ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ

Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д.

Отёска стен и прирубка косяков - Когда на доме не достаёт окон и дверей, красивое высокое крыльцо ещё только в воображении, приходится подниматься с улицы в дом по трапу.

Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) - В простых моделях рынка спрос и предложение обычно полагают зависящими только от текущей цены на товар.

Научный консультант серии Е.Л. Михайлова 8 страница

Предыдущая 1 2 3 4 5 6 789 10 11 12 13 14 15 Следующая

3. Создание мотивации. Одной из особенностей данных техник является то, что протагонисту изначально задается цель — решить задачу. Эта цель по своей формулировке не является терапевтической. Она несет в себе некоторый отвлекающий маневр — протагонист не занимается решением своих проблем, он всего лишь решает задачу. (Дэвид Киппер по этому поводу пишет, что иногда протагониста полезно отвлечь от процесса. См. [3].) Такой прием позволяет протагонисту преодолеть сопротивление. Кстати, этот прием широко используется в психодиагностике — например, в проективных методах. Кроме того, формулировка задачи создает напряженную систему: у протагониста есть цель, которую он стремится достичь, и тем самым создается мотивация к действию. Это своего рода квазипотребность по К. Левину — и в такой ситуации человек вынужден искать ответ или напрямую сталкиваться со своим сопротивлением.

4. Разогрев на получение нового опыта. Часто в психодраме мы несколько пренебрегаем процессом разогрева, в то время как Морено уделял ему особое внимание. Так, рассматривая развитие младенца, Морено пишет о том, что младенец нуждается в других людях, помогающих ему выполнять те функции, к которым он еще в силу своей слабости не способен. Личности, замещающие определенные функции ребенка и являющиеся, по сути, его продолжением, определены Морено как вспомогательные “Я”. Одна из функций такого вспомогательного “Я” состоит в руководстве — ведении субъекта путем разогрева, чтобы найти лучшее решение его проблем [5]. Фактически это та функция, которую в Театре спонтанности Морено выполняли тренированные вспомогательные “Я”, а в классической психодраме исполняет директор — он ведет протагониста, разогревая его в процессе драмы. В техниках “Пустой Город и “Закрытие Театра” протагонист разогревается на определенную тему. Путем введения в психодраму “инородных элементов” мы разогреваем протагониста на получение нового опыта, ведь драма начинается с необходимости осваивать некоторый новый, неожиданный для протагониста материал. В конце концов психодрама нацелена на получение нового опыта, и подобный способ позволяет протагонисту получить именно новый опыт, здесь скорее всего не будет “домашних заготовок”. Достаточно известен феномен, когда протагонист приходит с некоторой проблемой, у него часто бывает заготовленный ответ на вопрос, и одна из задач состоит в том, чтобы сломать стереотип. Стереотип же может заключаться не только в поведении, но и в самом способе виґдения, структурирования опыта. Невроз — это всегда некоторое сужение взгляда, и один из главных терапевтических эффектов заключается в расширении взгляда. Структурирование пространства терапевтом может быть той самой провокацией или конфронтацией, которая позволит протагонисту сделать качественно новый шаг в процессе своего личностного развития.

Литература

1. Данилова И.Е. Итальянский город века: реальность, миф, образ. М., 2000.

2. Донован Дж. Драматерапия исследовательского уровня внутри психотерапевтического окружения // Драматерапия. М., 2002.

3. Киппер Д. Клинические ролевые игры и психодрама. М., 1993.

4. Маслоу А. Психология бытия. М., 1997.

5. Морено Я. Психодрама. М., 2001.

6. Поляков М.Я. О театре: поэтика, семиотика, теория драмы. М., 2000.

7. Сванидзе А.А. Средневековые города Западной Европы // Город средневековой цивилизации в Западной Европе. Т. 1. Феномен средневекового урбанизма. М., 1999.

8. Фуко М. История безумия в классическую эпоху. С-Пб, 1997.

9. Хиллман Дж. Исцеляющий вымысел. С-Пб., 1997.

10. Юнг К.Г. О перерождении // Синхронистичность. М., 1997.

11. Gergen K.J. & Gergen M.M. Narrative and the Self as Relationship (17—53). In: Advances in Experimental Social Psychology. Vol. 21, 1988.

12. Jonson R.A. Inner Work. San Francisco, 1989.

Елена Симонова, Ирина Спильная

Мирный атом,

или Групповая работа

в психодраматической

клиентской группе

Когда однажды вечером садишься писать статью о работе психодраматиста, кажется, что тема ясна и “ангел-хранитель” пишущих уже нашептывает на ушко первую фразу. Но проходит день, потом еще несколько дней, и “бес” креативности подбрасывает в огонь связку новых идей: можно написать об одной сессии, об этой, нет, о той, можно написать о клиентском личностном росте или о взаимовлиянии отношений котерапевтов и групповой динамики, об использовании известной техники или изобретении новой, о работе со снами, о разных видах работы с активным воображением или социометрии... или... или...

— О, субличность здравого смысла, помоги сделать выбор!

— Решено, вы будете писать о групповой работе в психодраматической клиентской группе.

Почему авторы выбрали эту тему? Причина проста: несмотря на то, что в последние годы появилось много психологической литературы, по-прежнему не хватает книг и статей, так сказать, про ремесло. А именно про то, что происходит с конкретными людьми, в конкретной психологической группе и благодаря чему это происходит. Эта ситуация напоминает положение с сексуальным просвещением в 1980-е годы: от школьных учебников до материалов съездов КПСС — везде можно было встретить утверждения вроде “полноценная сексуальная жизнь является неотъемлемой частью гармоничного супружества”. При этом получить информацию о том, из чего “сделана” эта “сексуальная жизнь”, можно было только из бледных самиздатовских копий. Не претендуя на высокую честь сравнения, мы хотим подчеркнуть, что в этой статье рассказывается о некоторых, на наш взгляд, интересных моментах работы одной клиентской психодраматической группы.

Группа состояла из людей 22 — 33 лет: семи женщин и трех мужчин. Она продолжалась в течение 5 месяцев и собиралась раз в неделю по 4 часа. Состоялась 21 сессия: четыре клиента участвовали в 19—20 сессиях, шестеро — в 7—11 сессиях. Еще 8 человек присуствовали на 1—4 сессиях.

Люда, Ника, Соня, Снежана, Марина, Нонна, Алексей-1 и Алексей-2 никогда не имели проблем с психическим здоровьем. Лена госпитализировалась 2 года назад по поводу суицида, Валерий год назад был госпитализирован с диагнозом “тревожное расстройство”. Два участника группы — преподаватели психологии, одна — журналист, одна — парикмахер-стилист, одна безработная (раньше училась на психфаке), пятеро — студенты-психологи.

Люди пришли в группу, движимые разными мотивами: Снежана — поучиться, Соня — разрешить личные проблемы, Ника — разобраться с родителями, Люда — пообщаться, Валерий — почувствовать себя среди людей, Марина — потому что писала статьи о психологии, Нонна — хотела начать работать психологом. Алексей-1 сказал: “Если мне кто-то поможет, то это Вы”, Алексей-2: “Снежана посоветовала”, Лена: “Вы сказали, что нужно, — я пришла”.

Но если говорить серьезно, то большинство участников (7 человек) заинтересовались возможностями метода психодрамы для личной терапии во время учебно-клиентских показов, 4 человека до этого занимались с психотерапевтом индивидуально, так что можно считать, что группа сложилась, движимая клиентским запросом, как часто бывает, слегка “закамуфлированным” интересом или учебой. Особо хочется отметить потребность в общении. На наш взгляд, этот мотив в меньшей степени является “камуфляжем”: нереализованность потребности в истинном, глубоком, позитивном общении становится важным “связующим веществом” группы.

Поэтому первое, что хочется сказать о групповой работе, касается “околотерапевтической” ситуации: это значение роли старосты и значение “чайных перерывов”. Трудно переоценить важность “челночной дипломатии”, которой занимается в начале группы староста. В данной группе Соня, которая вела все организационные и финансовые переговоры с участниками, приняла на себя груз как первичных негативных (“сборщик податей”), так и первичных позитивных (“уютная хлопотунья”) проекций, что для нее лично стало причиной некоторой отсрочки полного принятия клиентской роли (поэтому нам было необходимо провести небольшую, но важную работу по интеграции старосты в группу).

Важной частью организации групповой работы нам представляется совместное “преломление хлеба” — взаимное угощение участников группы, которое выполняет несколько символических функций: в начале — отделение и выделение пространства группы в качестве места “утоления голода” (эмоционального, акционального или любого другого), в середине — обеспечение дополнительного ресурса для протагонистской работы, которая обычно делалась после “чайного перерыва”. Это подходящее время для психотерапевтов-”родителей”, чтобы предоставить клиентам-”сиблингам” возможность самостоятельного свободного взаимодействия. Добавим, что на этапе формирования групп задача “обеспечить безопасное пространство драматического психического процесса” (Барц, 1997) является одной из центральных.

Трудно понять, что может включать в себя описание “групповой работы”: работа группы, работа с группой, групповая динамика, групповые темы или что-то другое? Никогда бы не подумали, что описание групповой работы начнется с рассмотрения роли старосты и значения “чайной церемонии”. Однако, к делу. Известно, что психодраматическая работа подразделяется на центрированную на протагонисте, теме, группе. Логично начать с тех ее видов, когда в фокусе внимания находится работа с группой как с ассоциированным клиентом.

В знак уважения к Я. Морено, отцу-основателю метода, начнем с социометрии. В работе с этой группой классический социометрический тест не использовался, однако большое значение имели социометрический выбор групповой темы (выбор протагониста) и особенно символические, по сути, социометрические процедуры “выбора” и “отвержения”, которые составляли значительную часть разогревов.

Согласно теории, “психодрама исследует не только открытое поведение и скрытое сознание индивидуума, но и целый мир межличностных отношений” (Келлерман, 1998). Например, во время разогрева “Антикварный магазин игрушек” (авторы Е. Шильштейн и К. Щурова) Снежана, которая изображала “Розу под стеклянным колпаком”, отвергала выборы со стороны Марины, Алексея-1 и вела себя агрессивно, подчеркивала свою “избранность”. Это привело к тому, что участники группы попытались насильственно “помочь” ей, “разбить колпак”, а затем предложили вообще
“убрать ее из магазина”. Снежана реагировала очень эмоционально, на шеринге высказалась: “меня атаковали”, “меня не защитили”, “я всегда готова к подобным ситуациям, они всегда повторяются в моей жизни”. Этот эпизод активизировал чувства не только Снежаны, но и других участников группы: Алексей-1 — раздражение, бессилие, Валерий — вина и отчаяние, Нонна — агрессия, Марина — злорадство, Люда — страх. Можно считать, что в этом опыте переживаний группового взаимодействия символически “прорабатывались”, в соответствии с теорией психодрамы, реальные отношения и Снежаны, и других участников группы. Например, сначала Снежана спрашивала: “Почему люди меня отвергли, атаковали?” Позднее, получив обратную связь, она перешла от разрешения проблемы враждебности мира и непонимания к теме “Что я такого делаю, что отталкивает от меня людей”.

Приведенный пример хорошо иллюстрирует использование групп-динамических разогревов в работе с группой как клиентом. Кроме стимуляции агрессивных, прояснения скрытых конкурентных тенденций в групповой динамике, использовались также разогревы, ориентированные на усиление сплоченности группы и прояснение ее ролевой структуры и предпочтительных ролей из репертуара каждого участника.

Разогрев “Дерево” усилил ощущение группы как единого организма и прояснил роли в группе: Ника приняла эмбриональную позу и стала “корнями в темноте, которым сыро, приятно” (для этой клиентки была характерна “детская” позиция и запрос к группе и терапевтам выполнять функцию ее “симбиотической матери”); Люда — “самая верхушка, видно вокруг хорошо, свободно дышать” (преодолевала роль гиперответственного участника); Лена стала “кроной, то, что ниже — безразлично, они должны меня питать” (потребительское отношение к группе, которое было у этой клиентки на первом этапе психотерапии); Снежана стала “живой веткой” вместо “духа дерева”, и “стало страшней, опасней” (при попытке принять роль реального участника группы почувствовала усиление тревоги) и т.д.

К десятой сессии групп-динамические процессы оказались в центре работы, так как конкурентные тенденции, борьба за лидерство стали мешать созданию необходимой атмосферы безопасности и поддержки, и группе была предложена ролевая игра “Королевский двор”, чтобы отыграть в действии накопившиеся групповые противоречия. Участники отстаивали в игре
право на лидерство: Снежана и Марина — формальное, Алексей-1 и Алексей-2 — интеллектуальное превосходство, Ника и Люда — тайное манипулятивное руководство, Соня — неформальное, духовное, Лена — право на особую позицию. Прорабатывались темы ответственности и власти, выбора и отвержения, преданности и предательства, зависимости и одиночества, манипуляции и агрессии.

Работа вызвала сильные эмоции у всех участников и привела к двум следствиям: два человека прекратили ходить на группу: Алексей-1 — окончательно, Лена вернулась после шести пропущенных сессий. С другой стороны, две участницы, не решавшиеся на индивидуальную работу (Снежана и Марина), сыграли свои психодрамы. Подобный же эффект был отмечен и после других общегрупповых работ (“Антикварного магазина игрушек” и “Сказки”), которые тоже стимулировали более пассивных или тревожных членов группы работать индивидуально в режиме классической психодрамы, но становились непреодолимым барьером для некоторых участников.

Ролевую игру можно считать примером работы, центрированной не только на группе, но и на теме. Практически невозможно отделять центрацию на теме от центрации на группе, поскольку обычно это центрация на групповой теме. По словам Д.С. Витакер, “совместная тема — это вопрос или проблема, волнующая группу и занимающая мысли ее участников в определенный период времени” (Витакер, 2000).

Добавим, тема не всегда была осознана в виде “мыслей”, она часто появлялась в виде образов, метафор, сновидений участников, и тогда использовались специальные разогревы как на регрессивные “детские” темы сиротства, отсутствия безусловной любви, агрессии по отношению к родительским фигурам, защиты границ, так и на “прогрессивные” темы принятия ответственности за свою жизнь, развития, индивидуации. В первом случае темы актуализировались образами брошенного дома, игрушек в антикварном магазине, встречи с собой маленьким, дара, за который потом потребовалось заплатить. Во втором фасилитация состояла в разогревах по схеме “образ, описывающий актуальное состояние” и “образ, описывающий желательное состояние”, в любых формах работы по типу “встречи с будущим”, в виде игры-”биржи” с акциями разных видов свободы и ответственности и в форме “путешествий”.

Но наиболее интересной работой, центрированной на теме индивидуации, нам представляется групповое сочинение и разыгрывание сказки. На 14-й сессии (предновогодней) в качестве разогрева использовался групповой транс про зимнюю дорогу, дом, новогодний праздник, рассказывание историй у камина. У участников актуализировались темы потери близких мужчин (отца, дедушки), страха продвижения вперед (страх дороги, страх войти в дом), встречи с теневыми, неосознаваемыми сторонами личности (волки, “страшное нечто”). Заданные темы пути (индивидуации), обретения дома (личностной целостности, самоидентичности) сопровождались усилением сепарационной тревоги. Участники группы сочинили сказку следующего содержания.

Алексей-2: Жил-был Иван, но не дурак, а гигант. Он только что убил Кащея и везет домой Машеньку верхом на Сером Волке.

Антон: На границе Соловей-разбойник убил Ивана, Машеньку взял в плен и повез в подарок другу на день рожденья, Волка изрубил на шашлык, а зубы его повесил как украшение на шею.

Марина: А тем временем один кусочек мяса пополз и стал воссоединяться с другими, не нашлось только черепа. Отыскали старый лошадиный череп и остальные части тела воссоединились с ним. Получился Волшарик (волк-лошадь), он оживил Ивана, который ничего не помнил.

Ника: Иван шел по снежному полю, споткнулся, упал на кнопку, появилась золоченая лестница, по ней сверху спускалась Фея, которая приклеивала звезды. Она отправилась вниз в озеро, Иван за ней, в глубине он и вспомнил все. Волшарик и Иван отправились спасать Машеньку. Все разбойники спали пьяные, поэтому девушку отвязали и поехали домой.

Соня: Но тут Волшарик почувствовал неудобство и захотел стать волком. Они вернулись обратно, а Машеньку оставили у доброй старушки в избушке. Выкрали Зуб, и Волшарик стал волком.

Снежана: Но добрая старушка оказалась Бабой Ягой и захотела съесть Машеньку. Она отправила на бой двух леших, но Волк и Иван их победили.

Валерий: Иван с Машенькой отправились к царю, он их и обвенчал. Они жили долго и счастливо до самой смерти.

В замечательной книге Дж. Кэмпбелла “Тысячеликий герой” сказано:

“Герой отваживается отправиться из мира повседневности в область удивительного и сверхъестественного. Там он встречается с фантастическими силами и одерживает решающую победу. Из этого исполненного таинств приключения герой возвращается наделенным способностью нести благо своим соотечественникам... Как правило, герой сказки добивается локальной, в пределах своего микрокосма победы”.

Во время сочинения и разыгрывания сказки каждый участник группы отыгрывал в действии тот этап личной индивидуации, на котором он находился. Так, Снежана (Машенька), находившаяся большую часть действия в диссоциированном состоянии, в сцене захвата ее Бабой Ягой и попытки насильно выдать замуж, отстояла свою свободу, что напрямую было связано с ее реальной жизненной сепарацией от доминирующей, манипулирующей матери. В роли Бабы Яги была Люда, для которой женские манипуляции мужчинами — тема семейного манипулятивного сценария. То, что в сюжете сказки этот способ общения не принес ожидаемого успеха, стало для нее полезной обратной связью. Другой вариант отношений с внутренней матерью отыгрывала Ника, находящаяся в симбиозе со своей реальной матерью и испытывающая приступы неконтролируемой агрессии по отношению к поглощающей материнской фигуре: во время игры она изменила сценарий и в роли Волчьего Зуба напала на Бабу Ягу, олицетворявшую для нее материнский образ. Еще более разрушительный образ матери она сыграла в роли Феи, прекрасной, всемогущей и абсолютно равнодушной, даже “аутичной”.

У всех юношей — участников группы “путь героя” только начался, хотя в сказке проявились разные проблемы, связанные со вступлением на этот путь. Главный герой, Иван-гигант, которого играл Алексей-2, в начале сказки пытался утверждать, что все уже свершилось и тем самым отказывался от испытаний и приключений. В личной динамике этого участника понадобились “смерть” и “забвение”, чтобы от пустых мечтаний он перешел к действенной жизни и вступил в борьбу за свою Машеньку, за свою душу.

Другой участник, Валерий, игравший роль мужа Бабы Яги, находился в своей традиционной роли виноватого за все, защитника и примирителя. Несмотря на то, что в пределах этой сессии он остался в рамках своего паттерна зависимого поведения, обратная связь участников группы, не оценивших его усилий, стала одной из мелких подвижек, которые к концу процесса привели его к отреагированию агрессии и отстаиванию своих границ.

Поведение Антона (Соловей-разбойник) отличалось от приведенных примеров высокой энергетичностью, агрессивностью и большей самостоятельностью. Тема мужского братства (пирушка разбойников), отсутствие полноценной женской темы (Машенька — подарок другу), делинквентность (шайка разбойников) заставляют предположить актуализацию периода подростковой эмансипации в ее начальном этапе — формирования мужского полоролевого поведения, что можно трактовать как начало вступления на путь личной индивидуации.

Наиболее зрелый этап этого пути проживали в разыгрывании сказки более взрослые участницы группы — Соня и Марина, которые играли роль Волка — Волшарика. Сама фигура этого Помощника главного героя была достаточно сложной и претерпевала серьезные изменения: путешествие с главным героем — смерть (еще волк) — воскрешение путем соединения контрастных частей (лошади и волка) и обретение магической силы (воскрешение героя) — путешествие с главным героем и помощь ему — переживание собственной неполноценности — воссоединение с Зубом — обретение целостности.

Исходную двойственность этого героя задала Марина, а неудовлетворенность формальным объединением его частей выразила Соня. Таким образом, обе участницы проживали в контексте сказки интеграционные внутриличностные процессы воссоединения Анимы и Анимуса, восполнения теневого содержания психического в юнгианской традиции или завершения гештальта и преодоления расщепления и амбивалентности во имя психической целостности.

Взаимосвязь групповой темы с индивидуальной выражена в работе, центрированной на протагонисте: благодаря групповому социометрическому выбору протагониста групповая тема тоже оказывается в фокусе внимания.

Что касается работы, центрированной на протагонисте, то во время написания этой части соавторы обнаружили много эмоций по поводу значения группы для такой работы, а также метафору-анекдот:

Просыпается среди ночи одна голова Змея-Горыныча, дотягивается до бочки с вином и... через некоторое время, счастливая, засыпает. А на следующее утро соседние головы выражают недовольство: “Как пить — так одна, а как тошнить, так вместе”.

По-видимому, в этой метафоре находит свое отражение тот фантастический феномен взаимодействия индивидуального и коллективного бессознательного, который проявляется во время разыгрывания индивидуальной драмы и шеринга. Действительно, существует монодрама, и можно играть драмы с пустыми стульями, но трудно переоценить значение групповой энергии, заряжающей протагониста, групповой поддержки, которая делает невозможное возможным, а также “теле” группы, которое придает происходящему в индивидуальной истории смысл всеобщности, глобальности и универсальности.

Нам представляется важным особо выделить работу с групповым ресурсом. Каждый психотерапевт стремится использовать потенциал группы в качестве “мирного атома” на службе психотерапии. Опираясь на положение Я.Л. Морено о том, что “роль — это межличностный опыт, и она нуждается в двух или более индивидах, чтобы быть актуализированной” (Морено, 2001), мы использовали потенциал группового общения для актуализации ресурсных ролей каждого участника. Однако в реальности аккумуляция энергии группы тормозится тем, что клиенты, собственно, и приходят в группу в надежде получить недостающий им личностный ресурс. Поэтому более чем в половине сессий (в 11 из 21) в разогревах использовались ресурсные образы, символы, сюжеты.

Развитие группы позволило использовать ее возросший креативный потенциал в качестве терапевтического средства: группа спонтанно изображала “отвернувшийся социум”, “хор-провокатор”, “принимающий и поддерживающий мир”. Например, в ролевой игре “Волшебный магазин” группа работала с запросом Лены — “получить умение презентовать себя при устройстве на работу”. С помощью других участников на “вечеринке частей” Лена презентировала свои части, компетентные в разных видах деятельности, и получила возможность более полно идентифицироваться с ними. В запросе Лены прозвучала фраза о том, что “хвалить себя неприлично”. С трудом и оговорками она перечислила свои умения работать на компьютере, бухгалтером-кассиром, швеей, делать ремонт, а также умение учиться новому. Участники группы, играющие роли этих лениных умений, получили инструкцию: “Неприлично хвалить себя”. В спонтанной импровизации они наслаждались, описывая себя как “разработчика компьютерного проекта полета на Марс”, “учителя Юдашкина по крою и шитью”, “бухгалтера Березовского” и т.д. В полемике со своими “зарвавшимися” частями Лене удалось реалистично и позитивно презентовать себя.

Таким образом, работа в клиентской психодраматической группе касается всех сторон групповой работы: с групповой динамикой, с групповой темой, с групповым ресурсом, с клиентом при участии группы.

На наш взгляд, этот формат позволяет объединить глубину и напряжение групп-динамических процессов, вдохновение арттерапевтических подходов, наслаждение истинной встречей в роджерианском смысле, эффективность гештальтистского “здесь-и-теперь”, спонтанность и креативность психодрамы.

Литература

1. Барц Э. Игра в глубокое. М.: НФ “Класс”, 1997. С. 14.

2. Витакер Д.С. Группы как инструмент психологической помощи. М.:
НФ “Класс”, 2000. С. 48.

3. Келлерман П.Ф. Психодрама крупным планом. М: НФ “Класс”, 1998. С. 43.

4. Кэмпбелл Дж. Путь героя. М: АСТ, 1997. С. 37, 43.

5. Морено Я. Психодрама. М.: ЭКСМО-Пресс, 2001. С. 245.

Часть II

Теоретические моДели

в действии

Елена Лопухина, Екатерина Михайлова

Чему мешали кожаные перчатки,

или “Дочки-матери”: вечная история

В психодраматическом фольклоре бытует шутка: “Кому же, в сущности, показана психодрама? — Всем, у кого есть или были родители”. Вечная история детско-родительских отношений — это вообще предмет едва ли не всей психотерапии. Любой практикующий психодраматист работает с этим так часто, что порой времени подумать просто нет: “Что ты хочешь сказать свой маме?..” И понеслось...

Наш психодраматический день не стал исключением: “вечная история” проглядывала в символическом языке первой работы, мощно прозвучала в четвертой, а в своем прямом, классическом предъявлении вышла на первый план в драме Марины. И это стало для нас поводом подумать о тех основаниях, на которых мы такого рода работу делаем.

Е.Л.: Третья драма дня заслуживает отдельного разговора, потому что в ней хорошо видны и некоторые важные моменты психодраматической диагностики, и логика терапевтических интервенций.

Е.М.: Да, эта драма кажется очень “показательной” — не в смысле “показательных выступлений”, а как пример терапевтической работы с очень распространенной проблемой.

Е.М.: В запросе Марины звучала трудность физического контакта с одиннадцатилетней дочерью. В ответ на проявленное девочкой чувство, просьбу обнять, приласкать, побыть с ней в эмоциональном контакте что-то внутри ее останавливает. Ты, как директор, фокусируешь проблему. Если сначала проблемазвучит как трудность физического контакта, то после фокусировки ее формулировка меняется на существование блока, то есть исследуется барьер — то, что мешает.

Е.Л.: Перефокусировалась проблема именно на барьер после того, как я задала Марине вопрос, чувствует ли она что-то к дочке, чувствует ли она к ней тепло. И Марина ответила “да”. Один вариант — когда нет доступа к самим чувствам, а здесь тот случай, когда хочется вступить в контакт, но есть запрет — причем неполный — на объятия, ласки. Просто в какие-то моменты появляется блок выражения своих чувств.

Е.М.: Марина начинает работать, строит первую сцену: девочка засыпает в своей комнате, мама Марина хлопочет на кухне. Девочка стучит в стенку, зовет маму поговорить перед сном. Выбирается вспомогательное “Я”, и действие в этой сцене идет очень тщательно и медленно, с остановками. Каждый раз, когда происходит какая-то коммуникация — начиная со стука в стенку, — директор задает вопрос: “Что чувствуешь?”. Таким образом маркируются сменяющие друг друга чувства. Соответственно появляются и персонажи, которые эти чувства материализуют. Первое чувство — раздражение. Это первая реакция на сам стук. Мама входит в комнату, и ребенок тянется к ней. Через обмен ролями показано, как именно: детские ручки буквально цепляются, притягивают. Появляется второе чувство — вина: надо быть хорошей матерью, надо отдавать ребенку всю любовь. “Как психолог ты знаешь, как следует обращаться с детьми, почему же ты...” — в общем, плохая мать. В “растяжке” между этими двумя чувствами — раздражения и вины — появляется сам барьер, блок, который делает маму Марину окаменевшей в тот момент, когда до нее дотрагиваются детские руки. Такова первая сцена.

Е.Л.: В обмене ролями Марина показывает свое восприятие запроса о ласке — как насилия. Перед этим и в фокусировке она говорила, что существуют моменты, когда девочка просит ласки, а получается, что требует, заставляет.

Е.М.: Здесь уже можно спросить директора о гипотезах. Итак?

Е.Л.: Когда в сцене появляется блок, это уже фактически звучит как принятое когда-то решение. Такое решение может быть озвучено так: “Я формально буду выполнять, но без души”. То есть она внутренне эмоционально окаменевшая, но внешне что-то делает.

Е.М.: На мой взгляд, характер принятого решения отчетливо указывает на возраст его принятия, возникновения. “Я буду выполнять без души, для вида” — это детское решение, принятое до подросткового возраста, когда силы действительно не равны и ребенок достаточно подавлен и не может оказать активного сопротивления. Такой компромисс — “формально буду исполнять, но без души” — и есть способ сохранить одобрение родителей, при этом не допустив насилия над своими чувствами.

Е.Л.: Отсюда автоматически вытекает гипотеза: это детская реакция на взаимоотношения с мамой.

Е.М.: Эту гипотезу усиливает то, что при обмене ролями, когда Марина в роли своей дочери, сами притягивающие руки — это действительно руки ребенка, который недополучил чего-то. Более того, все эти взрослые, вроде бы профессиональные рассуждения про то, как надо, тоже сильно окрашены каким-то дефицитом. Более позднее решение можно себе представить: “Я постараюсь быть своему ребенку другой матерью, не такой, какая была у меня, потому что так надо, так правильно”, — иначе бы не возник персонаж Вины. Он выкормлен тяжелыми чувствами, испытанными в детстве. Это классическая психодраматическая логика.

Предыдущая 1 2 3 4 5 6 789 10 11 12 13 14 15 Следующая