ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ

Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д.

Отёска стен и прирубка косяков - Когда на доме не достаёт окон и дверей, красивое высокое крыльцо ещё только в воображении, приходится подниматься с улицы в дом по трапу.

Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) - В простых моделях рынка спрос и предложение обычно полагают зависящими только от текущей цены на товар.

ВОПРОСИВШИИ ОБ ЭТОМ, ПОСЛУШАЙ И ОТВЕТ 29 страница

Если какой товар того года и не продастся, но продастся в другой год или в третий, то бы уже с того товара другого платежа с той цены, с коей прежде заплачено, никогда бы ничего не взимать.

И если так Бог устроит, то людям будет покойно, а Ц. В. собрания пошлинного, не могу надежно сказать втрое, и вдвое гораздо настоящего сбора будет больше.

Ныне от таких многих сборов люди приходят во оскудение, потому что сколько разных сборов есть, столько и бурмистров и у всякого бурмистра целовальники и ходоки особливые и кои люди в службы выбраны, те уже от промыслов своих отбыли и кормятся теми ж государевыми сборными деньгами. И того ради никакие сборы и не споры, а люди все пропадают, те от множества служб, те ж за преступление крестного целования и чрез присягу делают неправду, деньги сборные крадут, тем себя и питают и ради клятвопреступления не спорится им.

А когда службу свою отслужат, то приказные люди станут их считать да щипать и в том отчете год иль два проволочат и тою волокитою и до конца разоряют их.

И, мне мнится, лучше всяким служителем учинить указное определение, чем им питаться, дабы им в клятву не впадать и питаться бы благословенным кусом*. Також де и приказным людям надлежит указ же учинить, по чему с какова служителя взимать, дабы всякий человек своим благословенным кусом питался.

Сие, по моему мнению, вельми дурно, что бурмистров и целовальников выбрав в службу, да ко кресту принуждают и клятвами великими заклинают, чтоб ни малого чего государева не коснулись, а выбирают в целовальники самых бедняков, то как ему по правде делать, что если ему не украсть, то и хлеба добыть ему негде. И так все в грех впадают, те служители от нужды касаются кражи, а другие ведают, что и первого дня без кражи не пробудут, а ко кресту принуждают.

А когда увидят, чье похищение, то пытают и кнутом бьют, и дома их разоряют, а за преступление клятвы и на том свете будут мучиться. По моему мнению, буде за всеми служителями смотреть и наказание чинить им, то лучше клятву отставить, а буде клятвы отставить не можно, то наказание отставить и отдать его на Божий суд.

И если крестного целования не отставить, то надлежит у крестного целования спросить его с запискою, чем он у того дела будучи, будет питаться, может ли своим кормом прокормиться. И буде скажет, что прокормиться ему нечем, то определить его кормом, чтоб ему было чем питаться. И буде кто за определенным питанием сборных денег коснется, то уже жестоко надлежит его наказать. И того ради весьма потребно крестное целование и всю клятву уставленную отставить и учинить как бурмистрам, так и целовальникам указное хлебопитание.

И по всему сему лучше, мнится, крестное целование и клятву всю отставить и учинить одно наказание, ибо полно ему и того, что за вину свою на сем свете отмучиться, а на том свете будет уже от тамошнего мучения свободен.

В пошлинах, видится, вельми пристойнее с продаваемого товара взимать единожды, ибо и с вола едина кожа сдирается, подобно и наказание человеку за вину надлежит учинить едино ж, либо человечье либо Божие.

А о соляной продаже, мнится, не вельми ж дельно учинено, чтобы быть ей в продаже Ц. В., но вельми пристойнее быть ей в свободном торге, а вместо продажной прибыли положить на всякий пуд, который пойдет в продажу, пошлины по гривне на пуд, а не с денег. И где в какую цену ни купить, хотя где за алтын или и за грош пуд, однако взимать с нее по гривне с пуда или больше или меньше, по сколько Его И. В. повелит взимать с пуда.

И брать бы ту пошлину на корню, откуда она в развозку пойдет, то со всякой ладьи сойдет пошлины по десяти тысяч рублей или и больше, також де и с бузуна*, и с поваренной. И где бы был ее пуд по копейке, а пошлину тем не менее взимать с пуда по определению установленному. И всякому купцу давать из таможни ярлыки свободные, чтоб ему не токмо в городах, но и в деревнях в русских и иноземских и зарубежных продавать свободно и пошлины с нее нигде никакой не взимать. То тот сбор будет всегда цел, ни вода его не потопит, ни огонь пакость тому сбору не учинит, и буде где соль потонет иль сгорит, а царской казне ни малого помешательства не учинит.

И если соли свободной торг будет, то многие тысячи людей будут от нее кормиться благословенным кусом, а не проклятым, понеже без кражи будут прямым своим трудом питаться. И если соль нынешнего и дешевле будет, однако многие люди и разбогатеют от нее и люди без соли страдать цингой и безвременно умирать не будут.

А ныне в деревнях такую нужду имеют, что многие и без соли едят и, заболев цингой, умирают. И от задержания соли во иных местах выше рубля пуд покупают, да и то не всегда есть, и от такого отсутствия соли напрасно люди помирают.

А если бы незапертая она была и был бы торг ей свободный, то нигде бы без соли не было, а в казну бы Его И. В. деньги бы шли чистые с тысячи пудов по сто рублей, а ни бурмистры, ни целовальники, ни надзиратели к той соли не надобны б были. Ни водяные суда, ни кладовые амбары, ни работники, ни проводники, ни канаты, ни якоря, ни иные какие припасы и подводы под нее не надобны б были, но одна бы таможня справила, и то токмо в тех городах, где ту соль купцы разнимать будут.

А где ее купцы вразвес продавать будут, то там ни малого сбора не надлежит с нее взимать и записки уже никакой ей не надобно, кроме той, откуда она добыта и в развоз повезена.

А наипаче там ее надлежит записывать на корню, где она сварена, там надлежит две записки иметь, едина выварная, а другая развозная, и о самосадке то ж чинить.

И торговые промышленники, купив ее, куда похотят, туда и повезут, и хотя где какая и потеря ей будет, то все их, а государев сбор всегда будет цел. А люди по-нынешнему от отсутствия соли болеть цингой и безвременно умирать не будут, потому что торговые люди по деревням сами возят и не токмо на деньги продают, но и на хлеб, и на скотину, и на всякую всячину меняют и в долг отдают.

А государевы купчины и бурмистры без денег ни на одну копейку не дадут, а то и не везде ее продают и кому купить ее, ехать верст сто и другое иль и больше. И того ради крестьяне, кои маломочны, все пропадают и ежели и многие от отсутствия соли помирают, да никто о том великому государю не доносит, а судьи хотя и ведают, да о том они не пекутся, чтоб люди все целы и здоровы были.

И в тех соляных сборах в бурмистрах и в целовальниках, и во управителях, и в работниках, и в надзирателях тысяч пять-шесть или и больше есть, а все они, будто черви, точат ту же соль и пищу себе приобретают от той ж соли.

А есть ли бы та соль в свободном торге была, то бы все те люди были промышленниками и питались бы от своих трудов.

И о сем можно и сосчитать, сколько от соляной продажи приходит прибыли и сколько на всякие расходы расходится и за всеми расходами сколько чистых денег останется и сколько пудов весом в год ее в продажу исходит. И если со всей продажи обложить по гривне с пуда взимать пошлины, то по исчислении пудов явно будет, сколько тех гривенных денег будет. Я чаю, что не меньше продажной прибыли будет, а волнений гораздо меньше будет, а люди сытнее будут.

И вышеявленный с соли пошлинный сбор и с прочих товаров по вышепредложенному порядку надлежит уставить уже неподвижным. Если бы брать пошлину всякую по вышеописанному на корню, то все те сборы справит одна таможня. И откуда какой товар кто бы ни станет привозить и по чему он будет тут на торгу куплен, или на дому у себя, или и в деревню отъехав, однако по-прежнему уже пошлины утаить нельзя будет, почему он ни купит, а пошлину даст полную, по гривне с рубля. И уже никаким образом отбыть от платежа невозможно будет, потому что без платежной выписи нельзя ему никуда того товара повести, того ради, что если без платежной выписи куда он ни поедет, то взят будет тот товар на великого государя бесповоротно. А буде кто и кроме таможенных бурмистров и целовальников, какой ни есть человек уведает, что везет кто товар какой без платежной выписи, и поймает его, то ему из того товара за поимку надлежит дать десятую долю.

И такова ради страхования никто, не объявив, своего товара никуда не повезет.

И когда кто товар будет ладить к отпуску, то где б он ни был куплен, то объявит его таможенному бурмистру. И бурмистру тот товар осмотреть лично и весь тот товар весом и счетом и с ценою написать в выпись подлинно, також де и у себя в закрепленную тетрадь записать подлинно ж, сколько коего товара и насколько ценою и сколько числом денег пошлинных с него взято. Також де и в выписи писать именно ж, сколько пошлинных денег взято, а по-прежнему отнюдь не писать, что взято по указу, но не токмо рубли и деньгу взятую писать именно, чтоб всякому взятию прямое известие было.

А если коему купцу в то время пошлины заплатить нечем, то в платеже взять поруку добрую и знатную и вместо записи руки поручителям прикладывать в закрепленной книге. И кто выпись возьмет под запискою, в той книге расписывались бы именами именно, а без записки и без расписки отнюдь бы не давали выписей.

И если какой купец при покупке своего товара пошлинных денег и не заплатит, однако в выписях того долга и доимок не писать, но писать, что пошлина взята только тем числом, а долги и доимки и поручителей в платеже писать у себя им в таможенных книгах или и заклад брать для того, чтоб по-прежнему пошлинных денег через обман не терять.

И отпуская товар, кой можно пятнать*, то весь тот товар перепятнать таможенным пятном. А буде кто соберет скота, быков иль коров, то на всякой скотине на правом бедре выжигать цифирными словами число рублям, сколько за какую скотину дано рублей, а сколько за рублями копеек лишку, то теми ж цифирными словами выжигать на правой лопатке. А коя скотина куплена ниже рубля, то пятнать копейками и выжигать також де на правой лопатке.

И у лошадей також де цену выжигать - рубли на правом бедре, а копейки на правой лопатке.

И за таким порядком нельзя будет ни единой скотины, ни лошади, не заплатив пошлины и не запятнав, ни продать, ни купить. И отпуская ту скотину, бурмистрам писать в книгу именно, сколько какой скотины и коей что цена, а лошадям и годы писать и приметы.

А если кто, накупив скота, погонит, не запятнав, то, хотя и с выписью погонит, взять всю ту скотину на государя. И где ту скотину запятнанную на городе или и в деревне продаст и что возьмет сверх покупной цены, и с того перекупа взять пошлину с рубля по гривне, а с покупной цены отнюдь не брать ничего. И буде кто и купит и, купив, продаст иному, хотя вскоре или года два-три и спустя, то брать пошлину с перекупа ж, а с первой плаченой цены отнюдь никогда не брать ничего.

И с тем товаром или со скотом в какой город приедут и платежную выпись объявят, и тем бурмистрам ту выпись и вписать в закрепленную книгу подлинником и товар против выписи осмотреть и, буде сходен, велеть продавать и, что возьмет сверх покупной цены лишку, и с того перекупа брать пошлины по гривне с рубля. А буде по той же цене продаст, то не брать с него ничего, токмо подьячему от записки дать копейку да от списка две деньги дать.

А буде явится с веса товара у ста пудов лишка пуда два-три, то с того излишнего товара взять пошлину по указу гривенную. Також де и в мере, буде у ста мер явится к примеру меры две иль три иль меньше и с того товара излишнего взять по гривне ж с рубля.

А буде же привесу иль примеру иль прочету явится больше трех мер, то взять на государя. А буде кто купит что тайным обычаем беспошлинно, то у купца товар, а у продавца деньги, кои он взял за неявленный товар, взять на государя да, скинув рубаху, бить их обоих батогами нещадно и вину их, за что биты, записать в книгу. И буде кто из них в другой ряд явится в такой же вине, то взять у купца товар, да штраф такое же число, сколько за товар дано, а у продавца деньги сугубо взять, да обоих кнутом бить по сколько ударов уложено будет.

А буде же продавец, продав беспошлинно, да принесет свою вину и объявит, что купец купил у него беспошлинный, ведая, то продавец свободен будет от вины, а у купца взять тот товар на великого государя со штрафом.

А буде же купец о том деле на продавца известит, то у продавца взять взятые деньги со штрафом, а купец свободен.

А буде ни купец, ни продавец не объявят, что у них торг сошелся тайно, а со стороны кто доведет* на них, то потому ж взять деньги и товар со штрафом, а доводчику дать из того товара десятую долю, а продавцу и купцу наказание чинить вышеявленное, да на них же взыскать те деньги, что доводчику даны будут.

А буде кто, купив товар, или и свой домашний повезет на продажу, не записав в таможне и выписи не взяв и пошлины не заплатив, или пошлину и заплатил и выпись взял, а товар не запятнан или и запятнан, да не весь, то запятнанный продавать, а незапятнанный взять весь на государя.

И где на городе или в селе таможенные целовальники спросят выписи, а у него выписи нет или и есть, да товар или скот не запятнан, то тот товар, кой не записан или не запятнан, взять на великого государя бесповоротно и сколько его будет, записав, продавать охочим людям, а деньги записать в таможенный сбор.

А буде кои бурмистры или целовальники, видя товар какой или и хлеб какой везет без выписи или незапятнанный, а он не возьмет того товара на государя, то на тех бурмистрах или на целовальниках взять штраф сугубый и наказание чинить сугубое ж.

А которые товары собираются к отпуску за море и в Китай и в иные зарубежные страны, то и с тех товаров також де пошлину брать по гривне ж с рубля на корню ж, откуда тому товару отпуск будет. И ту пошлину брать всю же сполна и выписи давать им платежные ж, чтоб и на порубежных торгах с той цены, с какой платил на корню, не брать бы ничего ж.

А когда кой товар сторгуют иноземцы во отвоз за море или и не за море, да за рубеж, то вместо всяких поборов взять пошлину отпускную с корабельных мачт по прежнему городскому окладу: по десяти рублей с дерева, с пеньки трепаной и со льна с берковца* по три рубля, со смолы и с сала по четыре рубля, с юфти берковца по пяти рублей или по чему можно положить, а с хлеба по рублю или по полтине с берковца ж. Також де и на прочие товары, что ни будет разных материалов, по рассмотрению наложить за всякие мелочные поборы особливую отпускную пошлину, кроме той, что при подъеме того товара на корню платили с покупной цены. А с железа связного*, кроме настоящей пошлины, накладные не накладывать.

И по чему с какова товара обложено будет накладных пошлин взимать, то надлежит всем купецким людям объявить, чтобы они про ту накладную пошлину ведали и, торгуясь со иноземцами, прикладывали б ту накладную пошлину к истинной своей цене, чтобы им в том пошлинном платеже изъяна не было. А буде кто продаст товар свой без приставки той накладной пошлины, то та пошлина взыскана будет на продавце сполна.

Також де кои товары прежде сего иноземцы покупали в городах или токмо о цене с тамошними жителями договорились и с тех товаров по уставу брать настоящую пошлину с рубля по гривне при отпуске на корню ж сполна.

А с отпуска за море и за прочие рубежи накладную пошлину брать со всех товаров сполна ж по окладу без уменьшения неизменно. А буде кто русский человек или и иноземец каким вымыслом привезет из русских городов какой-нибудь товар без платежной выписи, то тот товар без всякой отговорки взять на него, великого государя, бесповоротно и продать охочим людям. А на нем за вину взять протаможье*, такое ж число, чего тот товар стоит или как о том уложено будет.

А буде у кого от зарубежной продажи останется какова товара и похочет он тот товар продать русским людям, то взять с того товара токмо с перекупу, а накладные пошлины уже не брать. А буде, купив кто про себя, продаст иноземцам в отпуск за рубеж, то неотложно взять накладную пошлину по указу сполна сверх настоящей гривенной пошлины с продавца того, кой, купив про себя, продал за рубеж.

А буде кои и русские люди похотят какой-либо товар вести за рубеж сами, то и с тех товаров також де брать пошлину накладную неизменно сполна.

И питейной сбор, по моему мнению, весьма неисправно делается, и оттого царского интереса много тратится: первое, что бурмистры живут в тех службах непрочные, но на каждый год переменные, другое, что убор питейных покоев плох и питья держат самые плохие, третье, что цена питью одному обретается разная. Вину имя одно, а ценою продают разною, в том городе так, а в другом иначе и каждый город особливую цену имеет. Однако и та цена непостоянна, но на каждый год изменяют, а иное и дважды в год изменят, и это, стало быть, непостоянство.

Царь наш не купец, но самодержавный повелитель, как чему повелит быть, так и подобает тому быть неизменно и нимало ни направо, ни налево неподвижно. Яко Бог всем светом владеет, так и царь в своем владении имеет власть, и по его царской власти надлежит всякой вещи быть постоянной и похвальной и чтоб, как мера везде равная, и цене подобает быть равной и никогда неизменной как в хлебородном году, так и в недородном. И какова цена вину в бесхлебном месте, так подобает продавать и в самом хлебном месте, ни питья не изменять, ни меры, ни цены не нарушать, но иметь все ненарушимо.

А и бурмистры переменные весьма неправильно, потому, если коему бурмистру случится и не впервые на кабаке быть, то он буде и ведает, что ему надобно, однако справиться верно не может.

А кой бурмистр впервые сядет, то он везде потеряет, не знает, сколько чего ему надобно припасти, и купит все с передачей*, и где было найти, а он тут потеряет.

А если бы бурмистры были вековые, то бы нигде они не потеряли и лишку бы ни у какой покупки не передали, но всякие припасы покупали во время дешевизны. А мед кой год случится дешев, то мог бы он и на другой год или и на третий запасти. Також де и посуду, какая к тому делу потребна, припас бы ее во удобное время и ни у каких бы припасов лишку не передал бы, знал бы он, что куда ему надобно.

И для такова исправления надлежит в бурмистры выбирать людей не весьма богатых, но средней статьи, токмо разумных и правдолюбивых и в делах проворных и кои бы были не пьяницы и чтобы всем городом положить на них свидетельство, что они люди добрые и радетельные, и правдивые, и от управления их толк будет.

И, выбрав таковых людей, учинить им жалованье годовое и если сверх настоящего сбора неусыпным своим радением приберут излишнее, то за тот прибор дать ему сверх его оклада со всякого приборного рубля по гривне. И те деньги за излишний прибор по гривне с рубля вычитать им из своих сборов, и тот свой прибор именно записывали бы в книгу и что кому выйдет гривенных денег, записывали бы прямо. Також де буде и целовальник кой у отмерянного ему на продажу питья сверх продажной цены принесет излишнее, и из того лишнего числа давать им за их раденье половину. И те излишние примерные деньги в настоящей книге записывать подлинно и что из них дано целовальникам тут же под статьей записывать неотложно.

И бурмистрам настоящее свое жалованье, кому каково положено будет, брать бы им по все годы самим из своих сборов и записывать в расходную книгу именно.

А буде им за жалованьем своим ходить за судьями и за расходчиками по-нынешнему, то уже правде быть нельзя, для излишних расходов будут лгать.

И в таковом управлении вельми питейные сборы будут споры, потому что ни у чего передачи не будет и потери излишней никакой не будет же и ничего он непрочно делать не будет и что им в жалованье дастся, возвратится с лихвою. Я чаю, что из одного припену* выберут свое жалованье, а настоящие питейные деньги все будут целы и всякое дело будет у них споро и прочно.

Еще и от сего интереса Ц. В. гинет много, что помещики сбору казны Его И. В. не помогают, но еще и препятствие чинят. И в коих пристойных местах по Его И. В. указу велено кабаки построить и собирать бурмистрам и целовальникам питейную прибыль и где уже построены были, помещики их разорили и сборы остановили. Василий Дмитриевич Корчмин, хотя и добрый человек и великому государю верный слуга, однако и он в сем вельми погрешил, ибо в Волонецком погосте до его владения была питейная стойка построена и рублей по сто и больше на каждый год на ней собиралось, а ныне приказной его человек с питьем в ту стойку не пускает и в государевом погребе ставит свое питье и от того у великого государя рублей по сто и больше пропадает. А иные помещики и такие есть, что и целовальников бьют, и питье отнимают, и посуду разбивают, и по такому их озорству стали они быть государю своему противники, а не слуги. Чем было им государю своему радеть и в собрании казны чинить подмогу, а не остановку, то они бедные забыли, что самая истинная земля, коя и под ними самими, не его, но великого государя, а и сами они не свои, но его ж величества, а страха на себе ни малого не имеют. И такое препятствие чинится в мелких помещиках, а о сильных лицах и спрашивать нечего. Те и ногою ступить на ту землю, коя под его временным владением, с питьем государевым не пускают. И в больших своих вотчинах построены у них свои кабаки и называют их кваснями и под именем квасни продают явно пиво, а вино продают потаенно.

А питейная прибыль - самый древний интерес Ц. В., а не помещичий. И если всесовершенно у всех помещиков самовластно их отнять и во всех вотчинах по пристойным местам построить кабаки, то прибыли питейной тысяч по сотни или и больше в год прибудет.

А буде же по-прежнему Его И. В. указу вино дворянам курить запретить и клейменые кубы и котлы отставить, то чаю, что по двести или по триста тысяч рублей на каждой год прибудет у питейной продажи.

А если какой самый сильный человек будет просить, чтобы их квасни не разорять и торговать бы пивом им на себя, то повелеть года на два-три посадить за питьем верных целовальников или бурмистров и что они соберут, то впредь можно из наддачи и им на откуп отдать и брать с них откупные деньги по договору с торга, а чтобы по-прежнему самовольством им своим владеть отнюдь не давать, понеже под всеми ими земля вековая царева, а помещикам дается ради пропитания на время. Того ради царю и воля в ней большая и вековая, а им меньшая и временная и не токмо питейною продажею им самовольно владеть, но и землею без платы не можно им владеть. А буде кто похочет питьем владеть, тот да даст с питейной продажи откуп с вольного торга, понеже прибыль суть царского интереса, и того ради никому вступаться в нее не надлежит.

А дворяне и мелкие статьи многие, накурив вина, в деревнях своих продают, а иные, и в города привозя, продают и тем питейной сбор вельми повреждают. А если клейменье отставлено будет, то и продажи у дворян винной не будет.

А чаю, что не худо бы и таможенных бурмистров жалованных же учинить, то чаю, что и у них прибыльнее сборы будут. И всякое попечение положить уже на них, да на магистратов и на земских бурмистров, и чтоб земские бурмистры над всеми сборами надзирали и по окончании года они бы таможенных и питейных бурмистров и целовальников считали и расходы бы их все сличали, чтобы тем вековым бурмистрам по-нынешнему от приказных людей излишней турбации* не было.

А целовальников земские бурмистры ко всяким сборам выбирали б погодно. И буде кой целовальник радетельным явится и в деле своем проворен будет, то и целовальника того можно жалованьем определить.

И если года три-четыре в целовальниках ревностно послужит, то уже может он и бурмистрскую службу служить.

И как что тем бурмистрам управлять надлежит, дать им пункты с полным расположением и о ведомостях определение учинить им прямое, без чего быть не можно, писать в ведомостях надобно, сколько в коем месяце собрано казны какой и сколько в расходе и сколько налицо.

А сколько от месяца в месяц оставшегося питья и что тому оставшемуся питью истинная или продажная цена, то самая излишняя турбация бурмистрам и прямому делу помешательство. И ныне и от недели в неделю пишут остатки и от того иного ничего нет, токмо питью в перемерках трата и писцам лишняя плата, а все идет из государевой ж казны.

По моему мнению, в ведомостях надлежит писать месячные одни перечни камерирам, чтоб им известно было, сколько в коем определении казны собрано и сколько в расходе и сколько налицо. И таковыми ведомостями можно управиться на трех строках, а не на трех листах.

А камерирам надлежит те перечни собрав, отсылать ведение в Камер-коллегию и вместо ста ведомостей послать токмо одну ведомость на одном листе. И в таковых ведомостях яснее будет зриться, сколько где собрано и сколько в расходе и сколько налицо, то только три статьи нужно в ведомостях писать.

И в нынешних ведомостях бурмистры более сбора пекутся о ведомостях, да и нельзя им не так делать, потому что приказные люди с принуждением на них того спрашивают, чтобы в ведомостях писали именно, сколько в неделе какого питья продано и сколько какого питья в другую неделю осталось и на сколько ценою. А когда месяц пройдет, то вновь все водки сличают и в таковых ведомостях бурмистры же, оставив дело, да за ведомостями трудятся.

Такие ведомости надлежит писать годовые, ради подлинного известия и ради счета после года, а не понедельно. Надобно то писать, в чем ему, великому государю, прибыль бы умножалась же и собранная казна даром бы не тратилась.

А буде кой бурмистр не согласно с данной ему инструкцией что учинит, то учинить ему штрафование великое и с наказанием, и с запятнанием, как о том уложено будет.

А буде ж учинит похищение государевой казны, то хотя и не смерть, а по наказании положить ему на лице клеймо, чтобы быть ему при армии вечно в черной работе.

А и земским бурмистрам нельзя быть без штрафа, дабы впредь таковых не выбирали.

А кои люди в купечестве, тех бы богатые к сборам в бурмистры отнюдь не выбирали, но надлежит им торговать и с торгов своих пошлину платить.

А буде у коих людей есть промыслы большие, а деньгами не довольны, и ради расширения того своего промысла востребуют денег взять из прибыли, то, смотря по промыслу, давать сот по пяти, шести и по тысячи и больше, чтобы промыслы купецких людей расширялись и промышленники бы богатились.

И о таких дачах послать во все города указы, чтобы торговым людям, у коих заводы промышленные есть, земские бурмистры из ратуши своегородным людям на промысел давали бы деньги, по промыслу их смотря, сотни по две-три.

А если у коих людей заведены заводы большие суконные, или полотняные, или бумажные, или стеклянные, или залежные или и иные, подобные сим, то таковым, если они люди добрые, а не моты и промышленники честные, усердные, для расширения промыслов давать и по тысячи рублей и больше.

И в тех дачах крепостей у крепостных дел не писали б, но записывали бы в закрепленную книгу, чтоб никакого излишнего расходу заемщику не было, потому что он на деньги даст на всякой год процент по определению уставленному. И в тех деньгах заемщик бы расписался и под его рукою подписались бы поручители. А буде дадут без рассмотрения того заемщика и взятые деньги он изгубит, то гибель тех денег взыщется не токмо на поручителях, но и на всем городе.

И, мнится, с больших промыслов больше шести рублей со ста на год не надлежит взимать, потому что у большого промысла множество людей питаться будут и то станет быть пополнение царственное.

А буде кто похочет взять на перехватку для покупки товара на месяц иль на два или и на три, то надлежит взимать со ста рублей и по рублю на месяц.

И тех прибыльных денег никуда б не отсылать, только отсылать ведомости, в коем году, в котором городе, сколько тех денег собрано будет. И тех прибыльных денег без подлинного указа, из Камер-коллегии присланного, никуда не отпускать, но токмо отдавать их на перехватку на малые месяцы.

И если изволение Ц. В. произойдет, что бурмистрам быть жалованным, то надлежит выбирать их из средней статьи; богатому если дать на год и пятьсот рублей, то он так не услужит, как молодший и изо ста рублей.

Богатый когда и у сбора какого будет, то он больше попечение будет иметь о своих собственных промыслах. А у коего больших промыслов нет, то он весь тут будет и о ином не будет много мыслить, но токмо то у него и на уме будет, как бы справить врученное ему дело.

О снискании питейной прибыли мое мнение так лежит, чтобы во всех порядках заново учинить.

Подрядчикам велеть вино ставить во все города неизменно самое доброе, чтобы из трех золотников* выгорал целый золотник, а просто молвить, чтоб в отвесе третья доля выгорала, а две доли б в весе оставалось. А жечь одним запалом, из весовой чашки не выливая, и чтобы то вино было самое чистое, чтоб в хрустальном сосуде светлости не замутило и запаху б пригарного в нем не было.

А и винное ведро лучше поправить и сделать его пространнее, чтоб вина доброго входило в него тридцать фунтов. И когда подрядчики к отдаче вино привезут и коя бочка по пробе будет годна, то прикинуть ее на вес и после порожнюю бочку взвесить и за взвесом явно будет, сколько в коей бочке вина было. И в таковом порядке у отдачи не будет вину никакого расхода и принимать будет поспешно и нетрудно. Одним днем можно бочек сто принять, и отдатчику будет спорее, потому что ни чанов, ни ушатов, ни ковшей мазать вином не станет и никакого расхода не будет.

А и вину продажную цену положить бы не по подрядной цене смотря, но по самому изволению Ц. В. Древний обычай был вельми неправилен, что буде подрядчики дорого цену вину поставят, то дороже и продавали, а буде подрядчики возьмут дешевле, то дешевле и продавали. И по такому уставу стали уставщиками цены мужики, а не судьи, а по здравому рассуждению надлежит вину цену уставить царским указом, а не мужичьим уставом.

И ради такова порядка во всех городах цена несогласная и тот устав, по моему мнению, был вельми противен И. В. самовластию.

Вину надлежит в продаже быть цене единоравной и неизменной, чтоб она была во всех городах равная. И если во всех городах цена вину будет едина и вино везде будет равное, то и сбор питейный вельми будет прибылен, потому что из города в город вина по прежнему возить не станут, но куда приедет, тут и купит.