ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ

Сила воли ведет к действию, а позитивные действия формируют позитивное отношение

Как определить диапазон голоса - ваш вокал

Игровые автоматы с быстрым выводом

Как цель узнает о ваших желаниях прежде, чем вы начнете действовать. Как компании прогнозируют привычки и манипулируют ими

Целительная привычка

Как самому избавиться от обидчивости

Противоречивые взгляды на качества, присущие мужчинам

Тренинг уверенности в себе

Вкуснейший "Салат из свеклы с чесноком"

Натюрморт и его изобразительные возможности

Применение, как принимать мумие? Мумие для волос, лица, при переломах, при кровотечении и т.д.

Как научиться брать на себя ответственность

Зачем нужны границы в отношениях с детьми?

Световозвращающие элементы на детской одежде

Как победить свой возраст? Восемь уникальных способов, которые помогут достичь долголетия

Как слышать голос Бога

Классификация ожирения по ИМТ (ВОЗ)

Глава 3. Завет мужчины с женщиной

Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д.

Отёска стен и прирубка косяков - Когда на доме не достаёт окон и дверей, красивое высокое крыльцо ещё только в воображении, приходится подниматься с улицы в дом по трапу.

Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) - В простых моделях рынка спрос и предложение обычно полагают зависящими только от текущей цены на товар.

Собор парижской богоматери 6 страница

Судьба заносит злосчаст­ного поэта во Двор чудес — царство нищих и воров. Чужака хватают и ведут к Алтын­ному королю, в котором Пьер, к своему удив­лению, узнает Клопена Труй­льфу. Здешние нравы суровы: нужно выта­щить кошелёк у чучела с бубен­чи­ками, да так, чтобы они не зазве­нели — неудач­ника ждет петля. Грен­гуара, устро­ив­шего насто­ящий трезвон, волокут на висе­лицу, и спасти его может только женщина — если найдется такая, что захочет взять в мужья. Никто не поза­рился на поэта, и качаться бы ему на пере­кла­дине, если бы Эсме­ральда не осво­бо­дила его по доброте душевной. Осмелевший Грен­гуар пыта­ется предъ­явить супру­же­ские права, однако у хрупкой певуньи имеется на сей случай небольшой кинжал — на глазах изум­лен­ного Пьера стре­коза превра­ща­ется в осу. Злопо­лучный поэт ложится на тощую подстилку, ибо идти ему некуда.

На следу­ющий день похи­ти­тель Эсме­ральды пред­стает перед судом. В 1482 г. омер­зи­тель­ному горбуну было двадцать лет, а его благо­де­телю Клоду Фролло — трид­цать шесть. Шест­на­дцать лет назад на паперть собора поло­жили малень­кого уродца, и лишь один человек сжалился над ним. Потеряв роди­телей во время страшной чумы, Клод остался с грудным Жеаном на руках и полюбил его страстной, преданной любовью. Возможно, мысль о брате и заста­вила его подо­брать сироту, кото­рого он назвал Квази­модо. Клод выкормил его, научил писать и читать, приставил к коло­колам, поэтому Квази­модо, нена­ви­девший всех людей, был по-собачьи предан архи­дья­кону. Быть может, больше он любил только Собор — свой дом, свою родину, свою вселенную. Вот почему он беспре­ко­словно выполнил приказ своего спаси­теля — и теперь ему пред­стояло держать за это ответ. Глухой Квази­модо попа­дает к глухому судье, и это конча­ется плачевно — его приго­ва­ри­вают к плетям и позор­ному столбу. Горбун не пони­мает, что проис­ходит, пока его не начи­нают пороть под улюлю­канье толпы. На этом муки не конча­ются: после биче­вания добрые горо­жане забра­сы­вают его камнями и насмеш­ками. Он хрипло просит пить, но ему отве­чают взры­вами хохота. Внезапно на площади появ­ля­ется Эсме­ральда. Увидев винов­ницу своих несча­стий, Квази­модо готов испе­пе­лить её взглядом, а она бесстрашно подни­ма­ется по лест­нице и подносит к его губам флягу с водой. Тогда по безоб­разной физио­номии скаты­ва­ется слеза — пере­мен­чивая толпа руко­плещет «вели­че­ствен­ному зрелищу красоты, юности и невин­ности, пришедшим на помощь вопло­щению урод­ства и злобы». Только затвор­ница Ролан­довой башни, едва заметив Эсме­ральду, разра­жа­ется прокля­тиями.

Через несколько недель, в начале марта, капитан Феб де Шатопер любез­ни­чает со своей неве­стой Флер-де-Лис и её подруж­ками. Забавы ради девушки решают пригла­сить в дом хоро­шенькую цыга­ночку, которая пляшет на Соборной площади. Они быстро раска­и­ва­ются в своем наме­рении, ибо Эсме­ральда затме­вает их всех изяще­ством и красотой. Сама же она неот­рывно глядит на капи­тана, напы­жив­ше­гося от само­до­воль­ства. Когда козочка скла­ды­вает из букв слово «Феб» — видимо, хорошо ей знакомое, Флер-де-Лис падает в обморок, и Эсме­ральду немед­ленно изго­няют. Она же притя­ги­вает взоры: из одного окна собора на нее с восхи­ще­нием смотрит Квази­модо, из другого — угрюмо созер­цает Клод Фролло. Рядом с цыганкой он углядел мужчину в желто-красном трико — раньше она всегда высту­пала одна. Спустив­шись вниз, архи­дьякон узнает своего ученика Пьера Грен­гуара, исчез­нув­шего два месяца назад. Клод жадно расспра­ши­вает об Эсме­ральде: поэт говорит, что эта девушка — очаро­ва­тельное и безобидное суще­ство, подлинное дитя природы. Она хранит цело­мудрие, потому что хочет найти роди­телей посред­ством амулета — а тот якобы помо­гает лишь девствен­ницам. Её все любят за веселый нрав и доброту. Сама она считает, что во всем городе у нее только два врага — затвор­ница Ролан­довой башни, которая почему-то нена­видит цыган, и какой-то священник, посто­янно её пресле­ду­ющий. При помощи бубна Эсме­ральда обучает свою козочку фокусам, и в них нет ника­кого колдов­ства — пона­до­би­лось всего два месяца, чтобы научить её скла­ды­вать слово «Феб». Архи­дьякон приходит в крайнее волнение — и в тот же день слышит, как его брат Жеан дружески окли­кает капи­тана королев­ских стрелков по имени. Он следует за моло­дыми пове­сами в кабак. Феб напи­ва­ется чуть меньше школяра, поскольку у него назна­чено свидание с Эсме­ральдой. Девушка влюб­лена настолько, что готова пожерт­во­вать даже амулетом — раз у нее есть Феб, зачем ей отец и мать? Капитан начи­нает цело­вать цыганку, и в этот момент она видит зане­сенный над ним кинжал. Перед Эсме­ральдой возни­кает лицо нена­вист­ного священ­ника: она теряет сознание — очнув­шись, слышит со всех сторон, что колдунья зако­лола капи­тана.

Проходит месяц. Грен­гуар и Двор чудес пребы­вают в страшной тревоге — исчезла Эсме­ральда. Однажды Пьер видит толпу у Дворца право­судия — ему говорят, что судят дьяво­лицу, которая убила воен­ного. Цыганка упорно все отри­цает, невзирая на улики — бесов­скую козу и демона в сутане священ­ника, кото­рого видели многие свиде­тели. Но пытки испан­ским сапогом она не выдер­жи­вает — призна­ется в колдов­стве, прости­туции и убий­стве Феба де Шато­пера. По сово­куп­ности этих преступ­лений её приго­ва­ри­вают к пока­янию у портала Собора Париж­ской Бого­ма­тери, а затем к пове­шению. Той же казни должна быть подверг­нута и коза. Клод Фролло приходит в каземат, где Эсме­ральда с нетер­пе­нием ждет смерти. Он на коленях умоляет её бежать с ним: она пере­вер­нула его жизнь, до встречи с ней он был счастлив — невинный и чистый, жил одной лишь наукой и пал, узрев дивную красоту, не созданную для глаз чело­века. Эсме­ральда отвер­гает и любовь нена­вист­ного попа, и пред­ло­женное им спасение. В ответ он злобно кричит, что Феб умер. Однако Феб выжил, и в сердце его вновь посе­ли­лась свет­ло­кудрая Флер-де-Лис. В день казни влюб­ленные нежно воркуют, с любо­пыт­ством погля­дывая в окно — ревнивая невеста первой узнает Эсме­ральду. Цыганка же, увидев прекрас­ного Феба, падает без чувств: в этот момент её подхва­ты­вает на руки Квази­модо и мчится в Собор с криком «убежище». Толпа привет­ствует горбуна востор­жен­ными воплями — этот рев доно­сится до Грев­ской площади и Ролан­довой башни, где затвор­ница не сводит с висе­лицы глаз. Жертва ускольз­нула, укрыв­шись в церкви.

Эсме­ральда живет в Соборе, но не может привык­нуть к ужас­ному горбуну. Не желая раздра­жать её своим урод­ством, глухой дает ей свисток — этот звук он способен расслы­шать. И когда на цыганку набра­сы­ва­ется архи­дьякон, Квази­модо в темноте едва не убивает его — только луч месяца спасает Клода, который начи­нает ревно­вать Эсме­ральду к урод­ли­вому звонарю. По его наущению, Грен­гуар подни­мает Двор чудес — нищие и воры штур­муют Собор, желая спасти цыганку. Квази­модо отча­янно оборо­няет свое сокро­вище — от его руки гибнет юный Жеан Фролло. Между тем Грен­гуар’тайком выводит Эсме­ральду из Собора и невольно пере­дает в руки Клода — тот увле­кает её на Грев­скую площадь, где в последний раз пред­ла­гает свою любовь. Спасения нет: сам король, узнав о бунте, распо­ря­дился найти и пове­сить колдунью. Цыганка в ужасе отша­ты­ва­ется от Клода, и тогда он тащит её к Ролан­довой башне — затвор­ница, высунув руку из-за решетки, крепко хватает несчастную девушку, а священник бежит за стражей. Эсме­ральда умоляет отпу­стить её, но Пакетта Шант­флери только злобно смеется в ответ — цыгане украли у нее дочь, пусть теперь умрет и их отродье. Она пока­зы­вает девушке вышитый башмачок своей дочурки — в ладанке у Эсме­ральды точно такой же. Затвор­ница едва не теряет рассудок от радости — она обрела свое дитя, хотя уже лиши­лась всякой надежды. Слишком поздно мать и дочь вспо­ми­нают об опас­ности: Пакетта пыта­ется спря­тать Эсме­ральду в своей келье, но тщетно — девушку тащат на висе­лицу, В последнем отча­янном порыве мать впива­ется зубами в руку палача — её отшвы­ри­вают, и она падает замертво. С высоты Собора архи­дьякон смотрит на Грев­скую площадь. Квази­модо, уже запо­до­зривший Клода в похи­щении Эсме­ральды, крадется за ним и узнает цыганку — на шею ей наде­вают петлю. Когда палач прыгает девушке на плечи, и тело казненной начи­нает биться в страшных судо­рогах, лицо священ­ника иска­жа­ется от смеха — Квази­модо его не слышит, но зато видит сата­нин­ский оскал, в котором нет уже ничего чело­ве­че­ского. И он стал­ки­вает Клода в бездну. Эсме­ральда на висе­лице, и архи­дьякон, распро­стер­шийся у подножия башни, — это все, что любил бедный горбун.

"Собор Парижской богоматери" ("Notre-Dame de Paris") - первый большой роман Гюго, который был тесно связан с историческими повествованиями эпохи.

Замысел романа относится к 1828 году; именно этим годом датирован план произведения, в котором уже намечены образы цыганки Эсмеральды, влюблённых в неё поэта Гренгуара и аббата Клода Фролло. По этому первоначальному плану Гренгуар спасает Эсмеральду, брошенную в железную клетку по приказу короля, и идёт вместо неё на виселицу, в то время как Фролло, разыскав Эсмеральду в цыганском таборе, передаёт её в руки палачей. Позднее Гюго несколько расширил план романа. В начале 1830 года в заметках на полях плана появляется запись - имя капитана Феба де Шатопера.

К непосредственной работе над книгой Гюго приступил в конце июля 1830 года, но июльская революция прервала его деятельность, возобновить которую он смог только в сентябре. В. Гюго начал работу над романом по договору с издателем Госленом. Издатель грозился взыскать с автора по тысяче франков за каждую просроченную неделю. Каждый день был на счету, а тут в хлопотах неожиданного переезда на новую квартиру потеряны все записи и наброски, пропал весь подготовленный труд, и ни строчки ещё не написано.

Хотя в начале 30-х годов автор "Собора Парижской богоматери" и являлся ещё сторонником конституционной монархии, он уже отрицательно относился к королевскому абсолютизму и дворянскому сословию, занимавшему господствующее положение во Франции XV века, к которому отнесены события, излагаемые в романе. В конце периода реставрации наряду с антидворянскими идеями яркое выражение находят у Гюго также новые для него антиклерикальные убеждения. Благодаря этому роман о далёком историческом прошлом звучал весьма актуально в условиях того времени, когда во Франции стала на повестке дня борьба с дворянской и церковной реакцией.

Роман закончен на две недели раньше назначенного срока. 14 января 1831 года дописана последняя строка. Гюго глядит на гору исписанных листков. Вот что может заключать в себе бутылка чернил!

Первой читательницей рукописи стала жена издателя. Этой просвещённой даме, занимавшейся переводами с английского, роман показался чрезвычайно скучным. Гослен не замедлил передать широкой огласке отклик своей супруги: "Не буду больше полагаться на известные имена, того и гляди потерпишь убытки из-за этих знаменитостей". Однако печатание книги не задержалось. "Собор Парижской богоматери" вышел в свет 13 февраля 1831 года

"Собор Парижской богоматери" - произведение, отражающее прошлое сквозь призму воззрений писателя - гуманиста XIX века, стремившегося осветить "моральную сторону истории" и подчеркнуть те особенности событий прошлого, которые поучительны для современности.

Гюго писал свой роман в период подъёма и победы демократического движения, ознаменовавшего окончательным падением династии Бурбонов. Не случайно автор придал исключительное значение фигуре ремесленника Жака Копеноля, представляющего интересы вольного города Гента.

Собственно романтические черты романа проявились в ярко выраженной контрастности "Собора", резком противопоставлении положительных и отрицательных характеров, неожиданном несоответствии внешнего и внутреннего содержания человеческих натур. Однако "средневековый", "археологический" роман, где с особой тщательностью выписывает автор темноту Фролло, экзотический наряд Эсмеральды. Той же цели служит скрупулёзно разработанная лексика, отражающая язык, на котором говорили все слои общества, здесь встречается и терминология из области архитектуры, латыни, архаизмы, арготизмы толпы Двора чудес, смесь испанского, итальянского и латинского. Гюго использует развёрнутые сравнения, антитезы, проявляет изумительную изобретательность в употреблении глаголов. Признаком романтизма являются и изумительные характеры в чрезвычайных обстоятельствах. Главные персонажи - Эсмеральда, Квазимодо и Клод Фролло - воплощение того или иного качества. Уличная плясунья Эсмеральда символизирует нравственную красоту простого человека, красавец Феб - светское общество, внешне блестящее, внутренне опустошенное, эгоистичное и вследствие этого бессердечное; средоточием мрачных сил является Клод Фролло, представитель католической церкви. В Квазимодо воплотилась демократическая идея Гюго: уродливый и отверженный по социальному статусу, звонарь собора оказывается существом наиболее высоконравственным. Этого нельзя сказать о людях, занимающих высокое положение в общественной иерархии (сам Людовик XI, рыцари, жандармы, стрелки - "цепные псы" короля. Таковы нравственные ценности, установленные писателем в романе и отразившиеся в романтическом конфликте высокого или низкого, где низкое - король, правосудие, религия, т.е. всё то, что относится к "старому строю", а высокое - в облике простолюдинов. И в Эсмеральде, и в Квазимодо, и в отверженных Двора чудес автор видит народных героев романа, полных нравственной силы и полных гуманизма. Народ в понимании автора это не просто пустая масса, это грозная сила, в слепой активности которой проблема идеи справедливости. В идее штурма Собора народными массами заключен намёк Гюго на близившийся штурм Бастилии в 1789 году, на "час народный", на революцию.

Очень важно знать обстановку создания этого романа, начатого накануне революции 1830 года. Жена Гюго, оставившая о нём свои воспоминания, писала следующее: "Великие политические события не могут не оставить глубокого следа в чуткой душе поэта. Гюго только что поднявший восстание и воздвигший баррикады в театре, понял теперь яснее, чем когда либо, что все проявления прогресса тесно связаны между собой и что, оставаясь последовательным, он должен принять и в политике то, чего добился в литературе." Героизм, проявленный народом во время "трех славных дней", как называли тогда дни баррикадных боев, решивших участь Бурбонов, настолько захватил Гюго, что он должен был прервать начатую работу над "Собором…". "Невозможно забаррикадироваться от впечатлений внешнего мира, - писал он Ламартину, - В подобный момент нет больше ни искусства, ни театра, ни поэзии… Политика становится вашим дыханием". Однако вскоре Гюго возобновил работу над романом, запершись дома с бутылкой чернил и даже закрыв на ключ одежду, чтобы не выходить на улицу. Через пять месяцев, в январе 1831 года, как было обещано издателю, он положил на стол готовую рукопись. Немудрено, что в этом романе, созданном на гребне революции, запечатлелось восхищение автора героизмом и творческим гением французского народа, стремление найти в далекой истории зачатки его будущих великих деяний.."

День 6 января 1482 г., избранный Гюго для начальных глав его исторического романа, дал ему возможность сразу погрузить читателя в атмосферу красочной и динамичной средневековой жизни, какой ее видели романтики, прием фламандских послов по случаю бракосочетания французского дофина с Маргаритой Фландрской, народные празднества, устроенные в Париже, потешные огни на Гревской площади, церемония посадки майского деревца у Бракской часовни, представление мистерии средневекового поэта Гренгуара, шутовская процессия во главе с папой уродов, воровской притон Двора чудес, расположившийся в глухих закоулках французской столицы…

Недаром современники Гюго упрекали его за то, что в его "Соборе…" недостаточно католицизма. Так говорил, например аббат Ламенне, хотя и хвалил Гюго за богатство воображения; Ламартин же, назвавший Гюго "Шекспиром романа", а его "Собор…" - "колоссальным произведением", "эпопеей средневековья", писал ему с некоторым удивлением, что в его храме "есть все, что угодно, только в нем нет ни чуточки религии".

Гюго восхищается собором не как оплотом веры, а как "огромной каменной симфонией", как "колоссальным творением человека и народа"; для него этот чудесный результат соединения всех сил эпохи, где в каждом камне видна "принимающая сотни форм фантазия рабочего, направляемая гением художника". Великие произведения искусства, по мысли Гюго, выходят из глубин народного гения: "… Крупнейшие памятники прошлого - это не столько творения отдельной личности, сколько целого общества; это скорее всего следствие творческих усилий народа, чем блистательная вспышка гения… Художник, личность, человек исчезают в этих огромных массах, не оставляя после себя имени творца; человеческий ум в них своё выражение и свой общий итог. Здесь время - зодчий, а народ - каменщик".

Если романтики старшего поколения видели в готическом храме выражение мистических идеалов средневековья и связывали с ним стремление уйти от житейских страданий в лоно религии и потусторонних мечтаний, то для Гюго средневековая готика - это, прежде всего замечательное народное искусство, выражение талантливой народной души со всеми чаяниями, страхами и верованиями своего времени. Вот почему собор является в романе ареной отнюдь не мистических, а самых житейских страстей. Вот почему так неотделим от собора несчастный подкидыш - звонарь Квазимодо. Он, а не мрачный священнослужитель Клод Фролло, является его подлинной душой. Он лучше чем кто бы то ни было понимает музыку его колоколов, ему кажутся родственными фантастические изваяния его порталов. Именно он - Квазимодо - "вливал жизнь в это необъятное здание", говорит автор.

Главным идейно-композиционным стержнем романа "Собор Парижской богоматери" является любовь к цыганке Эсмеральде двух героев: архидиакона собора Клода Фролло и звонаря собора Квазимодо. Главные герои романа выходят из самой гущи народной толпы, которая играет решающую роль во всей концепции романа, - уличная танцовщица Эсмеральда и горбатый звонарь Квазимодо. Мы встречаемся с ними во время народного празднества на площади перед собором, где Эсмеральда танцует и показывает фокусы с помощью своей козочки, а Квазимодо возглавляет шутовскую процессию как король уродов. Оба они так тесно связаны с живописной толпой, которая их окружает, что кажется будто художник лишь на время извлёк их из неё, чтобы толкнуть на сцену и сделать главными персонажами своего произведения.

Эсмеральда и Квазимодо представляют как бы два разных лика этой многоголосой толпы.

a. Эсмеральда

Красавица Эсмеральда олицетворяет собой всё доброе, талантливое, естественное и красивое, что несёт в себе большая душа народа, а противоположность мрачному средневековому аскетизму, насильно внушаемому народу фанатиками церкви. Недаром она так жизнерадостна и музыкальна, так любит песни, танец и саму жизнь, эта маленькая уличная танцовщица. Недаром она так целомудренна и вместе с тем так естественна и прямодушна в своей любви, так беспечна и добра со всеми, даже с Квазимодо, хотя он и внушает ей непреодолимый страх своим уродством. Эсмеральда - настоящее дитя народа, её танцы дают радость простым людям, её боготворит беднота, школяры, нищие и оборванцы из Двора чудес. Эсмеральда - вся радость и гармония, её образ так и просится на сцену, и не случайно Гюго переработал свой роман для балета "Эсмеральда", который до сих пор не сходит с европейской сцены.

"…Была ли эта юная девушка человеческим существом, феей или ангелом, этот Гренгуар, сей философ-скептик, сей иронический поэт, сразу определить не мог, настолько был он очарован ослепительным видением.

Она была невысока ростом, но казалась высокой - так строен был её тонкий стан. Она была смугла, но нетрудно было догадаться, что днём её кожа отливала тем чудесным золотым оттенком, который присущ андалузкам и римлянкам. Маленькая ножка тоже была ножкой андалузки, - так легко ступала она в своём узком изящном башмачке. Девушка плясала, порхала, кружилась на небрежно брошенном ей под ноги старом персидском ковре, и всякий раз, когда её сияющее лицо возникало перед вами, взгляд её больших черных глаз ослеплял вас, как молния.

Взоры всей толпы были прикованы к ней, все рты разинуты. Она танцевала под рокотание бубна, который её округлые девственные руки высоко возносили над головой. Тоненькая, хрупкая, с обнаженными плечами и изредка мелькавшими из - под юбочки стройными ножками, черноволосая, быстрая, как оса, в золотистом, плотно облегавшем её талию корсаже, в пестром раздувавшемся платье, сияя очами, она воистину казалась существом неземным…."

б. Квазимодо

Другой демократический герой романа - подкидыш Квазимодо олицетворяет скорее страшную силу, таящуюся в народе, ещё тёмном, скованном рабством и предрассудками, но великом и самоотверженном в своём беззаветном чувстве, грозном и мощном в своей ярости. Которая поднимается порой, как гнев восставшего титана, сбрасывающего с себя вековые цепи.

Клод Фролло "окрестил своего приёмыша и назвал его "Квазимодо" - то ли память того дня, когда нашёл его (у католиков первое воскресенье после пасхи, Фомино воскресенье; а по латыни означает "как будто бы", "почти".), то ли желая этим именем выразить, насколько несчастное маленькое создание несовершенно, насколько начерно сделано. Действительно, Квазимодо, одноглазый, горбатый, был лишь почти человеком."

Образ Квазимодо является художественным воплощением теории романтического гротеска. Невероятное и чудовищное преобладает здесь над реальным. Прежде всего, это относится к гиперболизации уродства и всяческих несчастий, обрушившихся на одного человека.

"…Трудно описать этот четырёхгранный нос, подковообразный рот, крохотный левый глаз, почти закрытый щетинистой рыжей бровью, в то время как правый совершенно исчезал под громадной бородавкой, обломанные кривые зубы, напоминавшие зубцы крепостной стены, эту растрескавшуюся губу, над которой нависал, точно клык слона, один из зубов, этот раздвоенный подбородок… Но ещё труднее описать ту смесь злобы, изумления, грусти, которые отражались на лице этого человека. А теперь попробуйте себе это представить в совокупности!

Одобрение было единодушным. Толпа устремилась к часовне. Оттуда с торжеством вывели почтенного папу шутов. Но теперь изумление и восторг толпы достигли наивысшего предела. Гримаса была его настоящим лицом.

Вернее, он весь представлял собой гримасу. Громадная голова, поросшая рыжей щетиной; огромный горб между лопаток и другой, уравновешивающий его, - на груди; бёдра настолько вывихнутые, что ноги его могли сходиться в коленях, странным образом напоминая собой впереди два серпа с соединёнными рукоятками; широкие ступни, чудовищные руки. И, несмотря на это уродство, во всей его фигуре было какое-то грозное выражение силы, проворства и отваги, - необычайное исключение из того общего правила, которое требует, чтобы сила, подобно красоте, проистекала из гармонии… "

Квазимодо "весь представляет собой гримасу". Он родился "кривым, горбатым, хромым"; затем от колокольного звона лопнули его барабанные перепонки - и он оглох. К тому же глухота сделала его как бы немым ("Когда необходимость принуждала его говорить, язык его поворачивался неуклюже и тяжело, как дверь на ржавых петлях"). Душу его, скованную в уродливом теле, художник образно представляет, как "скрюченную и захиревшую" подобно узникам венецианских тюрем, которые доживали до старости, "согнувшись в три погибели в слишком узких и слишком коротких каменных ящиках".

При этом Квазимодо - предел не только уродства, но и отверженности: "С первых же своих шагов среди людей он почувствовал, а затем и ясно осознал себя существом отверженным, оплёванным, заклеймённым. Человеческая речь для него была либо издёвкой, либо проклятием". Так гуманистическая тема отверженных, без вины виноватых, проклятых несправедливым людским судом, развертывается уже в первом значительном романе Гюго.

Гротеск у Гюго является "мерилом для сравнения" и плодотворным "средством контраста". Этот контраст может быть внешним или внутренним или и тем и другим вместе. Уродство Квазимодо, прежде всего резко контрастирует с красотой Эсмеральды. Рядом с ним она кажется особенно трогательной и прелестной, что наиболее эффектно выявляется в сцене у позорного столба, когда Эсмеральда приближается к страшному, озлобленному и мучимому нестерпимой жаждой Квазимодо, чтобы дать ему напиться (" Кого бы не тронуло зрелище красоты, свежести, невинности, очарования и хрупкости, пришедшей в порыве милосердия на помощь воплощению несчастья, уродства и злобы! У позорного же столба это зрелище было величественным".

Уродство Квазимодо контрастирует ещё более с его внутренней красотой, которая проявляется в беззаветной и преданной любви к Эсмеральде. Кульминационным моментом в раскрытии подлинного величия его души становится сцена похищения Эсмеральды, приговорённой к повешению, - та самая сцена, которая привела в восторг окружающую их обоих народную толпу: "… в эти мгновения Квазимодо воистину был прекрасен. Он был прекрасен, этот сирота, подкидыш, … он чувствовал себя величественным и сильным, он глядел в лицо этому обществу, которое изгнало его, но в дела которого он так властно вмешался; глядел в лицо этому человеческому правосудию, у которого вырвал добычу, всем этим тиграм, которым лишь оставалось лязгать зубами, этим приставам, судьям и палачам, всему этому королевскому могуществу, которое он, ничтожный, сломил с помощью всемогущего бога."

Нравственное величие, преданность и душевная красота Квазимодо ещё раз выступят во всей своей силе в самом конце романа, когда не сумев уберечь Эсмеральду от её главного врага - архидиакона Клода Фролло, всё же добившегося казни несчастной цыганки, Квазимодо приходит умереть возле её трупа, обретая свою любимую только в смерти.

Знаменательно, что нравственную идею романа, связанную главным образом с Квазимодо, прекрасно понял и высоко оценил Ф.М. Достоевский. Предлагая перевести на русский язык "Собор Парижской богоматери", он писал в 1862 году в журнале "Время", что мыслью этого произведения является "восстановление погибшего человека, задавленного несправедливо гнётом обстоятельств.… Эта мысль - оправдание униженных и всеми отринутых парий общества… Кому не придёт в голову, - писал далее Достоевский, - что Квазимодо есть олицетворение угнетённого и презираемого средневекового народа французского, глухого и обезображенного, одарённого только страшной физической силой, но в котором просыпается наконец любовь и жажда справедливости, а вместе с ними и сознание своей правды и ещё непочатых бесконечных сил своих… Виктор Гюго чуть ли не главный провозвестник этой идеи "восстановления" в литературе нашего века. По крайней мере, он первый заявил эту идею с такой художественной силой в искусстве".

Таким образом Достоевский также подчёркивает, что образ Квазимодо является символом, связанным с демократическим пафосом Гюго, с его оценкой народа как носителя высоких нравственных начал.

в. Клод Фролло

Но если именно этих униженных и всеми откинутых парий общества - таких, как Квазимодо или Эсмеральда, Гюго наделяет лучшими чувствами: добротой, чистосердечием, самоотверженной преданностью и любовью, то их антиподов, стоящих у кормила духовной и светской власти, подобно архидиакону собора Парижской богоматери Клоду Фролло или королю Людовику XI, он рисует, напротив, жестокими, эгоцентричными, полными равнодушия к страданиям других людей.

Архидиакон Клод Фролло, как и Квазимодо, является гротескным персонажем романа. Если Квазимодо пугает своим внешним уродством, то Клод Фролло вызывает ужас тайными страстями, которые обуревают его душу. "Отчего полысел его широкий лоб, отчего голова его всегда была опущена?.. Какая тайная мысль кривила горькой усмешкой его рот, в то время как нахмуренные брови сходились, словно два быка, готовые ринуться в бой?.. Что за тайное пламя вспыхивало порой в его взгляде?..." - такими страшными и загадочными словами представляет его с самого начала художник.

В лице одного из главных персонажей романа, учёного схоласта Клода Фролло, он показывает крах догматизма и аскетизма. Мысль Клода бесплодна, в его науке нет творческой силы Фауста, она ничего не создаёт. Отпечаток смерти и запустения чувствуется в его келье, где он ведёт свою работу: "…на столе лежали циркули и реторты. С потолка свисали скелеты животных… Человеческие и лошадиные черепа лежали на манускриптах… На полу, без всякой жалости к хрупкости их пергаментных страниц, были накиданы груды огромных раскрытых фолиантов. Словом, тут был собран весь сор науки. И на всём этом хаосе - пыль и паутина".

Католический священник, связанный обетом целомудрия и ненавидящий женщин, но снедаемый плотским вожделением к красавице цыганке, учёный богослов, который предпочёл чернокнижие и страстные поиски секрета добывания золота истинной вере и милосердию, - так раскрывается мрачный образ парижского архидиакона, играющий чрезвычайно важную роль в идейной и художественной концепции романа.

Клод Фролло - настоящий романтический злодей, охваченный всепоглощающей и губительной страстью. Эта злая, извращённая и в полном смысле слова демоническая страсть способна лишь на страшную ненависть и иступленное вожделение. Страсть священника губит не только ни в чём не повинную Эсмеральду, но и его собственную мрачную и смятенную душу.