МегаПредмет

ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ

Сила воли ведет к действию, а позитивные действия формируют позитивное отношение


Как определить диапазон голоса - ваш вокал


Игровые автоматы с быстрым выводом


Как цель узнает о ваших желаниях прежде, чем вы начнете действовать. Как компании прогнозируют привычки и манипулируют ими


Целительная привычка


Как самому избавиться от обидчивости


Противоречивые взгляды на качества, присущие мужчинам


Тренинг уверенности в себе


Вкуснейший "Салат из свеклы с чесноком"


Натюрморт и его изобразительные возможности


Применение, как принимать мумие? Мумие для волос, лица, при переломах, при кровотечении и т.д.


Как научиться брать на себя ответственность


Зачем нужны границы в отношениях с детьми?


Световозвращающие элементы на детской одежде


Как победить свой возраст? Восемь уникальных способов, которые помогут достичь долголетия


Как слышать голос Бога


Классификация ожирения по ИМТ (ВОЗ)


Глава 3. Завет мужчины с женщиной


Оси и плоскости тела человека


Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д.


Отёска стен и прирубка косяков Отёска стен и прирубка косяков - Когда на доме не достаёт окон и дверей, красивое высокое крыльцо ещё только в воображении, приходится подниматься с улицы в дом по трапу.


Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) - В простых моделях рынка спрос и предложение обычно полагают зависящими только от текущей цены на товар.

Научный консультант серии Е.Л. Михайлова 4 страница





В психодраме по сказочным сюжетам среди других проявлений дисфункционального “сценария” мы часто сталкиваемся с сопротивлением в виде блокировки, торможения, “залипания”, приостановки драматического действия и даже отказа завершить сюжет сказки. Так, трудоголик Кирилл не принимает обвинений жены в том, что совсем не думает о семье, — в роли Кая он остается в плену у Снежной Королевы, забывая Герду. Люда выбирает в спутники “маменькиных сынков”, сразу проигрывает конкуренцию с будущими свекровями и остается одна, — а ее Дюймовочка так и не выходит замуж. Вере уже за сорок, и ей кажется, что вот-вот должен приехать ее сказочный принц, тогда-то ее жизнь изменится, — а в драме Спящая Красавица не просыпается. Но в психодраматической сказке люди имеют возможность с помощью директора преодолеть собственное сопротивление и, переосмыслив свой путь, найти выход из замкнутого круга и все-таки дойти до финала.

...Проигрывая сказку про Русалочку, Ирина проговорила свое решение: “Я не хочу идти к принцу, это приведет к гибели. У меня ведь уже есть ноги, которые причиняют боль при ходьбе. Лучше останусь сидеть на берегу, учить маленьких русалочек и предостерегать их от неверных и опасных шагов”. В реальности у Ирины совсем не складывается личная жизнь, и все время она проводит на работе, в детском саду. Тем не менее я предложила Ирине пройти весь путь Русалочки. И, растворяясь в пене морской, Ирина впервые по-настоящему услышала и поняла истинный конец сказки... Она ошарашено обвела глазами группу и сказала, что впервые слышит такую концовку: она всегда считала сказку самой грустной, ведь Русалочка погибает, так и не достигнув своей цели — любви Принца. А ведь Ирина не исключение: мечта Русалочки — обретение бессмертной души — ускользает от многих читателей. Оказавшись в роли Русалочки, Ира посмотрела на свою жизнь другими глазами и после этого во многом изменила ее.

Работая со сказкой, я часто предлагаю группе режим социодрамы. Слово “социодрама” имеет два корня: soсius, который поразумевает группу, наличие других, и drama — действие. Таким образом, социодрама означает действие для других. При социодраматическом разыгрывании сюжета участники группы распределяют между собой роли героев и проигрывают сюжет от начала до конца.

Говоря о социодраме, Якоб Леви Морено отмечал, что “человек — это исполнитель ролей, бытие которого развертывается по природным, психическим, социальным и этническим ролевым паттернам. Каждый из нас, помимо общественной жизни, имеет свой частный, как ему кажется, “мир” с присущими ему совершенно личными ролями. При этом миллионы “частных миров” во многом совпадают друг с другом. Совпадающие элементы оказываются коллективными элементами. Каждая роль представляет собой смесь личных и коллективных элементов. Если мы абстрагируемся от индивидуальных черт ролей человека, то останется ядро, образованное коллективными ролевыми паттернами”.

Принимая участие в социодраматическом разыгрывании сказки, члены группы соприкасаются с коллективными элементами, одновременно привнося в сюжет сказки свой, индивидуальный смысл. Не исключено, что сюжет сказки в социодраме пойдет по каким-то своим законам. Однажды мы разыгрывали сказку “Три поросенка”, и Волк... назвался отцом семейства! Интересная получилась история о сыновне-отцовских отношениях!

Особой техникой является групповая сказка. В этом случае один человек начинает рассказ, директор в какой-то момент прерывает повествование, и продолжает развивать сюжет уже другой участник группы, и так по кругу. Когда круг завершается, у нас появляется готовая сказка, автор которой — вся группа. Распределив между собой роли, мы затем разыгрываем рожденное на наших глазах творение. И сразу же на поверхность выходят самые “горячие” для группы темы, выраженные в символическом ключе, а в ходе игры по сюжету сказки осознаются и отыгрываются наболевшие чувства.

В психодраматической работе можно использовать и другие варианты и формы работы со сказкой, какие только подскажет ваше воображение. В любом случае, идентифицируясь с героем сказки, протагонист может осо­знать свой жизненный сценарий, прожить и выразить чувства, связанные как с коллективными, так и с личностными переживаниями, осознать и пересмотреть некоторые установки, взгляды на себя и окружающий мир.

* * *

В психодраме мы можем прибегать к помощи символов и при работе с реальными сценами, происходившими в жизни клиента. Герои сказок, фильмов, литературных произведений, боги или демоны обладают гораздо большими возможностями, чем люди, окружающие нас в реальном мире, а значит, могут позволить себе невозможное и “разрулить” ситуацию, которая кажется протагонисту неразрешимой. В роли персонажа из мира фантазии протагонист имеет возможность посмотреть на ситуацию на метауровне, а проигрывая ее, создать в своем психологическом репертуаре новую роль, энергию для которой в реальной жизни черпать неоткуда.

Константин вспоминал о детстве исключительно с чувством злости и отвращения. Его мать сильно пила, подростком она заставляла его удовлетворять свои сексуальные желания, часто ему приходилось терпеть от нее побои. Бывало, он по нескольку дней сидел запертый в комнате, пока в квартире шла пьянка. Ласка и тепло были не знакомы молодому человеку. Константину было тридцать, когда на психодраме его впервые убаюкала прекрасная фея из сказки. Она и стала “спасителем”. Константин, не стесняясь, плакал, и через эти слезы к нему возвращалось утерянное в детстве тепло. Протагонисту открылась роль не только любимого, но и любящего, ведь при обмене ролями он смог оказаться и на месте самой феи. Агрес­сивный до драмы, после нее он изменил отношение к группе, стал с большой нежностью заботиться о ее участниках.

Роль подобного спасителя, как правило, концентрирует в себе то, чего недостает протагонисту в жизни. И возможность проиграть символический персонаж из мира фантазии, которому позволительно вести себя иначе, чем протагонист привык в реальности, становится для него очень важным опытом. Женщины, которые годами безропотно терпели оскорбления (помня родительское наставление “Хорошая девочка должна быть покорной”), на драме впервые защищают и отстаивают свои права, например, из роли Робина Гуда, а затем это становится возможным для них и в реальной жизни.

Хочется отметить еще один положительный эффект психодрамы именно как групповой терапии. Участвуя в драмах друг друга, члены группы могут развивать и закреплять в себе те или иные роли. На шеринге нередко случается услышать: “Спасибо за то, что ты дал мне возможность сыграть твоего защитника, я ведь и сам никогда не умел себя защищать! Надеюсь, теперь это станет проще”.

Символические персонажи, приходящие к нам на помощь из мира символов, могут принимать самые разные очертания и формы — маленькие и большие, одушевленные или нет, реальные персоны и фантастические. Бессознательное протагониста само выбирает, что ему необходимо в данный момент. Как пример подобной работы мне хотелось бы описать случай Оксаны, которая пришла на психодраматическую группу в двадцать два года, уже в течение пяти лет страдая алкогольной и наркотической зависимостью.

Случай Оксаны

Оксана училась в последнем классе школы. Однажды молодой человек предложил проводить ее домой после школьной дискотеки, “чтобы ничего не случилось”. Юноша был малознакомым, но очень любезным, и ничто не вызвало у Оксаны тревоги. Наутро девушку в тяжелейшем состоянии привезли в больницу. “Изнасилованная” — клеймом закрепилось за ней. История распространилась с огромной быстротой. Покалеченная, мучимая чувством стыда, вины, “навеки опозоренная”, Оксана стала употреблять алкоголь. Дальше — больше.

В тот день члены группы много говорили о чувстве вины, и Оксана, сильно “разогретая”, стала протагонистом.

В роли чувства вины Оксана, положив руки на плечи своего дубля, сильно нажимала на него, стараясь буквально придавить к земле:

— Ты грязная! Ты дерьмо и никогда не отмоешься, ты виновата во всем сама!

Оказавшись в роли самой себя, она расплакалась.

— О чем ты думаешь сейчас? Что происходит с тобой? — спросила я у нее.

— Я иду с дискотеки домой. Я ничего не подозреваю. Я — дура! Он бьет меня и кричит, что мне это нравится. У меня нет сил вырваться, я оцепенела, мне очень страшно!

Так Оксана впервые рассказала на группе о том, что с ней произошло. Воссоздав “скульптурную” сцену насилия с помощью других членов группы, я попросила Оксану “выйти в зеркало”. Зеркало наряду с обменом ролями — одна из основных техник драматерапии. Отстранившись от действия и взглянув на него со стороны, протагонист имеет возможность по-новому оценить и проанализировать происходящее, увидеть определенные закономерности в поведении или распознать во “внутренних голосах” реальных людей. Из зеркала Оксана равнодушно смотрела на происходящее:

— Мне жаль ее, но помочь ничем не могу, она сама виновата, она это за­служила. Кроме того, ничего уже не изменишь, это уже произошло, я не хочу никому мстить.

— А что сейчас нужно Оксане? Кто бы мог помочь ей сейчас?

Некоторое время Оксана пребывала в замешательстве. Я обратилась к группе:

— Кто-то может продублировать сейчас Оксану?

Дублирование — третья основная техника психодрамы. Когда протагонисту трудно проговорить свои чувства, осознать свои желания, директор или участник группы от первого лица могут попробовать подсказать ему. Протагонист может согласиться с предложенным вариантом или с его частью или же, отказавшись от подсказок, но оттолкнувшись от них, найти свой собственный вариант.

Группа дублировала:

— Пусть на помощь Оксане придет Шварценеггер! Убить гада!!!

— Пусть придет милиционер и спасет Оксану!

Девушка не принимала такие предложения. Вдруг она произнесла:

— Я думаю, что Оксане может помочь мушка, маленькая букашка, которая летает в воздухе. Пусть она подлетит к Оксане и поговорит с ней.

В роли мушки девушка села рядом со своим дублем и сказала:

— То, что случилось с тобой, очень страшно. Но ты выжила, и это самое главное! Не губи свою жизнь теперь. Ты не виновата в том, что случилось с тобой. Мы, маленькие, слабые мушки, летаем по небу, и иногда нас могут проглотить большие птицы. Мы не всегда знаем, какая птица охотится на нас, а какая — наш друг. Все, что мы можем делать, это быть осторожными и надеяться на Бога. Ты — человек. Среди людей тоже бывают хищники и хамелеоны, но бывают и добрые люди. Однажды ты не распознала хамелеона — это жестокий урок. Но ты можешь впредь быть осторожной, и это не значит, что нельзя доверять никому.

— Хочешь ли ты сказать еще что-то, мушка?

— Да... Оксана, наркотик — это злая птица, она сожрет тебя. Это не выход. Живи, ведь в мире есть много хорошего.

Оксане сейчас двадцать пять лет. Уже три года она не употребляет ни алкоголь, ни наркотики, закончила институт и работает в наркологической клинике, помогая выздоравливать другим зависимым.

— Я не могу помочь всем. Больно, когда кто-то срывается. Я тяжело это переживаю, ведь среди моих бывших друзей уже столько смертей. Но я рада, что могу хоть кому-то помочь. И главное — я жива!

* * *

Якоб Леви Морено называл психодраму в символической реальности “расширяющей сознание”, а роли, устанавливающие связь с нашим воображением, “психодраматическими ролями”. Значение символов в психодраматической работе трудно преувеличить, а спектр их применения практически безграничен. Работа с воображаемыми образами не только помогает клиенту справиться с психологическими проблемами, но и ведет к его дальнейшему личностному росту.

Все то, что нам необходимо для жизни, есть в нас самих. Главное — найти внутри себя то важное, что поможет изменить жизнь к лучшему. Сказка о психодраме — это сказка о Волшебной стране, где в Изумрудном городе вы можете получить у Гудвина шелковое сердце, мозги из отрубей с булавками и смелость на золотом блюдце. А значит — найти в себе скрытые возможности и осуществить свои заветные мечты.

Ксения Устинова

говорящие Предметы —

символы семейных отношений

Особую трудность представляет начало консультации с родителями молодых людей, попавших в наркотическую зависимость. Как правило, родители наркоманов, обращаясь за помощью, говорят: “Самое главное, чтобы наш ребенок перестал употреблять наркотики. Больше нам ничего не надо!”. Попытка объяснить, что необходимо пересмотреть свои отношения с больным, разобраться в своих чувствах, понять, как структура семьи поддерживает болезнь, к сожалению, остается не услышанной. Это связано со многими факторами. Прежде всего родители наркоманов в течение длительного времени испытывают такую боль и страх, что места для других чувств не остается. В результате их состояние становится похожим на состояние наркомана: полное отсутствие чувств, в лучшем случае ощущение пустоты, замороженности. В результате эмоциональное состояние родителей напрямую связано с тем, употреблял ли сегодня их ребенок наркотик или нет. Если нет, то жить еще можно, если да, жизнь прекратилась. А ведь надо еще и удостовериться, действительно ли он сегодня употреблял? А может, нет? А как это сделать незаметно? Может, напрямую потребовать показать вены или не стоит оскорблять его недоверием? И так долгие годы...

Так формируется состояние, которое в психологии называется созависимостью. Она может сформироваться еще до того, как ребенок стал принимать наркотики, и стать одним из факторов, провоцирующих их употребление. В любом случае это необходимо исследовать, с созависимостью надо работать, а для этого необходимо активное сотрудничество членов семьи наркомана. Мой опыт показывает, что лекций в таком случае недостаточно, они мало помогают прояснить реальные созависимые отношения.

Хочу поделиться опытом своей личностной работы. На тренинге “Я у себя одна”, который проводила Екатерина Михайлова в Институте групповой и семейной психотерапии, я попросила помочь мне избавиться от раздражения, которое у меня всегда возникает дома при виде раковины, полной грязной посуды, и разбросанной в коридоре обуви. Борьбу за порядок в доме я начала, когда мои дети были подростками: сыну — пятнадцать лет, дочке — тринадцать. Поборовшись года три, я поняла, что позорно проиграла. Тогда я провела сама с собой психотерапию смирения. Я тоскливо сказала себе: надо достойно нести свой крест, пусть это будут самые большие неприятности в моей жизни... О-ох...

Ведущая группу предложила мне поговорить с предметами, которые так меня раздражают. Сначала я выбрала ботинки моего сына 45-го размера, нагло, как шлагбаум, перегородившие коридор. Было такое впечатление, что обойти их нельзя, обязательно споткнешься, упадешь или попадешь в них ногой, как в ловушку. И ботинки заговорили голосом моего сына. А я, мнившая себя опытным психотерапевтом, поняла, как тяжело мне осознать, понять и признать, что мой сын стал взрослым, сильным и в чем-то более информированным, чем я, если не сказать, более умным...

Раковина была заполнена посудой весьма экзотически: тарелки на ребрах были размещены по окружности, чашки и кружки лежали на боку, а в центре гордо возвышалась хрустальная ваза. Причем, вопреки опасениям, она чувствовала себя достаточно устойчиво. И сказала мне ваза человеческим голосом моей дочери: “Мне здесь неплохо, стою я прочно, я подожду пока, ведь ты придешь, когда освободишься?”. Да, это действительно так, ей все время приходилось ждать, когда подойдет ее очередь. Спасибо Екатерине Михайловой и группе, в которой я работала.

Я решила попробовать прояснить отношения в семьях наркозависимых и алкоголезависимых, используя предметы-символы, вызывающие особое отношение, будь то раздражение, злость или, наоборот, особую привязанность, значимость. Знаете, какой предмет явился лидером среди символов семейных отношений? Ведро для мусора! Как его только не называли: и мусорное ведро, и помойное ведро, и мусорка, и помойка, и отбросы, и очистки, и дрянь, и просто пакость.

Ведро с ножками

На приеме мама Вера Николаевна, ее двадцатидвухлетний сын Олег употребляет героин около пяти лет. Она рассказывает, что ее единственный сын рос спокойным, покладистым ребенком, учился хорошо, после школы поступил в институт на факультет экономики, проблем в отношениях с сыном не было. Тем больший шок они с мужем испытали два года назад,
узнав об отчислении сына из института за пропуски занятий, неуспеваемость и употребление наркотиков. Сначала они не поверили, решили, что это какая-то интрига, глупый и жестокий наговор. Но скоро страшная правда стала явной. С тех пор они лечат Олега, однако практически без результата. Максимум два месяца, пока сидит дома под контролем родителей, он не употребляет наркотики, затем уходит из дома и все начинается сначала. Вера Николаевна с мужем не понимают, что нужно их сыну, почему он продолжает употреблять наркотики. Никаких вразумительных объяснений он дать им не может, и поэтому сейчас они сомневаются в психическом здоровье своего сына.

Вера Николаевна в полном отчаянии, она делала все, что ей советовали. Она посещала лекции для родителей наркозависимых в одном из реабилитационных центров. Это было довольно интересно, но для себя ничего полезного ей получить не удалось. Когда ей сказали, что употребление наркотиков детьми есть результат нераскаянных грехов родителей, она честно вспоминала свои грехи и исповедовалась в них. На этом этапе ее борьбы за сына муж заявил, что все бесполезно, в церковь он не пойдет, пусть все идет, как идет. Сейчас отношения с мужем “в принципе нормальные”, он не препятствует ее действиям, правда, Вера Николаевна не оставляет надежду на более активное участие мужа в судьбе сына.

После того, как Вера Николаевна рассказала мне все, что хотела, я задала ей вопрос:

— Скажите пожалуйста, какие отношения были у вас с мужем до того, как Олег стал употреблять наркотики?

— У нас всегда были хорошие отношения.

Вера Николаевна смотрит на меня с недоумением. При чем тут отношения с мужем, она не знает. Я тоже не знаю. Но знаю, что наркомания, как и алкоголизм, болезнь семейная, причем семейной она становится не после того, как член семьи начал употреблять наркотики. Какая-то семейная де­струкция уже имелась к моменту начала употребления и, вполне возможно, спровоцировала возникновение зависимости. На самом деле ничего пока не понятно, единственное, что заставляет меня продолжать поиск в направлении семейной дисгармонии, это информация о том, что Олег употребляет наркотики около пяти лет, а родители узнали об этом случайно от других людей. И еще я знаю: бесполезно спрашивать, почему они три года ничего не замечали. Я просто не получу ответа, и вовсе не потому, что Вера Николаевна что-то скрывает, она действительно не знает. Она готова изменить что угодно, только скажите ей, что! Продолжаю спрашивать:

— Расскажите подробнее, как протекала ваша жизнь, кто “в доме хозяин”, кто распоряжался финансами, у кого какие обязанности?

— У нас была нормальная советская семья. Муж работал больше меня, приходил позже, зарабатывал больше меня. Да и сейчас он много работает и, можно сказать, содержит нас. Сейчас я получаю чисто символические деньги. Конечно, вся домашняя работа была на мне. И сейчас тоже. К приходу мужа всегда все было готово. Уход и забота о сыне тоже на мне. Да и трудно требовать от мужчины, который так много работает, мыть посуду и все такое. Я прекрасно справлялась сама, и мне это не было трудно. Единственной обязанностью мужа по дому было выносить мусорное ведро, и то он всегда забывал это делать. Когда Олежка подрос и слышал, как я ворчу по поводу невынесенного мусорного ведра, он сам без напоминаний выносил его.

— Правильно я понимаю, что конфликты у вас с мужем были только из-за невынесенного ведра?

— Да, пожалуй, хотя наверняка случались какие-то бытовые ссоры, но, наверное, они были незначительными и неважными, поэтому я их плохо помню.

— А сейчас кто выносит ведро?

— Сейчас все делаю я. Олега я не трогаю, да и боюсь выпускать его на лестничную клетку, может убежать. С мужем по этому поводу тоже стараюсь не конфликтовать. Сейчас мы ругаемся по поводу Олежки.

— Вы помните то ведро, из-за которого у вас были столкновения с мужем? Как оно выглядело, какого было цвета, формы?

— Как ни странно, но я очень хорошо его помню. Это было красное, круглое ведро с белой крышкой, пластмассовое.

— Вера Николаевна, давайте сделаем вот что. Вы подробно вспомнили то ведро и хорошо его описали, я очень ярко его представляю. А теперь представьте его себе и постарайтесь стать этим ведром. Представьте, где вы как ведро стоите, что в вас лежит, как вам живется, что вы думаете, как вы себя чувствуете, когда слышите, как Вера ворчит на мужа из-за вас. Не торопитесь. Когда представите себя четко и ярко ведром, начинайте рассказывать.

Через некоторое время Вера Николаевна начинает неуверенно говорить:

— Ну, я ведро, стою в шкафчике под раковиной, рядом стоят веник и совок, они чаще выходят из шкафчика. Чувствую себя я как-то странно, мне ни хорошо, ни плохо... Мне не нравится, когда открывается дверь, когда снимают с меня крышку и без разрешения все кидают в меня. Особенно мне не нравится, когда крышку надевают небрежно. Меня надо плотно закрывать... Я тут стою и аккуратно делаю свое дело, а мною все время недовольны. То я слишком молчаливо, то я слишком плотно закрываю дверь. А когда они начинают ссориться из-за меня, мне хочется, чтобы у меня выросли ножки и я мог бы тихонько уйти отсюда... Уходит.

Вера Николаевна смотрит на меня растерянно и виновато.

— Что сейчас произошло? — спрашиваю я.

— Вы мне не поверите, но сейчас говорил мой сын. То есть он никогда таких слов мне не произносил, но я уверена, что это его слова.

— Сколько лет Олегу, когда он говорит вам эти слова?

— Двенадцать лет... да, я уверена — двенадцать. Знаете, в двенадцать лет он стал уходить из дома. Причем так странно. Слышу, дверь хлоп — и его нет. Выглядываю на лестничную клетку, он спускается. Кричу ему вслед: куда ты? Он очень спокойно отвечает, что идет к другу и будет через час. И действительно ходил к другу и возвращался через час. У меня не было причин волноваться. А на самом деле все было очень сложно для моего мальчика.

После того, как Вера сделала свое открытие, мы смогли работать дальше.

Мусорка с пластмассовыми бутылками

На приеме мама Елена, сорока четырех лет. Ее девятнадцатилетний сын Иван употребляет героин три года. Отношения с сыном развивались следующим образом. Примерно до четырнадцати лет она знала о сыне все: с кем он дружит, с кем ссорится, как складываются отношения с учителями, какие предметы ему нравятся больше, что ему удается лучше, на что он способен. Лена считала и до сих пор считает, что очень важно участвовать в жизни сына, знать, что с ним происходит, чтобы вовремя подсказать, помочь ему не наделать ошибок. Из своего опыта она знает, как обидно, как трудно бывает, если родители не обращают на тебя никакого внимания. Так было в ее жизни, и она давно, еще в юности, поклялась: если у нее будут дети, она всегда будет рядом, никогда их не оставит, будет помогать им, поддерживать, подсказывать и по мере возможности облегчит им жизнь.

У нее единственный сын, и, конечно же, все свои силы она отдавала ему. Муж относился к ее активности с иронией, говорил, что она вырастит “маменькиного сынка”. Муж считал себя человеком с чувством юмора и часто, обращаясь к Ване, говорил: “Ну что, ВАЛЕЧКА, кто тебя сегодня обидел, девочка моя?”. Ваня вроде не обижался, смеялся вместе с папой, скорее обижалась Лена.

Примерно в четырнадцать лет Ваню словно подменили. Он стал замкнутым, ничего о себе не рассказывал, грубил, перестал помогать маме по дому, не убирал свою комнату. Было такое впечатление, что все, чему его учили (убирать постель, класть вещи на место и т.д.), он забыл. Лена очень ответственная мама. Она читала книги по воспитанию детей и знала, что это переходный возраст, который надо терпеливо пережить. Знала Лена и то, что это опасный возраст, что подростки в этом возрасте делают много глупо­стей, много ошибок, и тем важнее становится вовремя данный совет взрослого. Она усилила свою активность, стала чаще ходить в школу, пыталась разговаривать “по душам” с сыном и его друзьями... Ничего не помогало, сын отдалялся и замыкался в себе.

Лена испытывала постоянную тревогу за состояние сына, за его будущее, и тревога оказалась не напрасной: сын стал наркоманом. Лена не знает, не понимает, не представляет, что она делала не так, она очень хорошая и внимательная мама. Сейчас она изучает родословную свою и своего мужа, по крупицам собирает сведения о дальних родственниках и о предках, чтобы понять, какая наследственность привела к болезни сына.

Вот такая история. Как после такой исповеди задавать вопросы о самом обычном, земном, бытовом? И все же надо. И я осторожно начинаю:

— Лена, скажите, а сейчас у Вани есть какие-нибудь обязанности по дому?

— Да что вы! Я и не смею его о чем-нибудь просить, я не хочу, чтобы он злился, раздражался, сейчас самое главное — его душевное спокойствие. Да и не нужна мне никакая помощь, я сама со всем справляюсь. Лишь бы он прекратил принимать эту гадость!

— Вы сами убираете его комнату? Сами выносите мусор? Сами моете посуду?

— Конечно, разве это так важно? Тот период, когда я считала, что ребенка необходимо приучать к порядку, прошел. Как говорится, не до жиру, быть бы живу.

— И все-таки что вас напрягает, раздражает в его поведении дома? Может, его отношение к вещам, к порядку в доме?

— В общем, это такая мелочь. Меня всегда злит и раздражает, когда он кидает пластмассовые бутылки из-под минеральной воды в мусорку. Сколько я ему говорила, чтобы он ставил их рядом с ведром! Нет, он запихнет их в мусорку, а я потом их вытаскиваю оттуда, рассыпая мусор и проклиная все на свете! Вот такая глупость.

Лена смеется и смущается. Я тоже смеюсь, так забавно она показала, как вытряхивает бутылки, облепленные мусором. Предлагаю ей:

— Лен, давайте немного поиграем. Представьте себе, что вы — это ваше мусорное ведро, расскажите, какое вы ведро, что в вас, ведре, лежит, как вы себя чувствуете и что хотите сказать миру.

Лена с удовольствием принимает позу ведра. Она расправляет плечи, сцепляет руки и выставляет их перед собой полукругом, делает строгое лицо и говорит:

— Я ведро, я большое, вместительное, у меня широкое устойчивое дно, я могу вместить много всего. Сейчас во мне лежат две большие бутылки из-под минеральной воды, очистки от картошки, пакет из-под молока, какие-то скомканные бумажки. Чувствую себя хорошо. Я нужная вещь. Почему мама Лена говорит, что я неустойчиво, что я могу опрокинуться и высыпать свое содержимое? Она мне не доверяет. В меня еще много можно положить. Когда в меня лезут, перебирают мое содержимое, укладывают все по-своему, я чувствую себя плохо. Я злюсь оттого, что мне не доверяют и никогда не доверяли. И объяснить ничего я не могу.

Возникает длительная пауза. Лена смотрит на меня почти с ужасом. Наконец спрашивает:

— Что это было?

— ?

— Я почти уверена, что слышала слова Вани. Нет, этого не может быть. Он никогда таких слов не говорил... И все-таки это его голос.

Теперь у нас есть возможность обсудить с Леной, как ее материнская активность действовала на Ваню. Но главное не это, главное, что заставляло ее быть такой активной.

Постепенно мы разобрались, какая ее боль и какие страхи вынуждали ее так опекать сына.

Ведро с дрянью

Пожилая шестидесятилетняя женщина Валентина Ивановна рассказывает о своей дочери. Валентина Ивановна родила дочь поздно, в тридцать пять лет. Когда дочке Катюше исполнилось пять лет, умер Катин отец, муж Валентины Ивановны. С тех пор она очень много работает, надо было содержать дочь, ни в чем ей не отказывать, нельзя было дать ей повод почувствовать себя в чем-то обделенной. Катя была желанным и долгожданным ребенком, и Валентина Ивановна старалась для нее всю свою жизнь. В детстве Катя была шумной, неугомонной, часто неуправляемой девочкой, но очень доверчивой и общительной. В школе у нее было много подруг и друзей, в выборе которых она была неразборчива — готова привести в дом первого встречного и поперечного.

Валентина Ивановна была уверена, что эти друзья не доведут дочь до добра. Так и оказалось, ее дорогая дочь с шестнадцати лет употребляет наркотики. Сколько раз Валентина Ивановна говорила Кате, что нельзя быть такой глупой, доверчивой, что надо жить своим умом, никого не надо слушать. Но она так и лезла к всякой дряни, и всякая дрянь прилипала к ней. Особенно Валентина Ивановна боялась отношений Кати с мальчиками. Катя была рослой и красивой девочкой. На нее обращали внимание и мальчики, и мужчины. Валентина Ивановна так боялась, что Катя рано начнет половую жизнь, что каждый год на все лето отправляла ее в деревню к своему строгому брату, у которого не забалуешь. И все же беда случилась. В шестнадцать лет Катя ушла жить к молодому двадцатишестилетнему мужчине, который приобщил ее к наркотикам. Что только ни делала бедная мать: и плакала, и угрожала, и грозилась пойти в милицию, и просила своего брата помочь ей вернуть дочь — ничего не помогло. Катя вернулась домой спустя шесть лет, после того как молодой человек сам ее выгнал. И вот три года Катя лечится от наркомании с переменным успехом. Когда она не употребляет наркотики, она пьет пиво, а в последнее время и водку. У Кати развился похмельный синдром и появились запои.

Слушая Валентину Ивановну, я проникаюсь таким сочувствием к этой женщине, что мне хочется обнять ее и сказать, как я ее понимаю, что все она делала правильно, как я восхищаюсь ее мужеством и терпением, что ее материнский подвиг будет обязательно вознагражден, что ее дочь обязательно выздоровеет. Но я знаю, что мой порыв принесет облегчение ненадолго, а затем опять тоска и непонимание, что делать, что можно изменить. Поэтому я говорю о своем сочувствии и понимании того, насколько ей тяжело приходится в жизни. Потом предлагаю ей попробовать разобраться в отношениях с дочерью. Валентина Ивановна соглашается без особого энтузиазма, она не верит, что можно что-то изменить. Я задаю вопросы:





©2015 www.megapredmet.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.