ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ

Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д.

Отёска стен и прирубка косяков - Когда на доме не достаёт окон и дверей, красивое высокое крыльцо ещё только в воображении, приходится подниматься с улицы в дом по трапу.

Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) - В простых моделях рынка спрос и предложение обычно полагают зависящими только от текущей цены на товар.

Кобинские и трусовские осетины 2 страница

Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая

Традиционная семейная обрядность кобинцев характеризуется почти полным сходством с осетинской, в ней отсутствуют элементы грузинских заимствований. Как у всех осетин, брак у кобинцев был строго экзогамный. Во многих случаях он не допускался даже внутри большой родственной группы — æрвадæлтæ (по М.О. Косвену, патронимии второго порядка). При заключении брака учитывалось не только материальное состояние жениха, но и благородство его рода (фамилии) — уæздан мыггаг. Брачный возраст для парня считался 20—25 лет, для девушки — 16. Вопрос о выборе невесты, как и жениха, решался исключительно родителями брачующихся. В то же время последние обязаны были посоветоваться со своими ближайшими родственниками (членами патронимии), пренебрежение их мнением могло обернуться обидой на многие годы. Тем не менее, по существовавшим нормам, юноша мог сообщить своим родителям о желании жениться на понравившейся девушке, но не сам, а через своего друга.

У кобинцев практиковалось люлечное обручение, при этом инициатором выступал отец мальчика. При достижении брачного возраста, даже если жених или невеста не желали брака, родители все равно женили их.

В качестве свата минæвар родители посылали в дом невесты авторитетного и красноречивого человека, который мог оправдать их доверие. Сваты обычно являлись вечером. При разговоре необходимо было представить жениха, его семью, фамилию в самых лучших характеристиках, отметить, что будет большим счастьем, если семьи породнятся. При первом визите сватов родители невесты не давали положительного ответа, считая это для себя унизительным, но если твердо были намерены отказать, то говорили: Нæ рæстæг не суыдзæн (нет у нас времени). Если же были согласны породниться, отвечали, что сами пригласят для завершения сговора. Он происходил в доме невесты при участии 3—4 авторитетных мужчин, которые тогда же договаривались о выкупе за невесту ирæд. Это был трудный и многочасовой разговор, происходивший между сватами и родственниками невесты за богато накрытыми столами. Когда переговоры завершались, раздавались громкие возгласы — бафидыдтам (договорились). Для подтверждения этого сваты оставляли денежный залог фидауæггаг.

От сговора до свадьбы иногда проходили годы, пока жених не накапливал оговоренное количества калыма. По словам кобинских старцев, не было случаев, чтобы жених отрабатывал в доме невесты стоимость своего калыма, поэтому калым здесь выплачивался в основном материальными ценностями: крупным и мелким скотом. Давали 2 вола (быка), корову, 10—20 овец, непременно лошадь для дяди невесты по материнской линии мады æрвады всех, из ценных вещей — большой медный пивоваренный котел сæдджинаг, деньгами — 60—80 рублей для покупки постельных принадлежностей. По словам одних информаторов, эти деньги часто оставались у родителей невесты, по словам других, наоборот, последние дополняли эту сумму своими деньгами, чтобы невеста могла приобрести для себя нужные вещи. Рассказывают, что отец, получивший наибольший выкуп за дочь, славился в обществе. Характерно также то, что во время сговора отец невесты требовал оттянуть день свадьбы на 1—2 года, чтобы дочь могла еще поработать в доме родителей, однако этот вопрос решался лишь по обоюдному согласию сторон.

Девушка с юных лет начинала готовить подарки чындзыдзаумæттæ для многочисленных родственников будущего мужа и его дружков. Это были предметы рукоделия: шнурки из тесьмы для карманных часов сахаты бос, осетинского нагана ливоры бос, башлыки, предназначавшиеся для шафера и его помощника къухылхæцæг æмæ æмдзуарджын, а также изготовленные ею на ткацком станке сукна на черкески и бешметы отцу жениха и другим его близким родственникам. В день отъезда невесты из родного дома все это погружалось в большой сундук чындзы чырын, и вслед за свадебным поездом отправлялось в дом жениха.

