ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ

Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д.

Отёска стен и прирубка косяков - Когда на доме не достаёт окон и дверей, красивое высокое крыльцо ещё только в воображении, приходится подниматься с улицы в дом по трапу.

Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) - В простых моделях рынка спрос и предложение обычно полагают зависящими только от текущей цены на товар.

ВОПРОСИВШИИ ОБ ЭТОМ, ПОСЛУШАЙ И ОТВЕТ 27 страница

А буде кто учинится тому изложению противен и прежде Семена дня нащиплет хотя малое число, то взять на нем штраф пять рублей, да его же высечь батогами.

А буде кто привезет орехов на продажу сырых иль сухих, а щипаны будут недоспелые и ядром орехи будут не полны, то взять те орехи на государя. А кто их привез, взять штраф за всякий четверик по рублю или как о том уложено будет.

А буде гораздо зелены, что и вполовину ядра нет, то взять на нем штраф вдвойне, а орехи высыпать летом в грязь, а зимнею порою в прорубь.

А буде кто поймает кого прежде Семена дня в лесу или и на дороге или и в деревне со свежими щипаными орехами, то те орехи отдать тому, кто поймал, а кто пойман, на том взыскать штраф за всякий четверик по рублю, а буде меньше четверика, то по количеству орехов, да его ж высечь батогами, дабы впредь так не делали.

А буде приказчик или староста или сотский поноровит тому, кто пойман, и штраф с него не возьмет или и возьмет, а наказания по указу не учинит, или того поимщика станет чем теснить, хотя и после того времени, то на том приказчике иль старосте или и на сотском взят будет за нарушение Его И. В. указа штраф, определенный по новому изложению, и наказание чинить великое, каково и прочим нарушителям учинено будет.

Подобно и о рыбной ловле надлежит учинить, чтоб крестьяне от неразумения своего царскому интересу тщеты не чинили, ибо в коих озерах и реках снеткового* рода нет, то в тех водах отнюдь мелкой рыбы не подобает ловить. А крестьяне, не разумея снеткового рода, вместо снетков ловят молодую рыбу, щучёнки, язьки, плотвички, а наипаче ловят недорослых окуньков. И не токмо дать ей год перегодовать, но и самые зародышки рыбные ловят, что меньше овсяного зерна, и тем ловом в реках и в озерах рыбу переводят. Будучи я на Устрике, зачерпнул на ложку тех рыбешек и счел, и было их числом 88, а есть ли бы зачерпнуть погуще, то бы сотни две-три зачерпнул.

А если бы та маленькая рыбка перегодовала, то из одной той ложки была бы целая варя*, а в два года из той ложки было бы 20 варь, что ж бы от тех двухлетних рыбок в два года приплоду было? И тех рыбных зародышей, наловив и высушив, за четверик возьмет гривны две, а есть ли бы выросла в два года, то было бы возов десять или больше из того четверика, и вместо двух гривен взял бы рублей двадцать или больше и пошлины бы с нее сошло больше рубля.

И в таком неразумии крестьянском не токмо царский интерес пропадает, но и у ловцов тех прямая пожива пропадает.

Ныне многие жалуются на рыбу, глаголя: "плох де лов стал быть рыбе". А отчего плох стал, того не разумеют; ни от чего иного плох стал быть лов, токмо от того, что молодую рыбу выловят, то не и с чего и большой быть. Если ли и в скоте телят съесть молодых, то ни быков, ни коров не будет, також де и у курицы, ежели цыплят всех поесть года два-три, то и куры все переведутся. И рыба ничем же от того различается, всегда большая рыба вырастает из малой, и если малую выловят, то большой неоткуда взяться будет.

И по моему мнению, где и снетковой род есть, то и там надлежит запретить, чтоб самых мелких рыбных и снетковых зародышей не ловили, а ловили б годовалых, чтобы от той неразумной ловли великого государя интерес не пропадал напрасно, а и ловцы бы беспутною ловлею ни себя, ни людей не голодили.

И если Его И. В. порадеть и закрепить накрепко со штрафом и с наказанием, чтобы отнюдь никто, кроме самородных снетков, недорослой рыбы не ловили, то вельми рыба в озерах и в реках умножится.

И, мнится мне, надлежит запретить так: буде кто мелких щучёнков или лещиков или плотичек и окуньков недорослых, кроме самородных снетков, привезет на торг, хотя сырых или и сушеных, то ту рыбу взять на государя и отдать солдатам или нищим по богадельням, а кто привез, на том взять штраф за всякий четверик, по чему уложено будет, то одним годом сия статья утвердится и никто недорослей рыбы ловить не будет. А более надлежит прежде во все города послать указы, чтоб отнюдь недорослой рыбы не ловили и неводов частых, кроме снетковых, не делали, а на другое лето всех штрафовать за презрение того указа.

А буде кто наловит недорослой рыбы про себя, хотя и малое число, и если кто с тою рыбою поймает и приведет к суду, то взыскать на том, кто ее ловил, штраф надлежащий по изложению и с того штрафа четвертую долю, вынув, отдать тому, кто его привел к суду, а рыбу ему ж отдать. И таким штрафом и про себя ловить не будут.

И в таком установлении года в три иль в четыре так рыбы умножится, что весь народ рыбою насытится. И если тот устав и впредь не нарушится, то во веки веков не оскудеет.

И хотя она при нынешней цене вдвое или втрое дешевле будет, однако в пошлинном сборе будет вдесятеро больше, потому что в продаже рыбы будет великое множество.

А и то не весьма верным кажется, что помещики на крестьян своих налагают бремена неудобноносимые, ибо есть такие бесчеловечные дворяне, что в работную пору не дают крестьянам своим единого дня, чтобы ему на себя что сработать, и так пахотную и сенокосную пору всю и потеряют у них, иль что наложено на коих крестьян оброку или столовых запасов, и то положенное забрав, и еще требуют с них излишнего побора и тем излишеством крестьянство в нищету пригоняют, и который крестьянин станет мало-мало посытее быть, то на него и подати прибавят. И за таким их порядком никогда крестьянин у такова помещика обогатиться не может, и многие дворяне говорят: "Крестьянину де не давай обрасти, но стриги его яко овцу догола". И так творя, царство пустошат, понеже так их обирают, что у иного и козы не оставляют, и от таковой нужды дома свои оставляют и бегут иные в понизовые места, иные ж во окраинные, а иные и в зарубежные, и так чужие страны населяют, а свою пустой оставляют. А что бы до того помещикам дела, что крестьяне богаты, лишь бы он пашни не запустил, хотя бы у него и не одна тысяча рублей была, только бы не воровал и безъявочно не торговал, что крестьяне богаты, то бы и честь помещику.

Крестьянам помещики не вековые владельцы, того ради они не весьма их и берегут, а прямой им владетель всероссийский самодержец, они владеют временно.

И того ради не надлежит их помещикам разорять, но надлежит их царским указом охранять, чтобы крестьяне крестьянами были прямыми, а не нищими, понеже крестьянское богатство - богатство царственное.

И того ради, мнится мне, лучше и помещикам учинить расположение указное, почему им с крестьян оброку и иного чего брать и по сколько дней в неделе на помещика своего работать и иного какого изделья делать, чтобы им сносно было государеву подать и помещику заплатить и себя прокормить без нужды. Того судьям вельми надлежит смотреть, чтоб помещики на крестьян излишнего сверх указа ничего не накладывали и в нищету бы их не приводили.

И о сем яко высоким господам, так и мелким дворянам надлежит между собою посоветоваться о всяких крестьянских поборах помещичьих и о изделье, как бы их обложить с общего совета и с доклада Его И. В., чтобы крестьянству было нетягостно; и расположить именно, почему с целого двора и почему с полдвора или с четверти или с восьмой доли двора взимать денег и столовых запасов и по сколько с целого и нецелого двора пашни на помещика своего пахать и хлебом засевать и, сжав, молотить. Також де и подводы расположить по исчислению дворовому, чтобы всем по владению земли было никому ни перед кем необидно, и чтоб и государевы поборы сносно им было платить сполна без доимки.

И как о сем с общего совета изложится и указом его и.в. утвердится, и так ежели нерушимо будет стоять, то крестьянство все будет сыто, а иные из них и обогатятся.

Я, истинно, много о сем размышлял, как бы право крестьянские поборы с них собирать, чтобы Его И. В. было прибыльно, а им бы было нетягостно, и сего здравее не отыскал, что прежде расположить крестьянские дворы по владению земли им данной, чем кой владеет и сколько он на той своей земле хлеба высеет про себя.

Я не знаю, чего господа дворяне смотрят, крестьянами владеют, а что именовать крестьянином не знают и по чему числить двор крестьянский ничего того не разумеют, но токмо ворота да городьбу числят, а иные дым избный считают. И яко дым на воздухе исчезает, так и исчисление их ни во что обращается. А и во исчислении подушном не чаю ж проку быть, понеже душа - вещь неосязаемая и умом непостижимая и цены не имущая, надлежит же ценить вещи грунтованные. В подушной переписи труда много затрачено, а и казны, чаю, тысяч десятка два-три истощилось на нее, однако, чаю я, что оная вся даром пропала и труд весь ни во что, ибо побор сей несостоятелен будет. А в податях надлежит истинно неизменной прибыли искать, и о том во главе 9 речется.

А о крестьянах, мнится мне, лучше так учинить: когда кой крестьянин часть свою сполна помещику своему заплатит, то уже бы никакой помещик сверх установленного числа ни малого чего не требовал с него и ничем бы таковых не теснил, токмо смотрел за ним, чтоб он даром не гулял, но какую можно к прокормлению своему работу бы работал. И от такова порядка, кои разумные крестьяне, могут себе и хорошие пожитки нажить.

А буде какой крестьянин, хлеба не пахав, да станет гулять и впредь не станет ничего запасать, и таковых не токмо помещикам иль приказчикам, но и сотским надлежит за ними смотреть и жестоко наказывать, чтобы от ленности своей в скудость не приходили и в воровство бы, ни в пьянство не уклонялись.

Крестьянам и радетельным разорение чинится не малое и оттого, что дворового расположения справедливого у них нет. Кои сильные помещики, те пишут дворов по пяти и по шести и по десяти в один двор, то тем легко и жить. А кои среднего достатка, те двора по два и по три вместе сваливают и одними воротами ходят, а прочие ворота забором забирают, то и тем крестьянам не весьма тягостно. А кои бедные и бессильные помещики, то у тех крестьян все дворы целыми дворами писаны, и от такова порядка те крестьяне от несносных поборов во всеконечную нищету приходят. А богатые и сильные бояре своих токмо крестьян оберегают от поборов, а о прочих не пекутся.

И ради основания правды надлежит вначале установить для крестьянства, что именовать двором и что есть полдвора или четверть или восьмая доля двора.

Я сему вельми удивляюсь, что в российском царстве премногое множество помещиков богатых и судейством владеющих, а того не могут сделать, чтоб, собравшись, посоветовать и уложить, что то крестьянский двор именовать или полдвора или четверть двора и по чему бы разуметь целый двор или без четверти или с четвертью двор.

В Москве в посадских слободах, хотя и мужики живут, однако у них разумно учинено: кто на целом дворе живет, тот с целого двора и платит, а кто на полдворе иль на четверти, то с того и тягло платит.

А у крестьян писцы и переписчики ворота числят двором, хотя одна изба на дворе, хотя изб пять-шесть или десять, а пишут двором же. И то стал быть не разум, но самое безумство и всесовершенная неправда и убогим и маломочным обида и разорение.

По здравому рассуждению надлежит крестьянскому двору положить рассмотрение не по воротам, ни по дымам избным, но по владению земли и по засеву хлеба на том его владенье.

По моему мнению, если у коего крестьянина написать целый двор, то надобно ему земли дать мерою столько, чтобы ему можно было на всякий год высеять ржи четыре четверти, а ярового восемь четвертей, а сена накосить ему про себя двадцать копен.

А буде коему крестьянину отведено земли, что и четверти ржи на ней не высеет, то того двора и четвертью двора не надлежит написать, но разве шестою долею двора. И так всякому крестьянину числить двор по количеству земли надлежит.

А буде ж кой крестьянин могутен, а земли ему от помещика отведено малое число и он мочью своею наймет земли у иного помещика и на той наемной земле высеет хотя четвертей десять или больше, и той земли к дворовому числу не причитать и государевой подати никакой с той наемной земли не платить, потому что с той земли будет платить помещик, который тою землею владеет. Також де и помещику своему ничего ж с той пашни не платить же, а платить тому помещику по договору деньгами или снопами, у коего ту землю нанял.

А буде кой помещик, видя коего крестьянина семьяниста и лошадиста, даст ему земли со удовольствием, что высевать он будет четвертей по десяти на лето ржи, а ярового по двадцати, а сенокоса отведет ему на 50 копен, то с такова крестьянина можно брать как Его И. В., так и помещику как с двух с половиной дворов. И так все дворы расположить не по воротам, ни по дымам, но по владению земли и по засеву их на отведенной им земле.

И ежели так во всей России устроено будет, то ни богатому, ни убогому обиды ни малой не будет, но всякий по своей мочи как великому государю, так и помещику своему будет платить.

И ради охранения крестьянского от помещиков их, надлежит и в помещичьих поборах учинить по земле ж и чтоб больше положенного окладу отнюдь на крестьян своих не накладывали. И так как в государевых поборах, так и в помещичьих будет им сносно. И по такому расположению и помещикам дворов крестьян своих таить по-прежнему будет не для чего, потому, если кто дворы свои целые полдворами или четвертями или осьмушками напишет, то и сам помещик не может уже с них больше взять, ибо всякий крестьянин на чем будет жить и чем будет владеть, с того будет и платить как царю, так и помещикам своим.

И буде кой помещик напишет дворы целые полудворами или и меньше полудворов и царские поборы будет платить против письма, а себе станет с них взимать с целых дворов, и кто про то уведомится посторонний человек и донесет о такой его неправде судьям, то те дворы и со крестьянами отдать тому, кто известил. А буде и крестьяне, не желая лишнего помещикам своим платить и донесут судьям, то тому крестьянину, кой донесет, дать волю, да за донос пятьдесят рублей денег. А которые крестьяне ведали, что помещик их берет с них излишние поборы, а умолчат, то тех крестьян бить кнутом, сколько ударов уложено будет.

И если какой помещик на целый двор или на полдвора или и на четверть двора посадит дворового своего человека или делового или бобыля* или полоняника, то кто бы он ни был, а плату дворовую взимать с него по владению земли неизменно. И так как крестьянин, так и дворовые люди будут великому государю данники и платеж им тягостен не будет, потому что платеж их будет по владению земли, определенной при дворе.

И таким порядком интерес Его И. В. вельми будет множиться, и если во всей России так устроится, и поборы с дворового числа облегчаться будут. А по древнему порядку от поборов иные вконец разоряются, а иные даром живут.

По моему мнению, царю паче помещиков надлежит крестьянство беречь, понеже помещики владеют ими временно, а царю они всегда вековые и крестьянское богатство - богатство царственное, а нищета крестьянская - оскудение царственное. И того ради царю яко великородных и военных, так и купечество и крестьянство подобает блюсти, дабы никто во убожество не входил, но все бы по своей мерности изобильны были.

И если по вышеписанному крестьянские дворы управятся, то каково за сильными лицами будет крестьянам жить, таково и за самыми убогими быть, и по-прежнему бегать крестьянам будет уже не для чего, потому что везде равно будут жить.

И у коего крестьянина двор целый или меньше или больше двора, однако в селитьбе строили бы по два двора гнездами и меж ними по два огорода, яко же о том в восьмой главе изъявится. И если тако устроены будут деревни, то во время огненного запаления никакая деревня вся не выгорит.

А буде кой помещик крестьян своих обременять и назначит сверх указного числа или излишнюю работу наложит, и если те крестьяне дойдут до суда, и у такова помещика тех крестьян отнять на государя и с землею, то, на то смотря, и самый ядовитый помещик сократит себя и крестьян разорять не станет.

А буде кой судья по доношению крестьянскому о виновности помещика сыскивать не станет и отошлет их к старому их помещику или и сыскивать не станет, да будет во всем помещику угождать, а на крестьян вину валить, и если те крестьяне дойдут до вышнего суда и вину на помещика своего изъявят и судейскую вину предложат, то тот судья не токмо своих пожитков, но и жизни своей лишится. И так злой зло погибнет, а праведный судья за праведный свой суд настоящих благ насладится и грядущих не лишится во веки веков. Аминь.

Глава восьмая

О ЗЕМЛЯНЫХ ДЕЛАХ

Сие, мнится, не токмо неправильно, но и не безгрешно, что дворяне после умерших своих сродников земли жилые и пустые делят на дробные части, ибо одну пустошь разделяют на многие разные владения, и по такому разделу бывает у одной пустоши владельцев по десяти и гораздо больше.

И такая безделица бывает, что иному владельцу достанется десять четвертей, иным же четверти по две, по три, а иному по четверти, и по осьмине, и по четверику, и всякую пахотную полосу, худую и добрую, все пашут. И кто из них сам у себя, то тот всем своим жеребьем* владеет, а кто слабый, тот ничем владеть не может, и в тех дробных делах, кроме ссоры да беды, иного нет ничего, и за ссорами общие земли многие и пустеют, и дернеют, и лесом порастают. И в том запустении царский интерес умаляется, потому что с пуста никакого дохода не бывает.

А у кого земля собственная, то он ее расчищает и распахивает и навозом унаваживает и год от году и худая земля добреет, також де и сенные покосы раскашивают и от того царского величества интерес умножается.

И те дворяне не токмо пустые земли так делят, но и жилые села и деревни на многие доли делят. Есть в Новгородском уезде погост, именуемый Устрика, и в том селе дворов с двадцать, а помещиков владеют семеро разных фамилий, а во иных деревнях и больше того есть владельцев. И в таковых разновладельцах нельзя быть без вражды и другу от друга без обиды.

И, мне мнится, ради охранения от обид и после умерших лучше дробные доли отставить и делить земли пустые и жилые целыми пустошами и деревнями по урочищам.

А буде ради многих помещиков разделить целыми не можно, то те земли и деревни положить в цену, и буде кто из тех родственников деньги в дело положит, а землю жилую или и пустую возьмет всю за себя, то и добро так. А буде все сродники скудны, то продать ее и постороннему человеку и деньги по надлежащим жеребьям разделить, то не то что уголовщине быть, но и браниться будет не о чем, потому что на деньгах и малые дробинки разделят чисто.

А и сие весьма не право делается, что писцы и переписчики и дозорщики пустоши и жилые деревни, как какая слывет именно, пишут и сколько в коем урочище четвертной пашни и сенных покосов пишут же и, записывая, не то, чтоб ее смерить, но и глазами не видав, пишут все по крестьянским сказкам. И в иной пустоши напишут четвертей 50 в поле, а в двух по тому ж, а когда кто станет сеять, то и во всех трех полях столько не высеет.

А в иной пустоши, видел я, написано шесть четвертей, а высевается ржи в одном поле по 20 четвертей, а лесу будет больше трех верст. И в таком расположении токмо одна смута и всякой деревне и пустошам только мера да прозвание, а при каком признаке* та земля или с какою землею смежная, ничего того не пишут и разделения межам совершенного не чинят. И оттого многое множество ссор и убийств чинится, и иные, забыв страх Божий, взяв в руки святую икону, а на голову свою положа дернину, да отводят землю и в таковом отводе смертно грешат. И много и того случается, что отводя землю и неправедную межу полагая, и умирали на меже.

А по прямому рассуждению надлежит всем жилым землям и пустошам учинить межи недвижимые, буде с кем не разделила ни река, ни ручей, ни иной какой недвижимый признак, то присмотреть какой ни есть недвижимый признак, кой б нарушить нельзя было. А буде нет такового признака, то и на чистом месте можно сделать недвижимый признак, ибо выкопать яму глубиною аршина* в три или в четыре и шириною також де, и навозить ее полно камнем большим и наложить бугром, чтобы матерых земель выше было, и на те каменья насыпать земли аршина на два или больше и тот бугор вековым рубежом и будет.

И от того рубежа протянуть вервь* по меже прямо до поворота и под ту вервь подставить мореходный компас и куда укажет компасная стрелка северная, так именно и записать и мерить по верви, сколько от того рубежа до поворота сажень будет, то так и записать.

И буде у поворота признака никакого недвижимого нет, то выкопать яму глубиною аршина в полтора или в два и шириною також де аршина в два, и наложить в нее каменья или уголья, и насыпать над нею холм аршина в три, и, утоптав, обложить дерном и на том холме посадить молодых деревец пять-шесть, кои б были годков трех или четырех. И сколько около той земли ни будет холмов, на всех садить одного рода деревца, какие на первом холме, такие и на последнем.

А когда станут другую землю мерить, то по холмам другого рода и деревья садить, около коей земли сажены березки, то березы б тут и были, а около какой земли сосенки или елки, иль дубы, иль вязы, или и осины, то около той земли одни бы они и были.

А с коей землей та будет смежная и приткнется она к обмежеванной земле, а на той меже по холмам сажено не того рода деревья, то те готовые холмы именно и записать, сколько их к той земле пришло, и деревья кои на них сажены, так и записать, а другого рода к тем деревьям не присаживать.

И когда от тех смежных земель межа повернет назад, то, буде повернет от холма, то так и записать, а буде отворотит она меж холмов, то подле старой межи учинить холм не на самой меже, но сажень уступив от межи, чтоб старой меже повреждения не было и деревца посадить на нем такие, какие около всей той земли начали садить.

И буде какое дерево посаженное посохнет, то снова посадить такое ж, а когда деревца примутся, и года два-три или и пять-шесть подождав, вновь всякому межевщику межи свои все осмотреть, нет ли межам какова повреждения.

И буде где и мало осмотрит межа попорчена, то сыскать того, кто попортил и учинить ему наказание жестокое, как о том уложено будет. И деревья по холмам осмотреть, и какое из них принялось и быстро начало расти, то то дерево и оставить, а прочие подсечь. А буде на коем холме дерева два иль три быстро начали расти, то по рассмотрению оставить и два иль три деревца, только бы были одного рода, а излишние все подсечь и приказать накрепко, чтобы тех деревец оставленных берегли накрепко и ничем бы их не вредили. А буде на том же холме какое дерево иного рода собою взрастет, и таковое подсекать, и расти им не давать, чтоб они признаки не повредили.

А во время межевания в кою сторону от рубежа вервь натянется, то под ту вервь ставить вышеупомянутый компас. И по компасу смотря, писать именно, на какую сторону протянулась вервь, на восток или на полдень, или на запад, или на север, и какой четверти на который градус и сколько градусов поступило от востока к полудню или от полудня к востоку и прочее.

И межа от признака до признака или от поворота до поворота и сколько коей прямизны будет мерою сажен, писать именно, и в кою сторону она поворотила, направо или налево, и на сколько градусов она поворотилась, так именно и писать.

А буде где придет межа излучиною и буде сосед соседу не уступит, то протянуть вервь от холма на холм прямо и смерить по верви, сколько меры меж теми холмами будет, и от той верви смерить поперек, что той излучины будет, и записать именно ж. И где старая межа, по реке иль по ручью, и та старая межа и да будет. Однако вервь надлежит натянуть прямо и записать именно, сколько той прямизны от холма до холма и где старые межи излучинами, так им и быть. А куда вервь была ради сметки земли, сохою тут не проезжать*, но только то писать, на кой градус та вервь была протянута.

А кроме излучин, куда вервь ни протянется, с обеих сторон проехать сохою раза по два-три и отвалить к верви и ту межу вместе с землями, кои она делит, писать именно, чья она есть и как она нарицается. И буде чрез межу случится какая река иль ручей, или овражек, или суходол, или болото, все то писать именно, на коей верви случилось и в скольких саженях от коего холма. И буде и дорога чрез нее лежит, то откуда и куда лежит и при каком признаке та земля, при реке ли великой или при малой, или при озере великом или малом, или при болоте каком.

И всякую межу писать с подлинною очисткою, чтоб она во веки неподвижна была и ущерба бы ей ни малого не было. Хотя и с трудностью потрудится о сем, однако в роды родов бесспорно б было житие. И когда Бог сие благое дело совершит, то, мнится мне, не худо бы и напечатать их книг сотню-другую и по городам разослать. И если где и пожар учинится, то в другом месте она будет и межевальный труд не погибнет и смятения о земле нигде ни у кого не будет, но будет она будто в зеркале всем зрима.

И обмежевывать каждую землю таким образом: от рубежа до того-то рубежа пошла межа прямо на самый восток иль на полдень иль своротила направо иль налево, от коей четверти и много ль градусов вправо иль влево поступило, и от рубежа до первого холма земля того-то села иль деревни, или пустоши какой с правой стороны, а с левой стороны також де какая та именуемая земля. И со сколькими землями та пустошь, кою межуют, ни сошлась, писать именно, то уже той меже измениться не можно будет, ни в какие лета она не смешается, ибо по недвижимым признакам и по компасу и по мере от поворота до поворота и от холма до холма всякую межу разобрать будет можно.

И когда кое урочище все вкруг будет обмежевано и последняя вервь когда придет к рубежу, с коего рубежа начал межу вести, написать именно по компасу, на которую четверть и на которой градус той четверти к рубежу пришла.

А буде о коей меже спор будет, то те земли вымерять, вначале по писцовым книгам четвертную меру и сенокосные угодья, да також де и около той земли межу повести вышеписанным же порядком и межу положить около ее недвижимую ж.

И когда кою всю землю обмежуют, то посреди той земли вдоль протянуть вервь от письменного и недвижимого признака на недвижимый ж признак и измерять по ней, что той земли длины будет. Також де протянуть и поперек, взяв начало от коего холма, и тянуть вервь на призначный же холм или на недвижимый какой признак через длинную вервь и на перекрестье подложить квадрант* и куда по перекрестье покосилось, так именно и написать и как длинник, так и поперечник измерять, что его будет. И на том же перекрестье поставить компас, и куда того компаса северная стрелка укажет, так и записать и на чертеже стрелку означить.

И на целом листе сделать той обмежеванной земли чертеж по размеру, как межа ведена, так именно и написать. И по сколько от холма до холма и от поворота меры, також де и от иного признака до признака, цифирными словами всякую меру особливо подписать и около ее какие земли прилегли, все имена подписать и какою мерою какая земля приткнулась. И на средине того чертежа означить длинник и поперечник точками на те же признаки, на которые вервь была протянута, и подле точек написать меру длиннику и поперечнику, сколько сажень. И когда чертеж правильно написан будет, то по чертежу можно будет всякому человеку, кто в размере силу знает, и, не быв на земле, скажет, сколько в ней десятин и сколько четвертной пашни.

И того ради всякий межевщик, сколько каких земель не обмежует, писал бы именно, всякой земле особливые чертежи и всякая пустошь обмежеванная написана б была на особливом листе. И на тех же чертежах надобно написать, сколько по писцовым книгам написано в ней четвертей в поле и сколько сена копен. И когда какой межевщик свою долю всю обмежует, то те чертежи переплести в книгу и положить ее в Поместном приказе в сохранное место впредь для утверждения правды.

И если так вся российская земля размежуется, то упокоятся все земляные ссоры, нельзя будет ни сажени чужой земли кому присвоить, но всякий будет, хотя убог, и если кто и ябедник и нахальный, а будет своим владеть. И сильным слабых теснить по-прежнему будет не можно, разве отнять все, и то будет явно всем, что чужим завладел.

И буде кто и покусится межу заровнять или холм на чужую землю перенести, то всякий человек будет ведать, потому что одним днем того не сделать, а и делать не одному человеку, и того ради будет известно и явно. А буде бы кто и сделал, то и потом сыскать можно, разве чертежи и книги все пропадут, то тогда можно обиду чинить. И того ради книги надлежит сделать печатные, а и чертежей по два-три можно сделать и положить их одну книгу чертежную в Москве, а другую в Санкт-Петербурге, а третью в том городе, коему та земля подсудна.

И так надобно твердо заказать под великим штрафом, чтобы той межи хотя у кого в одном владенье будет, а тех меж отнюдь бы не перепахивали и ни межу, ни холма с места на место не переносили бы, но всякая межа была бы в роды родов на своем месте нерушима.

А и в степных местах також де надлежит учинить недвижимые ж межи, отмерив по даче*, вымерять десятинами, и, намерив всю чью дачу вышеписанным же образом, сделать рубеж и от рубежа протянуть вервь прямо, хотя и верста будет до поворота или и больше. И пока прямизна идет, по той считать лишь сажени, а на повороте сделать холм по вышеписанному ж и от того холма також де до другого поворота протянуть вервь прямо ж. И так всю землю до рубежа обмерить и по верви отъехать сохою по вышеписанному ж и повороты писать по компасу ж и чертежи делать по вышеписанному ж. И буде близко лес есть, то по вышеписанному ж садить на холмах деревца, а буде леса молодого добыть где не можно, то набрать дубовых желудей и по десятку на холме посадить, а на ином урочище наметать семян вязовых, а на ином березовых иль кленовых или и иных каких. Токмо такие семена, на коих холмах пометаны будут, так и в книги записать и, всю межу устроив по вышеписанному ж, протянуть вервь с угла на угол, потому что в степных местах будут многие земли межеваться четверо угольно и, кроме угловых, холмов не будет. И на чертеже на средине написать стрелку северную, и на том чертеже и меру как меже, так и средине счет написать.