МегаПредмет

ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ

Сила воли ведет к действию, а позитивные действия формируют позитивное отношение


Как определить диапазон голоса - ваш вокал


Игровые автоматы с быстрым выводом


Как цель узнает о ваших желаниях прежде, чем вы начнете действовать. Как компании прогнозируют привычки и манипулируют ими


Целительная привычка


Как самому избавиться от обидчивости


Противоречивые взгляды на качества, присущие мужчинам


Тренинг уверенности в себе


Вкуснейший "Салат из свеклы с чесноком"


Натюрморт и его изобразительные возможности


Применение, как принимать мумие? Мумие для волос, лица, при переломах, при кровотечении и т.д.


Как научиться брать на себя ответственность


Зачем нужны границы в отношениях с детьми?


Световозвращающие элементы на детской одежде


Как победить свой возраст? Восемь уникальных способов, которые помогут достичь долголетия


Как слышать голос Бога


Классификация ожирения по ИМТ (ВОЗ)


Глава 3. Завет мужчины с женщиной


Оси и плоскости тела человека


Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д.


Отёска стен и прирубка косяков Отёска стен и прирубка косяков - Когда на доме не достаёт окон и дверей, красивое высокое крыльцо ещё только в воображении, приходится подниматься с улицы в дом по трапу.


Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) - В простых моделях рынка спрос и предложение обычно полагают зависящими только от текущей цены на товар.

ЧАСТЬ I. ПОЭЗИЯ ВОЕННЫХ ЛЕТ





ТЕМА ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XX ВЕКА

Ведь из нашего срока

Было лишь четыре года,

Где желанная свобода

Нам, как смерть, была сладка...

Давид Самойлов

Убейте войну,

прокляните войну,

люди земли!

Р. Рождественский. Реквием

Родина - одна из вечных моральных ценностей всего чело­вечества. Слова о ней в мажорной тональности еще громче зву­чат в 30-е годы, прославляя единственную в мире Советскую страну.

Вспомните песню «Широка страна моя родная» В. И. Лебедева-Кумача.
О чем эта песня?

Она о людях, которые умеют «смеяться и любить», в ней — «весенний ветер», человек «дышит вольно», и «с каждым днем все радостнее жить». Страна предстает «От Москвы до са­мых до окраин, / С южных гор до северных морей», «необъят­ной».

Уже давно исследователи обратили внимание на то, что именно так - панорамно, декоративно, монументально - изо­бражалась Родина в советской поэзии довоенных лет.

Иначе она звучит в произведениях, написанных в «сороко­вые, роковые». Вот какими словами заканчивается написанная в 1939 году «Мещорская сторона» Константина Паустовского: «И если мне придется защищать свою страну, то где-то в глуби­не сердца я буду знать, что я защищаю и тот клочок земли, на­учивший меня видеть и понимать прекрасное...». Паустовский почувствовал, что такой взгляд обострится тогда, когда придет­ся защищать свою родину. Так оно и получилось.

В знаменитом жестоком приказе наркома обороны Сталина № 227 от 28 июля 1942 года будет тоже сказано именно о клочке земли: «Надо упорно, до последней капли крови защищать каж­дую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности».

В 1942 году выходит сборник статей Алексея Толстого «Ро­дина». Он открывается статьей того же названия, напечатанной 7 ноября 1941 года. Здесь родина - это земля «оттич и дедич», как говорили наши предки»: «И вот смертельный враг загора­живает нашей родине путь в будущее. Как будто тени минувших поколений, тех, кто погиб в бесчисленных боях за честь и славу родины, и тех, кто положил свои труды на устроение её, обсту­пили Москву и велят нам: «Свершайте!»

Кстати, именно в этот день 7 ноября 1941 года на параде Сталин обратился к образам героического прошлого: «Пусть вдохновляют вас в этой войне мужественные образы великих предков - Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!» Сразу за этими словами идет: «Пусть осенит вас по­бедоносное знамя великого Ленина!» Сегодня трудно предста­вить, что еще недавно такое сочетание имен Ленина и князя Александра Невского было невозможно. Но именно в дни войны по существу классовый подход дал ощутимую трещину в еще не осознавшем это в полной мере общественном сознании. Харак­терно, что именно во время войны происходит официальное возвращение в советскую культуру до того полуопального Сер­гея Есенина как русского поэта.

В дни войны дом стал в один ряд с такими понятиями, как родина, отчизна, страна. «Я часто вспоминаю, папа, - пишет с фронта лейтенант Николай Потапов, герой рассказа Паустовского «Снег», - и наш дом, и наш городок... Я знал, что я защищаю не только свою страну, но и этот маленький и самый милый для меня уголок».



Передавала сокровенные чувства и песня:

Не спит солдат, припомнив дом

И сад зеленый над прудом,

Где соловьи всю ночь поют,

А в доме том солдата ждут.

Гибель дома оборачивается трагедией. Да и сам этот дом не антитеза миру, открытому «настежь бешенству ветров», а часть этого мира, одна из основ и опор его.

Казалось бы, что значит и что может один человек на войне, где на полях сражений миллионы солдат, а в небе - десятки тысяч самолетов? Но именно эта война, война миллионов, как никогда, проявила значение каждого человека, отдельной личности.

В годы военного лихолетья литература укрепляла стойкость и мужество воинов-освободителей, утверждала веру в победу над врагом. Подобно солдатскому штыку, мобилизующее слово писа­теля верно служило отечеству — в этом и заключалось назначение и гражданский подвиг литературы военного времени.

Более тысячи литераторов находились в действующей армии, они защищали родину в солдатском строю или работали военны­ми корреспондентами во фронтовой печати. Десять из них были удостоены звания Героя Советского Союза. Свыше трехсот погиб­ли на полях сражений.

При всей внезапности гитлеровского вторжения в СССР вой­на не захватила литературу врасплох. Произведения 30-х — нача­ла 40-х годов были проникнуты предчувствием надвигающейся беды, содержали страстный призыв защитить отечество. Преду­преждения о приближающейся жестокой схватке с фашизмом звучали в произведениях Н.С. Тихонова, М.А. Светлова, В.И. Ле­бедева-Кумача, М.В. Исаковского, А.Н. Толстого, М.Е. Кольцова, К.М. Симонова, И.Г. Эренбурга, В.В. Вишневского.

М.А. Светлов, обращаясь к теме Гражданской войны, заканчи­вает свое стихотворение «Песня о Каховке» предупреждением о том, что. родина готова дать отпор новой вооруженной агрессии извне:

...Каховка, Каховка — родная винтовка,

Горячая пуля, лети!

Иркутск и Варшава, Орел и Каховка -

Этапы большого пути.

Под солнцем горячим, под ночью слепою

Немало пришлось нам пройти.

 

Мы мирные люди, но наш бронепоезд

Стоит на запасном пути!

 

Наказ солдату-пограничнику беречь границы родины звучит в песне М.В. Исаковского «Катюша», пользовавшейся огромной популярностью в годы Великой Отечественной войны:

Ой, ты, песня, песенка девичья, Ты лети за ясным солнцем вслед И бойцу на дальнем пограничье От Катюши передай привет.

Пусть он вспомнит девушку простую, Пусть услышит, как она поет, Пусть он землю бережет родную, А любовь Катюша сбережет.

В предвоенной лирике конца 30-х годов тема надвигающейся войны звучит все более тревожно и настойчиво. В стихотворении В.А. Луговского «Курсантская венгерка» ночной эшелон уносит поднятых по тревоге юных курсантов на фронт прямо из зала, в котором они танцевали с девушками венгерку.

В стихотворении В.А. Луговского «Лозовая» на смену стоящему «на запасном пути» бронепоезду из стихотворения М.А. Светлова вдоль перронов станции Лозовая проносится бронепоезд командую­щего армией, и стихотворение завершается уже не предупреждени­ем, а призывом дать отпор вооруженной иностранной интервенции:

Армия идет,

чиня мосты,

Яростью и смертью налитая. В полуночный час

из темноты Поезд командарма

вылетает.

Поднимайтесь, спящие стрелки В желтых бутсах,

в разношерстных формах! Поднимайте старые штыки, Стройтесь на заплеванных платформах!

 

Начало войны в республиканской Испании и Второй миро­вой войны вызвало широкий резонанс и взволнованный отклик у советских литераторов. Глубокое сочувствие народам, под­вергшимся фашистской агрессии, нашло отражение в «Испан­ском дневнике» М.Е. Кольцова, в стихотворениях и в романе И.Г. Эренбурга «Падение Парижа». Писатели А.Н. Толстой, А.А. Фадеев, В.В. Вишневский, И.Г. Эренбург, М.Е. Кольцов встали во главе международного движения в защиту мира и культуры от фашизма. На состоявшейся в 1938 году в Париже чрезвычайной конференции Международной ассоциации писа­телей А.Н. Толстой констатировал: «Мы увидели начало миро­вой войны». Идея необходимости противостояния фашистской агрессии выражена в оказавшихся очень своевременными пьесах К.М. Симонова «История одной любви» и «Парень из наше­го города».

В боях на Дальнем Востоке и в финляндской кампании армей­скими корреспондентами работали К.М. Симонов, В.В. Вишнев­ский, Н.С. Тихонов, А.Т. Твардовский, А.А. Сурков, Б.А. Лавре­нев, В.И. Лебедев-Кумач и др.

Позднее, в годы Великой Отечественной войны, из воспоми­наний о финляндской кампании, о «той войне незнаменитой», родился один из первых лирических шедевров А.Т. Твардовско­го — стихотворение «Две строчки», проникнутое чувствами глу­бочайшей боли и сострадания к участи погибшего «бойца — пар­нишки»:

Из записной потертой книжки Две строчки о бойце-парнишке, Что был в сороковом году Убит в Финляндии на льду.

Лежало как-то неумело По-детски маленькое тело, Шинель ко льду мороз прижал, Далеко шапка отлетела.

Казалось, мальчик не лежал, А все еще бегом бежал, Да лед за полу придержал...

Среди большой войны жестокой, С чего — ума не приложу, — Мне жалко той судьбы далекой, Как будто это я лежу, Примерзший, маленький, убитый На той войне незнаменитой, Забытый, маленький, лежу.

В финляндскую войну возник полулубочный персонаж Васи­лий Теркин, первоначально явившийся плодом коллективного ав­торства. В годы Великой Отечественной войны он был превращен А.Т. Твардовским в подлинно народного героя, который приобрел огромную популярность. Поэма А.Т. Твардовского знаменовала собой тот сдвиг в изображении национального характера, который произошел во время войны в нашей литературе. Действительно, «русская» тема, которая в 20 — 30-е годы звучала приглушенно, лишь в творчестве писателей и поэтов, тесно связанных с традиция­ми фольклора, в годы Отечественной войны возродилась на новой основе.

Ярким представителем литературы того периода является Дмитрий Борисович Кедрин(1907—1945). В 1943 году он смог до­биться направления в армейскую газету «Сокол Родины», хотя по состоянию здоровья к службе был непригоден. Его стихотворения военной поры — «Глухота», «Аленушка», «Колокол», «Дума о Рос­сии», «Станция Зима», «Завет», «Мать», «Узел» и другие — соста­вили военно-патриотический цикл.

Героические страницы истории древнего Новгорода вспоми­наются лирическому герою стихотворения «Колокол»:

В тот колокол, что звал народ на вече, Вися на башне у кривых перил, Попал снаряд, летевший издалече, И колокол, сердясь, заговорил.

Услышав этот голос недовольный, Бас, потрясавший гулкое нутро, В могиле вздрогнул мастер колокольный, Смешавший в тигле медь и серебро.

Он знал, что в дни, когда стада тучнели И закрома ломились от добра, — У колокола в голосе звенели Малиновые ноты серебра.

Когда ж врывались в Новгород соседи И был весь город пламенем объят, Тогда глубокий звон червонной меди Звучал, как ныне... Это был набат!

Леса, речушки, избы и покосцы Виднелись с башни каменной вдали. По большакам сновали крестоносцы, Скот угоняли и амбары жгли...

 

И рухнули перил столбы косые, И колокол гудел над головой Так, словно то сама душа России Своих детей звала на смертный бой!

Великая Отечественная война порождала новые формы лите­ратурной жизни. Главные позиции в ней заняли не «толстые» ли­тературные журналы, как это было раньше, а газеты, радиоре­портажи, листовки, плакаты. Мобилизующая речь писателей, проникнутая глубоким патриотическим пафосом, с первых дней войны звучала в эфире, тиражировалась фронтовыми многоти­ражками. Художественная литература решала в те суровые годы прежде всего злободневные практические агитационные задачи: звала на борьбу с фашистским врагом, укрепляла веру в победу.

Исследователи русской литературы советского периода отмеча­ют, что специфической особенностью поэзии и прозы военной поры было переплетение в ней разнородных, на первый взгляд, казалось бы, несовместимых художественных стилевых форм — ведь сама во­енная реальность сблизила великое и незначительное, возвышенное и будничное, всенародное и личное. В литературе 1941 — 1945 годов сосуществуют призывы и обращения, лозунговые и песенные инто­нации, эпическая масштабность и лирическая задушевность.

В военные годы на всю страну прозвучало стихотворение Ан­ны Андреевны Ахматовой(1889 — 1966) «Мужество»:

Мы знаем, что ныне лежит на весах

И что совершается ныне.

Час мужества пробил на наших часах,

И мужество нас не покинет.

Не страшно под пулями мертвыми лечь,

Не горько остаться без крова, —

И мы сохраним тебя, русская речь,

Великое русское слово...

Великая Отечественная война застала поэтессу в Ленинграде. Она мужественно встретила всенародное горе и, как в 1914 году, испытала чувство глубокого патриотизма. Эпически-обобщенный взгляд на события сочетается в ее поэзии тех лет с глубоко лич­ным ощущением боли:

А вы, мои друзья последнего призыва! Чтоб вас оплакивать, мне жизнь сохранена. Над вашей памятью не стыть плакучей ивой, А крикнуть на весь мир все ваши имена!

(«А вы, мои друзья последнего призыва!..»)

Стихи военной тематики, над которыми поэтесса работала с 1941 по 1945 год, были впоследствии объединены ею в поэтиче­ский цикл «Ветер войны». В него вошли такие выдающиеся образ­цы гражданской лирики, как «Мужество», «Птицы смерти в зени­те стоят...», «Памяти Вали», «Победителям» и др. Лирическая героиня этих стихотворений ощущает свою кровную связь с наро­дом, с судьбой страны.

Во время войны поэтесса, как и другие поэты, часто выступа­ла в госпиталях, читала стихи раненым бойцам.

Лирическая героиня исполненного торжественности стихо­творения А.А. Ахматовой «Клятва» вместе со всем народом раз­делила судьбу отечества. Она клянется прошлым и будущим по­колениям, что никакой враг не сможет поработить Россию:

И та, что сегодня прощается с милым, — Пусть боль свою в силу она переплавит. Мы детям клянемся, клянемся могилам, Что нас покориться никто не заставит!

На возникшую уже в первые годы войны потребность в лири­ческом начале, субъективном пафосе, откликнулись многие по­эты, даже те, кто в своем довоенном творчестве не был склонен к задушевному общению с читателем. Во фронтовой лирике зву­чат мотивы материнской и сыновней любви, тоски по родным и близким. Авторы лирических произведений прибегают к жанру исповеди, письма, обращения к близкому человеку.

Этот эстетический принцип последовательно выдерживал Константин Михайлович Симонов(1915—1979). Во время Вели­кой Отечественной войны стихотворение К.М. Симонова «Жди меня», написанное живым и ясным языком, с естественными и теплыми интонациями, пользовалось необыкновенной популяр­ностью: его переписывали от руки, посылали домой вместо пись­ма. «Я считал, что эти стихи — мое личное дело, — говорил поэт. — Но потом, несколько месяцев спустя, когда мне пришлось быть на диком севере и когда метели и непогода иногда заставляли проси­живать сутками где-нибудь в землянке или в занесенном снегом бревенчатом домике, в эти часы, чтобы скоротать время, мне при­шлось самым разным людям читать стихи. И самые разные люди десятки раз при свете керосиновой коптилки или ручного фона­рика переписывали на клочке бумаги стихотворение «Жди меня», которое, как мне казалось раньше, я написал только для одного че­ловека». К.М. Симонов уехал на войну, а женщина, которую он любил, актриса В.В. Серова, оставалась в тылу, на Урале. Письмо в стихах предназначалось ей, оно было написано в июле 1942 года, потом его опубликовала газета «Правда». В 1943 году был постав­лен кинофильм «Жди меня», главную роль в котором сыграла В.В. Серова, ставшая женой писателя.

В стихотворении поэт пишет о любви и верности как о непре­менных условиях мужества и стойкости солдата, а значит, непремен­ного залога победы. Через все стихотворение проходит обращение «жди меня», но этот повтор не выглядит монотонным. Чередовани­ем неравносложных строк — длинных и коротких — К.М. Симоно­ву удалось передать прерывистую речь задыхающегося от волнения человека. Анализируя лирику К.М. Симонова, исследователь Т.А. Бек отмечает, что поэт переплетает в этом стихотворении инто­нации молитвы и присяги: «Мерцающая» на протяжении всего сти­хотворения анафора — жди... жди... жди — придает авторскому голо­су исступленную убедительность: чувство не блуждает и не мечется, а с несгибаемым постоянством ведет высокую ноту».

Во многих стихотворениях К.М. Симонова военных лет зву­чит доверительная интонация; обращение к конкретному челове­ку, на место которого мог поставить себя каждый читатель. Сам поэт вспоминал позднее: «Из стихов наибольшую пользу, по-мое­му, принесли «Жди меня». Они, наверное, не могли быть не напи­саны. Если б не написал я, написал бы кто-то другой».

Художественные приемы обращения и анафоры К.М. Симонов использует и в стихотворении, посвященном фронтовому другу, по­эту А.А. Суркову — «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины...».

Алексей Александрович Сурков(1899 — 1983) причислял себя к «окопным» поэтам. Эпитет этот принадлежит ему самому и пере­дает военную героику без романтического ореола, во всей ее буд­ничности, лишенной каких-либо украшательств. Впоследствии определения «окопная поэзия» и «окопная проза» стали обозначать целое направление в литературе о войне, полемизирующее с «дре­безжаньем фальши... красивых слов сухой шелухой» (А.А. Сурков). Наряду с поэтической публицистикой именно в годы войны у А. Суркова впервые появляется любовная лирика, к которой раньше, как один из руководителей РАППа, он относился с недове­рием. В первые же месяцы Великой Отечественной войны он на­писал стихотворение «Бьется в тесной печурке огонь...»-, выразив­шее надежду солдата на верную «негасимую» любовь. Под названием «Землянка» оно стало популярнейшей песней.

За свою долгую литературную жизнь поэт написал немало песен и стихотворений. Но «Землянка» и сейчас волнует душу и исполнителя, и слушателя. Секрет её необыкновенного песен­ного успеха, может быть, как раз в том, что она не писалась для пения. Да и вообще не предназначалась для публикации. Это письмо, частное, личное, интимное письмо к любимой женщине.

Сам поэт вспоминал об этом так: «Оно не собиралось быть песней. И даже не претендовало стать печатаемым стихотворе­нием. Это были шестнадцать «домашних» строчек из письма жене. Письмо было написано в конце ноября 1941 года, после одного очень трудного для меня фронтового дня под Истрой, когда нам пришлось ночью, после тяжелого боя, пробиваться из окружения со штабом одного из гвардейских полков».

Как видим, это не просто письмо. Оно было написано сразу после того, как смерть была наверняка ближе, чем за четыре ша­га. Может быть, потому, что смерть отступила, поэт так благо­дарен жизни. За то, что она есть, за этот потрескивающий огонь в землянке, за смоляную слезу, за друзей, играющих на гармони, и за самое светлое чувство, переполняющее сердце нежностью и грустью, тревогой и теплом. И он спешит сказать любимой

«о своей негасимой любви» и тем поблагодарить её и саму жизнь, саму судьбу.

Оказавшись в ситуации, в которой бывали сотни тысяч сол­дат чуть ли не ежедневно, Сурков сказал то, что хотел бы ска­зать и тот, и другой, и третий. А потому «Землянку» сразу при­знали фронтовики.

Еще до того, как была написана известная теперь всем музы­ка композитором Константином Листовым, солдаты сами начи­нали подбирать мелодию к полюбившимся словам. Текст «Зем­лянки» переписывался в записные книжки. А вскоре солдаты стали посылать домой стихотворные письма, в которых легко узнавались интонация, отдельные слова, я иногда и целые стро­фы «Землянки». А затем эти песни, сочиненные солдатами на мотив «Землянки», начали петь.

В годы войны фольклористы записали множество таких пе­сен. Часто менялись географические координаты пишущего письмо:

Про тебя мне шептали кусты

В белорусских полях под Имгой...

Но в остальном письма фронтовиков очень напоминали текст стихотворения Алексея Суркова.

Не остались равнодушными к стихотворным посланиям из землянок и окопов и те, для кого они сочинялись, - жены и не­весты воинов. В послевоенных фольклорных сборниках опубли­кованы сотни ответов на «Землянку». В этих ответах, которые женщины отправляли на фронт, слова поддержки, нежной люб­ви, стремление ободрить любимого, укрепить его силы:

Слышу голос тоскующий твой,

Слышу песню двухрядки твоей.

Не грусти, мой желанный, родной,

Что-нибудь поиграй веселей.

И вновь вспоминается вечный образ Ярославны, которая го­това была стать горькой кукушкой и лететь через долгие версты к своему любимому мужу. Много веков спустя, неизвестная русская женщина тоже хотела бы превратиться в птицу, проле­теть любые расстояния, чтобы оказаться рядом с любимым:

Ветер, вьюга, снега и метель, Ночь морозная смотрит в окно. Я б хотела к тебе прилететь, Не видала тебя я давно.

Часто в таких письмах женщина пытается представить в мыс­лях образ своего любимого, обстановку, которая его окружает:

Вижу, как ты усталый сидишь Над раскрытою картой своей, И огонь все в печурке горит, Но холодная ночь все темней.

Но заканчиваются такие письма-песни обычно убежденно­стью в том, что любовь поможет преодолеть, победить и зим­нюю стужу, и разлуку, победить врага, приблизить победу:

Не грусти, не печалься, родной, Пусть огонь не погаснет в груди - Я в холодной землянке с тобой, И победа нас ждет впереди

 

С поразительной точностью, с беспощадной правдивостью «окопная» правда о войне высказана в стихотворениях Семена Петровича Гудзенко(1922—1953), поэтическое творчество кото­рого приобрело известность еще до войны. Среди общего потока поэзии военных лет его стихи выделялись откровенностью при­знаний и жестким натурализмом. Примером тому служит напи­санное в 1942 году стихотворение «Перед атакой»:

Когда на смерть идут — поют, а перед этим

можно плакать, — Ведь самый страшный час в бою - час ожидания атаки. Снег минами изрыт вокруг и почернел от пыли минной. Разрыв — и умирает друг! И, значит, смерть проходит мимо. Сейчас настанет мой черед. За мной одним идет охота. Будь проклят сорок первый год, И вмерзшая в снега пехота! Мне кажется, что я магнит, что я притягиваю мины. Разрыв - и лейтенант хрипит. И смерть опять проходит мимо. Но мы уже не в силах ждать.

И нас ведет через траншеи окоченевшая вражда, штыком дырявящая шеи. Бой был короткий.

А потом

глушили водку ледяную, и выковыривал ножом из-под ногтей

я кровь чужую.

Стихотворение получило восторженный отзыв И.Г. Эренбурга, определившего особенности и значение фронтовых стихов С.П. Гудзенко: «Это поэзия — изнутри войны. Это поэзия участ­ника войны. Это поэзия не о войне, а с войны, с фронта...»

Вместе с тем выделявшееся на общем фоне поэзии военных лет жестким натурализмом стихотворение «Перед атакой» вызвало резкое недовольство официальной советской критики. