ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ

Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д.

Отёска стен и прирубка косяков - Когда на доме не достаёт окон и дверей, красивое высокое крыльцо ещё только в воображении, приходится подниматься с улицы в дом по трапу.

Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) - В простых моделях рынка спрос и предложение обычно полагают зависящими только от текущей цены на товар.

Кобинские и трусовские осетины 3 страница

Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая

Важную роль в хозяйстве трусовцев играло отходничество на Военно-Грузинской дороге. С наступлением зимы почти все мужчины уходили сюда на заработки. Несмотря на тяжелые условия зимнего труда и низкую зарплату, тырсыгомцы оставались на работах до конца сезона. Многочасовой рабочий день, тяжелый труд по расчистке снега и снежных завалов дороги, полуголодное существование пагубно отражалось на здоровье горцев. Многие возвращались домой заболевшими ревматизмом и другими болезнями, потерявшими зрение от световых лучей, отражавшихся от ярко-белого снега. Тем не менее, для многих трусовцев, как и других осетин из соседних ущелий, Военно-Грузинская дорога была единственным местом их заработка. Можно называть десятки имен трусовцев, многие годы постоянно работавших на этой дороге. Так, например, Виссарион Каргиев (сел. В. Деш) 35 лет жизни отдал уходу за этой магистралью, где он работал с лопатой в руках, был десятником и т.д. Благодаря таким горцам ВоенноГрузинская дорога, игравшая важную связующую роль между Россией и Закавказьем, могла нормально работать круглый год. Более того, она обеспечивала работой многих горцев, не находивших в длительный зимний период занятий дома — в осетинском высокогорье.

Долгое время главным средством передвижения трусовцев, особенно на дальние расстояния, служили верховая и вьючная лошадь. В частности, покупая зерно на рынке во Владикавказе, они доставляли его вьюками на лошадях. Трусовцы, в отличие, например, от жителей соседнего Закинского ущелья, почти не держали ослов, боясь, что те оскорбят их святые места. Во всяком случае, мне, несколько раз исходившему трусовские поселения, не встречалось это животное, которое, как известно, в горных условиях Осетии было незаменимо для перевозки тяжестей по самым узким труднодоступным тропам, проходившим по крутым скалистым местам.

В 1852 году по Трусовскому ущелью было открыто колесное сообщение. Дорога вела от Коби через скалистый узкий проход «Хъасара» до селения Абана. А. Головин был первым, кто сообщил в русской печати об открытии этого пути. Он справедливо считал это исключительно важным событием в жизни трусовцев, получивших новые возможности для общения с внешним миром. Проведение дороги осуществлялось под руководством поручика русской армии Тарханова, «в честь которого благодарные осетины Трусовского ущелья на середине дороги от Коби до Абана поставили крашенный столб с надписью года, месяца и числа, когда он поставлен, и, проходя или проезжая мимо, отдают оному честь». И далее Головин пишет: «По этой дороге, где прежде с трудом проходили пешие, теперь свободно ездят верхом и на арбах» (Головин, 1853, с. 440). Дорога эта осуществила вековую мечту трусовцев, получивших выход к важнейшей магистрали — Военно-Грузинской дороге, а через нее — ко многим регионам Северного Кавказа и Закавказья, однако она часто закрывалась из-за снежных лавин и оползней. В то же время с населением соседних ущелий Осетии тырсыгомцы по-прежнему связывались вьючными тропами. Так, одна из них через Трусовский перевал вела в Закинское ущелье Северной Осетии, откуда ныне открывается туннель Транскавказской дороги на юг через Рокский перевал; другая тропа, идя оттуда же на юго-восток, проходит в Сбийское ущелье, еще одна Урстуалтæ подходит к верхнему течению Большой Лиахвы Юго-Осетии. Моя родина — Закинское ущелье, находящееся на высоте более чем 2 тыс. метров над уровнем моря, соседствует с Трусо, поэтому тырсыгомцы хорошо знакомы мне с малых лет.

Как мы пытались показать на основании данных письменных источников, трусовский регион, населявшийся с раннего средневековья алано-осетинами, играл заметную роль в жизни туальской (двальской) этнической группы осетин. В то же время, население его, испытывая острое безземелье и суровые природные условия, часто менялось, уходя большей частью в равнинные районы Северной Осетии. Нередко места ушедших трусовцев занимали новые пришельцы из соседних ущелий горной Осетии, также искавшие лучших условий жизни. Одним словом, по нашим полевым этнографическим исследованиям, почти все названия трусовских сел и многие фамилии нынешних трусовцев известны здесь с XVIII в.

Остановимся на характеристике трусовцев, используя наш полевой этнографический материал, осветим вопросы, касающиеся истории их поселений, быта, материальной и духовной культуры, верований и т.д. Предметы быта и культуры, многие элементы духовной жизни трусовцев отличались большой архаикой, вызванной их давним заселением «глухих», малодоступных ущелий. В них располагались более 10 населенных пунктов, разных по количеству жителей.

Наиболее древним памятником материальной культуры Тырсыгома являются боевые, сторожевые и жилые башни. Наибольшее развитие башенное искусство получило в позднем средневековье, в период усиления межфамильных (родовых) распрей на почве земельных отношений. В Тырсыгоме редко встречается поселение, где бы не было одной или нескольких башен, строившихся местными или приглашенными мастерами. Строились башни «сильными» и знатными фамилиями (родами), а также большими семейными общинами.

Боевая башня мæсыг возводилась высотой от 5 до 7 ярусов с межэтажными перекрытиями и лазами, через которые, имея одну деревянную лестницу, можно было переходить до самого верхнего яруса. Жилая башня гæнах состояла из трех этажей со следующими функциями: первый этаж служил помещением для скота, второй — для семьи, третий — для обороны; позже, в мирное время, последний обычно использовали для приема гостей. Материалом для постройки служил обычный местный камень, все башни возводились на сухой кладке.

Во время сильных зимних холодов семья переходила жить на первый этаж, размещаясь рядом со скотом. По нашим наблюдениям, башни и ганахи трусовцев, как и их жилые и хозяйственные постройки, совершенно аналогичны общеосетинским. Это ярко характеризуют сохранившиеся постройки, особенно башенные, трудно отличимые от других осетинских по внешнему облику и строению. Это доказывает и украшающая селение Абана семиярусная башня Гудиевых, которую мы детально обследовали. Высота башни — 17 м, первый ярус ее — глухой, сложен, как вся постройка, из крупных камней на сухой кладке. Здесь обычно содержались военнопленные, в мирное время помещение использовалось для хранения предметов хозяйственного обихода. От нижнего яруса идет арочный вход в башню, закрываемый дубовой дверью и своеобразным осетинским деревянным замком и ключом к нему. Башня имела надчердачные перекрытия с квадратными лазами, через которые переходили при помощи переносной деревянной лестницы. Все ярусы, кроме первого, имели бойницы на всех четырех стенах каждого из них, причем в верхних ярусах количество бойниц увеличивается в несколько раз. Боевая башня служила надежным убежищем для ее владельцев со всем их имуществом.

Оборонялись трусовцы оружием турецкого, а позже и российского производства. Порох покупали, отчасти изготовляли сами, по примеру мастеров, например, из Алагирского ущелья, древнего центра металлургии на Кавказе.

Из других памятников материальной культуры, находимых в некоторых поселениях трусовцев, следует отметить захоронения типа подземных склепов царциаты уæлмæрдтæ (кладбище вымершей народности царциатæ), видимо, принадлежавших средневековым осетинам-двалам. Девять таких склепов найдено нами недалеко от кладбища сел. Реш и несколько «царциаты уæлмæрдтæ» в ряде сел (Бурмæсыг, Четойтыхъæу и др.). По нашим наблюдениям, склеповая культура широко распространена на всей исторической территории алан-осетин, а «царциаты уалмæрдтæ» — только на территории осетин-двалов, охватывавшей осетинское высокогорье. Кладбища эти, приписываемые исчезнувшему народу «царциата», я находил только в Центральной и Южной Осетии. В главных ущельях Северной Осетии они мне не встречались. Неизвестно также, о ком говорится в осетинском проклятии царциаты сæфт фæкæнут (пропадите как царциата), возможно, о гибели в горах рода или группы родственного коллектива осетин-алан в период татаро-монгольских войн, но вопрос этот пока остается открытым. Что касается появления склепов разных типов (подземные, полуподземные, надземные) в горах Центрального Кавказа, то оно, как показывают и наши находки в Трусовском ущелье, относятся к средневековой аланской эпохе.

Пища оказалась наиболее устойчивым этническим элементом материальной культуры. Тырсыгомцы сохранили традиционную кухню, включая все излюбленные блюда и напитки осетин. Во время пребывания у трусовцев я не помню ни одного случая, чтобы они угощали меня не традиционной осетинской пищей. Трусовцы, как и другие жители осетино-двальского региона, в отличие от осетин, живших в Грузии, не восприняли ничего из грузинской кухни, о чем свидетельствуют мои личные наблюдения.

Отметим лишь некоторые характерные черты. Как у всех горцев высокогорья, у тырсыгомцев преобладали молочные продукты. Сыр из овечьего молока почти не отличался своими высокими вкусовыми качествами от знаменитого кобинского. Он изготовлялся в значительном количестве для собственного употребления и сбыта на рынках. Масло делали, как все крестьяне в горах, исключительно из коровьего молока, а для получения вяленого мяса в большом количестве его сушили обычно в башнях. Распространенным явлением было также откармливание на зиму барана, козы или вола для удовлетворения потребностей семьи мясом. Характерной чертой здесь, как и в соседних ущельях, было отсутствие в пищевом рационе зелени, овощей, фруктов. Трусовцы в основном довольствовались чесноком, луком, свеклой, знакомым горцам Кавказа с древнейших времен, а также картошкой, проникшей к осетинам с середины XIX в. из России и дававшей в горах отменные урожаи.

За праздничным столом неизменно присутствуют излюбленные осетинские пироги с начинкой из сыра, мяса, листьев свеклы и т.д., а также осетинское пиво (бæгæны). Пиво варили и варят в больших медных котлах (цæджджинаг) с острыми и плоскими доньями, изготовлявшихся, в том числе у трусовцев, местными мастерами из медных листов, купленных в Тифлисе и во Владикавказе. По нашим наблюдениям, у трусовцев этот огромный котел емкостью более 100 ведер прочно устанавливали на земле с помощью больших опорных камней. Ставили лестницу, чтобы вливать или сливать ведрами содержимое. Пиво пьют и сейчас в турьих и бычьих рогах, а также различных красиво орнаментированных деревянных бокалах и чашах. Его готовили в большом количестве к знаменательным общественным и семейным торжествам. Варили пиво из ячменя, единственного хлебного злака, исстари возделываемого в осетинском высокогорье. С 80-х годов XIX в., периода широкого распространения на равнине Северной Осетии посевов кукурузы, вытеснившей другие зерновые культуры с посевных площадей, кукуруза почти повсеместно заменила ячмень в пивоварении. И все же для получения высококачественного пива предпочтение по-прежнему отдавали ячменю.

Традиционный мужской и женский костюм по покрою и материалу не отличался от общеосетинского. Шаровары, бешмет и черкеска шились из домотканого сукна, большей частью серого цвета. Славилась черкеска из сукна, сделанного из козьего пуха. Из него же делали башлыки, ставшие распространенным головным убором и для девушек. Мужчины носили барашковые шапки, а женщины — большие самодельные шерстяные платки, обувь и тех и других — самодельные матерчатые чувяки, большей частью для дома, на работу надевали обувь из сыромятной кожи. Украшения для мужского и женского костюма покупались во Владикавказе у дагестанских мастеров: горец украшал свою черкеску костяными газырями по 7—8 штук с обеих сторон на груди, кинжалом и поясом с серебряными или чаще всего железными бляхами. Из женских предметов украшения приобретали серебряные пояса камари и своеобразные нагрудные застежки риуыгънæджытæ.

Роднились трусовцы исключительно с осетинами, жившими в соседних ущельях осетинского высокогорья. Здесь, по нашим наблюдениям, не было случаев заключения смешанного брака, в том числе брака между осетинами и грузинами. Традиционная обрядность — свадебная, родильная, похоронно-поминальная — во многом сохранила свою осетинскую первооснову. Нам довелось наблюдать похороны мужчины, в ритуале которых сохранился обряд посвящения коня покойнику. Коня нарядили, надев уздечку, седло, сверху накрыли буркой, повесили башлык, плеть, шашку и винтовку хозяина; в хвост и гриву коня вплели разноцветные ленты. Чтобы конь стоял спокойно, на него надели торбу с зерном. Покойника вынесли во двор, установив гроб на небольшом помосте. Посвятитель бæхфæлдисæг подвел коня и три раза обвел его вокруг покойника; вслед за конем шли женщины, рыдая и царапая ногтями до крови лица. Посвятитель, посвящая коня покойнику, произнес почти весь известный в осетинском фольклоре текст — Бæхфæлдисын. Закончив речь, посвятитель, державший в правой руке стакан с аракой, облил ею голову коня, а стакан разбил об подкову его правой ноги со словами: «Пусть на том свете будет с тобой и твой конь».

В день похорон или позже совершали и другие архаические обряды осетин — конские скачки дугъ и стрельба в цель хъабахъ, восходящие, как и посвящение коня покойнику, к древнему иранскому миру. Считали, что чем большее расстояние пройдут наездники, тем благоугоднее будет покойнику. Поэтому трусовцы, по их рассказам, нередко устраивали скачки от села покойного до сел. Казбек, при этом часть пути пролегала по скалистой вьючной тропе. В скачках участвовали три опытных всадника и столько же их сопровождающих хъуызонтæ. Победителю дарили чтонибудь из личных вещей покойника — кинжал, пояс и т.д., он получал и другие памятные подарки.

В течение года трусовцами устраивались многочисленные малые и большие поминки, так как в сознании горцев прочно укоренилось представление о том, что ушедший на тот свет нуждается во всех благах, которыми он пользовался на этом. Так, в день похорон все присутствовавшие на погребении оставались на поминальную трапезу хæрнæг, само слово, означающее кушанье, говорит о том, что для угощения массы людей требовалось зарезать несколько десятков голов мелкого и крупного скота, выставить много яств и напитков. Кроме того, устраивались зазхæссæн — зимние поминки; зæрдæвæрæнтæ — весенние; Майрæмы куадзæнтæ — летние (15 августа). Все они сопровождались большими расходами.

Общее сельское кладбище делилось на родовые (фамильные) участки. Надгробные памятники одно время делал местный умелец Хъуыссæты Хъуыба (сел. Реш), славившийся своим мастерством по всему Трусовскому ущелью. Камень он доставал из горного карьера напротив своего села. На многих старых памятниках нет никаких надписей, позднейшие надгробные памятники трусовцев, в основном относящиеся к советскому периоду, имеют надписи на осетинском или русском языках — один из показателей распространения грамотности среди горцев.

Среди тырсыгомцев был широко развит культ предков. В связи с этим вспоминается эпизод из моей экспедиционной практики. В 1958 г. я побывал в сел. Суатис. Мне было известно, что на местном кладбище сохранился надмогильный камень с письменами, которые, по мнению известного лингвиста-кавказоведа Г.Ф. Турчанинова, выполнены на иронском диалекте осетинского языка буквами сирийско-несторианского алфавита. По местному преданию, под этим камнем погребен, якобы, знатный кабардинский князь. К сожалению, не было возможности уточнить это археологическими раскопками. Трудно поверить, чтобы в этом «глухом ущелье» оказался знатный феодал, тем более в период татаро-монгольских войн.

Я решил увезти памятник в Орджоникидзе. Однако это оказалось весьма нелегким делом. Долго не мог найти, кто бы согласился помочь мне, все боялись осуждения общественности села за такой, по их мнению, недопустимый поступок. Однако нашелся сельчанин, решившийся заработать, что бы о нем ни говорили. Он потребовал 150 руб. за доставку на своей арбе памятника до Военно-Грузинской дороги (и знакомого нам сел. Базилан), оттуда планировалось отправка его на машине в Орджоникидзе, в музей краеведения Северной Осетии. Заметим также, что деньги по тем временам были немалыми. Мы договорились, что встретимся на следующий день на кладбище рано утром, чтобы никто нас не заметил. Когда встретились в назначенное время, увидев камень, он потребовал еще 50 руб., сказав, что от такой тяжести развалится его арба, и он понесет большие убытки. Пришлось согласиться, чтобы скорее выбраться с кладбища. Однако не успели мы погрузить памятник на арбу, как нас окружило 10 женщин с криками, руганью и страшным шумом, требуя немедленно удалиться. Некоторые из них даже размахивали вилами и палками. К счастью, спасли нас от беды прибывшие на место инцидента представители сельской администрации. Благодаря им мы вырвались из толпы на арбе со своей находкой.

Приехав в сел. Базилан, камень выгрузили во дворе дома, где в арендованном помещении располагался сельский совет. Здесь на нас обрушились новые неприятности. Увидев надгробный камень, хотя и очень древний, своеобразный, покрытый странными надписями, жильцы дома и окружающие соседи, собравшись вместе, устроили нам шумный скандал и потребовали немедленно убрать его со двора. Пришлось оттащить камень к дороге и ждать там машины для отправки его в город.

По верованию трусовцы, как все осетины, считаются христианами. В сел. Абана до сих пор стоит церковь, построенная во второй половине XIX в. Обществом по распространению христианства на Кавказе. Но мало кто ее посещал, тем более, что священниками всегда были грузины, обычно не знавшие осетинского языка. По сути, религиозное сознание тырсыгомцев не вышло за рамки традиционных культовых воззрений осетин. Из общих осетинских дзуаров (святых) в трусовских селах повсеместно почитали Уацилла, Саниба, Атынæг, Мады Майрæм и ряд других. Кроме того, здесь каждое село имело своего святого хъæуыдзуар, который пользовался особым почитанием. К нему сельчане обращались за помощью в своих молитвах о самых насущных делах — просили, например, не допустить засухи, градобития, одарить богатым урожаем, умножить поголовье скота и т.д. Каждый год, иногда по нескольку раз, в честь святого проводились празднества с жертвоприношениями и устройством общесельских кувдов.

Несколько подробнее остановимся на культе популярного у всех трусовцев Таранджелоза. Его святилище находится на горе около сел. Четыре и являет собой средневековую часовню, но преданию, основанную грузинской царицей Тамар. Таранджелоз с большим торжеством празднуется в мае, в начале полевых работ, каждым селом и всеми его жителями. Особенно торжественно отмечали праздник Таранджелоз жители окрестных сел — Суатис, Четойтæ, Хъаратыхъæу. В обязанность жителей этих сел входило приготовление ритуального пива. Делая складчину, они варили его в больших медных котлах, которые, как везде в Осетии, постоянно находились рядом со святилищем. Паломник дзуармæ цæуæг в качестве приношения, кроме трех традиционных пирогов и араки, приводил непременно белого ягненка, а иногда вола (быка), если желал получить от святого особое благословление. В своих молитвах, обращенных к Таранджелозу, паломники просили его послать им хороший урожай, большое поголовье скота, уберечь от засухи, градобития и всяких болезней.

Собравшиеся на горе около часовни Таранджелоз массы людей — мужчины, женщины, дети, рассаживались отдельно по селам, приглашая друг друга в гости, обмениваясь почетными бокалами. Праздник сопровождался песнями, танцами, конными скачками и другими спортивными играми. Продолжаясь несколько дней у святилища, он завершался в селах. В каждом доме вернувшиеся паломники накрывали праздничные столы для угощения родственников и односельчан.

Таранджелоз — один из высокопочитаемых земледельческоскотоводческих культов жителей Трусовского региона. Характерно, что помолиться святому приезжали не только осетины-тырсыгомцы, но также некоторые грузины из сел Дутиетского района. Последние именуют святого — Тауранггелос. Насколько нам известно, его не почитают в других регионах Грузии. Отметим также, что культ Таранджелоза — местного происхождения, он неизвестен другим осетинам и распространен только среди трусовцев.

В заключение сделаю небольшое отступление. Много лет изучая горцев Северного Кавказа непосредственно на местах их проживания, часто замечал, как жители равнины и предгорья свысока смотрели на своих сородичей, живших в высокогорье, считая их «малокультурными», «отсталыми» и т.д. Так, например, кобинцы называли трусовцев къуырма тырсы — глухие трусовцы (в смысле темные, отсталые), а те, в свою очередь, называли урстуальцев, живших несколько выше их, у истока бассейна Большой Лиахвы, — дзиглотæ (дикари). Закинцы почему-то называли жителей Тырсыгома æнæсæр тырсы (безголовые трусовцы). У них было присловие: Цы гæппытæ кæныс, исты тырсыйаг дæ (Что ты прыгаешь, ты же не трусовец). В то же время, они, как близкие соседи, жили дружно, между ними были широко развиты брачные отношения, другие родственные и трудовые связи. Аналогичные взаимоотношения были между горными и равнинными чеченцами.

Горные и равнинные жители не могли существовать без тесных экономических связей и взаимовыручки. Горцы получали у равнинных жителей зимние пастбища для своих отар и недостающую часть урожая; в свою очередь горцы предоставляли равнинным жителям летние пастбища и произведенные ими скотоводческие продукты — шерсть, сыр, мясо и пр.

Трусовцев отличали некоторые характерные черты, о которых знали их соседи — кобинцы, сбийцы, урстуальцы — северные и южные осетины. Кобинцы, например, по их словам, удивлялись, когда трусовцы на их вопрос: Куыд у фæндаг? — Как дорога? (имея в виду колесную), всегда отвечали: Фынджы хуызæн у фынгау — лæгъз! (Ровная как «фынг» (столик), даже если в тот момент она находилась под снежными лавинами или оползнями. Отличительные черты трусовцев ярко проявлялись в застолье. По моим наблюдениям, в трусовском застолье в целом придерживаются осетинского этикета: сидят по старшинству, руководит столом самый старший по возрасту, передают почетные бокалы и т.д.

Несколько слов об этнической судьбе тырсыгомцев. Их жизнь и быт, в том числе в советское время, были нелегкими. Население по-прежнему сильно страдало от бездорожья, во многие села, как и раньше, добирались по вьючным тропам. Новых дорог не строили, а существовавшие после непогоды на долгие месяцы становились непроезжими, колесное сообщение между селами и с внешним миром прекращалось. В частности, основной путь в Тырсыгом — Касара — часто закрывался, зимой из-за снежных лавин, а летом из-за оползней. Между тем, от регулярного транспортного сообщения зависело поступление в регион нужного количества продовольственных и промышленных товаров, которых постоянно не хватало, особенно в отдаленных селах. Сильно отставало от нужд региона развитие здравоохранения и образования. Отметим, например, что трусовцы были вынуждены посылать своих детей в чужие семьи в Северную Осетию, чтобы они имели возможность ходить в школу. Эта была вынужденная мера, поскольку в трусовских селах школ не хватало, новых не открывали. Трудно понять, чем было вызвано такое пренебрежение республиканских властей нуждами региона, учитывая, что трусовские животноводческие колхозы и совхозы ежегодно поставляли в доход Грузии сотни тысяч тонн мяса, шерсти, овечьего сыра и других животноводческих продуктов.

Литература

1. Вахушти Багратиони. География Грузии // Записки Кавказского отдела Императорского Русского географического общества. Кн. XXIV. Вып. 5. Тифлис, 1904.

2. История Осетии в документах и материалах. Т. I. Цхинвал, 1962.

ГЛАВА II. ОСЕТИНЫ В РАЙОНАХ ГРУЗИИ

Гуджаретские осетины

Один из осетинских «островков» в восточно-грузинской области Картли располагался в высокогорном живописном Гуджаретском ущелье. Осетины, проживавшие в соседнем Карельском регионе Грузии, называли земли гуджаретцев «Гуджареты бæрзонд хæхтæ» (Гуджаретские высокие горы), что соответствовало географическим реалиям.

Характерно, что местный старожил 80-летний Абе Плиев утверждал, что от его родного села Сырххъæу видны горы Северной Осетии, настолько высоко в горах Гуджарети оно находилось. При этом гуджаретское высокогорье было малодоступно, особенно в длительный и суровый зимний период, когда оно надолго отрывалось от внешнего мира. До Октябрьской революции единственным средством связи гуджаретцев была вьючная тропа.

Этноним «гуджарет» (гуджаретские осетины), видимо, давно звучит в осетинском языке. Гаппо Баев, обращаясь с письмами к академику В.Ф. Миллеру, всегда приветствовал его от «осетин гуджаретского высокогорья до моздокских степей», как бы отмечая знаковые точки расселения осетинского народа.

Я узнал о гуджаретцах еще подростком на своей высокогорной родине в Закинском ущелье Северной Осетии, внимая рассказам стариков. По моим представлениям, гуджаретские осетины находились где-то недалеко от наших гор, за перевалом, а не на громадном расстоянии, для преодоления которого требовалось несколько дневных переходов верхом на лошади. Я также знал, что в Гуджарети, видимо, давно, обосновалось несколько семейств Калоевых, выходцев из Закинского ущелья, с которыми мы поддерживали родственные связи, обмениваясь взаимными визитами. С того времени мне запомнились и другие рассказы о Гуджаретском ущелье, которое, по словам моих родственников, отличалось сказочной красотой.

В этом я убедился сам, посетив эти места в 1962 году со своей этнографической экспедицией... В большой крытой машине мы долго поднимались по ущелью, любуясь его необычайной красотой, густыми лесными массивами, островками пастбищных и сенокосных полей. Тут же на склонах, среди лесных зарослей, виднелись небольшие, расположенные недалеко друг от друга поселения, состоящие почти все исключительно из деревянных построек, имеющих двускатные деревянные крыши.

Мы въехали в сел. Гуджарет, и сразу же оказались на общественном сельском пиршестве — кувде, устроенном в честь какого-то языческого божества осетин. По обычаю осетинского гостеприимства — гость непременно становится участником всякого торжества, нас, членов экспедиции, пригласили за стол. На кувде нас встретили радушно. Меня, как старшего из гостей, посадили среди стариков и как почетному гостю преподнесли нуазæн (почетный бокал) — древний традиционный обычай осетин, идущий от скифов и не знакомый другим кавказским народам. По окончании застолья мы проследовали в дом моих однофамильцев, выходцев из закинских Калоевых, у которых мы нашли приют на все время пребывания в Гуджарете.

Мне повезло, что во время полевой работы я познакомился со знатоками различных сторон жизни гуджаретцев. Полученные от них сведения дополнялись данными других наших информаторов в процессе проводимых исследований в ряде других населенных пунктов. Это позволило представить основные черты этнокультурного облика гуджаретских осетин, а также основные вехи их истории. Сразу же оговорюсь, что гуджаретские осетины перенесли на новые места поселения почти весь образ своей прежней жизни (быта, материальной и духовной культуры, верований и т.д.).

Основным источником для истории заселения Гуджарети осетинами являются их фамильные предания. В соответствии с ними время появления здесь осетинских первопоселенцев датируется примерно первой половиной XIX в., периодом после вхождения Грузии в состав России. Тогда стало возможно освоение многих пустовавших земель. К ним относилось и Гуджаретское высокогорье.

Что манило осетин в этот суровый край, давно заброшенный его прежними обитателями? Ответ однозначен — осетины, гонимые земельным голодом и нищетой, вынуждены были покидать родные места и искать новые земли для поселения. Причем, по этнографическим данным, гуджаретские осетины сначала обосновались в нынешнем Карельском районе, а затем переселились в непроходимые лесистые Гуджаретские горы. Земли эти осетины якобы арендовали у их хозяев — грузинских князей Цициановых (Цицишвили), живших в сел. Карели, платя им «хъалон» от каждого двора по 6—9 рублей в год, в зависимости от плодородия земли.

Осетины заселили Гуджаретское высокогорье, давно покинутое прежним населением. Об этом свидетельствовали сохранившиеся здесь разрушенные временем христианские храмы и постройки жилого и хозяйственного назначения. По словам нашего информатора 80-летнего Абе Плиева из сел. Сырххъæу, земля эта принадлежала грузинским князьям Цициановым, и до прихода сюда осетин здесь жили «берзен» (греки), «ушедшие за перевал».

Осетины первой волны переселенцев, по рассказам, чувствовали себя полными хозяевами, продавали участки последующим переселенцам, в том числе своим родственникам. Однако добывание земельных угодий из покрытых лесом участков, требовавшее огромных усилий, объединяло всех в борьбе за выживание и преодоление суровых природных условий, особенно в месяцы продолжительной, холодной зимы, когда прерывались всякие связи с внешним миром. До Октябрьской революции гуджаретские осетины не знали колесного сообщения, здесь были лишь вьючные тропы.

Гуджаретские осетины составляли, по одним данным, 12 небольших многофамильных населенных пунктов, однако со слов наших информаторов-старцев, мы зафиксировали у них 11 сел. В селе Мачарцхали проживали представители двух фамилий — Санакоевы и Плиевы. В селе было 24 хозяйства. В селе Цинуба проживали Хубаевы, Уалиевы, Джикаевы, Маргиевы. Десять хозяйств из двадцати принадлежали Хубаевым. Жителями Сырххъæу (Красное село) были Плиевы и Джикаевы, причем Плиевы составляли 25 дворов этого селения. Весьма многочисленным было село Гуджарет. Здесь располагались хозяйства Плиевых (20 дворов), Томаевых, Гуцаевых, Колиевых, Саулоховых, Макиевых (9 дворов), Калоевых, Джикаевых (9 дворов), Тибиловых, Гаглоевых, Битаровых, Чехоевых, Кочиевых (10 дворов). Всего же в Гуджарете насчитывалось около 150 хозяйств.

Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая