 ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ
| ВОПРОСИВШИИ ОБ ЭТОМ, ПОСЛУШАЙ И ОТВЕТ 21 страница
И буде тот истец или ответчик в расспросе своем размолвится, то снова взять того свидетеля, и объявить ему размолвку, и пристрастить его гораздо, чтобы он сказал самую правду без пытки. И буде повинится, что был он научен на такое ложное свидетельство, то по вышеписанному ж вину разложить на обоих, кто его научил и на него, послушника лжи. А буде теми допросами разрешить дело нельзя, то привести в контору, кого свидетель винит. И буде тот соперник, видя себе обличение прямое, повинится, то и конец делу. А буде же не повинится и скажет с клятвою, что свидетель на него свидетельствует ложно, и ради изыскания правды и его спросить тем же порядком в дробь, как они в то время случились с соперником оным, и свидетель тот как тут случился быть, при нем ли пришел, или до него тут был, и чтобы сказал всему тому делу начало и конец, и всему тому делу весь порядок, как что было. И буде с третьим будет у него различие в порядке того случая, то снова взять в контору свидетеля и, применяясь к различным словам, спросить его обо всем снова иным уже порядком. И буде сомнется в словах своих и явится в порядке том разность, то немедля и в застенок и спросить уже и с пристрастием и по розыску. Если явится, что он лжесвидетельствовал по дружбе иль по свойству, а не из найма, то, мнится мне, можно ему от смерти быть и свободным, а наказание весьма жестокое учинить, как о том уложено будет. А знак не токмо на руке, но и на лице положить такой, чтобы он всем людям знатен был, что он лжесвидетель, и никто б ему не верил. И ради таковых допросов изыскательных надлежит судье приезжать после дневной трапезы, чтобы допрашивать всякими разными порядками, не торопясь, не так допрашивать, как здесь написано, но смотря по делу и по случаю и на самое дело глядя, а не наизусть, ибо, дела не видев, не можно о всем полно написать, здесь токмо означено для примера, каким порядком что чинить. И к тому применяясь, надлежит у Бога милости просить всякому судье, чтобы вразумил его, как ему правду сыскать и как неправду познать. И во время допроса не надлежит в судейскую палату излишних людей пускать, чтобы в допросах помешательства какого не чинили. И когда истцов и ответчиков и свидетельские допросы кончатся и правда вся означится, то немедленно надлежит и решить его, чтобы, за тем делом волочась, люди Божьи не разорялись и напрасно не убыточились. Буде же кои люди повинны будут смерти, то и их держать долго не надлежит, токмо для покаяния неделю или дней десять, дабы в те дни постились и молились и о грехах своих каялись. А буде кои люди явятся богохульники, которые Тело Христово и Животворящую Его Кровь в скверну вменяют и ругающейся мерзостью запустения нарицают, то таковым не надлежит живу быть ни суток, но, из застенка вынув, и казнить их, потому что таковых сам Бог еще при Моисее повелел предавать смерти. Осмотрись, старичок, и эту речь прекрати, нет греха, побеждающего Божие человеколюбие! А буде кто из таковых хульников проситься будет на покаяние, верить тому не подобает, понеже нет таковым покаяния. Сам бо Господь Бог устами своими рек: "Ежели кто Духа Святого восхулит, не отпустится ему той грех ни в сей век, ни в будущий" (Матфея, глава 12, стих 31). А тои богохульники явно Духа Святого восхулив, что действо Духа Святого хулят и силу его Божественную снижают и отъемлют, яко бы ныне Дух Святой ни в какое церковное действо не сходит и не действует. Все бо богохульники последуют диаволу, како диавол, что ни речет, то все ложь, ни чем же разны и богохульники, что не скажут, то все ложь, как законы их ложны, так и слова их все лживы. И буде вступятся за них духовного чина или мирского и будут просить, чтоб из таковых богохульников от смерти освободить, и буде поручатся в том, что он совершенно кается и хочет к православной древней вере приступить не ложно, то в поручной записи написать именно, что впредь ему богохульником не быть и людей Божьих из древней веры в новые свои разноверия не искушать, но и старых своих товарищей, отпадших от благочестия, обращать на истинную христианскую древнюю веру. И ежели кого увещает на покаяние, приводил бы в приказ к записке, а если отвращаться от своего заблуждения не будет, то он притворно покаялся, и за то поручителей его оштрафовать надлежит, а его в вечное заточение отослать или уже и казнить его. А буде же кто по покаянии своем будет учить своему зловерию*, то уже отнюдь срока ему не давать и его жестокой смерти предать, а поручителей его оштрафовать с наказанием. А разбойников, думается мне, больше трех пыток не для чего пытать, дабы во многих пытках не продолжилось их сидение. Вора и разбойника держать долго отнюдь не надобно, что доле он сидит, то боле от него пакости. И на кого вор в первом и в последнем застенке говорит согласно, то и, приведя его к плахе, снова спросить, правду ли на них сказал? И буде и при самой смерти то же скажет, то его казнить, а для взятия оговоренных людей послать и как прилично будет, так и розыскивать и после де его. И ежели такой краткостный суд будет ворам и разбойникам, то им страшнее жестоких смертей будет, понеже кой разбойник ни попадется, то уже возврату ему не будет и как прежде долго жить не станет, что попал, то и пропал. А долгое сидение великая была им потачка, а и каторга им не великая угроза, потому что и с каторги уходят. А ежели через неделю смерть примет, то всякий вор и разбойник устрашен будет. И когда приведут какого вора, а тут есть какой вор давний сиделец, то новоприводного отнюдь к нему сажать не надобно, не расспросив, но посадить его особливо, чтоб ни с кем он не виделся, а после и расспроса не весьма потворствовать надобно; потому что многие с привода всю правду сказывают и в убийстве винятся. А когда старые колодники подкрепят, то уже и станет с себя сговаривать, и с огня уже не будет виниться, и так иные и на свободу выходят. Буде воры оговорят в товариществе своем жителей домовых, то в домах их во всех клетях переискать накрепко, нет ли какого платья или иной какой рухляди, коя ему не свойственна. И буде у кого явится доказательство воровства, то и без свидетельства будет он явен, а буде же никакой улики не сыщется, то соседей всех допросить накрепко, ведают ли за ним какое воровство, и чтобы сказали без утайки. И сказать тем соседям именно, буде о воровстве ведаете и не скажете, а потом обнаружится, что ведали, то какая смерть вору, такая и вам будет. И если и ничего ближние соседи не скажут, однако спросить и дальних, и буде и дальние соседи скажут, что он добрый человек, то положа на руке его такой знак, что был он в оговоре и отпущен на свободу. А буде впредь иные воры оговаривать его будут, то надлежит уже его пытать. А если посланный на поимку воров учинит ворам какую потачку и потачка его ежели явна будет, то, чаю, достоин будет смерти. Мне мнится, если бы новоприводных воров после приказного расспроса, не медля ни часа, и в застенок бы, чтобы он не надумался, то он оторопеет и скажет правдивее, а когда надумается, то уже истинной правды не скажет. И ежели кой вор в приказном расспросе винился, а с пытки станет запираться, то надлежит его жестокими муками мучить, чтобы он сказал, кто его научил с себя сговаривать. И когда скажет научившего его, то, взяв того учителя, жесточайшими пытками пытать, чтобы он сказал то, чего ради он учил сговаривать с себя, и учинить ему наказание жесточайшее. А которым ворам надлежит жизнь оставить, то тех просто отнюдь не отпускать, но учинив наказание уставленное, на обеих руках и на лице положить клейма, чтобы он был всем людям явен, в какой вине был. И буде впредь хотя мало приключится к такому ж делу, то уже конец ему известный. И о сем судьям вельми надлежит заботиться, чтобы в тюрьмах колодников немного было, то бы добро, ежели бы и единого узника не было. Худая судьям похвала, что колодников много держат, но то самая честная похвала, чтобы ни одного колодника не было. То судье прямая честь, когда бы не токмо колодников, но и челобитчиков в канцеляриях немного шаталось. Я не знаю, что в том за краса, что так в канцелярию челобитчиков натиснется, что до судьи и дойти не можно. То бы добро, если бы пред судьею человека два-три иль пять, шесть стояло и то, коим дело есть, а кому дела нет, то бы, поклон отдав, да и шел бы вон, а челобитчикам бы не мешал, також де и судье в рассуждении препоны бы не делал. По моему мнению, надлежит судьям так учинить, чтобы не то что перед ними, но и в подьяческих столах никто бы без дела не шатался. И подьячим всем надлежит приказать с крепким подтверждением, чтобы челобитчиков отнюдь долго не волочили. И о сем всякий судья за подьячими смотрел бы прилежно, чтобы они без подлинного повеления ничего бы не делали. И буде кому надлежит выписку или иное какое дело делать, то всякий бы подьячий своему делу срок положил и челобитчику велел бы в положенный срок приходить к себе, а до срока отнюдь бы в приказе не шатался. И для верности давали бы подьячие челобитчикам рукописные ярлыки и в тех ярлыках писали бы именно, к коему числу его дело он изготовит. И будет на тот срок он не сделает и челобитчик придет пред судьей с срочным ярлыком, и по тому ярлыку судье надлежит призвать подьячего и спросить, чего ради он того дела по слову своему не сделал? И буде какое принесет о себе оправдание явное и приличное, а не самовольное промедление, и тому надлежит дать срок. И буде и к тому сроку не сделает, то уже надлежит ему дать наказание и со штрафом. И ежели в коей канцелярии тако устроено будет, то в том приказе никогда людей много шататься не будет. А челобитчики вместо излишней волокиты будут управляться - купецкие люди за купечеством, а мастеровые за рукоделием своим, и от того в народе пополнение будет. А гостинцев у истцов и у ответчиков отнюдь принимать не надлежит, понеже мзда заслепляет и мудрому очи. Уже бо кто у кого примет подарки, то всячески ему будет способствовать, а на другого посягать, и то дело уже никогда право и здраво рассужено не будет, но всячески будет на одну сторону криво. И того ради отнюдь почести ни малые судье принимать не подобает, дабы в неправом рассуждении пред Богом и царем не согрешить. А кто пред судьей придет и будет стоять молча, и такого человека надлежит судье самому спросить таким гласом, какова ради дела стоит. И когда скажет он о деле своем, то надлежит дело его более докучливого справить, потому что многие люди бывают самые смирные и застенчивые и, хотя и самая кровная нужда, помощника ему нет, а сам подокучивать не смеет. И того ради всячески ему помогать, и буде его есть правота, то и наипаче подать ему руку помощи, понеже таковых бессловесных многословные ябедники вельми обижают и многоречием своим и правду их заминают. А буде кто бедный человек и на пути на кого-либо побьет челом об обиде своей, а дело его невеликое, ценою ниже рубля, то буде можно, то тут бы его и решил, а в приказ бы не волочить его. В канцелярии ж когда случится дел каковых слушать, то надлежит слушать не одними ушами, но и самым умом, також де и товарищи бы все слушали с прилежным вниманием. И во время слушания ни с каковым делом побочным не надлежит припускать к себе и ни с кем ни о чем не разговаривать, дабы от прилежного внимания ума судейского не отводили. Так надобно рассмотрительно судить, чтобы никакой судья после того вершенья не мог перерешить. Наипаче же того подобает страшиться, дабы Бог того суда пересуживать не стал, а за неправое суждение не отослал бы в вечное мучение. И когда все то дело прочтут, то главному судье ни какую сторону обвинять не надобно, но токмо что и уразумел, то держать в мысли своей. И когда товарищи мнения свои подпишут, то, рассмотрев их мнения, и свое объявить. И если мнения их с его мнением согласны, то прочесть подьяческие приговоры, и буде и подьяческие оговоры сходны ж, то нечего много и рассуждать, но так его и вершить. А буде же во приговорах чьих разность явится, то надлежит наипаче потолковать и хотя и в другой ряд прочесть и разногласие разобрать, не торопясь, и кои приговоры правее явятся, то, изучив гораздо, вершить. И в решении вначале бы подьячие приговор закрепили, а потом товарищи судейские, а после всех главный бы судья закрепил, чтобы уже ни прибавить, ни убавить было невозможно. А буде же кое дело спорно и к рассуждению не пригодно, то надлежит подлинное дело отдать в другой стол, который на то устроенный - и подьячие б в нем сидели самые свидетельствованные и ко всяким делам разумные. И велеть судье сделать из подлинного дела перечень и, по перечню разобрав, сделать выписку полную, а другую перечневую, и под выпискою подписать ему свое мнение. И если и по той выписке разобрать будет не можно, то хотя и отказано в древних указах, чтобы по окончании суда в пополнение ни челобитен, ни доношений принимать не велено, а мне думается, не то что челобитен не принимать, но и неволею брать у них изъяснительные сказки, дабы незамедленно можно было решить их дело, или пополнительные челобитные или и снова суд дать, дабы можно без погрешения его вершить. А буде кой подьячий подпишет мнение свое не право, станет правого винить, а виноватого оправдывать или какую фальшь сочинять, правому иль к вине или виноватому к оправданию, то надлежит тонкостнее у него выспросить и с товарищами своими прилежно рассмотреть и уразуметь. И буде означится его неправость и коварство, то такового надлежит и в застенке расспросить, чего ради так он делал. А буде же объявил он самую правду, то надлежит ему жалованья прибавить и честью его при иных повысить, понеже чего судьи разобрать не могли, а он разобрал и ясно показал самую правду. А если какой истец или ответчик станет судейское решение оспаривать, а оправдание себе не сыщет, то на нем за неправый спор пошлины и проести* вдвое взыскать. А если и после второго решения станет спорить, то взять уже на нем пошлины и проести вчетверо, а судьям взыскать на нем бесчестье. Я по своему мнению судное дело и управление судейское вельми поставляю высоко, более всех художеств, на свете сущих. И того ради никакому человеку, не токмо малосмысленному, но и самому разумному, не подобает судейства или начальства искать, но всячески от него отвергаться, понеже весьма тяжело оно. Не великое дело, кажется, что из городов в уезды посылают солдат по дворян и по иных всяких чинов людей, а дела настоящего хотя и на алтын нет, а за кем пошлют, то самое меньшее, что рубля два-три убытку сделают, а иному рублей и десять учинят убытку и тем людей Божьих вельми убытчат. Хотя малая какая справка приказная, то не хотят подождать до иного времени, но как надумают, так и посылают бессрочно. А того отнюдь не чинят, чтоб послать о взятии письменного ведения или чтобы взять письменный ответ, но только то у приказных людей вытвержено, чтобы волочить со всякой отповедью в город. И хотя кто живет от города верстах в сотне-другой, то и тут рубля два-три убытку будет, а в распутную пору то будет рублей пять-шесть траты, а кто сот в пяти-шести случится, то и десятью рублями вряд ли управится. А приказные люди людских убытков не исчисляют, они только свою тягость исчисляют, а людская ни во что, а если в рабочую пору пришлют, то и без хлеба оставят. И от таковых посылок вельми много пакости людям чинится, а судьи о сем попечении нималого не имеют, чтобы им людей государевых в чем поберечь и до убытка какова не допустить. А кто хочет истинно Его И. В. порадеть, то людей его более себя должен беречь, чтоб во убожество не приходили и того ради нималого бы убытку им не чинили. Всякому судье надобно недреманно смотреть за всеми и непрестанно то и смекать, какую бы правду прямую учинить и чтоб никого не озлобить и не разорить. Истинно, не имеют нималого попечения, чтобы в чем людей от убытку поберечь. А и сие здраво ли господа судьи рассуждают, когда из Санкт-Петербурга из губернской канцелярии годы по три, по четыре присылки были жестокие за новгородскими служителями, кои были в бурмистрах и в целовальниках у денежных сборов, чтобы ехали к отчету.42 И ездили года по три и по четыре и больше, а приехав, да там поживут недель десяток и денег десятка по два-три всякий ссорит, да и назад. И кой лет пять-шесть ездил, то я ведаю, что рублей по сотне проездил кроме гостинцев, а с гостинцами будет и по другой сотне. И оттого людям чинится великое разоренье и народное оскудение. Ежели считать, то зачем откладывать из года в год, а если не считать, то и волочить не за чем. А на что бы того лучше, что в коем городе кто служил, то там бы их и считать. И считать бы не десять лет спустя, но приняв казну да приходные и расходные книги, да и считали бы тутошние судьи безотложно, то бы всякому служителю легко было служить и отчитаться нетрудно, потому что всякое дело из памяти еще не вышло. А десять лет спустя я не знаю, какой счет правый будет, только приказным людям пожива. А в скором отчете и разорения бы нималого служителем не было и, отслужа, всякий бы за свой промысел принялся, и от такова управления никогда бы во всеконечное убожество купецкие люди не приходили б. В немецких землях вельми людей берегут, а наипаче купецких, и того ради у них купецкие люди и богаты зело. А наши судьи нимало людей не берегут и тем небрежением все царство в скудость приводят, ибо в коем царстве люди богаты, то и царство то богато, а в коем царстве будут люди убоги, то и царству тому не можно слыть богатым. Я сего не могу понять, что то у наших судей за разум, что ничего впрок государству не прочат, только прочат имение себе, и то на час, а царству так они прочат, что оно за то многие тысячи рублей теряет. Буде по какой причине возьмут пожитки чьи на государя, то взяв властно, что в огонь бросят, ибо, взяв, положа их в палату, да держат взаперти год или больше, да станут ценить, то какая шуба соболья была рублей сот в пять, аж вынут гной один, что и пяти рублей не стоит. И если бы о сем предел положить такой, что у кого под судом тако учинят, то сгноенные пожитки взыскать с тех начальников, кои то учинят, то стали бы беречь и нехотя. И таковым их управлением те пожитки с сего света губят напрасно в невозвратную погибель. А надобно судьям вельми того смотреть, чтобы ничто ничье нигде даром не пропадало, понеже все, что есть в народе богатства, - богатство царственное, подобно и оскудение народное - оскудение царственное. Я и сего не могу разуметь, чего ради бурмистров и иных сборщиков весьма беспокоят и недочеты безвременно правят. Если какой человек каким недоразумением несколько казны утратил или и на свою потребу взял и при отчете в платеже денег не достанет, то, мне кажется, надлежит у него взять сказку, как он те деньги заплатит. И буде скажет, что вскоре заплатит, то и добро так, а буде скажет, в год или в два или в три, то безвременно разорять его не надобно, но взять на нем на те деньги по указу процент. И оттого великому государю пополнение интереса, а люди будут целы и промыслов своих не утратят. А безвременные правежи яко крестьянам, тако и купечеству явное разорение и царству истощение, а не собрание. Царские собрания не истощатся, ежели и не круто будут собираться, всячески своя часть наполняется, а крутое собрание не собрание, но разорение. И буде на ком и недочет какой явится, то только для известия надлежит писать в коллегию, чтоб там явно было, на ком что останется недочетной казны. И от такова порядка казне великого государя будет великое пополнение и царственное украшение, понеже никто разорен не будет и в нищету пригнан не будет же и дом его цел будет. А по прежнему уставу за доимку* двор и пожитки отберут, да оценив в пол или в треть или и в десятую долю, да и продадут и тако совсем его и разорят. А по новосостоявшемуся Его И. В. указу на те доимочные деньги на всякий год на сто рублей придет прибыли по десяти рублей. И тако казна великого государя будет цела и с приплодом, а люди все будут целы и ничем невредимы. И кои люди держат на откупах кабаки или что иное и хотя и срок придет платежа, то ни по него, ни по поручителям посылать отнюдь не надобно, потому что в том излишнем задержании умножаться будет царский интерес. А посылками судьи промышленникам чинят великие убытки, а и царскому величеству не прибыль чинят, но токмо препятствие его величества интереса. Сего судьям вельми прилежно надлежит смотреть, буде дело важное и вельми нужное, а буде и важное, да к скорости не нужное, то можно ему и отсрочить. Во всяком деле надобно смекать, чтобы ему, великому государю, прибыток был, а напрасно б ничто не пропадало. А ежели кто захочет сколько много на промысел денег, то по требованию надлежит и из казны дать, только того смотреть, чтоб можно ему верить, и на такую дачу учинить особливую книгу. А у крепостных дел на иманцев* из царской казны денег или каких товаров или в подрядных делах, по моему мнению, отнюдь записей брать не надлежит, но в заведенной для того книге надлежит иманцу расписаться, а под его рукою подписались бы поручители и свидетели по обычаю. А царю брать на своих природных рабов записи, вельми несообразно и чести царской неприлично. Записи писать надлежит народу между собою того ради, буде против записи кто не устоит, то по записям друг на друга бьют челом и ищут судом. А царю несообразно на людях своих судом искать, но если кто винен будет, то все может имение его взять, и не токмо имение, но и смерть и жизнь в руке его есть. И того ради отнюдь не надлежит царю людей своих записями крепостными крепить, только бы руки он приложил, то и крепость на него. И если у кого взятие будет из казны рублей тысяч на десять или и на сто тысяч, то надлежит во устроенной на то книге расписаться. И буде он человек не весьма богатый, то и поручители тут же бы подписались, а свидетелям подписываться не надобно, поскольку судья закрепит. И ежели тако устроено будет, то во взятии великое поспешение будет, ибо коего дня понадобится, того дня и совершится. А и в купеческом деле не весьма потребно во взятии товаров писать у крепостных дел крепости, понеже в писании крепостей великое чинится замедление. На что того лучше, что не токмо у иноземцев христианской веры, но и у басурман в турецкой земле, не то что во ста рублях, но и в десяти тысячах и более не пишут записей по нашему на целых листах, но токмо распишется иманец, да тому и верят, и вместо нашего листа напишет строки две или три. А у нас, пока неправда не искоренится, то для верности надлежит под иманцовою рукою поручителям подписываться и со свидетелями, то и меж купечеством в один день сделка бы заключалась, и купечеству великая бы польза была. А у крепостных дел чинится великая волокита и торгу остановка и излишняя трата. Мне думается, более всякого дела надлежит стараться о правом суде, и, ежели правосудие у нас уставится, то все люди будут бояться неправды. Всему добру основание праведный и нелицеприятный суд, тогда и собрание царской казны будет сугубое. И того ради надлежит сочинить правосудную книгу с подлинным рассуждением на всякие дела. А буде не сочинить на решенье всяких дел нового изложения, то и правому суду быть невозможно, понеже у всякого судьи свой ум и как кому понравится, так и судит, а надобно так его устроить, чтобы и не весьма разумный судья мог право судить. И правосудного ради устава надлежит древнего суда Уложение и новоуставные гражданские и военные, печатные и письменные, новосостоящиеся и древние указные статьи собрать и по приказам из прежних решенных дел выписать такие приговоры, на которые дела ни в Уложении, ни в новоуказных статьях решения не положено. И к таковым решениям применяясь, надлежит учинить пункты новые, дабы впредь такие дела не наизусть вершить и в Сенат бы не взносить, но на всякие б дела были указные статьи ясные с совершенным расположением. И к тем русским рассуждениям, прежним и нынешним, приложить и из немецких судебников, и кои статьи и из иноземских уставов будут к нашему правлению пригодны, то те статьи и взять и присовокупить к нашему судебнику. И лучшего ради исправления надлежит и турецкий судебник перевести на славянский язык и прочие их судебные и гражданского устава порядки управительные переписать, и кои пригодны нам, то бы тои и от них принять. Слышно бо о них, яко всякое правление расположено у них ясно и праведно, паче немецкого правления, и того ради и дела у них скоро и право решают, и бумаги по нашему много не тратят, а и хлеба напрасно не теряют, а наипаче купечество праведно хранят. И к сочинению той судебной книги избрать человека два или три из духовного чина самых разумных и ученых людей и в Божественном Писании искусных, також де и от гражданства, кои в судебных и во иных правительных делах искусны, от высокого чина, кои не горды и ко всяким людям снисходительны, и от низких чинов, кои не высокомерные, и от приказных людей, кои в делах разумны, и от дворянства, кои разумны и правдолюбивы, и от купечества, кои во всяких делах перебывались, и от солдат, кои смышлены и в службах и в нуждах натерпелись и правдолюбивые, и из людей боярских, которые за делами ходят, и из фискалов. А мнится мне, не худо бы выбрать и из крестьян, кои в старостах и в сотских бывали и во всяких нуждах перебывались и в разуме смышленые. Я видал, что и в мордве разумные люди есть, то как во крестьянах не быть людям разумным? И написав тои новосочиненные пункты, всем народом освидетельствовать самым вольным голосом, а не под принуждением, дабы в том изложении как высокородным, так и низкородным и как богатым, так и убогим и как высокочинцам, так и низкочинцам и самым земледельцам обид бы и утеснения от недознания какого-либо их бытия в том новоисправном изложении не было. И написав с совершенным общесоветием, предложить Его И. В., да рассмотрит его умная острота. И какие статьи Его В-ву угодны, то те тако и да будут, а какие непотребны, те да извергнутся или исправить по пристоинству надлежащему. И сие мое речение многие сочтут, якобы я Его И. В. самодержавную власть народосоветием снижаю. Я же не снижая Его В-ва самодержавия, но ради самой истинной правды, дабы всякий человек осмотрел в своей бытности*, нет ли кому в тех новоизложенных статьях каких непотребных противностей, что правости противны. И ежели кто узрит какую неправостную статью, то бы без всякого сомнения написал бы, что в ней неправости, и, ничего не опасаясь, подал бы ко исправлению той книги, понеже всяк рану свою в себе лучше чует, нежели во ином ком. И того ради надобно всяким людям свои бытности предусмотреть, покуда книга не совершится, и когда она совершится, то уже никто не может помочь. Ибо того ради и дана свободность, дабы после не жаловались на сочинителей той новосочиненной книги, то того ради надлежит ее вольным голосом освидетельствовать, дабы всякая статья ни от кого порочна не была, но всяк бы себя предостерег и чтобы впредь никому спорить было не можно, но во веки веков было бы оно нерушимо. Правосудное установление самое есть дело великое, и надлежит его так осмотрительно состроить, чтобы оно ни от какова чина незыблемо было. И того ради без многосоветия и без вольного голоса никоим образом невозможно, понеже Бог никому во всяком деле одному совершенного разумения не дал, но разделил в малые дробинки, каждому по силе его, одному дал много, другому ж меньше. Однако нет такова человека, которому бы не дал Бог ничего, и что дал Бог знать маломысленному, того не дал знать многомысленному. И того ради и самому премудрому человеку не надлежит гордиться и умом своим возноситься и малосмысленных ничтожить не надлежит, но и их в совет призывать надобно, понеже маломысленными людьми часто Бог говорит, того ради и тем более ничтожить их душе вредительно. И того ради во установление правосудия вельми пристойно исследовать многонародным советом. И ежели и с самым многотрудным многосоветием учинена она будет, однако вскоре печатать ее не надлежит, но сначала попробовать на делах и, буде никакой вредности в правлении том не будет, то быть ему так, а буде в какой статье явится какая неисправность, то о ней надлежит порассудить и поправить ее. И того ради не худо бы года два-три посудить по письменным или по печатным маленьким тетрадкам, и покуда та новосочиненная книга строится, многие бы статьи и опробывались. И если и иное какое дело с таковым смирением нисходительным будет строиться, то сам Бог при таковом деле будет и помощь свою ко исправлению подаст, понеже всегда Бог со смиренным пребывает, а от гордых и высокоумных отвращается. А правосудное дело - самое святое и богоугодное, и того ради всячески надлежит позаботиться, дабы суд царев был яко Божий. Как Бог всем нам судья есть праведный и на суде его нет лицеприятия, тако и на царевом суде не следует быть лицеприятию. Бог есть правосудец, того ради и в человеках требует правого суда. И я о правосудии тако мню, еще царю не тако полезен пост и молитва, яко правосудие. И ежели Его И. В. укажет правосудное изложение, избрав из старого Уложения и из иных многих примеров, сочинить новое и пространное по своему природному глубокоумию и по данной ему от Бога благодати, благоволит и моего малосмыслия объявленные дела рассмотреть, и ежели кои угодны явятся, приняты будут, то по пробе, ежели оно для многих разных дел не вредно будет, то напечатать его великое множество, дабы не токмо в городах, но и в селах без того бы судебника не было, чтобы всяк его читал и волю Его И. В. ведал и ничего бы противно Его В-ва воле не делал и от всяких неправых дел отдалялся бы. И впереди той книги надлежит сделать всем делам изъявление и разобрав их по азбуке и по чину дел разноличных, чтобы всякий человек без труда на всякое дело указ и совершенное решение мог во едину минуту обрести. А ежели суду и всякому правлению, како его править, совершенного основания письменного не учинить и в том правлении самые неподвижные твердости не устроить, то сколько о правом суде не стараться, а правосудия прямого уставить будет невозможно. |
