает (для судебных решений, касающихся заключения договора) два принципиально разных подхода: - для случаев, когда разногласия, возникшие при заключении договора, по соглашению сторон "передаются на рассмотрение" <130> арбитражного суда, уже самого судебного решения достаточно для возникновения (изменения) материального правоотношения; -------------------------------- <130> Эта довольно своеобразная с точки зрения процессуальной доктрины терминология используется в абз. 2 п. 2 ст. 445 и в ст. 446 ГК РФ.
- напротив, для случаев, когда имеет место спор, связанный с понуждением ответчика к заключению договора, судебное решение выступает лишь определенной предпосылкой, одним из юридических фактов, который может привести к возникновению соответствующего договорного обязательства: уже после вынесения такого решения сами стороны должны будут заключить соответствующий договор, подписав документ, содержащий условия, указанные в судебном решении <131>. -------------------------------- <131> Выскажем предположение, что ст. 173 АПК РФ распространяется лишь на консенсуальные договоры - из содержания нормы совершенно неясно, как должна разрешаться судьба подлежащей передаче вещи (совершения действия) для случаев понуждения к заключению реального договора.
Раздел VII АПК РФ "Производство по делам, связанным с исполнением судебных актов арбитражных судов" не содержит никаких положений, которые бы устанавливали случаи, когда исполнительный лист не выдается. Такой подход законодателя может быть истолкован двояко. Либо законодатель полагает, что абсолютно все судебные акты подлежат исполнению, либо (и это, видимо, более логично) предполагается, что раздел VII АПК РФ распространяет свое действие именно на судебные акты, подлежащие исполнению, а вопросы правовой регламентации судебных актов, на основании которых исполнительные листы в принципе не выдаются, находятся вне сферы правового регулирования указанного раздела. Однако если обратиться к иным положениям АПК РФ, то никаких норм, которые бы четко и однозначно фиксировали непосредственный материально-правовой эффект принятого судебного акта, мы не обнаружим. ГПК РФ, с одной стороны, содержит общую норму о моменте приведения в исполнение решения суда (ст. 210 ГПК РФ), а с другой - вообще не устанавливает никаких особенностей для реализации судебных решений об удовлетворении иска о понуждении к заключению договора, о его изменении или расторжении. Равным образом указанный закон не содержит и каких-то общих положений, которые бы позволили уяснить волю законодателя относительно необходимости исполнения, в частности, преобразовательных решений. Такое правовое регулирование не может быть признано удовлетворительным - совершенно очевидно, что вопрос о том, с какого момента материальное правоотношение возникло, изменилось или прекратилось, крайне важен для участников гражданского оборота. Что делать истцу при удовлетворении судом его требования? Исходить ли из того, что материальное правоотношение уже возникло (изменилось, прекратилось), или же обращаться к ответчику с требованием подписать определенные документы <132> и при уклонении последнего использовать процедуры принудительного исполнения судебных актов? -------------------------------- <132> А для заключения реального договора - также требовать передачи вещи (совершения действия) либо самому вручать ответчику вещь и совершать действие?
Попытаемся отыскать некие разумные подходы к тому, какие правовые последствия должны влечь за собой судебные акты об удовлетворении исков о заключении, изменении и прекращении договора <133>. -------------------------------- <133> Настоящее исследование не охватывает сделки, которые по действующему законодательству требуют государственной регистрации.
1. Итак, начнем с правопрекращающего судебного акта. Поставить прекращение материального правоотношения в зависимость от воли ответчика юридико-технически, конечно же, несложно. Но чего достиг бы законодатель, включи он подобную норму в действующее законодательство? Во-первых, пострадали бы интересы оборота, поскольку недобросовестные субъекты получили бы легальный способ "преодоления" негативного для них судебного акта путем его банального игнорирования. Действительно, если исходить из того, что ответчик должен сам исполнить судебное решение о расторжении (а иное предположить весьма затруднительно - ни судебный пристав-исполнитель, ни кредитор не могут подписать за ответчика документ о расторжении), то тогда надо допустить, что в некоторых случаях определенным субъектам экономически выгоднее будет принять на себя предусмотренные законом санкции за неисполнение судебного акта, чем исполнить такой акт. Во-вторых, возникает проблема технического характера - каким должно быть содержание документа, который ответчик должен подписать? Как быть, если истец в него помимо условия о расторжении включит и иные положения? Наконец, у истца и ответчика могут возникнуть разногласия относительно правовых последствий расторжения - как поступать, если каждая из сторон будет настаивать на включении в соглашение о расторжении взаимоисключающих положений? В-третьих, в известном смысле оказались бы дискредитированы результаты судебной деятельности. Получается, что суд в рамках довольно сложной и формализованной процедуры установил наличие оснований для расторжения договора, а в итоге принятое им решение (при уклонении ответчика от его исполнения) не обеспечило реальную защиту охраняемого законом интереса истца. В-четвертых, мы бы обратили внимание и на возможность злоупотреблений со стороны истца. Дело в том, что финальный вывод суда о расторжении договора может в какой-то момент перестать соответствовать интересам истца. Вполне логично, что в этой ситуации он просто не станет совершать те действия, которые бы завершили процедуру расторжения (направлять ответчику письменное соглашение о расторжении, инициировать процедуру принудительного исполнения). Ответчик же (по крайней мере в пределах сроков предъявления исполнительного документа к исполнению) будет находиться в довольно неопределенной ситуации, поскольку де-юре договор продолжает действовать, но при этом истец в любой момент может реализовать уже подтвержденное судом право на его расторжение <134>. -------------------------------- <134> Довод о необходимости пресечения возможных злоупотреблений со стороны истца, безусловно, коррелирует с материально-правовой идеей о том, что "право должно лишать кредитора возможности расторжения договора в ситуации, когда кредитор, узнавший о ненадлежащем исполнении, своими действиями создаст у нарушителя обоснованные ожидания в отношении того, что кредитор не воспользуется своим правом на расторжение в связи с этим нарушением" (Карапетов А.Г. Основные тенденции правового регулирования расторжения нарушенного договора в зарубежном и российском гражданском праве: Автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2011. С. 14). Вместе с тем мы бы обратили внимание на то, что судебное требование о расторжении договора может быть заявлено и должником. Понятно, что для целей обеспечения стабильности оборота совершенно не важно, какая из сторон (кредитор или должник) будет находиться в неопределенной ситуации.
В-пятых, обе стороны будут нести дополнительные риски, связанные с тем, что подписание соглашения о расторжении от имени другой стороны было произведено неуполномоченным лицом. Лишить истца и ответчика (либо иных заинтересованных лиц) права на судебное оспаривание соглашения о расторжении, заключенного неуполномоченным лицом, только лишь по той причине, что ранее состоялось судебное решение о расторжении договора, конечно же, нельзя. Но такое оспаривание на весьма длительный срок поставит стороны в неопределенное положение в вопросе о том, связывает их или нет договорное обязательство. А от этого, конечно, будут страдать интересы оборота. Итак, есть серьезные доводы к тому, чтобы исключить саму возможность исполнения судебных актов о расторжении договора. Но насколько разумен подход законодателя к определению момента расторжения (таковым, напомним, является дата вступления в законную силу решения суда о расторжении договора - п. 3 ст. 453 ГК РФ)? Возможно ли обоснование иного момента? Допустима ли здесь какая-то судебная дискреция <135>? -------------------------------- <135> В современных работах, посвященных проблематике судебного расторжения договора, подобные вопросы, как правило, не рассматриваются (см., например: Карапетов А.Г. Расторжение нарушенного договора в российском и зарубежном праве. М.: Статут, 2007; Егорова М.А. Односторонний отказ от исполнения гражданско-правового договора. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Статут, 2010; Илюшина М.Н. Проблемы прекращения в одностороннем порядке договоров с участием предпринимателей в свете Концепции совершенствования гражданского законодательства // Законы России: опыт, анализ, практика. 2010. N 12. С. 14 - 20).
Прежде всего обратим внимание на явную неуместность императивного регулирования <136> в этом вопросе - почему стороны сами не могут в договоре определить момент, с которого он считается расторгнутым, если такое расторжение происходит в судебном порядке? Полагаем, что игнорирование воли сторон в данном вопросе совершенно неразумно. Если при внесудебном порядке расторжения "обязательства считаются... прекращенными с момента заключения соглашения сторон... о расторжении договора, если иное не вытекает из соглашения..." (п. 3 ст. 453 ГК РФ), то по какой причине воля сторон вообще не учитывается в случае, когда именно суд констатирует расторжение договора? Что такого особенного в факте обращения к судебной защите? Неужто это должно парализовывать диспозитивное начало? Поставленные вопросы нам представляются риторическими - само по себе обращение к судебной процедуре отнюдь не повод для ограничения свободы договора. -------------------------------- <136> Императивный характер нормы п. 3 ст. 453 ГК РФ в части, определяющей момент расторжения договора в судебном порядке, прямо подчеркивается в ряде цивилистических исследований (см., например: Витрянский В.В. Некоторые итоги кодификации правовых норм о гражданско-правовом договоре // Кодификация российского частного права / В.В. Витрянский, С.Ю. Головина, Б.М. Гонгало и др.; под ред. Д.А. Медведева. М.: Статут, 2008; СПС "КонсультантПлюс").
Для целей дальнейшего исследования разделим случаи судебного расторжения договора на те, когда стороны в самом договоре достигли соглашения о моменте, с которого договор считается расторгнутым (при расторжении его в судебном порядке), и на те, когда такое соглашение отсутствует. 1.1. Начнем со случаев, когда при рассмотрении судом спора о расторжении договора установлено, что стороны в самом договоре предусмотрели момент, с которого договор считается расторгнутым. Понятно, что далеко не каждый договор содержит положения, которые бы определяли момент его расторжения в случае, когда такое расторжение производится судом <137>. Но если уж стороны включили указанное договорное условие либо позднее (может, даже уже после возбуждения судебного дела) пришли к соответствующему соглашению, то суд не вправе его игнорировать. Таким образом, полагаем, что в качестве общего правила следует установить, что момент расторжения договора при вынесении соответствующего судебного решения определяется соглашением сторон. -------------------------------- <137> Да и какой смысл включать подобное условие в договор при действующем правовом регулировании? Это ведь явно будет противоречить императивным положениям п. 3 ст. 453 ГК РФ.
Допустимы ли какие-либо исключения из этого правила? Этот вопрос явно требует специального исследования. Тем не менее обратим внимание на институт, который, несомненно, дает повод для некоторых размышлений. Речь идет об известной гражданскому праву конструкции договора в пользу третьего лица. В случаях, предусмотренных законом, иными правовыми актами или соглашением сторон, обязательство может создавать для третьих лиц права в отношении одной или обеих сторон обязательства (абз. 2 п. 3 ст. 308 ГК РФ). Пункт 1 ст. 430 ГК РФ содержит легальную дефиницию - договором в пользу третьего лица признается договор, в котором стороны установили, что должник обязан произвести исполнение не кредитору, а указанному или не указанному в договоре третьему лицу, имеющему право требовать от должника исполнения обязательства в свою пользу. При этом п. 2 ст. 430 ГК РФ предусмотрено, что, "если иное не предусмотрено законом, иными правовыми актами или договором, с момента выражения третьим лицом должнику намерения воспользоваться своим правом по договору стороны не могут расторгать или изменять заключенный ими договор без согласия третьего лица". Рамки настоящего исследования не предполагают детального изучения вопроса о самой возможности судебного расторжения договора в пользу третьего лица. Хотя, как нам представляется из некоторых общих соображений, такая возможность (как до момента выражения третьим лицом должнику намерения воспользоваться своим правом по договору, так и после такого момента) не может ставиться под сомнение. Действительно, игнорировать такие основания для расторжения договора как существенное нарушение договора другой стороной (п. 2 ст. 450 ГК РФ) или существенное изменение обстоятельств, из которых стороны исходили при заключении договора (ст. 451 ГК РФ) только лишь по той причине, что выгодоприобретателем по договору стало третье лицо, довольно неразумно - это порождало бы возможность для злоупотреблений со стороны обязанного лица и де-факто делало бы нежизнеспособной саму конструкцию договора в пользу третьего лица <138>. |
