ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д. Отёска стен и прирубка косяков - Когда на доме не достаёт окон и дверей, красивое высокое крыльцо ещё только в воображении, приходится подниматься с улицы в дом по трапу. Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) - В простых моделях рынка спрос и предложение обычно полагают зависящими только от текущей цены на товар. | ВОПРОСИВШИИ ОБ ЭТОМ, ПОСЛУШАЙ И ОТВЕТ 28 страница И так всех господ великих и мелких дворян дачи отмерять подлинною правдивою мерою, а не по-прежнему глазомером, чтобы ни лишку, ни недомеру против дач не было. Вельми надлежит во всех межеваньях меру четвертной пашне полагать самую правдивую, да когда его и. в. повелит вместо плутовства подушных поборов брать с земли, по чему с четверти положено будет, то чтобы ни убогому, ни богатому обиды не было. А в прежних глазомерных мерах у иного написано пять четвертей, а владеет на пятьдесят четвертей, а у иного написано четвертей 20, а четвертей и пяти не высеет. А когда мера правдивая будет во всех землях положена, то никому обиды не будет. И межи учинив, так надлежит твердо блюсти, чтобы никакой обмежеванной земли, ни жилой, ни пустой пустоши не токмо по-прежнему на многие части, но и надвое не делить бы, но кому случится продать или заложить, или кому и отдать, то отдавать бы и продавать всю, какова коя земля есть по межеванью без разделу. И таковое межеванье если и не скоро окончится, да уже прочно оно будет, и помещикам всем покой великий учинит. И того межеванья межи так надлежит хранить, чтоб не то что межу повредить, но и прозвания старого отнюдь бы не изменить, но как кое урочище исстари названо, так бы оно и слыло до скончания века. И буде чье владение случится по смерти или по иному какому в разделе или в раздачу по указу, то делить бы целыми пустошами и урочищами по межевым книгам, а сверх бы тех меж ни прибавляли, ни убавляли. А буде кто не токмо межу испортит, но если и имя какой пустоши или урочищу каковому изменит, то обложить его штрафом. А буде через какую землю лежит дорога, то проехать дорогу с обеих сторон сохою, також де как и пограничную межу. И учинить ее шириною, буде проселочная тележная, то пустить ее трех сажен, а буде проезжая дорога городовая, то пустить ее шести сажен, а буде дорога московская, то надлежит ее пустить двенадцати сажен или и больше. И те дороги в десятины и в четвертное число не числить, но из настоящей меры и изо владения вычислить вон, понеже на чьей земле дорога ни бывает, слывет она государева, а не помещичья. Того ради той земли и в оклад никому не класть и хлеба на ней никакого не сеять. И ежели великий наш император в сие дело всесовершенно вступит, а Бог свыше призрит и помощь свою святую ниспошлет на него, то можно всему сему делу состояться и совершиться не весьма многими летами. И измерив поместные и вотчинные земли, обложить их платежом с земли, по чему он, великий наш государь, укажет взимать с четверти или с десятины на год со всех владетелей земли российской, которая останется за раздачею к крестьянским дворам под пашню их и под сенокос, в помещичьих полях и в пустошах, и в лесах, и в болотах, потому что с той земли, коя отделена будет к крестьянским дворам, с той земли будут платить крестьяне по дворовому своему окладу, яко же в седьмой главе речется, и того ради ту землю за помещиками и числить не надлежит. И если положить меру десятине длиннику 80 сажен, а поперечнику 40 сажен, и с такой десятины, мнится мне, что можно с пахотной земли по восьми копеек взять на год, а с сенокосной по шести копеек, а с лесной по четыре копейки, а с болотной по две копейки. И я чаю, что на каждый год денежного сбора тысяч по две-три сотни рублей будет приходить или и гораздо больше. И тот земляной сбор будет прочен, и никогда он не умалится, но токмо год от году прибывать будет. Буде кто леса расчистит и пахотными полями устроит, то у того дачи прибудет. А буде кто, лес вырубив да хлеб сняв, снова запустит, и на ту землю прибавлять дачи не для чего, потому что она вновь под лесным угодьем будет. А если кто и болото обсушит и устроит сенокос, то и там прибудет же сбор. И того ради земским комиссарам на всякий год надлежит осматривать, буде кто прибавит пашни или сенокоса, то и оклад на него надлежит прибавить. И по такому расположению никто даром землею владеть не будет, но все будут плательщики. А ныне есть много таковых, что за иным помещиком земли пустошей десятка два-три есть и по окладу в них четвертей тысяча будет, и те пустоши отдают под пахоту и под сенокос из найма, и на каждый год десятка по пяти-шести берут, а великому государю не даст он ни деньги. Кто есть я, а и за мною с полтораста четвертей есть, а платежа моего нет с них великому государю ни малого. И если в Руси всю землю измерить прямо и исчислить десятинами, то я чаю, что десятин миллионов десятка два-три и больше будет. И если обложить кругом алтына по два с десятины, то тысяч сот пять-шесть будет того сбора, и того платежа никому потаить или в платеже похитрить будет невозможно, потому что ни единые десятины утаить будет невозможно. Землю сотворил Бог недвижимую, и владение земли, хотя и переходит из рук в руки, однако она стоит недвижимо. Того ради и побор если с нее учинить, может он недвижим быть и состоятелен он будет. И ежели Бог на него призрит и помощь свою ниспошлет, то может оно не весьма долгим временем состроиться. Трудно только первый год потрудиться, а когда навыкнут, как межевать по компасу и как меру полагать, и чертежи скоро навыкнут по размеру рисовать. И первый год, хотя и по одному человеку смышленому послать, то дело управится в какой-то губернии, а на другой год можно и по десяти человек послать, а на третий год, хотя и по сто человек можно послать, потому что сложно сперва установить, как то межеванье отправлять, но и одним месяцем многим можно научиться. Ибо поспешность сего дела в руке суть царской, ежели он восхочет, то немногими летами может то дело управить. И того земляного сбора, чаю, что будет со всякой губернии тысяч по сто. Только, чаю, сильные лица будут всячески сему делу препятствовать, понеже они привыкли по своей воле жить, и не так они любят дать, как любят себе взять. Я чаю, что и дворовому расположению как ни есть, а будут препятствие чинить, а если великий государь не переломит их древнее упрямство, то, я чаю, что вполовину будут дворовые поборы. Ныне с двора сходит рублей по восьми иль малым чем меньше, а тогда, чаю, что и по четыре рубля не сойдет. И если по земляному владению все крестьянские платежи, також де и с дворян по владению ж земляному уставятся, то тверже он подушного сбора будет и вельми он постоянен и прибылен будет. Землю трудно токмо справить, чтобы ее всю по вышеписанному размежевать и, измерив в десятины, положить право, но потом всем оно любезно и покойно будет. И так надлежит в земляном деле потрудиться, чтоб не токмо единую землю, пахотную и сенокосную, и лесные угодья измерить, но и болота бы все, великие и малые, измерить и описать их именно, в коих они урочищах и к чьим землям прилегли, и большим болотам чертежи нарисовать особливые и спросить смежных помещиков, кому кое болото во владение угодно, на нем его и записать. А буде смежные помещики от болот откажутся, то отписать их за государем и отдавать их из приказа на оброк охочим людям. А кои болота малые в земле чьей случатся, и те болота писать за ними, в чьей земле прилучились. И от коего болота помещики откажутся, то те болота подобием пустошным вкруг всего межою обвести и на поворотах ставить холмы и так же, как и вкруг пустошей, и вкруг всего болота объехать сохою и сделать вал, а где придут иных земель межи помещичьи, то так и записать именно. И кои люди от тех болот откажутся, то уже ни по какую потребу в них не ходили бы и скота бы своего не пускали, но владел бы тот, кому оно отдано или продано будет. Також де и дворы бы все яко крестьянские, так и дворянские и всяких чинов у людей, и в городах у купецких людей, у прочих градских жителей, и у приказных канцеляристов, и у прочих служителей приказных, и у самих судей дворы измерять и платежом обложить, дабы на земле Его Ц. В. никто даром не жил. Я чаю, под державою Его И. В. под всеми жителями, кроме диких полей и глухих лесов, которые ни к кому во владение не отданы, будет верст миллиона два-три и более и такое величество земли, что исчислить конец невозможно, а платежа с нее государю ее нейдет ни малого числа. Помещики, кои владеют участками своими, отдают внайм и берут за нее деньги многие, а великому государю не платят ни малого числа. А во всякой круглой версте пятисотий будет сороковых десятин 78 с восьмою долею десятины. И если кругом с пахотной и с сенокосной, и с болотной земли положить по грошу* с десятины взимать на год, то того поземельного недвижимого сбора будет миллион-другой во всякий год. И тот сбор никогда не оскудеет, но токмо мало-помалу от расчистки лесов будет полниться. И если сие Бог состроит, что великий наш монарх установит со владения земли взимать платеж, то никто по нынешнему втуне* жителем не будет, но все будут платежники по количеству владения своего. И дворам крестьянским надлежит положить меру подлинную и неизменную, а не глазомерную, если назван на коем крестьянине двор тяглый, то действительно бы уже и был двор. И мнится мне, надлежит крестьянскому двору быть мерою в долготу и с гумном пятидесяти сажен или шестидесяти, а шириною целому двору быть 12 сажен, а полудвору 8 сажен, а четверть двору 6 сажен, а осьмушечному 4 сажен. А длина всем едино равная, чтобы овины у всех в дальности от дворового строения были. И платеж, мнится мне, можно положить с целого крестьянского двора во все поборы в год рубля по три иль по четыре иль как удобнее будет по прямому правому рассмотрению, а с полудвора вполовину, а с четверть двора четвертую долю платежа и прочие платежи по мере дворов располагать, то никому будет не обидно и всем будет легко. И на целый двор надлежит, по моему мнению, дать пахотной земли четыре четверти в поле, а в двух по тому ж, а на полдвора две четверти, а кто на четверти двора будет жить, тому одна четверть земли в поле, а и в других полях по тому же числу, чтоб ему по все годы по целой четверти ржи высевать, а ярового по две четверти. И если кто будет жить на шестой доле двора или на восьмой, то по тому и земли им отводить неизменно. А буде кто похочет на себя тягла прибавить и сколько дворового тягла на себя прибавит, столько и земли ему под пашню, и сенокосу прибавить и по таковому расположению все чинить неизменно. Також де и помещикам брать с них всякие свои поборы по тому же счислению, також де и в работе по земле ж счисление чинить, то всякая и работа будет им сносна. И сверх бы того расположения никакой помещик излишнего ничего б не накладывал, чтобы от излишних их поборов крестьянство во оскудение не приходило. И если так расположено и устроено будет, то помещики плутовать не станут, чтобы по два иль по три двора вместе сваливать. И ради лучшего от неправды помещичьей удаления и ради от огненного запаления охранения надлежит во всех селах и деревнях дворы строить гнездами, а не сплошь по-прежнему, но токмо по две селитьбы крестьянские, яко же в седьмой главе обозначено, там же пространнее изъяснено с указанием длинника и поперечника. И когда так устроено будет, то никаким образом по-прежнему свалить трех иль четырех дворов в один двор невозможно будет, да и не для чего так чинить. И крестьянские дворы справив, надлежит и градские дворы измерять и також де обложить платежом с земли дворовой, сколько под кем есть. Мнится мне, с дворовой земли яко с купецких, так и с приказных людей, и с беломестцев всякого звания, с сильных и бессильных лиц, у коих в городах и на посадах дворы есть, кроме духовного чина и причетников церковных, с долий сажени*, кажется, можно по полушке* на год взимать или по полуполушке. А с огородной земли и с загородной, на которых землях овощи садят и сады загородные разведены, також де измерять в доли сажени и, мнится, о тех загородных огородах с десяти сажен долевых по копейке можно взимать. И с тех огородных овощей на внутригородском торгу пошлину взимать, кажется, не надлежит. Токмо разве куда на иной город повезут, то отвозную пошлину надлежит взять, а когда состоится новая пошлина, то тогда так будет и управляться. И ради такового великого земляного дела надлежит, чаю, особую канцелярию учинить, понеже во управлении сем дела много будет и сбор в ней будет миллионный и самый основательный. И сей земляной сбор трудно токмо его основать, а когда оснуется и утвердится, то он, как река, станет течь неизменно. Земля сотворена от Бога недвижима, так и сбор земляной, ежели Бог его совершит, то будет он неподвижен во веки. Аминь. Глава девятая О ЦАРСКОМ ИНТЕРЕСЕ В собрании царского сокровища надлежит прямо и здраво собирать, чтоб никаковой обиды ни на кого не навести, казну бы царскую собирать, а царства бы его не разорять. Худой тот сбор, когда кто царю казну собирает, а людей разоряет, ибо если кто прямо государю своему тщится служить, то более собрания надлежит ему людей от разорения соблюдать, то оное собрание и споро, и прочно будет; к сему же и собранное надобно блюсти, дабы даром ничто нигде не гинуло. Хранение добрый товарищ собранию, ибо если охранения где не будет, трудно тут собирателю собирать. Подобно тому, как утлого сосуда не можно наполнить, так и собрание казны, если собранного не будут блюсти, неспор тот сбор будет. Я то в 710 году, будучи в Новгороде, видел: на гостином дворе две палаты наполнены были конской сбруей и иными полковыми припасами и что там ни было, все то сгнило и пропало и весь тот припас вырыли из палат лопатами и на сколько сот рублей того было, Бог весть. И по такому небрежению чаю, что и во всех городах и во армиях от такова ж комиссарского недосмотра в припасах и в хлебных запасах казны много с сего света погибает. На что сего ближе и страшнее, когда в Санкт-Петербург на корабельные дела готовят леса дубовые, а и тут пакости великие чинятся. В прошлом 717 году ехал я Ладожским озером и видел: по берегам и по островам лежит дубовых лесов множество и в том числе есть такие брусья великие, что, чаю, иной брус рублей по сто стал и иной брус уже и замыло песком, иной чуть и виден из песка. И чаю, что и по иным берегам и островам не без того те, и если оно и до ныне лежит, то много, чаю, и погнило. И по такому небрежению, Бог весть, сколько от такова небрежения казны погибает напрасно. И то небрежение хотя видится и велико, однако не такое, как от лесных заготовителей убыток происходит, ибо лесные заготовители великую и неисчислимую гибель чинят кораблям, понеже леса готовят гнилые. И если и один брус в коем корабле в причинном месте окажется гнилой, то корабль весь погубит, а есть ли в коем корабле брусов десяток-другой гнилых случится, то такова корабля и почитать кораблем нельзя. Корабль добрый и здоровый подобен городу, а из гнилостного леса состроенный хуже хворостинного плетня. Плетень, хотя собою и некрепок, однако когда военные люди будут в нем сидеть, то неприятель его даром не возьмет, а корабль, из дряблого дуба сделанный, и без бою от трясения водного пропадет и людей в себе и без неприятеля всех погубит. На такое великое и нужное корабельное дело надобно бы выбирать лес самый добрый и здоровый зеленец. А кое дерево видится хотя и здорово, а от древности оно покраснело, и такова дерева отнюдь в корабельное строение не надлежит класть, того ради что и оно непрочно. А которое дерево начало уже рассыпаться, то такое, кроме дров, никуда негодно. А видел я в Санкт-Петербурге такие леса, привезенные к корабельному делу, что и расколоть прямо нельзя, но ломятся куском, а и тесать станешь, то и щепы не отщепишь, чтоб ей не разломиться надвое или трое. И такова дерева ни близко к корабельному делу не потребно привозить. И, по моему мнению, в корабельном деле более огня гнилостного дерева подобает бояться, потому что корабль со всем убором станет, чаю, тысяч в сто, а и от небольших гнилостных деревьев весь пропадет и коя казна в нем ни будет, вся погибнет, к тому ж еще и людей в себе множество погубит. В корабельное дело дуб надлежит выбирать самый добрый зеленец, за добрым свидетельством и видом бы он просинь, а не красен был. И если из такова дуба корабль будет сделан, то он уподобится железному, ибо и пуля фузейная не весьма его возьмет. Когда бо такой дуб засохнет, то пуля и полвершка не пробьет, а в красный дуб пуля далече уйдет, а гнилой и того глубже пробьет. И того ради который корабль из такова здорового дуба сделан будет, то он гнилых лучше двадцати кораблей, понеже он, первое, что он пуль не весьма боится, второе, что от трясения волн не портится, третье, что он не гниет, но более от воды твердеет и может он жить лет пятьдесят или и больше. А из гнилого дерева сделанный корабль не переживет и пяти лет, и работа и казна вся, на него истраченная, даром пропадут. И мне мнится, лучше корабли делать из здорового соснового леса, нежели из дряблого дуба. Дряблый дуб в сыром месте и пяти лет не переживет, но весь истлеет и пропадет. Я, на денежном дворе будучи, ставил станы денежные, в коих деньги и монеты печатаются в больших стулах* дубовых. И были они только по половине стула вкопаны в землю, и те стулы в три года все пропали. И я две дубины здоровые соединил и станы в них поставил, то и доныне стоят не повреждены. И вышеобъявленная в дубовых припасах делается пакость от недознания лесных управителей. А иноземцы хотя и видят, что лес худ, да они о том не пекутся, но токмо о том пекутся, чтобы им сделать мастерски да деньги взять за работу со удовольствием, а добрый человек не стал бы из худого леса и делать. Они как художники, так и служивые, ничем же разнствуют и торговые, более заботятся о своеземцах, нежели о нас. Я чаю, что и все европейские жители не рады нашим кораблям, им то надобно, чтоб они одни славились и богатились, а мы б от них из рук глядели. И о сем моем изъявлении, чаю, что будут на меня гневаться и, если уведают о мне, что не на похвалу им написал, всячески будут тщиться, како бы меня погубить. Я их многократно видел, что они самолюбивы, а нам во всяком деле льстят да деньги выманивают, а нас всякими вымыслами пригоняют к скудости и бесславию. Когда Ц. В. состоялся указ, чтобы делать круглые деньги медные, то никто ни из русских людей, ни из иноземцев не сыскался такой человек, чтобы те инструменты к таковому делу состроить, только иноземец Юрья Фробус брался добыть таковых мастеров из-за моря. И я, видя в том деле промедление великое, вступил в то дикое дело и все то денежное дело установил. И я им, иноземцам, в том если и учинил пакость, однако мне вреда никакого не было, а ныне нельзя их не опасаться, понеже их множество, и за поносное на них слово не учинили бы мне какой пакости. И о непотребном лесе, к корабельным делам привозимом, исправить невозможно, если нынешнего порядка в заготовлении лесном не изменить и штрафа на заготовителей и на отправителей не наложить. И, по моему мнению, видится, надлежит учинить таким образом. Которые люди готовят тот припас в лесу, то повелеть бы секачам, войдя в лес, первое осмотреть дерево, на корню стоящее, здорово ли оно есть. И буде стоит оно весело и признака в нем к хворости никакой нет, то от земли саженях в двух или и выше вырубить иверень* и тот иверень, высуша, освидетельствовать. И буде дерево здорово и зелено и к рубки крепко и к тесанью вязко, то свалить его с корня и тесать по образцу. И, вытесав, осмотреть его, все ли оно здорово, и буде нет в нем ни зяблины*, ни иного никакого признака хворобного, то заклеймить его тому секачу. А кто у него примет, тому також де осмотреть его накрепко, нет ли в нем какова пороку, и будет по всему оно здорово, то и тому приемщику приложить на нем свое клеймо, а без клейма никакого дерева, ни доски к кораблям без клейма не отпускать. А буде кое дерево с корня свалят и станут его тесать и тогда, если означится в нем зяблина или дряблина или к тесанию будет ломко, и такие дерева отдавать на бочки и на иные потребы, кроме корабельного дела, или те леса жечь на смолу. А буде на какую потребу такой выбранный лес и к корабельному украшению, кроме основательных дел, годен будет, то тот лес отпускать без клейма. Подкрепление же об отправлении корабельных лесов учинить бы так: буде кое дерево корабельное великое или малое явится у корабельного дела в привозе нездоровое, и то дерево бросить не в чотку*, а чье на нем клеймо, тому такое ж дерево одно или два за одно к корабельному делу на своих проторях* поставить. А секачей, кои тесали и, заклеймив, отдали приемщику негодное, высечь батогами или кнутом, дабы впредь таких негодных дерев не рубили и не тесали. И за таким штрафом впредь уже таких негодных дерев ни рубить, ни тесать не будут и к корабельным делам отпускать не станут. А если зеленого дуба на корабельное дело набрать будет невозможно, то, мне мнится, не по что и тратить казны на дубовые леса, потому что плохой дуб ни малым чем не лучше сосны, а казны в них преизлишне идет много. Я чаю, что тою казною, сколько изойдет на корабль дубу, сосновых можно три иль и четыре сделать, а служить он лишь бы не лучше дубового стал. Дуб гнилой, когда напьется воды, то он подобен будет глине и на ходу вельми будет он тягостен, а сосновый и еловый гораздо будет легче, а и от трясения волн еловый лучше дряблого дуба устоит. Я чаю, что многие люди будут о сем спорить, глаголя: "Никогда де сосне не быть крепостью против дуба". То и я того не спорю, что добрый и здоровый дуб зеленец в пятеро или в десятеро лучше сосны, а красный едва будет ли лучше, а который прогнивший, то тот хуже и ели. Страшен мне сей глагол, что дерзнул о таком деле великом писать, но неистовая моя горячность понудила меня на сие дело. Бог мне свидетель, что не ради какова искания или прибытка желая себе, но токмо самой ради любви, которую имею к Его И. В. самодержавию, ибо я от юности своей был таков и лучше мне каковую пакость на себе понести, нежели, видя что неполезно, умолчать. И что во изъявлении моем покажется невероятным, то может свидетельством или пробою разрешиться во всех девяти главах, более же всех свидетельств правдолюбивое сердце да рассудит все. Еще же будучи в Новгороде в 710 году видел я, к тем же кораблям вьют канаты и вьют их из такой скаредной пеньки, что коя уже никуда не годится, и, свив, смолою засмолят, возят в Санкт-Петербург и отдают на корабли, и в таковых канатах верная погибель, а не надежда. И ради таковой пакости, мнится мне, лучше в Адмиралтейство принимать канаты несмоленые, того несмоленого осмотреть, какова в нем пенька и сколько в ней кострики* и здоровая ль она или гнилая, развив все, то можно познать, а в смоленом ничего того не узнать. И смолить бы их, уже освидетельствовав, то такие канаты будут надежны. Канаты корабельные становые - дело великое и страшное, и делать их надлежит из самой доброй и здоровой пеньки потому, если канат надежен, то кораблю спасение, а если канат худ, то кораблю и людям в нем сущим явная погибель. И буде и ныне канаты из такой же плохой пеньки делают, то не по что якорей и метать в воду, но лучше пускаться по ветру. Еще же надлежит мне донести и о посошной работе. Которые присылаются с городов в Санкт-Петербург на трехмесячную работу, також де и во иные места придя, работают по три месяца, а работы их видеть невозможно и смотреть на ту их работу моркотно*, потому что гонят день к вечеру, а не работу к отделке. А если бы и то исправить таковым порядком. Выбрать к тем делам правителей добрых, кои бы не алтынники* были, и приказать им осматривать разумно и сметить, сколько на коей работе трехмесячные работники в бытность свою сделали. И новопришедшим работникам ту работу объявить и некоторую часть к тому и приложить, по делу смотря, и сказать им так: "Если такое число сделаете хотя в один месяц, то и отпущены с трехмесячной работы будете". А сделав урок, хотя на государеву ж работу наймутся, хотя и по мирским работам будут наниматься, а буде не похотят наниматься, то шли бы в дома свои. И тем управителем сказать указ за жестоким штрафом и с наказанием, чтобы если в один месяц ту трехмесячную работу отработают, то ничего бы с них не брали, и не волоча их ни дня, и отпуск бы им чинили. И когда так уставится, то крепко можно надеяться, что многие будут трехмесячную работу в один месяц отрабатывать. И кои работники урок свой отработают, хотя скорее месяца, а отпуска давать им трехмесячные, потому что они трехмесячную работу сработали. А если во отпуске трехмесячные работы не написать, то откуда они посланы, станут на них данных им денег спрашивать назад. И буде и не все коего города работники, но отберутся артелью трехмесячную указанную им работу отделают, то ту артель и отпустили бы без задержания, и, на то смотря, будут и другие работники поспешать. А кои не похотят уроками делать, и те пусть все три месяца работают. И когда так устроится, то всякие дела поспешнее будут отправляться. И если впредь так устроить, то всем работникам охотнее будет на работу ходить и дела будут отправляться поспешнее, потому что, отделав свой урок, будут хотя на той же работе из найма работать. И не токмо во одних черных работах надлежит учинить, но и в ремесленных делах как в русских, так и во иноземцах надобно також де учинить, чтобы всякую работу давать им уроками ж. А месячное им жалованье надлежит отставить и давать по результатам труда каждого их, так всякие дела скорее будут делаться. Видел я в Оружейной палате: при сиденье Алексея Александровича Курбатова иноземец принес фузею, к которой делал он деревянное ложе, гладкое, ни резей, ни костей в него не сажено, а делал он то ложе четыре месяца, а на всякий месяц шло тому иноземцу едва не выше ли десяти рублей. А если бы отдать то ложе с договором, то взяли бы от него рубля полтора или бы и сорок алтын и сделали бы дня в два или в три, а не в четыре месяца. И Алексей Александрович вельми на него кричал и говорил: "Ложе де больше двух рублей не стоит, а вышло де оно близ шестидесяти рублей". Иноземцы все не пекутся, чтоб им поскорее сделать, но паче о том пекутся, како бы им подоле протянуть; иноземцы все ни о чем так не пекутся, как о месячных деньгах. А и в сборе царского интереса не весьма право делается, ибо покушаются с одного вола по две и по три кожи сдирать, а по истинной правде не могут ни единой кожи целой содрать и, как ни стараются, токмо лоскутья сдирают. И в том Ц. В. интересу повреждение чинится великое, понеже хотят излишнюю пошлину взять, да в том и истину всю истеряли. Ибо по Торговому уставу в котором городе товар какой скупается, то велено с крестьян пошлины брать по пяти копеек с рубля, а кто скупает, то с тех велено явочных денег* по пяти денег с рубля да отвозных по пяти ж денег с рубля, итого станет по гривне с рубля. И куда тот товар отвезут и продадут, то вновь с продажи берут по пяти копеек с рубля, итого станет по пяти алтын с рубля. И ныне вместо тех пяти алтын с иных товаров не по деньге с рубля не сойдет, потому что многие покупают у себя на дому, а иные покупают, отъехав, в деревнях. И так первые пять копеек, кои бы надлежало взять с крестьянина, и пропадают, а тот купец продаст кому тайно ж, и то, и другие пять копеек пропадут, и тот второй купец, привезши в свой город тайно, в свою лавку или и по иным разложит. И так в мелкой продаже он завершится, то и третьи пять копеек пропадут. А буде кто какова товара не может так тайно продать, то он возьмет выпись* на свое имя, и кто у него купит, и тот по той чужой выписи и повезет. И буде удастся продать беспошлинно, то ту выпись назад отвезут и как ни есть с тем бурмистром сладятся, да и выпись оземь. И того ради многие отпускных выписей и в книги не записывают. А буде кто тайно товара своего продать не может, то токмо одну пошлину заплатит по пяти копеек с продажи, а та другая пропала. А буде кто и тайно продаст, а откуда тот товар привезен, нельзя платежной выписи не явить, то возьмет он платежную выпись, где в малом городе или в селе, где тот товар никогда не бывал, и цену напишет малую. И с той малой цены возьмут у него по договору с рубля по две копейки, и с правдивой продажи едва и по копейки с рубля возьмется ли. И так вместо многих разных пошлин пятикопеечных ни половины одной пятикопеечной пошлины не возьмется, но вместо пяти алтын едва возьмется ли и по копейки с рубля. И того ради нельзя и быть сборам пошлинным великими, потому что вся пошлина обманом пропадет. И ныне многие вымышленники, желая сборы пополнить, вымыслили поземельные, подушные, хомутные, прикольные с судов водяных, посаженные, мостовые, пчелиные, банные, кожные и с подводчиков десятые и называют то собрание мелочным сбором; однако не теми вредными сборами наполниться казна может, токмо людям беспокойство великое, мелочной сбор, мелок он есть. Еще же к тем мелочным сборам приложили и иной сбор, который Ц. В. весьма неприличный. Такому великому монарху и на весь свет славному и великому императору собирают ему на нужные расходы со всякого сбора по деньге на рубль. И сей сбор более всех сборов моему мнению противен, понеже царь наш всесовершенный самодержец и не токмо от своих рабов, но и от иных своих соседей подвергнуться поношению быть не может. Он, наш государь, подобен Богу: что восхочет, может сотворить и казну свою может со излишеством наполнить, и никакая нужда денежная коснуться его не может. По моему мнению, все вышепомянутые древнего Устава пошлинные многоплодные сборы и нововымышленные сборы мелочные отставить да уставить единый самый царственный праведный сбор, который до Христова воплощения уставленный, то есть десятинный, что взимать пошлины по гривне с рубля, а не по пяти алтын. И учинить бы тот сбор постоянный и недвижимый, никогда ненарушимый, чтоб со всякого товара взять пошлину единожды по гривне с рубля и уже бы с того товара в другой ряд или в третий отнюдь бы ничего нигде никогда не взимать. |