ЧАСТЬ I. ПОЭЗИЯ ВОЕННЫХ ЛЕТ ТЕМА ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XX ВЕКА Ведь из нашего срока Было лишь четыре года, Где желанная свобода Нам, как смерть, была сладка... Давид Самойлов Убейте войну, прокляните войну, люди земли! Р. Рождественский. Реквием Родина - одна из вечных моральных ценностей всего человечества. Слова о ней в мажорной тональности еще громче звучат в 30-е годы, прославляя единственную в мире Советскую страну. Вспомните песню «Широка страна моя родная» В. И. Лебедева-Кумача. О чем эта песня? Она о людях, которые умеют «смеяться и любить», в ней — «весенний ветер», человек «дышит вольно», и «с каждым днем все радостнее жить». Страна предстает «От Москвы до самых до окраин, / С южных гор до северных морей», «необъятной». Уже давно исследователи обратили внимание на то, что именно так - панорамно, декоративно, монументально - изображалась Родина в советской поэзии довоенных лет. Иначе она звучит в произведениях, написанных в «сороковые, роковые». Вот какими словами заканчивается написанная в 1939 году «Мещорская сторона» Константина Паустовского: «И если мне придется защищать свою страну, то где-то в глубине сердца я буду знать, что я защищаю и тот клочок земли, научивший меня видеть и понимать прекрасное...». Паустовский почувствовал, что такой взгляд обострится тогда, когда придется защищать свою родину. Так оно и получилось. В знаменитом жестоком приказе наркома обороны Сталина № 227 от 28 июля 1942 года будет тоже сказано именно о клочке земли: «Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности». В 1942 году выходит сборник статей Алексея Толстого «Родина». Он открывается статьей того же названия, напечатанной 7 ноября 1941 года. Здесь родина - это земля «оттич и дедич», как говорили наши предки»: «И вот смертельный враг загораживает нашей родине путь в будущее. Как будто тени минувших поколений, тех, кто погиб в бесчисленных боях за честь и славу родины, и тех, кто положил свои труды на устроение её, обступили Москву и велят нам: «Свершайте!» Кстати, именно в этот день 7 ноября 1941 года на параде Сталин обратился к образам героического прошлого: «Пусть вдохновляют вас в этой войне мужественные образы великих предков - Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!» Сразу за этими словами идет: «Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!» Сегодня трудно представить, что еще недавно такое сочетание имен Ленина и князя Александра Невского было невозможно. Но именно в дни войны по существу классовый подход дал ощутимую трещину в еще не осознавшем это в полной мере общественном сознании. Характерно, что именно во время войны происходит официальное возвращение в советскую культуру до того полуопального Сергея Есенина как русского поэта. В дни войны дом стал в один ряд с такими понятиями, как родина, отчизна, страна. «Я часто вспоминаю, папа, - пишет с фронта лейтенант Николай Потапов, герой рассказа Паустовского «Снег», - и наш дом, и наш городок... Я знал, что я защищаю не только свою страну, но и этот маленький и самый милый для меня уголок». Передавала сокровенные чувства и песня: Не спит солдат, припомнив дом И сад зеленый над прудом, Где соловьи всю ночь поют, А в доме том солдата ждут. Гибель дома оборачивается трагедией. Да и сам этот дом не антитеза миру, открытому «настежь бешенству ветров», а часть этого мира, одна из основ и опор его. Казалось бы, что значит и что может один человек на войне, где на полях сражений миллионы солдат, а в небе - десятки тысяч самолетов? Но именно эта война, война миллионов, как никогда, проявила значение каждого человека, отдельной личности. В годы военного лихолетья литература укрепляла стойкость и мужество воинов-освободителей, утверждала веру в победу над врагом. Подобно солдатскому штыку, мобилизующее слово писателя верно служило отечеству — в этом и заключалось назначение и гражданский подвиг литературы военного времени. Более тысячи литераторов находились в действующей армии, они защищали родину в солдатском строю или работали военными корреспондентами во фронтовой печати. Десять из них были удостоены звания Героя Советского Союза. Свыше трехсот погибли на полях сражений. При всей внезапности гитлеровского вторжения в СССР война не захватила литературу врасплох. Произведения 30-х — начала 40-х годов были проникнуты предчувствием надвигающейся беды, содержали страстный призыв защитить отечество. Предупреждения о приближающейся жестокой схватке с фашизмом звучали в произведениях Н.С. Тихонова, М.А. Светлова, В.И. Лебедева-Кумача, М.В. Исаковского, А.Н. Толстого, М.Е. Кольцова, К.М. Симонова, И.Г. Эренбурга, В.В. Вишневского. М.А. Светлов, обращаясь к теме Гражданской войны, заканчивает свое стихотворение «Песня о Каховке» предупреждением о том, что. родина готова дать отпор новой вооруженной агрессии извне: ...Каховка, Каховка — родная винтовка, Горячая пуля, лети! Иркутск и Варшава, Орел и Каховка - Этапы большого пути. Под солнцем горячим, под ночью слепою Немало пришлось нам пройти. Мы мирные люди, но наш бронепоезд Стоит на запасном пути! Наказ солдату-пограничнику беречь границы родины звучит в песне М.В. Исаковского «Катюша», пользовавшейся огромной популярностью в годы Великой Отечественной войны: Ой, ты, песня, песенка девичья, Ты лети за ясным солнцем вслед И бойцу на дальнем пограничье От Катюши передай привет. Пусть он вспомнит девушку простую, Пусть услышит, как она поет, Пусть он землю бережет родную, А любовь Катюша сбережет. В предвоенной лирике конца 30-х годов тема надвигающейся войны звучит все более тревожно и настойчиво. В стихотворении В.А. Луговского «Курсантская венгерка» ночной эшелон уносит поднятых по тревоге юных курсантов на фронт прямо из зала, в котором они танцевали с девушками венгерку. В стихотворении В.А. Луговского «Лозовая» на смену стоящему «на запасном пути» бронепоезду из стихотворения М.А. Светлова вдоль перронов станции Лозовая проносится бронепоезд командующего армией, и стихотворение завершается уже не предупреждением, а призывом дать отпор вооруженной иностранной интервенции: Армия идет, чиня мосты, Яростью и смертью налитая. В полуночный час из темноты Поезд командарма вылетает. Поднимайтесь, спящие стрелки В желтых бутсах, в разношерстных формах! Поднимайте старые штыки, Стройтесь на заплеванных платформах! Начало войны в республиканской Испании и Второй мировой войны вызвало широкий резонанс и взволнованный отклик у советских литераторов. Глубокое сочувствие народам, подвергшимся фашистской агрессии, нашло отражение в «Испанском дневнике» М.Е. Кольцова, в стихотворениях и в романе И.Г. Эренбурга «Падение Парижа». Писатели А.Н. Толстой, А.А. Фадеев, В.В. Вишневский, И.Г. Эренбург, М.Е. Кольцов встали во главе международного движения в защиту мира и культуры от фашизма. На состоявшейся в 1938 году в Париже чрезвычайной конференции Международной ассоциации писателей А.Н. Толстой констатировал: «Мы увидели начало мировой войны». Идея необходимости противостояния фашистской агрессии выражена в оказавшихся очень своевременными пьесах К.М. Симонова «История одной любви» и «Парень из нашего города». В боях на Дальнем Востоке и в финляндской кампании армейскими корреспондентами работали К.М. Симонов, В.В. Вишневский, Н.С. Тихонов, А.Т. Твардовский, А.А. Сурков, Б.А. Лавренев, В.И. Лебедев-Кумач и др. Позднее, в годы Великой Отечественной войны, из воспоминаний о финляндской кампании, о «той войне незнаменитой», родился один из первых лирических шедевров А.Т. Твардовского — стихотворение «Две строчки», проникнутое чувствами глубочайшей боли и сострадания к участи погибшего «бойца — парнишки»: Из записной потертой книжки Две строчки о бойце-парнишке, Что был в сороковом году Убит в Финляндии на льду. Лежало как-то неумело По-детски маленькое тело, Шинель ко льду мороз прижал, Далеко шапка отлетела. Казалось, мальчик не лежал, А все еще бегом бежал, Да лед за полу придержал... Среди большой войны жестокой, С чего — ума не приложу, — Мне жалко той судьбы далекой, Как будто это я лежу, Примерзший, маленький, убитый На той войне незнаменитой, Забытый, маленький, лежу. В финляндскую войну возник полулубочный персонаж Василий Теркин, первоначально явившийся плодом коллективного авторства. В годы Великой Отечественной войны он был превращен А.Т. Твардовским в подлинно народного героя, который приобрел огромную популярность. Поэма А.Т. Твардовского знаменовала собой тот сдвиг в изображении национального характера, который произошел во время войны в нашей литературе. Действительно, «русская» тема, которая в 20 — 30-е годы звучала приглушенно, лишь в творчестве писателей и поэтов, тесно связанных с традициями фольклора, в годы Отечественной войны возродилась на новой основе. Ярким представителем литературы того периода является Дмитрий Борисович Кедрин(1907—1945). В 1943 году он смог добиться направления в армейскую газету «Сокол Родины», хотя по состоянию здоровья к службе был непригоден. Его стихотворения военной поры — «Глухота», «Аленушка», «Колокол», «Дума о России», «Станция Зима», «Завет», «Мать», «Узел» и другие — составили военно-патриотический цикл. Героические страницы истории древнего Новгорода вспоминаются лирическому герою стихотворения «Колокол»: В тот колокол, что звал народ на вече, Вися на башне у кривых перил, Попал снаряд, летевший издалече, И колокол, сердясь, заговорил. Услышав этот голос недовольный, Бас, потрясавший гулкое нутро, В могиле вздрогнул мастер колокольный, Смешавший в тигле медь и серебро. Он знал, что в дни, когда стада тучнели И закрома ломились от добра, — У колокола в голосе звенели Малиновые ноты серебра. Когда ж врывались в Новгород соседи И был весь город пламенем объят, Тогда глубокий звон червонной меди Звучал, как ныне... Это был набат! Леса, речушки, избы и покосцы Виднелись с башни каменной вдали. По большакам сновали крестоносцы, Скот угоняли и амбары жгли... И рухнули перил столбы косые, И колокол гудел над головой Так, словно то сама душа России Своих детей звала на смертный бой! Великая Отечественная война порождала новые формы литературной жизни. Главные позиции в ней заняли не «толстые» литературные журналы, как это было раньше, а газеты, радиорепортажи, листовки, плакаты. Мобилизующая речь писателей, проникнутая глубоким патриотическим пафосом, с первых дней войны звучала в эфире, тиражировалась фронтовыми многотиражками. Художественная литература решала в те суровые годы прежде всего злободневные практические агитационные задачи: звала на борьбу с фашистским врагом, укрепляла веру в победу. Исследователи русской литературы советского периода отмечают, что специфической особенностью поэзии и прозы военной поры было переплетение в ней разнородных, на первый взгляд, казалось бы, несовместимых художественных стилевых форм — ведь сама военная реальность сблизила великое и незначительное, возвышенное и будничное, всенародное и личное. В литературе 1941 — 1945 годов сосуществуют призывы и обращения, лозунговые и песенные интонации, эпическая масштабность и лирическая задушевность. В военные годы на всю страну прозвучало стихотворение Анны Андреевны Ахматовой(1889 — 1966) «Мужество»: Мы знаем, что ныне лежит на весах И что совершается ныне. Час мужества пробил на наших часах, И мужество нас не покинет. Не страшно под пулями мертвыми лечь, Не горько остаться без крова, — И мы сохраним тебя, русская речь, Великое русское слово... Великая Отечественная война застала поэтессу в Ленинграде. Она мужественно встретила всенародное горе и, как в 1914 году, испытала чувство глубокого патриотизма. Эпически-обобщенный взгляд на события сочетается в ее поэзии тех лет с глубоко личным ощущением боли: А вы, мои друзья последнего призыва! Чтоб вас оплакивать, мне жизнь сохранена. Над вашей памятью не стыть плакучей ивой, А крикнуть на весь мир все ваши имена! («А вы, мои друзья последнего призыва!..») Стихи военной тематики, над которыми поэтесса работала с 1941 по 1945 год, были впоследствии объединены ею в поэтический цикл «Ветер войны». В него вошли такие выдающиеся образцы гражданской лирики, как «Мужество», «Птицы смерти в зените стоят...», «Памяти Вали», «Победителям» и др. Лирическая героиня этих стихотворений ощущает свою кровную связь с народом, с судьбой страны. Во время войны поэтесса, как и другие поэты, часто выступала в госпиталях, читала стихи раненым бойцам. Лирическая героиня исполненного торжественности стихотворения А.А. Ахматовой «Клятва» вместе со всем народом разделила судьбу отечества. Она клянется прошлым и будущим поколениям, что никакой враг не сможет поработить Россию: И та, что сегодня прощается с милым, — Пусть боль свою в силу она переплавит. Мы детям клянемся, клянемся могилам, Что нас покориться никто не заставит! На возникшую уже в первые годы войны потребность в лирическом начале, субъективном пафосе, откликнулись многие поэты, даже те, кто в своем довоенном творчестве не был склонен к задушевному общению с читателем. Во фронтовой лирике звучат мотивы материнской и сыновней любви, тоски по родным и близким. Авторы лирических произведений прибегают к жанру исповеди, письма, обращения к близкому человеку. Этот эстетический принцип последовательно выдерживал Константин Михайлович Симонов(1915—1979). Во время Великой Отечественной войны стихотворение К.М. Симонова «Жди меня», написанное живым и ясным языком, с естественными и теплыми интонациями, пользовалось необыкновенной популярностью: его переписывали от руки, посылали домой вместо письма. «Я считал, что эти стихи — мое личное дело, — говорил поэт. — Но потом, несколько месяцев спустя, когда мне пришлось быть на диком севере и когда метели и непогода иногда заставляли просиживать сутками где-нибудь в землянке или в занесенном снегом бревенчатом домике, в эти часы, чтобы скоротать время, мне пришлось самым разным людям читать стихи. И самые разные люди десятки раз при свете керосиновой коптилки или ручного фонарика переписывали на клочке бумаги стихотворение «Жди меня», которое, как мне казалось раньше, я написал только для одного человека». К.М. Симонов уехал на войну, а женщина, которую он любил, актриса В.В. Серова, оставалась в тылу, на Урале. Письмо в стихах предназначалось ей, оно было написано в июле 1942 года, потом его опубликовала газета «Правда». В 1943 году был поставлен кинофильм «Жди меня», главную роль в котором сыграла В.В. Серова, ставшая женой писателя. В стихотворении поэт пишет о любви и верности как о непременных условиях мужества и стойкости солдата, а значит, непременного залога победы. Через все стихотворение проходит обращение «жди меня», но этот повтор не выглядит монотонным. Чередованием неравносложных строк — длинных и коротких — К.М. Симонову удалось передать прерывистую речь задыхающегося от волнения человека. Анализируя лирику К.М. Симонова, исследователь Т.А. Бек отмечает, что поэт переплетает в этом стихотворении интонации молитвы и присяги: «Мерцающая» на протяжении всего стихотворения анафора — жди... жди... жди — придает авторскому голосу исступленную убедительность: чувство не блуждает и не мечется, а с несгибаемым постоянством ведет высокую ноту». Во многих стихотворениях К.М. Симонова военных лет звучит доверительная интонация; обращение к конкретному человеку, на место которого мог поставить себя каждый читатель. Сам поэт вспоминал позднее: «Из стихов наибольшую пользу, по-моему, принесли «Жди меня». Они, наверное, не могли быть не написаны. Если б не написал я, написал бы кто-то другой». Художественные приемы обращения и анафоры К.М. Симонов использует и в стихотворении, посвященном фронтовому другу, поэту А.А. Суркову — «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины...». Алексей Александрович Сурков(1899 — 1983) причислял себя к «окопным» поэтам. Эпитет этот принадлежит ему самому и передает военную героику без романтического ореола, во всей ее будничности, лишенной каких-либо украшательств. Впоследствии определения «окопная поэзия» и «окопная проза» стали обозначать целое направление в литературе о войне, полемизирующее с «дребезжаньем фальши... красивых слов сухой шелухой» (А.А. Сурков). Наряду с поэтической публицистикой именно в годы войны у А. Суркова впервые появляется любовная лирика, к которой раньше, как один из руководителей РАППа, он относился с недоверием. В первые же месяцы Великой Отечественной войны он написал стихотворение «Бьется в тесной печурке огонь...»-, выразившее надежду солдата на верную «негасимую» любовь. Под названием «Землянка» оно стало популярнейшей песней. За свою долгую литературную жизнь поэт написал немало песен и стихотворений. Но «Землянка» и сейчас волнует душу и исполнителя, и слушателя. Секрет её необыкновенного песенного успеха, может быть, как раз в том, что она не писалась для пения. Да и вообще не предназначалась для публикации. Это письмо, частное, личное, интимное письмо к любимой женщине. Сам поэт вспоминал об этом так: «Оно не собиралось быть песней. И даже не претендовало стать печатаемым стихотворением. Это были шестнадцать «домашних» строчек из письма жене. Письмо было написано в конце ноября 1941 года, после одного очень трудного для меня фронтового дня под Истрой, когда нам пришлось ночью, после тяжелого боя, пробиваться из окружения со штабом одного из гвардейских полков». Как видим, это не просто письмо. Оно было написано сразу после того, как смерть была наверняка ближе, чем за четыре шага. Может быть, потому, что смерть отступила, поэт так благодарен жизни. За то, что она есть, за этот потрескивающий огонь в землянке, за смоляную слезу, за друзей, играющих на гармони, и за самое светлое чувство, переполняющее сердце нежностью и грустью, тревогой и теплом. И он спешит сказать любимой «о своей негасимой любви» и тем поблагодарить её и саму жизнь, саму судьбу. Оказавшись в ситуации, в которой бывали сотни тысяч солдат чуть ли не ежедневно, Сурков сказал то, что хотел бы сказать и тот, и другой, и третий. А потому «Землянку» сразу признали фронтовики. Еще до того, как была написана известная теперь всем музыка композитором Константином Листовым, солдаты сами начинали подбирать мелодию к полюбившимся словам. Текст «Землянки» переписывался в записные книжки. А вскоре солдаты стали посылать домой стихотворные письма, в которых легко узнавались интонация, отдельные слова, я иногда и целые строфы «Землянки». А затем эти песни, сочиненные солдатами на мотив «Землянки», начали петь. В годы войны фольклористы записали множество таких песен. Часто менялись географические координаты пишущего письмо: Про тебя мне шептали кусты В белорусских полях под Имгой... Но в остальном письма фронтовиков очень напоминали текст стихотворения Алексея Суркова. Не остались равнодушными к стихотворным посланиям из землянок и окопов и те, для кого они сочинялись, - жены и невесты воинов. В послевоенных фольклорных сборниках опубликованы сотни ответов на «Землянку». В этих ответах, которые женщины отправляли на фронт, слова поддержки, нежной любви, стремление ободрить любимого, укрепить его силы: Слышу голос тоскующий твой, Слышу песню двухрядки твоей. Не грусти, мой желанный, родной, Что-нибудь поиграй веселей. И вновь вспоминается вечный образ Ярославны, которая готова была стать горькой кукушкой и лететь через долгие версты к своему любимому мужу. Много веков спустя, неизвестная русская женщина тоже хотела бы превратиться в птицу, пролететь любые расстояния, чтобы оказаться рядом с любимым: Ветер, вьюга, снега и метель, Ночь морозная смотрит в окно. Я б хотела к тебе прилететь, Не видала тебя я давно. Часто в таких письмах женщина пытается представить в мыслях образ своего любимого, обстановку, которая его окружает: Вижу, как ты усталый сидишь Над раскрытою картой своей, И огонь все в печурке горит, Но холодная ночь все темней. Но заканчиваются такие письма-песни обычно убежденностью в том, что любовь поможет преодолеть, победить и зимнюю стужу, и разлуку, победить врага, приблизить победу: Не грусти, не печалься, родной, Пусть огонь не погаснет в груди - Я в холодной землянке с тобой, И победа нас ждет впереди С поразительной точностью, с беспощадной правдивостью «окопная» правда о войне высказана в стихотворениях Семена Петровича Гудзенко(1922—1953), поэтическое творчество которого приобрело известность еще до войны. Среди общего потока поэзии военных лет его стихи выделялись откровенностью признаний и жестким натурализмом. Примером тому служит написанное в 1942 году стихотворение «Перед атакой»: Когда на смерть идут — поют, а перед этим можно плакать, — Ведь самый страшный час в бою - час ожидания атаки. Снег минами изрыт вокруг и почернел от пыли минной. Разрыв — и умирает друг! И, значит, смерть проходит мимо. Сейчас настанет мой черед. За мной одним идет охота. Будь проклят сорок первый год, И вмерзшая в снега пехота! Мне кажется, что я магнит, что я притягиваю мины. Разрыв - и лейтенант хрипит. И смерть опять проходит мимо. Но мы уже не в силах ждать. И нас ведет через траншеи окоченевшая вражда, штыком дырявящая шеи. Бой был короткий. А потом глушили водку ледяную, и выковыривал ножом из-под ногтей я кровь чужую. Стихотворение получило восторженный отзыв И.Г. Эренбурга, определившего особенности и значение фронтовых стихов С.П. Гудзенко: «Это поэзия — изнутри войны. Это поэзия участника войны. Это поэзия не о войне, а с войны, с фронта...» Вместе с тем выделявшееся на общем фоне поэзии военных лет жестким натурализмом стихотворение «Перед атакой» вызвало резкое недовольство официальной советской критики. Цензура потребовала заменить: «Будь проклят сорок первый год // и вмерзшая в снега пехота» на «Ракету просит небосвод // и вмерзшая в снега пехота»; восстановить текст удалось лишь в 1961 году. В своих воспоминаниях о СП. Гудзенко П.Г. Антокольский писал: «Разного рода снобы и ханжи сколько угодно могли пожимать плечами и кривить губы по поводу того, что советский солдат «выковыривает ножом из-под ногтей чужую кровь». Действительно, такой солдат впервые забрел в поэтическую строку, но он очень твердо и без обиняков свидетельствовал о тяжести пережитого». Частью истории страны, «поэтической легендой» осажденного Ленинграда стали жизнь и творчество Ольги Федоровны Берггольц(1910—1975). В годы Великой Отечественной войны ее дарование раскрылось с особой силой. Уже в июне 1941 года она писала: Мы предчувствовали полыханье Этого трагического дня Он пришел. Вот жизнь моя, дыханье. Родина, возьми их у меня! («Мы предчувствовали полыханье...») В сентябре 1941 года Ленинград оказался в блокаде, в октябре у поэтессы появилась возможность покинуть осажденный город, но она решительно от нее отказалась. «Я должна была встретить испытание лицом к лицу. Я понимала: настало мое время, когда я смогу отдать Родине все — свой труд, свою поэзию. Ведь жили же мы для чего-то все предшествующие годы», — писала О.Ф. Берггольц в автобиографии. Негромким, певучим голосом О.Ф. Берггольц заговорил осажденный, но не сдавшийся Ленинград: все 900 дней блокады поэтесса проработала на Ленинградском радио. Она читала корреспонденцию, очерки, стихи, составившие впоследствии книгу «Говорит Ленинград» (1946), она вела со своими слушателями разговор о самом главном, что волновало ее соотечественников: о страшном блокадном быте, о мужестве, о мире, который обязательно наступит, о любви к родине. Поэтесса выступала на фабриках и заводах, в воинских частях и на кораблях Балтийского флота. В дальнейшем работа на радио оказала влияние на художественное своеобразие поэзии О.Ф. Берггольц. Стихотворения «Письма на Каму», «Разговор с соседкой», «Февральский дневник», написанные в годы войны, лишены метафоричности; в них соседствуют различные интонации: успокаивающие, клятвенные, пафосные, убеждающие. События и факты военной действительности с документальной точностью и с предельной лаконичностью воспроизводятся в цикле «Стихи о войне» Бориса Леонидовича Пастернака(1890—1960). В начале Отечественной войны поэт участвовал в дежурствах во время ночных налетов на Москву. В 1943 году в составе писательской бригады ездил на фронт в район Орла. Публиковался в газетах «Красная звезда» и «Красный флот», в сборнике «В боях за Орел». В бумагах поэта сохранились отчеты штаба фронта, использованные им при написании стихотворений «Застава», «Смелость», «Смерть сапера», «Разведчики», «Преследование», «Спешные строки». В этих стихах с очерковой достоверностью передано увиденное и пережитое на фронте: Помню в поездах мороку, Толчею подвод, Осень отводил к востоку Сорок первый год. Чувствовалась близость фронта. Разговор «катюш» Заносило с горизонта В тыловую глушь. И когда гряда позиций Отошла к Орлу, Всё задвигалось в столице И ее тылу. Я любил искус бомбежек, Хриплый вой сирен, Ощетинившийся ежик Улиц, крыш и стен... («Спешные строки») . Углубляется и нравственно-философская проблематика. Все чаще в поэзии звучат размышления над общечеловеческими вопросами жизни и смерти, любви и ненависти, верности и предательства. Тема смерти была неотъемлемой и естественной в те годы, и прежде всего важно было показать, как человек выдерживал проверку на прочность перед лицом гибели. Так, в стихотворении «Смерть сапера» с очерковой точностью показана трудная работа саперов, а затем ранение и смерть одного из них: ...Вдруг впереди сапера ранило. Он отползал от вражьих линий, Привстал, и дух от боли заняло, И он упал в глухой полыни. Он приходил в себя урывками, Осматривался на пригорке И щупал место под нашивками На почерневшей гимнастерке. И думал: глупость, оцарапали, И он отвалит от Казани, К жене и детям вверх к Сарапулю, — И вновь и вновь терял сознанье. Всё в жизни может быть издержано, Изведаны все положенья, — Следы любви самоотверженной Не подлежат уничтоженью. Хоть землю грыз от боли раненый, Но стонами не выдал братьев, Врожденной стойкости крестьянина И в обмороке не утратив... Гибель сапера была искуплена победой: честно до конца выполненный перед родиной долг обессмертил погибшего бойца: Мы оттого теперь у Гомеля, Что на поляне в полнолунье Своей души не экономили В пластунском деле накануне. Жить и сгорать у всех в обычае, Но жизнь тогда лишь обессмертишь, Когда ей к свету и величию Своею жертвой путь очертишь. Буднично показана смерть боевого товарища в стихотворении Михаила АлександровичаДудина(1916—1993) «Соловьи»: ...Еще рассвет по листьям не дрожал, И для острастки били пулеметы... Вот это место. Здесь он умирал, Товарищ мой из пулеметной роты. Тут бесполезно было звать врачей, Не дотянул бы он и до рассвета. Он не нуждался в помощи ничьей. Он умирал. И, понимая это, Смотрел на нас, и молча ждал конца, И как-то улыбался неумело. Загар сначала отошел с лица, Потом оно, темнея, каменело... Нелепа смерть. Она глупа. Тем боле Когда он, руки разбросав свои, Сказал: «Ребята, напишите Поле: У нас сегодня пели соловьи»... Но солдат погиб во имя победы, во имя жизни, и лирический герой прославляет такую смерть. Все стихотворение звучит гимном торжествующей жизни, когда лес и все мирозданье заполняет соловьиное пение. В первом стихотворении Сергея Сергеевича Орлова(1921 — 1977) «Карбуселъ» о похоронах погибших в бою солдат сказано сурово и просто: Мы ребят хоронили в вечерний час. В небе мартовском звезды зажглись... Мы подняли лопатами белый наст, Вскрыли черную грудь земли. Концовка стихотворения звучит как боевое донесение: Триста метров они не дошли до нее... Завтра мы возьмем Карбусель. Это означает, что смерть солдата будет искуплена победой. . Идейная и художественная направленность поэтического слова в годы войны выражалась в агитационной, мобилизующей форме. Поэзия обратилась к жанрам напутствия, призыва, ораторского монолога, призванных выразить два главных чувства, владевших людьми, — любовь к родине и ненависть к захватчику. Лозунговыми интонациями пронизан ораторский монолог лирического героя стихотворения Павла Григорьевича Антокольского(1896—1978) «Антифашистский митинг молодежи». В нем звучит призыв к молодому поколению всего мира объединиться в борьбе с фашизмом: Юность мира! Людских поколений краса! Ты услышала их голоса. Каждый здесь говоривший — твой сверстник и друг, Протяни же нам тысячу рук! Отзовись, отзовись, если хочешь помочь, Сквозь глухую фашистскую ночь. Сквозь ночной ураганный огонь батарей Отзовись — ради всех матерей, Ради родины, ради ее торжества, Ради жизни, что будет жива, И воспрянет, и взглянет в открытую высь, — Отзовись, отзовись, отзовись! Во время войны поэт в качестве военкора был на Орловщине, в Украине, в Польше, выступал со стихами и публицистикой. Оборванная жизнь, невозможность восстановления довоенных связей между людьми, необратимость времени — все это составляет пафос произведений П.Г. Антокольского, написанных в годы войны. В форме обращения написано одно из лучших стихотворений Михаила АркадьевичаСветлова(1903—1964) «Итальянец». В своем страстном монологе лирический герой обращается к врагу — солдату из армии союзника фашистской Германии: ...Молодой уроженец Неаполя! Что оставил в России ты на поле? Почему ты не мог быть счастливым Над родным знаменитым заливом? Я, убивший тебя под Моздоком, Так мечтал о вулкане далеком! Как я грезил на волжском приволье Хоть разок прокатиться в гондоле! Но ведь я не пришел с пистолетом Отнимать итальянское лето, Но ведь пули мои не свистели Над священной землей Рафаэля! Здесь я выстрелил! Здесь, где родился, Где собой и друзьями гордился, Где былины о наших народах Никогда не звучат в переводах. Разве среднего Дона излучина Иностранным ученым изучена? Нашу землю — Россию, Рассею - Разве ты распахал и засеял? ... Лирическому герою пришлось убить человека, но ведь это — враг, пришедший завоевывать чужую землю, ее национальное достояние. Так в стихотворении возникает мотив справедливой мести захватчику: Я не дам свою родину вывезти За простор чужеземных морей! Я стреляю — и нет справедливости Справедливее пули моей! Никогда ты здесь не жил и не был!.. Но разбросано в снежных полях Итальянское синее небо, Застекленное в мертвых глазах... Одним из ведущих жанров военных лет стала лирическая песня. Поэтическим символом сопротивления фашизму явилась песня «Священная война» Василия ИвановичаЛебедева-Кумача(1898—1949). Автор расширяет стихотворный текст за счет повторяющихся слов и однородных конструкций, превращая его в поэтически осмысленный официальный политический лозунг: мобилизовать все силы на борьбу с фашистским захватчиком, посягнувшим на родину. Торжественные стихи «Священной войны», впервые прозвучавшие в 1941 году, спустя шесть десятилетий после победы в Великой Отечественной войне продолжают вызывать у слушателей чувство глубокой решимости защитить отечество: Вставай, страна огромная, Вставай на смертный бой С фашистской силой темною, С проклятою ордой! Пусть ярость благородная Вскипает, как волна, — Идет война народная, Священная война!.. Имя Михаила Васильевича Исаковского (1900-1973) широко известно в нашей стране. Огромной популярностью пользовались песни-стихи, которые пели миллионы людей: «Дан приказ ему на запад...», «До свиданья, города и хаты», «Ой, туманы мои...», «Огонек», «Не тревожь ты меня, не тревожъ...», «Лучше нету того цвету...», «Где ж вы, где ж вы, очи карие?». «В лесу прифронтовом...», «Катюша». Поэт сложил свои песни из удивительно простых слов, которыми сумел передать и радость, и горе своего народа, и слова эти стали поистине народными песнями. Среди них особое место принадлежит «Катюше». Вот уже более 60 лет поет ее страна. Да и не только наша. Более того, когда на одном из международных фестивалей в Загребе запели «Катюшу», югославы совершенно серьезно стали утверждать, что это их песня и пелась она якобы в Сербии и Хорватии еще во времена прошедшей войны. Вот какую популярность завоевала девушка, пославшая свой привет «бойцу на дальнем пограничье». Стихотворение «Катюша» было написано в 1938 году. А песней оно стало в следующем - 39-м. Её появление именно в то время было не случайным. Поэзия тех лет переживала состояние приближающейся военной грозы. Николай Тихонов пишет свои знаменитые строки: Я хочу, чтоб в это лето, Лето, полное угроз, Синь военного берета Не коснулась ваших кос. Сгущаются тучи и над нашими западными рубежами. Становится ясно, что, защищая родную землю, вот-вот примет на себя первый удар воин в зеленой фуражке. На него смотрят с любовью и надеждой, ему посвящают стихи и песни. О защитниках передних рубежей пишет в эти годы несколько стихотворений и М. Б. Исаковский: «Шел со службы пограничник», «У самой границы». Но особенно популярной стала переложенная композитором Матвеем Блантером на музыку «Катюша». Почему? Да, наверное, потому что в ней оказались сплавлены лучшие песенные качества: музыкальность стиха и простота сюжета, близкого и понятного многим: обращение девушки к возлюбленному, полное заботы о нем. Казалось бы, старая-престарая сюжетная ситуация, гениально воспроизведенная еще в «Слове о полку Игореве». Помните, Ярославна на стене древнего Путивля обращается к Солнцу и Ветру с просьбой помочь Игорю? Но эта тема и этот сюжет на все времена. Исаковский повторил его, но сделал так, что стихи стали «своими», сокровенными для миллионов людей. И вот это восприятие «Катюши» народом как чего-то своего, личного, задушевного стало причиной удивительного явления - рождения множества новых песен-переложений. На привет-послание девушки бойцу-пограничнику последовали песенные же ответы с пограничных застав. В них воины обращались к подругам, реальным или воображаемым, называя их одним ласковым именем: Не цветут здесь яблони и груши, Здесь леса прекрасные растут. Каждый кустик здесь бойцу послушен, И враги границу не пройдут. Не забыл тебя я, дорогая, Помню, слышу песенку твою. И в дали безоблачного края Я родную землю берегу. Не забудь и про меня, Катюша, Про того, кто письма часто шлет, Про того, кто лес умеет слушать, Про того, кто счастье бережет. Но это было только началом военной биографии «Катюши». Настоящим бойцом она стала в годы Великой Отечественной войны. Солдаты-фронтовики сочинили большое количество песен о любимой героине. В одной из них девушка оказывается на захваченной врагом территории, её угоняют в рабскую неволю в Германию: Здесь звенела песенка Катюши. А теперь никто уж не поет: Сожжены все яблони и груши, И никто на берег не придет... «Чтоб ненависть была сильнее, давай говорить о любви», - писал поэт-фронтовик Александр Прокофьев. Вот и воины, сочиняя новые варианты песни, говорили о любви. Ведь в образе невольницы-полонянки им представлялись невесты и жены, дочери и сестры, оставшиеся на захваченной фашистами земле. Обычно в любовных письмах избегают высоких, громких слов. Но в особых условиях фронта, когда сами понятия Жизнь, Смерть, Родина, Любовь становятся не отвлеченными, а обостренно, трагически конкретными, воин говорит в письмах своей подруге самое сокровенное, интимное, которое звучит возвышенно-обобщенно: ...Милая Катюша, Буду метко бить я по врагам. Наши нивы, яблони и груши На позор фашистам не отдам. В ответных «письмах-песнях» девушка заверяет любимого в том, что и она своим трудом поможет фронту: «Обещала милому Катюша: «Будем честно фронту помогать, будем больше делать мин и пушек, чтоб скорей победу одержать». Не только на трудовом фронте воевала «милая Катюша». Строки, рожденные в народе, утверждают, что она сражалась и с оружием в руках: Отцвели вы, яблони и груши, Только дым клубится над рекой. В лес ушла красавица Катюша Партизанской тайною тропой. Завязался рано на рассвете Жаркий бой, где яблони цвели. Билась с ярым недругом Катюша За клочок своей родной земли. А вот она уже в другой роли: Катя слово раненому скажет, Так, что в сердце песня запоет, Катя раны крепко перевяжет, На руках из боя унесет. Ой ты, Катя, девушка родная, Сто бойцов спасла ты из огня, Может, завтра, раненых спасая, Из огня ты вынесешь меня. Если собрать все песни о «Катюше», созданные за время Великой Отечественной войны, то получится обширная поэтическая энциклопедия, где найдут образное, художественное отражение и труд женщин в тылу, их чувства и переживания, думы и надежды, и их участие в партизанском движении и боевых действиях на фронте, и горькая судьба тех, кто оказался на оккупированной земле или был угнан в фашистскую неволю. Свод этих песен по широте и глубине показа человека на войне может сравниться разве что с «Василием Теркиным» Александра Твардовского. Причем важно то, что главное в этой поэтической энциклопедии - показ войны «изнутри». Через сокровенные переживания, доверяемые чаще письму, адресованному близкому человеку. Отсюда тот пронзительный лиризм, что и сегодня трогает человеческое сердце. Среди шедевров песенной лирики М.В. Исаковского — песня «В прифронтовом лесу», передающая атмосферу короткого затишья, светлые воспоминания солдат о мирной жизни и готовность к любому исходу предстоящего боя: Пусть свет и радость прежних встреч Нам светят в трудный час, А коль придется в землю лечь, Так это ж только раз... Долгое время бытовало мнение, что в первые дни войны по всей стране звучали лишь призывы и марши. Суровые и строгие, мужественные и героические. Лирике места, казалось бы, не оставалось. На самом же деле все было не совсем так. Ведь одной из первых песен Великой Отечественной войны стала та, первую строфу которой и сегодня знают многие: Двадцать второго июня, Ровно в четыре часа Киев бомбили, нам объявили, Что началася война. Удивительно, но эта песня не марш, и пелась она под мелодию... вальса. Да, первая лирическая военная песня сочинена на мелодию ставшего популярным буквально накануне сентиментального вальса «Синий платочек» (музыка Г. Петербужского, слова Я. Галицкого). Да и незатейливый сюжет любовной песенки получает свое продолжение, свое развитие в теперь уже военной, фронтовой песне: Кончилось мирное время, Нам расставаться пора. Я уезжаю, быть обещаю Верным тебе до конца. Песня «Двадцать второго июня...» быстро разнеслась по стране. В книге «Русский фольклор Великой Отечественной войны» (М.; Л., 1964) на основе архивных материалов отмечено, что песня «Двадцать второго июня...» была занесена в записную книжку фронтовика Н. И. Немчинова уже 29 июня 1941 года на Украине, а через месяц - 28 июля 1941 года была записана в селе Сегожь Ивановской области от бойца А. И. Смирнова. Нам кажется, что столь быстрое распространение и популярность песни легко объяснить. Война обостряет все чувства человека, в том числе и любовь, и нежность, и тревогу за самых близких людей. Война продолжалась, и появлялись все новые и новые песни на мелодию известного вальса. Пожалуй, чаще всего героиня таких песен - девушка, сменившая синий платочек на петлицы бойца санитарного батальона: И вот в бою, Под разрывами мин и гранат Мелькаешь ты, как птичка, В синих петличках - Девушки скромный наряд. Лирический герой таких песен не столько любуется девушкой в синих петличках, сколько словами песни пытается выразить свою благодарность юной героине, спасшей ему жизнь: Кончилась схватка на сопке, Враг отступает вдали. Ты на коленях, в глубокой воронке Раны завяжешь мои... В различных фольклорных архивах хранится бесчисленное количество фронтовых вариантов «Синего платочка», большинство их анонимно. Но есть и авторские тексты. Один из авторов - Алексей Михайлович Новиков - в то время воевал на Ленинградском фронте. В первую зиму к ним в часть приезжала Клавдия Ивановна Шульженко. Алексей Новиков с другими однополчанами сооружал импровизированные подмостки для выступления артистов в неприспособленном к проведению концертов помещении, временно превращенном в казарму. Когда начался концерт, солдаты уже знали, что будет петь Шульженко, и ждали «Синий платочек». И все же произошла неожиданность - нежная, немного манерная песенка зазвучала по-военному призывно: За них, родных, Желанных, любимых таких, Строчит пулеметчик за синий платочек, Что был на плечах дорогих! Этот концерт надолго запомнился солдатам. Сильное впечатление он произвел и на Алексея Новикова. «А через некоторое время, когда на фронт стали приходить посылки с «Большой земли» (дело было на Ленинградском фронте) с носками и варежками, сухарями и табаком, - вспоминал Алексей Михайлович, - и мне вручили сверток, точнее - узелок из синей косынки. В узелке был душистый самосад. В посылку была вложена записка примерного содержания: «Я давно уже не получаю от своего мужа с фронта писем, что с ним - не знаю. Не встречали ли вы его? Может быть, что слышали о нем... (в записке были названы фамилия и имя солдата). Если что знаете о моем муже, то сообщите по адресу...» Адрес, конечно, сейчас забылся, но хорошо помню, что был Урал. И посылка, и записка в ней, - продолжал Алексей Михайлович, - сильно растрогали меня. Под их впечатлением и под влиянием выступления Шульженко с её фронтовым «Синим платочком» (самосад-то был завернут в синюю косынку) я тогда написал свой вариант песни: Синенький скромный платочек, В нем табачок-самосад... С родного Урала Нынче прислали Эту посылочку-клад. Порой ночной Я закурю под сосной, Дым самосада В душной блокаде Милый, далекий, родной. Кончится зимняя стужа, Силой мы даль проясним. Выкурим гада От Ленинграда, Родины честь отстоим. И вновь весной Под знакомой тенистой сосной Дым самосада Напомнит блокаду, А с нею платочек родной. В этом словесном оформлении мы с товарищами пели «Синий платочек» под гармонику или баян», - закончил Алексей Михайлович. Так стал известен еще один небольшой эпизод из судьбы «Синего платочка», первой лирической песни военных лет. Популярную в годы войны песенную интонацию используют и поэты, писавшие стихи, не рассчитанные на то, чтобы их пели. Сложная эпоха Великой Отечественной войны во всем ее многообразии не могла уложиться в рамки только лирических жанров: поэзия тех лет сочетала глубокий лиризм с эпическим охватом событий. Связь и взаимопроникновение лирического и эпического начал — специфическая особенность поэзии 1941—1945 годов. В течение этих четырех лет были созданы поэмы: «Василий Теркин» А.Т. Твардовского; «Киров с нами» и «Слово о 28 гвардейцах» Н.С. Тихонова; «Зоя» М.И. Алигер; «Сын» П.Г. Антокольского; «Двадцать восемь» и «Лиза Чайкина» М.А. Светлова; «Пулковский меридиан» В.М. Инбер; «Февральский дневник», «Ленинградская поэма», «Твой путь» О.Ф. Берггольц; «Россия» А.А. Прокофьева; «Сын артиллериста» К.М. Симонова; «Пропал без вести» Е.А. Долматовского; «Невидимка» Б. Ручьева и др. В поэмах военных лет главенствующая роль принадлежит эпическому, объективному изображению событий — героических будней войны, но решающая роль была отведена лирическому голосу автора, постоянно сопутствующего героям и событиям. Личным присутствием автора проникнута поэма П.Г. Антокольского «Сын», повествующая о глубоко личной трагедии — гибели на фронте единственного сына. Поэме предпослано посвящение: «Памяти младшего лейтенанта Владимира Павловича Антокольского, павшего смертью храбрых 6 июня 1942 года». Описывая судьбу сына, поэт создал обобщенный образ целого поколения, геройски выполнившего свой долг перед родиной. Личное горе здесь переплавлено в народное, принесенное войной. В произведении ставятся общечеловеческие проблемы жизни и смерти: Я не знаю, будет ли свиданье, Знаю только, что не кончен бой. Оба мы — песчинки в мирозданье. Больше мы не встретимся с тобой... Строфы заключительной части поэмы звучат как реквием: Прощай, мое солнце. Прощай, моя совесть, Прощай, моя молодость, милый сыночек. Пусть этим прощаньем окончится повесть О самой глухой из глухих одиночек. Ты в ней остаешься. Один. Отрешенный От света и воздуха. В муке последней, Никем не рассказанный. Не воскрешенный. На веки веков восемнадцатилетний... Великая Отечественная война обострила в советских людях чувство связи с прошлым своей родины. По-новому, во всей своей масштабности предстали теперь исторические ценности, традиции русского народа, богатства национальной культуры. «В эту войну, — писал А.Н. Толстой, — наш взор часто обращается к истории нашего народа, — события, как будто забытые за давностью лет, выплывают из тумана веков, и отсвет героической борьбы наших дней падает на них, и многое из того, что казалось неясным или малозначительным, становится и ясным, и значительным, и мы все еще отчетливей начинаем видеть прямой, мужественный путь русского народа к свободе, к всенародному счастью на своей суверенной земле». Как высокий образец нравственности и призыв к подвигу возрождались в народной памяти великие деяния предков. «На войне нам открылась новая история. Герои прошлого перешли из учебников в блиндажи», — говорил И.Г. Эренбург о подъеме исторического самосознания в годы Великой Отечественной войны. Никогда еще историко-патриотическая тема не была столь актуальна и не занимала такого почетного места в нашей литературе — от поэзии до публицистики. Перекличка с героикой прошлого сопровождалась использованием поэтических богатств фольклора. Героям Отечественной войны придавались черты народных героев-богатырей. Стремление немедленно вмешаться в духовную жизнь соотечественников побуждало искать опору в выработанных вековым опытом народа формах. Авторы произведений, написанных в годы войны, широко используют архаическую лексику; заклинания, плач, клятвы, благословения; обращение к предкам, символическое одушевление матери-земли и родной природы. Ритмическими и выразительными средствами народного устнопоэтического творчества проникнуты почти все лирические стихотворения Д.Б. Кедрина о войне, например: Не дитятко над зыбкою Укачивает мамушка - Струится речкой шибкою Людская кровь по камушкам. Сердца врагов не тронутся Кручиною великою, Пусть сыч с высокой звонницы Беду на них накликает. Чтоб сделались им пыльными Пути-дороги узкие, Крестами надмогильными Березы стали русские... («Не дитятко над зыбкою...») |