В свадебную свиту чындзхæсджытæ входило около 20 мужчин среднего и молодого возраста. Ее формировали задолго до свадьбы, и это стоило немалого труда для жениха. Многих приходилось уговаривать, особенно, если невеста жила где-то в далеком глухом ущелье.

Свадьбу обычно приурочивали к празднику Джиуоргуба, когда завершались осенние хозяйственные работы. Обе семьи тщательно готовились к торжествам: варили пиво, араку, из равнинных сел Юго-Осетии и Грузии привозили вина. Свадебная свита, прибыв за невестой, гостила в ее доме трое суток; за это время и родственники невесты и односельчане устраивали им прием с угощением. В день отъезда подруги одевали невесту в осетинский свадебный костюм. Он состоял из платья особого покроя, позолоченных нагрудных застежек риуыгънæджытæ, пояса камари, большого шелкового головного платка зæлдаг кæлмæрзæн, сафьяновой обуви домашнего изготовления.

Следующим этапом было прощание невесты с родным очагом; шафер брал ее за руку и с обнаженной шашкой, в сопровождении присутствующих с песнями, под звуки гармошки вел ее в дом, к очагу. После прощальной молитвы шафер три раза ударял шашкой по надочажной цепи, после чего все направлялись в церковь для венчания.

По пути к дому жениха свадебный поезд в каждом селении встречали с хуын (угощением), состоявшим из трех традиционных пирогов с сыром, напитков и мяса жертвенного животного. В селе жениха свадебную свиту приветствовали родственники и знакомые; с песнями, игрой на гармошке, стрельбой свадебный поезд входил в дом жениха. Здесь происходила важнейшая церемония обряда: шафер ведет невесту в дом хæдзар к очагу, и обводит ее три раза вокруг него со словами пожелания: Фарн, фарн, фарн, фараст лæппуйы æмæ иу чызг! (Счастье, счастье, счастье, девять мальчиков и одна девочка!), приобщает в своих молитвах молодую к новой семье. Затем невесту отводили в уат — специально предназначенную для нее комнату. Здесь она находилась в окружении девушек, лицо молодой было слегка прикрыто прозрачным платком. Женщины могли подойти к чындз (невесте), приподнять платок и посмотреть на нее: какая она — красивая или нет?

Свадьба у кобинцев, как и у всех горцев-осетин, была многолюдна, гостей созывали со всех окрестных сел, молодежь приходила без приглашения. Жених и невеста не участвовали в свадьбе, жених скрывался в доме своего дружка, находясь там до окончания всех свадебных церемоний. А их было много: вечером устраивали т.н. дзаума хæссæн, в присутствии родственников и односельчан раскрывали сундук с подарками и раздавали их по назначению; совершали обряд хызисæн (снятие фаты с головы невесты). Шафер снова обводил невесту вокруг очага; затем сниматель фаты хызисæг, которым обычно бывает подросток, палочкой снимает с головы невесты фату, выкрикивая пожелания последней иметь девять мальчиков и одну голубоглазую девочку. Снятый кусочек ткани нанизывали на палку и «пристраивали» в углу потолка хадзара. Место это называлось сæрзæд и хозяином его считался домовой — бынатыхицау, принимавший под свою защиту новых членов семьи.

Совершали еще один обряд, направленный на то, чтобы невеста имела как можно больше детей, прежде всего мальчиков. Еще до первой брачной ночи ее торжественно вели к святилищу Мады Майрæмы дзуар (св. Матери Марии) — покровительнице женщин, для благословения на семейное счастье.

Через месяц после свадьбы устраивали обряд донмæконд (водить по воду). Молодую снова наряжали в свадебный костюм, давали в руки ведра и торжественно вели к речке или роднику в сопровождении молодежи, молодых женщин, детей. С собой несли три пирога, шашлык, графин араки в честь русалок донычызытæн; придя на место, в молитвах, приносимых пожилой женщиной, благословляли молодую, желали исполнения всех ее пожеланий. После молитвы невестка набирала воду в ведра и шла домой, в сопровождении песен под гармошку. С этого дня молодая полностью включалась в домашние и хозяйственные занятия семьи. Кроме многочисленных обязанностей по дому, женщина участвовала в жатве, молотьбе, дойке овец и коров, приготовляла знаменитый кобинский сыр.

Религиозные воззрения кобинцев характеризовались стойким сохранением ряда архаических черт в местном быту. Как и в Осетии, любой сельский или фамильный праздник в честь языческого божества или покровителя здесь до сих пор сопровождается устройством общественного застолья куывд с участием большей частью одних мужчин. В том случае, когда обычай допускал присутствие женщин, они сидели отдельно. При устройстве общественных куывдов действовал обычай къусбар (букв. мерить чашкой, т.е. складчина): с каждого двора собирали определенное количество зерна для приготовления пива и суммы денег для покупки жертвенного животного — куывды кусæрттаг.

Из культовых персонажей кобинцы почитали божество Рыныбардуаг — это ангел дауæг, имеющий власть бар над повальными болезнями рын. В Коби святилище Рыныбардуаг находилось на высоком горном склоне правой стороны Терека. Ежегодно, в середине сентября, сюда приходили четверо выборных мужчин (одного из них называли грузинским духовным именем — деканоз) с приношениями (три пирога, шашлык, арака), чтобы помолиться. Рыныбардуаг наводил страх на людей, его именем пугали детей; пожелание, чтобы Рыныбардуаг обрушил на когото свой гнев, считалось самым суровым проклятием.

22 ноября кобинцы праздновали Джиуоргуба так же торжественно, как но всей Осетии. У кобинцев он имел свое святилище — Къобы У астырджийы дзуар — недалеко от Крестового перевала, где устраивали общественный куывд.

Из общественных праздников осетин кобинцы в декабре отмечали также Цыппурс, неделю держали пост, день празднования назывался — Чырыстийы райгуырæн бон (день рождения Христа). Мæрдджынтæ (потерявшие близких) устраивали поминки, приглашая односельчан. На Новый год (Ног аз, Ног бон) рано утром подростки разжигали костры, распевая песни: Сой-сой-сой, мидæмæ, уæлæсыхæй дæлæсыхмæ, хин кæнын чи зоны, уый цæстытæ басудзæнт! (Богатство, богатство, богатство от верхнего квартала до нижнего квартала, кто колдует, пусть ослепнет). Затем они, надев шубы наизнанку, обходили дома; их угощали, иногда одаривали деньгами.

Из других праздников кобинцы отмечали: Доныскъæфæнтæ (несение воды) — 19 января, подобно русскому крещению, пекли пироги, молились святым; Комæхсæнтæ отмечали в течение недели в феврале, устраивая поминки по умершим; кроме того, жители сел. Окрокана делали хъæугуывд (общий сельский пир) в честь Нарыдзуар, своего покровителя еще в Туалгоме, откуда они вышли; отмечая Тутыртæ (св. Феодор), три дня держали пост, на одежде вышивали красной ниткой крестики сынчытæ, чтобы сберечь стада от волков; празднуя Урсыкъуыри — масленицу, члены семьи без посторонних торжественно вкушали еще летом приготовленные к этому дню масло и сыр. Тогда же женщины поминали усопших, посещали кладбища.

За шесть дней до Пасхи Куадзæн пекли из теста къутутæ (конусообразные булочки в виде сапеток — специальных емкостей для хранения зерна), затем ставили их в один ряд и устраивали для детей состязания в искусстве владения луком и стрелой: каждый из них должен был попасть точно в къуту. В качестве вознаграждения победителю вручались сбитые им булочки. Считалось, что дети могли обеспечить своей игрой благополучие нового урожая. К празднику накрывали столы, пекли традиционные пироги, в молитвах просили у всевышнего, чтобы закрома были полны хлеба.

Жителями селения Коби и Базилан в мае праздновался Къобы Уастырджи (св. Георгий Коби), где бы они ни жили, в каждом доме резали барана, варили пиво, пекли пироги, устраивали общий куывд около святилища святого, в котором участвовали с мужчинами и женщины; в празднике обязательно участвовали племянники. Во время поминок зæрдæвæрæн (кобинцы называли его хистыты бæрæгбон (поминальный праздник), устраивали большое поминовение, считая, что в этот день Чырысти атахти уæлæрвтæм (Христос улетел на небо).

Атынæг (в осетинской мифологии — божество, покровитель плодородия, посылающий обилие трав и помогающий удачному завершению полевых работ) устраивали в августе перед началом сенокоса, праздник начинался в воскресенье и продолжался до среды; в один из дней посещали святилище. Праздник сопровождался песнями, танцами и конными состязаниями. На следующий день после праздника вместе выходили на сенокос.

Праздники Нырыбардуаг æмæ Аларды отмечали 15 сентября; угощение устраивали по очереди, устроитель «куывда» фысым резал барана, реже козленка (по своему усмотрению). Другие односельчане несли в его дом три пирога, графин араки; пиво варили к празднику всем обществом. В празднике могли участвовать только одни мужчины; на стол перед стариками клали самые почетные части жертвенного животного — голову и курдюк; гостей сажали рядом с почетными стариками. (В сел. Базилан меня посадили с 85-летним Темболом Абаевым, близким родственником Васо Абаева). Подавали араку в большом бычьем роге и пиво в чаше, которое после молитвы старика во имя какого-либо святого выпивали.

Кæхцгæнæн (букв. делать чашу) кобинцы устраивали в июле в доме, где появился новорожденный первенец. Праздник был настолько почитаем осетинами, что многие называли июль Кæхцгæнæнты мæй. Свое название праздник получил оттого, что мать обходила своих родственников с символической чашей — кæхц, собирая подарки новорожденному. У кобинцев накануне праздника вечером несколько подростков залезали на крышу дома виновника торжества с длинной палкой, имевшей на конце две прибитые крест-накрест палочки; припевая «сой-сой-сой», палку опускали в трубу печи. Если дежурившая там женщина ловила палку, они ничего не получали, в противном случае детей одаривали подарками. Утром родственники ребенка по матери созывали на «куывд» все взрослое население села. Выкупанного, одетого во все новое младенца подносили к старшему, когда тот произносил ритуальную молитву над хуыном, принесенньгм из родительского дома матери. После молитвы он брал младенца, макал его пальчик в чашу с дзыкка (каша из муки с сыром или сметаной, символизирующая в данном случае изобильную жизнь). Перед этим событием молодая мать уходила в родительский дом, где ее одаривали подарками родные и близкие родственники. Родители непременно давали лошадь — хæрæфырты бæх (лошадь племянника); дарили также корову и т.д.

Во второй половине XIX в. в Коби была открыта церковь, однако она часто пустовала, в то время как кувды языческих праздников собирали массы народа. Вызывают интерес музыкальные инструменты кобинцев. Наиболее распространена была двухструнная самодельная балалайка — хуыйысæр (свиная голова). Она состоит из деревянной части с натянутым бычьим пузырем и двух струн из конского хвоста. На хуыйысар играли только мужчины. Очень древним музыкальным инструментом является пастушеская свирель уадынз. По словам кобинских старцев, в старину в Коби значительное распространение имела двенадцатиструнная арфа дыууадæстæнон. Со временем здесь, как и но всей Осетии, все традиционные музыкальные инструменты были вытеснены русской гармоникой уырыссаг фæндыр. При этом поменялись и роли музыкантов: если в прошлом играли исключительно мужчины, то теперь исполнителями на гармонике являлись преимущественно женщины.

Завершая рассказ о кобинских осетинах, отметим, что в последнее время они пережили разрушительные изменения своего социально-экономического уклада. У кобинцев резко сократилось поголовье скота, не используются обширные горные альпийские и субальпийские пастбища, почти исчезло их главное традиционное занятие — овцеводство, следовательно, прекратилось и производство знаменитого кобинского овечьего сыра. В результате массового переселения горцев на равнину Северной Осетии многие селения Кобинской долины, как и Трусовское ущелье, оказались безлюдными.

Литература

1. Гюльденштедт И. А. Путешествие по России и Кавказским горам // Осетины глазами русских и иностранных путешественников. Орджоникидзе, 1967. С. 75.

2. Клапрот Ю. Путешествие по Кавказу и Грузии, предпринятое в 1807—1808 гг. // Осетины глазами русских и иностранных путешественников. Орджоникидзе, 1967. С. 123.

3. Головин А. Топографические и статистические заметки об Осетии // Кавказский календарь на 1854 год. Тифлис, 1853. С. 440.

Трусовские осетины

Путь к Трусовскому ущелью (по-осетински Тырсыгом) начинается от Кобинской долины. Вверх по течению Терека открывается узкий, скалистый горный проход, называемый Хъасара, по которому проходила вьючная тропа, веками связывавшая население Тырсыгома с внешним миром. В середине XIX в. по ней провели колесное сообщение, однако проход Хъасара часто закрывался зимой снежными лавинами, а летом — оползнями, надолго оставаясь непроезжим для двухколесных арб — основного вида гужевого транспорта всех горцев-осетин. Е.Г. Пчелина, много лет изучавшая горную Осетию, справедливо считала Трусовское ущелье (Тырсыгом) самым труднодоступным.

Грузины называли Тырсыгом Турцо, или Труцо. Грузинский географ и историк Вахушти Багратиони (середина XVIII в.) писал: «Труцо, разделенный на три ущелья, примыкает с востока к Хевис, с запада — к Захи (Зака) и Магран-Двалетии (Урстуалта); с юга — к Мтиулетии, с севера — к Куртаули (Куртатинское ущелье)...» (1, с. 147).

Судя по многим грузинским источникам, осетины заселяли Трусовское ущелье по меньшей мере с раннего средневековья (VII в.). Это была юго-восточная окраина Двалетии — территории осетин-двалов, которая охватывала многие районы горной Северной и Южной Осетии. Существование осетинского этноса в Трусовском ущелье, во всяком случае, с раннего аланского средневековья, доказывается осетинской топонимикой и множеством памятников их материальной культуры — башнями различных типов, склепами, древними святилищами и т.д.

Впоследствии в этом регионе имели место достаточно сложные миграционные процессы. В частности, Трусо (Трусовское ущелье, Тырсыгом) активно заселялось в основном представителями иронской этнической группы осетин — выходцами из трех ущелий (Даргавского, Куртатинского, Алагирского). Часть переселенцев бежала от земельной тесноты, уходила в поисках лучших мест, дававших возможность заниматься земледелием и скотоводством, другая часть спасалась от кровной мести. В целом рассматриваемые нами трусовцы — население после татаро-монгольского периода, пришедшее на смену прежних жителей — осетин-двалов, известных здесь с VII в. Между тем, этноним «двалы» преемственно сохранился за местным населением. Так, Вахушти Багратиони, описывая Трусовское ущелье, указывал, что его «обитатели суть осетины двальцы» (1, с. 147).

С эпохи позднего средневековья трусовские осетины время от времени попадали в экономическую зависимость от грузинских царей, поставляя им ежегодно от каждого двора в качестве налога определенное количество скота. Так, в документе, датируемом 1776 годом, сказано, что в Трусовском обществе «каждый крестьянин двора был обязан давать ежегодно 16 овец, а всего общество — 12 ослов и ослят, жеребенка и лошадь». Отношения с центральной властью не всегда были безоблачными, порой они принимали конфронтационный характер, доходивший до применения сил. Так, карательные акции против трусовских осетин предприняли цари Давид VIII (1293—1311) и Георгий (1314—1346), которые «разорили много двальских ущелий, разрушили все крепости от Трусо до Ачабети».

И в дальнейшем из-за нежелания трусовцев платить дань грузинские войска часто вторгались на территорию Тырсыгома, разрушая их башни и крепости. Согласно сообщениям документов, при царе Ираклии I «в Трусо взяли сорок башен и сожгли». Аналогичную акцию совершил царевич Леван в 1776 году, отправив вооруженный отряд с наказом, чтобы его люди «вошли в Трусо, узнали, каким количеством овец обложены тамошние осетины, собрать их целиком по данной описи и сдать в нашу казну под расписку».

Важное значение для нас имеют содержащиеся в источниках сведения о населении Тырсыгома. По данным Вахушти Багратиони, в ущелье находилось 8 селений. В «Списке сел и фамилий трусовцев» за 1780 год, названных часто неправильно, 11 многофамильных селений. Все осетинские фамилии были написаны с грузинским окончанием «швили». Приведем несколько примеров. В сел. Гимара (Джимара) в нем отмечено 12 фамилий — Бусалишвили (Бусаловы), Бороишвили (Бароевы), Гусалишвили (Гусаловы), Берозишвили (Берозовы), Камашвили (Камаевы) и др., в сел. Реш — 5 фамилий, в том числе Калманишвили (Калмановы), Кокаишвили (Кокаевы), в сел. Теп — Хатишвили (Хатиевы), Темуришвили (Темуровы), Джанигишвили (Джангиевы) и др., всего 7 фамилий, в сел. Какадури (Хъахъхъæдур) — Тавашвили (Таваевы), Булачишвили (Булацовы), Джантишвили (Джантиевы), Урташвили (Уртаевы), Бизиешвили (Бизиевы), Сапишвили (Сапоевы), в сел. Кетери (Четырыш) — Бисланишвили (Бислановы), Дидишвили (Дидиевы), Болишвили (Болиевы) (2, с. 142).

Одним из первых европейцев, посетивших труднодоступное Трусовское ущелье, был Ю. Клапрот, немец, находившийся на службе Российской Академии наук. Изучая происхождение осетин, их быт и культуру, язык, он писал в 1808 г.: «Скалистая долина, где начинается Терек, заселена осетинским племенем турци, называемым грузинами турцо или труцо...». В сведениях, сообщаемых ученым, упоминаются некоторые селения трусовцев (Калагатикау, Бурмасигкау, Каратекау, Кетуетекау, Цивиратта, Реци (Реш), Абана, хотя следует отметить, что Клапрот, воспринимая на слух местные осетинские топонимы, зачастую неверно их транскрибирует, что затрудняет идентификацию называемых им пунктов с реально существовавшими поселениями.

Время возникновения многих селений Тырсыгома, несомненно, определяется средневековым периодом, о чем, например, свидетельствуют многочисленные крепостные сооружения, часто находимые уже в виде развалин. К ним относятся древние кладбища царциат, многие боевые, жилые, сторожевые башни, домакрепости, а также средневековые христианские храмы, относящиеся к периоду правления царицы Тамары, ставшие после татаро-монгольских войн языческими святилищами. Особенно славилось трусовское башенное искусство, не знавшее себе равных в других ущельях горной Осетии. Здесь были нередкими многобашенные селения и очень редки села, не имевшие башен.

Во время полевой экспедиции в Тырсыгоме мы посетили многие местные селения, собирая сведения об их истории, жителях, материальной и духовной культуре тырсыгомцев.

В селении Абана проживали представители фамилии Гудиевых, которые вышли, видимо, из Куртатинского ущелья. В западной части села были возведены две башни: одна семиярусная, боевая, высота первого яруса — 1,75, второго — 3 м. В башне иногда жили, но в основном ее использовали для хранения продуктов. Для этой цели предназначались три ее нижних яруса. Верхние ярусы со множеством бойниц служили для обороны. Другая 4-ярусная башня, возвышавшаяся над селом, — сторожевая. Как отмечалось выше, Абана было конечным пунктом колесной дороги у трусовцев. В 1853 г. Обществом по распространению христианства на Кавказе в селе была построена церковь.

В селении Бурмæсыг проживало 18 дворов Туаевых. Они переселились сюда давно из сел. Шатат Мамисонского ущелья Северной Осетии из-за кровной мести. По преданию, первопоселенцами были три брата: Туа, Кабыс, Уалы, ставшие родоначальниками фамилий Туаевых, Кабисовых и Валиевых Уалытæ. Название села идет от башни Туаевых, которую, по преданию, построил Гагиз Уртаев за плату в 18 быков. Она — 4-ярусная, боевая, имеет на верхних ярусах 5—6 бойниц. Время ее постройки неизвестно.

Жители селения Джимара Боцоевы (7 дворов) и Березовы (13 дворов) известны здесь по грузинским источникам с XVIII в. По преданию, они переселились из сел. Джимара Даргавского ущелья. Боцоевы занимали верхний квартал села, Березовы — нижний. Характерно, что Березовы имели 7 башен по названию их владельцев: Амуаты мæсыг (башня Амуа — новых), Быдарты мæсыг, Дударыхъхъы мæсыг, Газалыхъойы мæсыг, Мæцыхъойы мæсыг, Джитаты мæсыг, Мæрсагаты мæсыг. У Боцоевых было всего три башни: Джпдаты мæсыг, Быдарты мæсыг и Хостыхъуаты мæсыг. Рассказывают, что башни эти строили два брата Гудиевы из сел. Абана, причем один из них строил башни, другой — гæнах (трехэтажные дома-крепости). Время постройки башни, как и ганаха, составляло 3—5 лет. Сооружали указанные крепости и другие мастера, приходившие из разных мест горной Осетии. Располагаясь у подножья крутой горы, село Джимара постоянно находилось под угрозой схода снежных лавин. В таких случаях жители нижней части села нередко покидали дома и укрывались в безопасном месте.

Селения Верхний и Нижний Деш находятся недалеко друг от друга. В них проживали Хамицовы (5 дворов), Шаутуаловы (1 двор), Тотровы (1 двор), Козыревы (1 двор), Каргаевы (6 дворов), Мириковы (3 двора). Все эти фамилии, за исключением последней, переселились из сел. Цмыти Куртатинского ущелья; Каргаевы вышли из Даргавского ущелья. Занимались скотоводством, земледелием, многие годами работали, как другие трусовцы, на Военно-Грузинской дороге. Дома одноэтажные, под одной крышей со скотным помещением. В зимние холода семья переходила в скотное помещение. Стройматериал возили из Урстуалта. Отоплением служил исключительно кизяк; его готовили летом в необходимом количестве. До проведения колесной дороги зерно привозили на лошадях вьюками из Владикавказа.

Давними жителями селения Реш были Кусаевы Хъуыссæтæ (15 дворов). Кусаевы переселились из сел. Дагом Алагирского ущелья, которое они покинули из-за недостатка земли. От Кусаевых здесь образовались две фамилии Гишоевы Гисотæ, которые составляли 10 дворов, и Зараховы Дзæрæхатæ — 12 дворов. Калмановы вышли из сел. Цмити Куртатинского ущелья, а Кудзиевы — из сел. Даргавс одноименного ущелья. Набуловы переселились сюда из Джавского ущелья Юго-Осетии, Заковы Закъатæ — из сел. Коб. Первопоселенцы Кусаевы занимали верхний квартал села, они единственные имели башню. Остальные фамилии занимали нижний квартал. В Реше нами было зафиксировано 9 полуподземных склепов. Житель села Хъуыссæты Хъуба (Кусаев Куба) делал надмогильные памятники цырт из местного камня, получая за свой месячный труд от 3 до 5 овец.

Село Цоцолтыхъæу славилось у трусовцев мастерами кузнечного дела. Здесь местные мастера делали по заказу железные лемехи для пахотных орудий, косы, серпы, подковы, ножи и другие предметы домашнего обихода. Местные жители Дзантиевы (9 дворов), видимо, вышли из Даргавского ущелья.

Селение Теп, по преданию, основано Калагом, родоначальником Калаговых Хъалæгатæ (16 дворов). Забредший сюда во время охоты Калаг якобы был очарован необычной красотой местности. Он решил непременно здесь обосноваться, для чего засеял поле, чтобы после сбора урожая осуществить свое намерение. У Калага было два брата — Дзанаг и Гусал, от которых образовались фамилии — Дзанаговы и Гусаловы, ныне живущие в разных местах Осетии. Верхний квартал села занимали Калаговы Хъалæгатæ, Нижний — две указанные фамилии. Из святых особенно почитали «Тепы Уастырджи» (Св. Георгий Тепский), это покровитель села, отмечали его праздник в июле, во время сенокоса, с устройством сельского куывда, в котором участвовали только мужчины. В этот день закалывали двух волов для угощения и раздачи мяса нуждающимся сельчанам. Волов разыгрывали по жребию. Хозяин, чей жребий выпал, отдавал своего вола для указанной цели, даже если он был единственным в хозяйстве и служил тягловой силой. Жители села почитали также общетрусовские (Таранджелоз и др.) и почти все общеосетинские культы, относящиеся к сельскохозяйственному календарю.

В селении Четыре проживали Кокаевы (4 двора), Касаевы (4 двора), Цаллаговы (5 дворов), Четоевы (1 двор). Кокаевы, видимо, давно переселились из сел. Ламардон Даргавского ущелья. Касаевы переселились из сел. Дагом Алагирского ущелья. Прежнее обитание Четоевых не установлено. От старого села Четырс на левом берегу Терека остались развалины башен и домовкрепостей. Новое село Четырс возникло сравнительно недавно на правом берегу Терека. Население его постепенно покидает, переселяясь в равнинные районы Северной Осетии.

10 дворов Четоевых переселились в трусовское село Четойтыхъæу из сел. Джимара Куртатинского ущелья: здесь они составляли фамильное (родовое) поселение, видимо, с давних времен, о чем свидетельствуют их две боевые башни-крепости фидар, сооруженные не позже XVII в. Жили Четоевы большой семьей, состоявшей из отца, четырех его женатых сыновей и их детей. Хозяйством руководил старший сын, поскольку отец постоянно был занят работой на Военно-Грузинской дороге, как и многие другие трусовцы.

В селении Суатис проживали Елоевы, Касаевы, Начиевы, Калмановы, Токаевы, Асланбековы.

Основным хозяйственным занятием и главным источником существования горцев, в том числе трусовских осетин, было скотоводство. Среди трусовцев было немало крупных овцеводов, содержавших свои отары зимой на арендованных пастбищах в степях Северного Кавказа.

Помню, впервые я побывал в Трусовском ущелье, в сел. Реш, 10-летним подростком. Я гостил в доме сестры моего отца, которая была замужем за Кусаевым. В памяти осталось, что это было богатое село, имевшее несколько сот поголовья овец и много других видов скота. В целом Тырсыгом кормил скот: одевал, служил тягловой силой, его продукты являлись сырьевой базой для домашних и кустарных промыслов. Широкое развитие у трусовцев имели обработка молочных продуктов и шерсти. Трусовский сыр из овечьего молока не уступал кобинскому по своим высоким вкусовым качествам, сбывался на рынках по такой же высокой цене. Суконное и войлочное производство также были развиты у трусовцев. Тырсыгомцы занимались и земледелием, однако по почвенным и природным условиям из зерновых культур успевал созревать только ячмень хъæбæрхор, а из огородных — картофель, проникший сюда не ранее 70-х годов XIX в. из России. Как и повсюду в горной Осетии, картофель славился высокими урожаями и вкусовыми качествами. Своего урожая трусовцам хватало только на несколько месяцев в году, недостававшее зерно покупали во Владикавказе или приобретали путем натурального обмена, платя продуктами скотоводства.

Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая