МегаПредмет

ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ

Сила воли ведет к действию, а позитивные действия формируют позитивное отношение


Как определить диапазон голоса - ваш вокал


Игровые автоматы с быстрым выводом


Как цель узнает о ваших желаниях прежде, чем вы начнете действовать. Как компании прогнозируют привычки и манипулируют ими


Целительная привычка


Как самому избавиться от обидчивости


Противоречивые взгляды на качества, присущие мужчинам


Тренинг уверенности в себе


Вкуснейший "Салат из свеклы с чесноком"


Натюрморт и его изобразительные возможности


Применение, как принимать мумие? Мумие для волос, лица, при переломах, при кровотечении и т.д.


Как научиться брать на себя ответственность


Зачем нужны границы в отношениях с детьми?


Световозвращающие элементы на детской одежде


Как победить свой возраст? Восемь уникальных способов, которые помогут достичь долголетия


Как слышать голос Бога


Классификация ожирения по ИМТ (ВОЗ)


Глава 3. Завет мужчины с женщиной


Оси и плоскости тела человека


Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д.


Отёска стен и прирубка косяков Отёска стен и прирубка косяков - Когда на доме не достаёт окон и дверей, красивое высокое крыльцо ещё только в воображении, приходится подниматься с улицы в дом по трапу.


Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) - В простых моделях рынка спрос и предложение обычно полагают зависящими только от текущей цены на товар.

Заболоцкий Птичий двор (1957)





Бараташвили

Цвет небесный, синий цвет

 

Цвет небесный, синий цвет,
Полюбил я с малых лет.
В детстве он мне означал
Синеву иных начал.

И теперь, когда достиг
Я вершины дней своих,
В жертву остальным цветам
Голубого не отдам.

Он прекрасен без прикрас.
Это цвет любимых глаз.
Это взгляд бездонный твой,
Напоенный синевой.

Это цвет моей мечты.
Это краска высоты.
В этот голубой раствор
Погружен земной простор.

Это легкий переход
В неизвестность от забот
И от плачущих родных
На похоронах моих.

Это синий негустой
Иней над моей плитой.
Это сизый зимний дым
Мглы над именем моим.

1841 Перевод Бориса Пастернака

 

Антон Дельвиг

СОЛОВЕЙ МОЙ, СОЛОВЕЙ...

 

Соловей мой, соловей,Голосистый соловей!Ты куда, куда летишь,Где всю ночку пропоешь?Кто-то бедная, как я,Ночь прослушает тебя,Не смыкаючи очей,Утопаючи в слезах?Ты лети, мой соловей,Хоть за тридевять земель,Хоть за синие моря,На чужие берега;Побывай во всех странах,В деревнях и в городах:Не найти тебе нигдеГоремышнее меня.У меня ли у младойДорог жемчуг на груди,У меня ли у младойЖар-колечко на руке,У меня ли у младойВ сердце маленький дружок.В день осенний на грудиКрупный жемчуг потускнел,В зимню ночку на рукеРаспаялося кольцо,А как нынешней веснойРазлюбил меня милой.

Окуджава Булат - По смоленской дороге

 

По Смоленской дороге - леса, леса, леса.
По Смоленской дороге столбы, столбы, столбы.
Над дорогой Смоленскою, как твои глаза
Две холодных звезды голубых моей судьбы.
Над дорогой Смоленскою, как твои глаза
Две холодных звезды голубых моей судьбы.
По Смоленской дороге метель, в лицо в лицо.
Все нас из дому гонят дела, дела, дела.
Может, будь понадежнее рук твоих кольцо
Покороче б, наверно, дорога мне легла.
Может, будь понадежнее рук твоих кольцо
Покороче б, наверно, дорога мне легла.

По Смоленской дороге - леса, леса, леса.
По Смоленской дороге столбы гудят, гудят.
На дорогу Смоленскую, как твои глаза,
Две вечерних звезды голубых глядят, глядят.
На дорогу Смоленскую, как твои глаза,
Две вечерних звезды голубых глядят, глядят.

Окуджава Булат - Песенка о бумажном солдатике


Один солдат на свете жил,
красивый и отважный,
но он игрушкой детской был,
ведь был солдат бумажный.

Он переделать мир хотел,
чтоб был счастливым каждый,
а сам на ниточке висел:
ведь был солдат бумажный.

Он был бы рад в огонь и в дым,
за вас погибнуть дважды,
но потешались вы над ним,
ведь был солдат бумажный.

Не доверяли вы ему
своих секретов важных,
а почему? А потому,
что был солдат бумажный.

А он, судьбу свою кляня,
не тихой жизни жаждал,
и все просил: "Огня! Огня!"
Забыв, что он бумажный.

В огонь? Ну что ж, иди! Идешь?
И он шагнул однажды,
и там сгорел он ни за грош:
ведь был солдат бумажный.
1959


Владимир Высоцкий - Песня О Волге

 

Как по Волге-матушке, по реке-кормилице —
Всё суда с товарами, струги да ладьи...
И не притомилася, и не надорвалася:
Ноша не тяжёлая — корабли свои.

Вниз по Волге плавая,
Прохожу пороги я
И гляжу на правые
Берега пологие:
Там камыш шевелится,
Поперёк ломается,
Справа — берег стелется,
Слева — подымается.

Волга песни слышала хлеще чем "Дубинушка",
Вся вода исхлёстана пулями врагов —
И плыла по Матушке наша кровь-кровинушка,
Стыла бурой пеною возле берегов.

Долго в воды пресные
Лили слёзы строгие
Берега отвесные,
Берега пологие —
Плакали, измызганы
Острыми подковами,
Но теперь зализаны
Эти раны волнами.



Что-то с вами сделалось, берега старинные,
В коих — стены древние, церкви да кремли,
Словно пробудилися молодцы старинные
И, числом несметные, встали из земли.

Лапами грабастая,
Корабли стараются —
Тянут баржи с Каспия,
Тянут — надрываются,
Тянут — не оглянутся,
И на вёрсты многие
За крутыми тянутся
Берега пологие.



Иван Бунин

ПОЛЕВЫЕ ЦВЕТЫ

В блеске огней, за зеркальными стеклами,Пышно цветут дорогие цветы,Нежны и сладки их тонкие запахи,Листья и стебли полны красоты. Их возрастили в теплицах заботливо,Их привезли из-за синих морей;Их не пугают метели холодные,Бурные грозы и свежесть ночей... Есть на полях моей родины скромныеСестры и братья заморских цветов:Их возрастила весна благовоннаяВ зелени майской лесов и лугов. Видят они не теплицы зеркальные,А небосклона простор голубой,Видят они не огни, а таинственныйВечных созвездий узор золотой. Веет от них красотою стыдливою,Сердцу и взору родные ониИ говорят про давно позабытыеСветлые дни.

1887

Иван Бунин

РОДИНЕ

Они глумятся над тобою,Они, о родина, корятТебя твоею простотою,Убогим видом черных хат... Так сын, спокойный и нахальный,Стыдится матери своей -Усталой, робкой и печальнойСредь городских его друзей, Глядит с улыбкой состраданьяНа ту, кто сотни верст брелаИ для него, ко дню свиданья,Последний грошик берегла.

1891

СЛОВО

Молчат гробницы, мумии и кости,— Лишь слову жизнь дана:Из древней тьмы, на мировом погосте, Звучат лишь Письмена. И нет у нас иного достоянья! Умейте же беречьХоть в меру сил, в дни злобы и страданья, Наш дар бессмертный — речь.

Москва, 1915



«Еще и холоден и сыр…» Иван Бунин

 

Ещё и холоден и сыр
Февральский воздух, но над садом
Уж смотрит небо ясным взглядом,
И молодеет Божий мир.

Прозрачно-бледный, как весной,
Слезится снег недавней стужи,
А с неба на кусты и лужи
Ложится отблеск голубой.

Не налюбуюсь, как сквозят
Деревья в лоне небосклона,
И сладко слушать у балкона,
Как снегири в кустах звенят.

Нет, не пейзаж влечёт меня,
Не краски жадный взор подметит,
А то, что в этих красках светит:
Любовь и радость бытия.

 

Раннее творчество Ивана Бунина окрашено романтизмом, который носит оттенок восторженности и преклонения перед совершенством окружающего мира. У поэта и начинающего писателя еще свежи воспоминания об удивительной красоте лесов и полей Орловской губернии. Перебравшись в Одессу и женившись на Анне Цакни, Бунин мысленно возвращается в прошлое и не перестает удивляться тому, что его сердцу гораздо милее заснеженная равнина среднерусской полосы, чем теплое и ласковое Черное море. В 1901 году Бунин создает стихотворение «Еще и холоден и сыр…», которое в полной мере передает все те чувства, которые испытывает автор при виде пусть и унылого, на такого дорогого сердцу русского пейзажа. В этот время Иван Бунин находится в Москве и наслаждается свободой, втайне надеясь, что ему не придется возвращаться в Одессу к супруге, с которой складываются весьма непростые отношения.

Холодная и заснеженная Москва настолько воодушевляет Бунина, что он предпочитает не замечать февральских морозов и замирает от восторга, видя, как «слезится снег недавней стужей». Все указывает не то, что до оттепели еще очень далеко, однако в душе поэта уже царит весна, и поэтому он ищет ее первые признаки в природе, отмечая, что «уж смотрит в небо ясным взглядом, и молодеет божий мир».

И хоть в Москве, наполненной суетой, мало что напоминает о лесной опушке с первыми подснежниками, Бунин очень остро переживает приход весны, с которой связывает новый этап в своей жизни. Именно в этот период он принимает решение посвятить свою жизнь литературе и даже приобретает определенную популярность в поэтических кругах. Поэтому, глядя на холодный февральский день за окном, Бунин не желает сдерживать свои эмоции и признается: «Не налюбуюсь, как сквозят деревья в лоне небосклона». Автор искренне радуется тому, как «снегири в кустах звенят», и подмечает каждую мелочь в постоянно меняющемся и ускользающем окружающем мире. Однако его привлекает не столько пейзаж за окном, сколько «то, что в этих красках светит». Просто снежный февраль, на смену которому вот-вот придет весна, очень созвучен внутренним ощущениям Бунина, который также ждет от жизни перемен, искренне надеясь обрести «любовь и радость бытия».

Именно Москва даст Бунину все то, о чем он так мечтает: славу, достойный заработок, веру в собственный литературный талант и – новый роман, который будет длиться без малого полвека, привнеся в жизнь поэта ощущение настоящего праздника.


«Густой зеленый ельник у дороги…» Иван Бунин

Густой зеленый ельник у дороги,
Глубокие пушистые снега.
В них шел олень, могучий, тонконогий,
К спине откинув тяжкие рога.
Вот след его. Здесь натоптал тропинок,
Здесь елку гнул и белым зубом скреб –
И много хвойных крестиков, остинок
Осыпалось с макушки на сугроб.
Вот снова след, размеренный и редкий,
И вдруг — прыжок! И далеко в лугу
Теряется собачий гон — и ветки,
Обитые рогами на бегу…
О, как легко он уходил долиной!
Как бешено, в избытке свежих сил,
В стремительности радостно-звериной.
Он красоту от смерти уносил!

 

Природа занимает особенное место в творчестве Бунина, причем как в прозе, так и в поэзии. Функции пейзажа разнятся. Он может выступать в роли эмоционального фона произведения, выражать чувства героя, служить контрастом к социальным аспектам. Бунин тонко чувствовал природу, бесконечно любил ее, поэтому его описания отличаются точностью, полнотой, обилием верно подмеченных деталей. В пейзажах писателя удивительным образом радость бытия соединяется с тоской по истине, добру, настоящей красоте. По тому, чего слишком мало порой оказывается в людях.

Произведение «Густой зеленый ельник у дороги…» датировано 1905 годом. Впервые оно было опубликовано под названием «Олень» в сборнике Бунина «Стихотворения 1903—1906″, выпущенном книгоиздательским товариществом «Знание». «Густой зеленый ельник у дороги…» — это не просто описание природы, но и призыв к защите ее от бездумного уничтожения. В первом четверостишии практически нет глаголов, сведено к минимуму движение. Для поэта важнее обозначить место действия (зимний лес, укрытый пушистым снегом) и назвать главного героя (молодой тонконогий олень с тяжелыми рогами). Далее картина конкретизируется, обрастает подробностями. Перед читателями возникает образ гордого красивого животного, которое когда-то неспешно прогуливалось по ельнику, протаптывая тропинки, разыскивая пропитание. Ситуация кардинально меняется в третьем четверостишии, играющем роль кульминационного. Олень почувствовал опасность. Все произошло быстро, неожиданно. Внезапность подчеркивается поэтом при помощи слова «вдруг» и тире: «И вдруг — прыжок!». В четвертой и последней части произведения дается благополучный финал. Животное сумело уйти от охотников, спасти свою красоту от смерти. Бунин восхищается зверем — его стремительностью, силой, легкостью.

Издревле олень считается универсальным благоприятным символом. Он ассоциируется с чистотой, восходом, обновлением, светом, духовностью и созиданием. Наиболее характерные качества животного: грациозность, стремительность, красота. Образ оленя неслучайно появляется в стихотворении Бунина. Посредством него поэту удается продемонстрировать читателям величественность и великолепие северной природы. Из всех лесных зверей именно олень в наибольшей степени подходит в качестве олицетворения красоты и благородства.

 

 


 

«Я воспитан природой суровой…» Николай Заболоцкий

 

Я воспитан природой суровой,
Мне довольно заметить у ног
Одуванчика шарик пуховый,
Подорожника твердый клинок.

Чем обычней простое растенье,
Тем живее волнует меня
Первых листьев его появленье
На рассвете весеннего дня.

В государстве ромашек, у края,
Где ручей, задыхаясь, поет,
Пролежал бы всю ночь до утра я,
Запрокинув лицо в небосвод.

Жизнь потоком светящейся пыли
Все текла бы, текла сквозь листы,
И туманные звезды светили,
Заливая лучами кусты.

И, внимая весеннему шуму
Посреди очарованных трав,
Все лежал бы и думал я думу
Беспредельных полей и дубрав.

 

Детство Николая Заболоцкого прошло недалеко от Казани в богатом помещичьем имении, где отец будущего поэта служил управляющие и, по совместительству, агрономом. Однако буйство красок этого щедрого края не особо впечатляло маленького мальчика, который больше интересовался не литературой, а наукой. Плюс ко всему, Николай Заболоцкий весьма скептически воспринимал работу своего отца, считая, что будущее отнюдь не за сельским хозяйством, а за развитием промышленности.

Судьба распорядилась так, что мечтам о научной карьере Николая Заболоцкого не суждено было сбыться. Он отказался от обучения в Московском университете на медицинском факультете, перебрался в Петроград и решил попробовать свои силы в литературе. Именно в этот период будущий поэт начал осознавать, что творчество неразрывно связано с природой, которая является источником красоты и вдохновения.

В 1953 году, за 5 лет до смерти, будучи уже достаточно известным и признанным поэтом, Николай Заболоцкий написал стихотворение «Я воспитан природой суровой…». В нем автор не только признал собственные ошибочные суждения, так свойственные молодости, но и переосмыслил свое отношение к простым и очевидным вещам. Не последнюю роль в процессе формирования нового, достаточно философского мировоззрения поэта, сыграли арест и сибирские лагеря, в которых Заболоцкий провел без малого 5 лет. Именно здесь он научился ценить те маленькие житейские радости, которых не замечал в повседневной жизни, и осознал, что является частичкой огромного и удивительно прекрасного мира.

Свое стихотворение Николай Заблоцкий начинает со строчки «Я воспитан природой суровой», тем самым подчеркивая, что именно на чужбине, в далекой северной стороне, где 9 месяцев в году царит зима, он научился жить в гармонии с окружающим миром. Поэтому автор отмечает, что ему не нужны яркость красок и благоухание цветочных ароматов. Достаточно увидеть «одуванчика шарик пуховый» или же «подорожника твердый клинок», чтобы ощутить то особое волнение, которое испытываешь при встрече с чем-то близким, до боли знакомым и родным. Поэт признается, что простое растение его волнует гораздо больше, чем экзотический цветок-чужестранец. И в этом нет ничего удивительного либо необычного, так как «государство ромашек», раскинувшееся на берегу прохладного ручья, ассоциируется у Николая Заболоцкого с родиной, суровой, неприветливой, но, вместе с тем, такой близкой и восхитительно прекрасной.

На лесной опушке, вслушиваясь в журчание ручья и вдыхая аромат полевых трав, автор готов лежать часами, «запрокинув лицо в небосвод». Ведь родная земля дает ему силы и делится своей мудростью, которую раньше автор с пренебрежением отвергал, не видя очевидной связи между людьми и природой. Однако с годами, ощущая себя частью этого удивительного мира, Николай Заболоцкий начинает понимать, насколько ошибался, отказываясь от того, что принадлежит ему по праву. И новые знания, открывающиеся перед автором, не отдаляют его от окружающего мира, а, наоборот, помогают найти в нем свое подлинное место и научиться слышать шелест листьев, шум ветра и журчание воды.

Более того, Николай Заболоцкий признается, что бесконечный мир, открытый перед ним, словно страницы увлекательной книги, готов поделиться своими секретами. Поэт отмечает, что мог бы бесконечно долго лежать и думать «думу беспредельных полей и дубрав». Этой фразой автор подчеркивает, что ощущает свое единство с природой, мысли ее критериями и понятиями. Поэтому он может подметить каждую мелочь и деталь, которые вызывают целую гамму чувств и дают то удивительное ощущение полноты жизни, так свойственное творческим натурам.

 

 

«Журавли» Николай Заболоцкий

Вылетев из Африки в апреле
К берегам отеческой земли,
Длинным треугольником летели,
Утопая в небе, журавли.

Вытянув серебряные крылья
Через весь широкий небосвод,
Вел вожак в долину изобилья
Свой немногочисленный народ.

Но когда под крыльями блеснуло
Озеро, прозрачное насквозь,
Черное зияющее дуло
Из кустов навстречу поднялось.

Луч огня ударил в сердце птичье,
Быстрый пламень вспыхнул и погас,
И частица дивного величья
С высоты обрушилась на нас.

Два крыла, как два огромных горя,
Обняли холодную волну,
И, рыданью горестному вторя,
Журавли рванулись в вышину.

Только там, где движутся светила,
В искупленье собственного зла
Им природа снова возвратила
То, что смерть с собою унесла:

Гордый дух, высокое стремленье,
Волю непреклонную к борьбе —
Все, что от былого поколенья
Переходит, молодость, к тебе.

А вожак в рубашке из металла
Погружался медленно на дно,
И заря над ним образовала
Золотого зарева пятно.

 

В творчестве Николая Заблоцкого довольно много произведений, которые посвящены родной природе, но при этом имеют глубокий философский и житейский смысл. К ним, в частности, относится стихотворение «Журавли», которое поэт написал в 1948 году, став очевидцем одного трагического события. Сюжет этого произведения вполне обычен и для наших реалий, однако в трактовке Заблоцкого обретает совершенно другую психологическую и эмоциональную окраску. Речь идет о стае журавлей, которые возвращаются на родину из далекой Африки. Стройный журавлиный клин «вел вожак в долину изобилья». Однако когда под крылом блеснуло знакомое озеро, «черное зияющее дуло из кустов навстречу поднялось». Прозвучавший выстрел лишил стаю гордого вожака, « и частица дивного величья с высоты обрушилась на нас».

Описывая падение подстреленной птицы в холодную апрельскую воду, автор использует метафору «два больших горя», с помощью которой характеризует журавлиные крылья. При этом оставшиеся журавли рванули в небо, «рыданью горестному вторя». Таким образом поэт наделяет обычных птиц настоящими человеческими чувствами, считая, что они так же, как и люди, могут ощущать горесть утраты, душевную боль, обиду и, возможно, ненависть к тем, кто разбил их безмятежную жизнь, прервав полет вожака.

Николай Заболоцкий убежден, что только природа может вернуть этим гордым птицам вернуть то, что отнял у них человек – «гордый дух, высокое стремленье, волю непреклонную к борьбе». Ведь после гибели вожака журавлиные стаи нередко распадаются и многие птицы погибают. Однако, передавая те чувства, которые испытывают осиротевшие журавли, автор проводит параллель с людьми, утверждая, что все самые лучшие качества, которые есть в человеке, он получает в дар от прошлых поколений. Поэтому они не исчезают бесследно, но могут быть запрятаны глубоко в душе тех, кто перенес личную трагедию и потерял веру в справедливость, счастье и достойную жизнь.

Поверженный птичий вожак – еще один яркий пример аллегории, к которой прибегает поэт. Ведь человеческий мир устроен почти так же, как и животный. Поэтому если тот, кто способен объединить людей и повести их за собой, внезапно погибает, воцаряются хаос и смута. Правда, в отличие от птиц, люди помнят и чтят своих героев, слагая о них легенды и возводя памятники. А для журавлиного вожака последней данью уважения и памяти является «золотого зарева пятно» — солнечный заказ, напоминающий о том, что жизнь быстротечна.

 


 

«Одинокий дуб» Николай Заболоцкий

Дурная почва: слишком узловат
И этот дуб, и нет великолепья
В его ветвях. Какие-то отрепья
Торчат на нем и глухо шелестят.

Но скрученные намертво суставы
Он так развил, что, кажется, ударь —
И запоет он колоколом славы,
И из ствола закапает янтарь.

Вглядись в него: он важен и спокоен
Среди своих безжизненных равнин.
Кто говорит, что в поле он не воин?
Он воин в поле, даже и один.

 

Темы социального характера всегда были близки Николаю Заболоцкому, который считал, что любой человек – это, в первую очередь, личность, наделенная индивидуальностью и свободная по своей природе. Однако период творческого становления этого поэта совпал со сменой общественно-политического строя в России, которая превратилась в страну трудовых масс – серых, обезличенных и объединенных общей идеей. Попытки воспротивиться этому вылились в то, что Николая Заболоцкий был осужден за антисоветскую пропаганду и провел в лагерях почти 5 лет. Тюремное заключение не сломило поэта, однако свои мысли он стал выражать в аллегорической форме, и примером тому является стихотворение «Одинокий дуб», созданное в 1957 году.

В первых его строчках автор описывает дерево, корявое и неказистое, которое выросло на «дурной почве», недополучив всего того, что имеют его более счастливые собратья. Этот дуб с отрепьями вместо листьев, которые «глухо шелестят» на ветру, автор отождествляет с обычным советским человеком, который всю свою жизнь вынужден терпеть лишения, однако это лишь укрепляет силу его духа.

Этот неказистый дуб, ветки которого напоминают скрученные суставы, поэт наделяет не только огромной физической, но и духовной силой. Заболоцкий отмечает, что достаточно его ударить, и дерево запоет «колоколом славы, и из ствола закапает янтарь». Таким образом, автор трансформирует понятие серых масс, утверждая, что не только они создают мощь советской страны, но и государство делает их сильнее, выносливее и мудрее. Характеризуя дуб (этот образ поэтом также используется отнюдь не случайно, так как это дерево является одним из самых крепких и долговечных), Заболоцкий указывает на то, что он «важен и спокоен». А чувство одиночества, присущее любому индивидууму, который не готов становиться безымянным винтиком в прожорливой государственной машине, лишь закаляет духовные качества человека, которого поэт отождествляет с вековым исполином. «Он воин в поле, даже и один», — подчеркивает Заболоцкий, считая, что даже в эпоху провозглашенного равенства и братства, обратной стороной медали которых являются репрессии и беззаконие, даже один-единственный человек способен изменить ход истории. И такими личностями русская земля славится с незапамятных времен, несмотря на то, что у власти зачастую стоят самодуры, не осознающие, в чем именно силах россиян.


 

Николай Заболоцкий


НЕ ПОЗВОЛЯЙ ДУШЕ ЛЕНИТЬСЯ

Не позволяй душе лениться!Чтоб в ступе воду не толочь,Душа обязана трудитьсяИ день и ночь, и день и ночь! Гони ее от дома к дому,Тащи с этапа на этап,По пустырю, по буреломуЧерез сугроб, через ухаб! Не разрешай ей спать в постелиПри свете утренней звезды,Держи лентяйку в черном телеИ не снимай с нее узды! Коль дать ей вздумаешь поблажку,Освобождая от работ,Она последнюю рубашкуС тебя без жалости сорвет. А ты хватай ее за плечи,Учи и мучай дотемна,Чтоб жить с тобой по-человечьиУчилась заново она. Она рабыня и царица,Она работница и дочь,Она обязана трудитьсяИ день и ночь, и день и ночь!

 

Заболоцкий Птичий двор (1957)

 

Скачет, свищет и бормочет Многоликий птичий двор. То могучий грянет кочет, То индеек взвизгнет хор. В бесшабашном этом гаме, В писке маленьких цыплят Гуси толстыми ногами Землю важно шевелят. И шатаясь с боку на бок, Через двор наискосок, Перепонки красных лапок Ставят утки на песок. Будь бы я такая птица,— Весь пылая, весь дрожа, Поспешил бы в небо взвиться, Ускользнув из-под ножа! А они, не веря в чудо, Вечной заняты едой, Ждут, безумные, покуда Распростятся с головой. Вечный гам и вечный топот, Вечно глупый, важный вид. Им, как видно, жизни опыт Ни о чем не говорит. Их сердца послушно бьются По желанию людей, И в душе не отдаются

Крики вольных лебедей.




Я убит подо Ржевом»

Александр Твардовский

Я убит подо Ржевом,
В безымянном болоте,
В пятой роте,
На левом,
При жестоком налете.

Я не слышал разрыва
И не видел той вспышки, —
Точно в пропасть с обрыва —
И ни дна, ни покрышки.

И во всем этом мире
До конца его дней —
Ни петлички,
Ни лычки
С гимнастерки моей.

Я — где корни слепые
Ищут корма во тьме;
Я — где с облаком пыли
Ходит рожь на холме.

Я — где крик петушиный
На заре по росе;
Я — где ваши машины
Воздух рвут на шоссе.

Где — травинку к травинке —
Речка травы прядет,
Там, куда на поминки
Даже мать не придет.

Летом горького года
Я убит. Для меня —
Ни известий, ни сводок
После этого дня.

Подсчитайте, живые,
Сколько сроку назад
Был на фронте впервые
Назван вдруг Сталинград.

Фронт горел, не стихая,
Как на теле рубец.
Я убит и не знаю —
Наш ли Ржев наконец?

Удержались ли наши
Там, на Среднем Дону?
Этот месяц был страшен.
Было все на кону.

Неужели до осени
Был за н и м уже Дон
И хотя бы колесами
К Волге вырвался о н?

Нет, неправда! Задачи
Той не выиграл враг.
Нет же, нет! А иначе,
Даже мертвому, — как?

И у мертвых, безгласных,
Есть отрада одна:
Мы за родину пали,
Но она —
Спасена.

Наши очи померкли,
Пламень сердца погас.
На земле на проверке
Выкликают не нас.

Мы — что кочка, что камень,
Даже глуше, темней.
Наша вечная память —
Кто завидует ей?

Нашим прахом по праву
Овладел чернозем.
Наша вечная слава —
Невеселый резон.

Нам свои боевые
Не носить ордена.
Вам все это, живые.
Нам — отрада одна,

Что недаром боролись
Мы за родину-мать.
Пусть не слышен наш голос,
Вы должны его знать.

Вы должны были, братья,
Устоять как стена,
Ибо мертвых проклятье —
Эта кара страшна.

Это горькое право
Нам навеки дано,
И за нами оно —
Это горькое право.

Летом, в сорок втором,
Я зарыт без могилы.
Всем, что было потом,
Смерть меня обделила.

Всем, что, может, давно
Всем привычно и ясно.
Но да будет оно
С нашей верой согласно.

Братья, может быть, вы
И не Дон потеряли
И в тылу у Москвы
За нее умирали.

И в заволжской дали
Спешно рыли окопы,
И с боями дошли
До предела Европы.

Нам достаточно знать,
Что была несомненно
Там последняя пядь
На дороге военной, —

Та последняя пядь,
Что уж если оставить,
То шагнувшую вспять
Ногу некуда ставить…

И врага обратили
Вы на запад, назад.
Может быть, побратимы.
И Смоленск уже взят?

И врага вы громите
На ином рубеже,
Может быть, вы к границе
Подступили уже?

Может быть… Да исполнится
Слово клятвы святой:
Ведь Берлин, если помните,
Назван был под Москвой.

Братья, ныне поправшие
Крепость вражьей земли,
Если б мертвые, павшие
Хоть бы плакать могли!

Если б залпы победные
Нас, немых и глухих,
Нас, что вечности преданы,
Воскрешали на миг.

О, товарищи верные,
Лишь тогда б на войне
Ваше счастье безмерное
Вы постигли вполне!

В нем, том счастье, бесспорная
Наша кровная часть,
Наша, смертью оборванная,
Вера, ненависть, страсть.

Наше все! Не слукавили
Мы в суровой борьбе,
Все отдав, не оставили
Ничего при себе.

Все на вас перечислено
Навсегда, не на срок.
И живым не в упрек
Этот голос наш мыслимый.

Ибо в этой войне
Мы различья не знали:
Те, что живы, что пали, —
Были мы наравне.

И никто перед нами
Из живых не в долгу,
Кто из рук наших знамя
Подхватил на бегу,

Чтоб за дело святое,
За советскую власть
Так же, может быть, точно
Шагом дальше упасть.

Я убит подо Ржевом,
Тот — еще под Москвой…
Где-то, воины, где вы,
Кто остался живой?!

В городах миллионных,
В селах, дома — в семье?
В боевых гарнизонах
На не нашей земле?

Ах, своя ли, чужая,
Вся в цветах иль в снегу…

Я вам жить завещаю —
Что я больше могу?

Завещаю в той жизни
Вам счастливыми быть
И родимой отчизне
С честью дальше служить.

Горевать — горделиво,
Не клонясь головой.
Ликовать — не хвастливо
В час победы самой.

И беречь ее свято,
Братья, — счастье свое, —
В память воина-брата,
Что погиб за нее.


В августе 1942 года состоялось знаменитое сражение подо Ржевом, которое вошло в историю Второй мировой войны как одно из самых кровавых и продолжительных. До сих пор еще живы очевидцы этих трагических событий, которые утверждают, что видели самый настоящий ад на земле. Этой трагической странице в истории русско-немецкого противостояния Александр Твардовский посвятил свое стихотворение под названием «Я убит подо Ржевом». Оно было написано в 1946 году и основано на реальных событиях, Поэтому неудивительно, что автор выступает от имени солдата. В стихотворении не указывается, кто он. Однако доподлинно известно, что прототипом персонажа этого произведения стал Владимир Бросалов, мать которого получила похоронку. Однако судьба распорядилась так, что этот солдат не погиб, а был лишь тяжело ранен. С ним Александр Твардовский встретился в госпитале, где и узнал трагическую историю не только молодого бойца, но и из первых уст услышал о боях подо Ржевом, жестоких, кровопролитных и унесших тысячи человеческих жизней.

«Этот месяц был страшен, было все на кону», — отмечает герой стихотворения, рассказывая о боях на Ржевско-Вяземском направлении. Сам герой, получив тяжелое ранение, в это время находится между жизнью и смертью. Иногда, приходя в сознание, он ощущает себя мертвым и задается вопросом: «Кому теперь принадлежит Ржев, и смогли ли советские войска его отбить?». Вопрос это не праздный, так как обычному солдату хочется знать, не напрасной ли была та жертва, которую он принес во имя победы. Для него даже на том свете отрадно было бы осознавать, что «мы за Родину пали, но она – спасена».

В этих строчках заключена настолько огромная сила духа, что не вызывает сомнений последующее утверждение автора «те, что живы, что пали – были мы наравне»,Твардовский словно бы стирает грань между живыми и мертвыми, доказывая тем самым, что и после гибели советские солдаты продолжали защищать свою землю. И пример тому – главный герой стихотворения, для которого в какой-то момент стало уже не важно прошлое и настоящее. Его волнует будущее, в котором этому солдату, возможно, не найдется места. Поэтому, обращаясь ко всем тем, кто выжил в этой войне, герой произведения отмечает: «Вам я жизнь завещаю, что я больше могу?». Свою миссию этот солдат считает выполненной, и уже не имеет значения то состояние, в котором он находится. Главное, знать, что победа осталась за нами, пусть и далась она слишком дорого.

 


Александр Твардовский

АРМЕЙСКИЙ САПОЖНИК


В лесу, возле кухни походной,Как будто забыв о войне,Армейский сапожник холодныйСидит за работой на пне. Сидит без ремня, без пилотки,Орудует в поте лица.В коленях - сапог на колодке,Другой - на ноге у бойца.И нянчит и лечит сапожникСапог, что заляпан такойНемыслимой грязью дорожной,Окопной, болотной, лесной,-Не взять его, кажется, в руки,А доктору все нипочем,Катает согласно наукеДа двигает лихо плечом. Да щурится важно и хмуро,Как знающий цену себе.И с лихостью важной окурокВисит у него на губе. Все точно, движенья по счету,Удар - где такой, где сякой.И смотрит боец за работойС одною разутой ногой. Он хочет, чтоб было получшеСработано, чтоб в аккурат.И скоро сапог он получит,И топай обратно, солдат. Кто знает,- казенной подковки,Подбитой по форме под низ,Достанет ему до Сычевки,А может, до старых границ. И может быть, думою сходнойОн занят, а может - и нет.И пахнет от кухни походной,Как в мирное время, обед. И в сторону гулкой, недальнейПальбы - перелет, недолет -Неспешно и как бы похвальноКивает сапожник:- Дает?- Дает,- отзывается здравоБоец. И не смотрит. Война.Налево война и направо,Война поперек всей державы,Давно не в новинку она. У Волги, у рек и речушек,У горных приморских дорог,У северных хвойных опушекТеснится колесами пушек,Мильонами грязных сапог.Наломано столько железа,Напорчено столько землиИ столько повалено леса,Как будто столетья прошли.А сколько разрушено крова,Погублено жизни самой.Иной - и живой и здоровый -Куда он вернется домой,Найдет ли окошко родное,Куда постучаться в ночи?Все - прахом, все - пеплом-золою,Сынишка сидит сиротоюС немецкой гармошкой губноюНа чьей-то холодной печи.Поник журавель у колодца,И некому воду носить.И что еще встретить придется -Само не пройдет, не сотрется,-За все это надо спросить...Привстали, серьезные оба.- Кури.- Ну давай, закурю.- Великое дело, брат, обувь.- Молчи, я и то говорю.Беседа идет, не беседа,Стоят они, курят вдвоем.- Шагай, брат, теперь до победы.Не хватит - еще подобьем.- Спасибо.- И словно бы другу,Который его провожал,Товарищ товарищу рукуВнезапно и крепко пожал.В час добрый. Что будет - то будет.Бывало! Не стать привыкать!..Родные великие люди,Россия, родимая мать.

1942



«В тот день, когда окончилась война…» Александр Твардовский


В тот день, когда окончилась война
И все стволы палили в счет салюта,
В тот час на торжестве была одна
Особая для наших душ минута.

В конце пути, в далекой стороне,
Под гром пальбы прощались мы впервые
Со всеми, что погибли на войне,
Как с мертвыми прощаются живые.

До той поры в душевной глубине
Мы не прощались так бесповоротно.
Мы были с ними как бы наравне,
И разделял нас только лист учетный.

Мы с ними шли дорогою войны
В едином братстве воинском до срока,
Суровой славой их озарены,
От их судьбы всегда неподалеку.

И только здесь, в особый этот миг,
Исполненный величья и печали,
Мы отделялись навсегда от них:
Нас эти залпы с ними разлучали.

Внушала нам стволов ревущих сталь,
Что нам уже не числиться в потерях.
И, кроясь дымкой, он уходит вдаль,
Заполненный товарищами берег.

И, чуя там сквозь толщу дней и лет,
Как нас уносят этих залпов волны,
Они рукой махнуть не смеют вслед,
Не смеют слова вымолвить. Безмолвны.

Вот так, судьбой своею смущены,
Прощались мы на празднике с друзьями.
И с теми, что в последний день войны
Еще в строю стояли вместе с нами;

И с теми, что ее великий путь
Пройти смогли едва наполовину;
И с теми, чьи могилы где-нибудь
Еще у Волги обтекали глиной;

И с теми, что под самою Москвой
В снегах глубоких заняли постели,
В ее предместьях на передовой
Зимою сорок первого;
и с теми,

Что, умирая, даже не могли
Рассчитывать на святость их покоя
Последнего, под холмиком земли,
Насыпанном нечуждою рукою.

Со всеми — пусть не равен их удел,-
Кто перед смертью вышел в генералы,
А кто в сержанты выйти не успел —
Такой был срок ему отпущен малый.

Со всеми, отошедшими от нас,
Причастными одной великой сени
Знамен, склоненных, как велит приказ,-
Со всеми, до единого со всеми.

Простились мы.
И смолкнул гул пальбы,
И время шло. И с той поры над ними
Березы, вербы, клены и дубы
В который раз листву свою сменили.

Но вновь и вновь появится листва,
И наши дети вырастут и внуки,
А гром пальбы в любые торжества
Напомнит нам о той большой разлуке.

И не за тем, что уговор храним,
Что память полагается такая,
И не за тем, нет, не за тем одним,
Что ветры войн шумят не утихая.

И нам уроки мужества даны
В бессмертье тех, что стали горсткой пыли.
Нет, даже если б жертвы той войны
Последними на этом свете были,-

Смогли б ли мы, оставив их вдали,
Прожить без них в своем отдельном счастье,
Глазами их не видеть их земли
И слухом их не слышать мир отчасти?

И, жизнь пройдя по выпавшей тропе,
В конце концов у смертного порога,
В себе самих не угадать себе
Их одобренья или их упрека!

Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
Нет. Не избыть нам связи обоюдной.
Не мертвых власть, а власть того родства,
Что даже смерти стало неподсудно.

К вам, павшие в той битве мировой
За наше счастье на земле суровой,
К вам, наравне с живыми, голос свой
Я обращаю в каждой песне новой.

Вам не услышать их и не прочесть.
Строка в строку они лежат немыми.
Но вы — мои, вы были с нами здесь,
Вы слышали меня и знали имя.

В безгласный край, в глухой покой земли,
Откуда нет пришедших из разведки,
Вы часть меня с собою унесли
С листка армейской маленькой газетки.

Я ваш, друзья,- и я у вас в долгу,
Как у живых,- я так же вам обязан.
И если я, по слабости, солгу,
Вступлю в тот след, который мне заказан,

Скажу слова, что нету веры в них,
То, не успев их выдать повсеместно,
Еще не зная отклика живых,-
Я ваш укор услышу бессловесный.

Суда живых — не меньше павших суд.
И пусть в душе до дней моих скончанья
Живет, гремит торжественный салют
Победы и великого прощанья.


На момент начала Великой Отечественной войны Твардовскому было чуть больше тридцати лет. Писатель решил не отсиживаться в тылу, он отправился работать корреспондентом во фронтовые газеты, где публиковал лирику и очерки. Особенно большой популярностью среди советских бойцов пользовалась поэма «Василий Теркин», отличавшаяся простым легким слогом, правдивыми сюжетами, по-настоящему народным главным героем. Александр Трифонович сочинял ее с 1941 по 1945 год. Множество стихотворений Твардовский посвятил ужасам войны, царящей на ней жестокости, — «Я убит подо Ржевом», «Две строчки», сборник «Загорье». Писать о борьбе с немецко-фашистскими захватчиками поэт не перестал и по ее окончании. Одной из ключевых тем его творчества стала жизнь простого народа, налаживающего быт после пережитого кошмара.

«В тот день, когда окончилась война…» — стихотворение, датированное 1948 годом. Главный мотив произведения — мотив памяти. Лирический герой рассказывает об особом моменте, пережитом им после завершения Великой Отечественной войны. На торжестве, посвященном победе, раздавались радостные оружейные залпы, гремел салют. Но замерли на минуту души вернувшихся с поле боя солдат — они вспомнили о тех, кто остался лежать в земле. Твардовский очень точно подмечает важную деталь — живые попрощались с мертвыми впервые. До победы никто не мог со стопроцентной уверенностью сказать, что доберется до дома. Риск каждую минуту быть убитым фактически приравнивал тех, кто еще жив, к тем, кто навсегда покинул землю. Полное осознание потерь к солдатам, вернувшимся в родные пенаты, пришло только вместе с праздничными победными залпами.

Война внесла изменения в отношение Твардовского к собственному творчеству. Он в разы повысил требования к себе. Каждое произведение поэт представлял на незримый суд погибших бойцов. Александр Трифонович чувствовал огромную ответственность перед теми, кому не посчастливилось испытать радость победы. При этом себя писатель не считал причастным к великому подвигу советского народа. По-видимому, Твардовский полагал, что победу ковали непосредственные участники боев, а не он, простой военный корреспондент. Конечно, в данном случае поэт был излишне строг к себе. Его «Василий Теркин» и стихотворения сыграли немалую роль в победе в Великой Отечественной войне, ведь они вдохновляли бойцов, помогали им не падать духом, справляться с трудностями.


Твардовский «О Родине»

 


Родиться бы мне по заказу
У теплого моря в Крыму,
А нет,— побережьем Кавказа
Ходить, как в родимом дому.

И славить бы море и сушу
В привычном соседстве простом,
И видеть и слышать их душу
Врожденным сыновним чутьем…

Родиться бы, что ли, на Волге,
Своими считать Жигули
И домик в рыбачьем поселке,
Что с палубы видишь вдали…

Родиться бы в сердце Урала,
Чья слава доныне скрытна,
Чтоб в песне моей прозвучала
С нежданною силой она.

В Сибири, на Дальнем Востоке,
В краю молодых городов,
На некоей там новостройке,—
Везде я с охотой готов
Родиться.

Одно не годится:
Что где ни случилось бы мне,
Тогда бы не смог я родиться
В родимой моей стороне —

В недальней, отцами обжитой
И дедами с давних времен,
Совсем не такой знаменитой,
В одной из негромких сторон;

Где нет ни жары парниковой,
Ни знатных зимой холодов,
Ни моря вблизи никакого,
Ни горных, конечно, хребтов;

Ни рек полноты величавой,
А реки такие подряд,
Что мельницу на два постава,
Из сил выбиваясь, вертят.

Ничем сторона не богата,
А мне уже тем хороша,
Что там наудачу когда-то
Моя народилась душа.

Что в дальней дали зарубежной,
О многом забыв на войне,
С тоской и тревогою нежной
Я думал о той стороне:

Где счастью великой, единой,
Священной, как правды закон,
Где таинству речи родимой
На собственный лад приобщен.

И с нею — из той незавидной
По многим статьям стороны
Мне всю мою Родину видно,
Как город с кремлевской стены.

Леса ее, горы, столицы,
На рейде ее корабли…
И всюду готов я родиться
Под знаменем этой земли.

А только и прежде и ныне
Милей мне моя сторона —
По той по одной лишь причине,
Что жизнь достается одна.



«Жестокая память» Александр Твардовский


Повеет в лицо, как бывало,
Соснового леса жарой,
Травою, в прокосах обвялой,
Землёй из-под луга сырой.

А снизу, от сонной речушки,
Из зарослей — вдруг в тишине —
Послышится голос кукушки,
Грустящей уже о весне.

Июньское свежее лето,
Любимая с детства пора,
Как будто я встал до рассвета,
Скотину погнал со двора.

Я всё это явственно помню:
Росы ключевой холодок,
И утро, и ранние полдни —
Пастушеской радости срок;

И солнце, пекущее спину,
Клонящее в сон до беды,
И оводов звон, что скотину
Вгоняют, как в воду, в кусты;

И вкус горьковато-медовый, —
Забава ребячьей поры, —
С облупленной палки лозовой
Душистой, прохладной мездры,

И всё это юное лето,
Как след на росистом лугу,
Я вижу. Но памятью этой
Одною вздохнуть не могу.

Мне память иная подробно
Свои предъявляет права.
Опять маскировкой окопной
Обвялая пахнет трава.

И запах томительно тонок,
Как в детстве далёком моём,
Но с дымом горячих воронок
Он был перемешан потом;

С угарною пылью похода
И солью солдатской спины.
Июль сорок первого года,
Кипящее лето войны!

От самой черты пограничной —
Сражений грохочущий вал.
Там детство и юность вторично
Я в жизни моей потерял…

Тружусь, и живу, и старею,
И жизнь до конца дорога,
Но с радостью прежней не смею
Смотреть на поля и луга;

Росу оббивать молодую
На стёжке, заметной едва.
Куда ни взгляну, ни пойду я —
Жестокая память жива.

И памятью той, вероятно,
Душа моя будет больна,
Покамест бедой невозвратной
Не станет для мира война


.

Великая Отечественная война оставила рубцы не только на теле, но и на душах советских солдат. Именно по этой причине даже спустя годы вспоминать от тех далеких событиях многим из них было очень тяжело. Через подобное прошел и поэт Александр Твардовский, творчество которого условно можно разделить на довоенный и послевоенный этапы. Этот рубеж прослеживается очень четко даже спустя годы, чего сам поэт не скрывает. Именно этой теме посвящено стихотворение «Жестокая память», написанное в 1951 году по случаю 10-летия со дна начала войны.

«Июньское свежее лето, любимая с детства пора» теперь представляется Твардовскому далеко не такой безмятежной и счастливой, как раньше. Ведь воспоминания о том, как именно в такие вот погожие дни тысячи солдат и мирных жителей стали первыми жертвами войны, не позволяют автору наслаждаться красотой окружающей природы. Он по-прежнему подмечает «солнце, пекущее в спину», «оводов звон» и «росы ключевой холодок», слышит голос кукушки и вдыхает теплый летний воздух. Но при этом память услужливо выдает не только приятные детские воспоминания, но и все те, ассоциации, которые неразрывно связали в подсознании поэта лето с войной. Поэтому Твардовский отмечает: «Но памятью этой одною вздохнуть не могу».

Так, аромат луговых трав ассоциируется у автора с окопной маскировкой. Кажется, что еще немного, и к нему добавиться запах дыма от горячих воронок, оставленных снарядами, пота человеческий тел и пыли прифронтовых дорог.

«Июль сорок первого года, кипящее лето войны!», — именно такие воспоминания всплывают в памяти поэта, который признается, что уже не может, как прежде, любоваться красотой полей и рек. Вместе с легкостью восприятия жизни он оставил на фронте свою молодость и все самые светлые, теплые и нежные чувства. «Куда ни взгляну, ни пойду я – жестокая память жива», — отмечает Твардовский, пытаясь смириться с тем, что отныне ему придется как-то сосуществовать со своими военными воспоминаниями. Ими будет отравлена душа поэта до тех пор, пока «бедой невозвратной не станет для мира война». При этом Твардовский понимает, что даже спустя много лет после трагических событий 1941 года их очевидцы по-прежнему будут просыпаться по ночам от кошмаров и встречать каждый новый день с опаской. Ведь никто не знает, что он собой принесет, даже если кажется – мир нерушим и непоколебим, а угроза войны осталась в далеком прошлом.


«Русский огонек» Николай Рубцов

1.

Погружены в томительный мороз,
Вокруг меня снега оцепенели!
Оцепенели маленькие ели,
И было небо тёмное, без звезд.
Какая глушь! Я был один живой
Один живой в бескрайнем мёртвом поле!
Вдруг тихий свет — пригрезившийся, что ли? —
Мелькнул в пустыне, как сторожевой…

Я был совсем как снежный человек,
Входя в избу, — последняя надежда! —
И услыхал, отряхивая снег:
— Вот печь для вас… И тёплая одежда… —
Потом хозяйка слушала меня,
Но в тусклом взгляде жизни было мало,
И, неподвижно сидя у огня,
Она совсем, казалось, задремала…

Как много жёлтых снимков на Руси
В такой простой и бережной оправе!
И вдруг открылся мне и поразил
Сиротский смысл семейных фотографий!
Огнём, враждой земля полным-полна,
И близких всех душа не позабудет…
— Скажи, родимый, будет ли война?
И я сказал:
— Наверное, не будет.
— Дай бог, дай бог… ведь всем не угодишь,
А от раздора пользы не прибудет… —
И вдруг опять: — Не будет, говоришь?
— Нет, — говорю, — наверное, не будет!
— Дай бог, дай бог…
И долго на меня
Она смотрела, как глухонемая,
И, головы седой не поднимая,
Опять сидела тихо у огня.
Что снилось ей? Весь этот белый свет,
Быть может, встал пред нею в то мгновенье?
Но я глухим бренчанием монет
Прервал её старинные виденья.
— Господь с тобой! Мы денег не берём.
— Что ж, — говорю, — желаю вам здоровья!
За всё добро расплатимся добром,
За всю любовь расплатимся любовью…

Спасибо, скромный русский огонёк,
За то, что ты в предчувствии тревожном
Горишь для тех, кто в поле бездорожном
От всех друзей отчаянно далёк,
За то, что, с доброй верою дружа,
Среди тревог великих и разбоя
Горишь, горишь, как добрая душа,
Горишь во мгле, и нет тебе покоя…

Не секрет, что «хрущевская оттепель», длившаяся всего несколько лет, подарила многим жителям СССР надежду на более радостное будущее. Культ личности Сталина был развенчан, однако до демократии в стране было еще довольно далеко. Но именно на этой волне появилась целая плеяда замечательных молодых поэтов, которые ставили свою искренность в противовес конъюнктуре и пытались докопаться до истины любыми путями. К таким новаторам причислял себя и Николай Рубцов, который мечтал стать поэтом и жестоко расплачивался за каждый опубликованы самиздатовский сборник. Его травили в институте и вынуждали отказаться от литературных экспериментов. Но упрямство характера, закаленного в детском доме, позволило Рубцову добиться того, к чему он так стремился.

Поэт не пытался подстраиваться под существующую действительность, поэтому некоторое его произведения сегодня выглядят достаточно наивно и псевдопатриотично. Так, в 1964 году автор опубликовал балладу под названием «Русский огонек», в которой затронул тему взаимоотношений между людьми. В то время, как многие диссиденты кричали об отсутствии свободы и прославляли Запад, Рубцов сделал зарисовку из собственной жизни, показав, что ни один государственный строй не в состоянии регулировать такие понятия, как доброта, отзывчивость, открытость и отсутствие тщеславия. Автор умалчивает о том, как и почему он среди ночи оказался на окраине обычной русской деревни. Однако в надежде на ночлег поэт постучался в крайнюю хату, где был принят с чисто славянским радушием и гостеприимством.

Его встретила обычная сельская женщина, которая, не боясь незнакомца, просто и приветливо ответила: «Вот печь для вас и теплая одежда». Но не только это поразило Рубцова в поведении селянки. После того, как ее ночной гость отогрелся, женщина поинтересовалась у него, будет ли война. Спустя 20 лет после ее завершения эта тема все еще болью отдавалась в душе хозяйки дома, и очень скоро поэт понял, почему. На стенах сельской хаты он увидел фотографии многочисленных мужчин из когда-то большой и дружной семьи. Все они погибли на войне, которой теперь так боялась эта неискушенная сельская женщина. Ведь она еще помнила ту боль утрат и понимала, что очередные военные действия принесут новые жертвы. Казалось бы, какое ей дело до страданий других? Но загадочная русская душа тем и славится, что умеет сочувствовать другим, отличается щедростью и удивительной добротой.

Хозяйка отказалась брать с поэта деньги за постой. Самой лучше наградой для нее стали слова Рубцова с пожеланием здоровья. Действительно, на Руси испокон веков за добро принято платить добром.

Сегодня уже трудно поверить в то, что когда-то посторонний человек мог спокойно войти в любой сельский дом и попроситься на ночлег. Но еще полвека назад это считалось нормой и даже приветствовалось. Ведь взамен хозяева получали гораздо больше, чем деньги, культ которых сегодня возведен в абсолют. Тайну таких взаимоотношений приоткрывает Николай Рубцов, отмечая: «За всю любовь расплатимся любовью…». Казалось бы. В этой фразе нет ничего удивительного и неординарного. Тем не менее, именно она является тем стержнем, на которой всегда строились отношения между простыми людьми. Хлебосольность, желание придти на помощь тому, кто в этом нуждается, мудрость в общении и удивительная доброжелательность – все эти качества поразили поэта настолько сильно, что он осознал всю бессмысленность и мелочность прежних взаимоотношений с людьми. После этой неожиданной встречи поэт признается, что его друзья отдалились, а смыслом жизни стали те идеалы, которые буллы всегда в почете у наших предков, умеющих любить людей искренне и не требующих ничего взамен.







©2015 www.megapredmet.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.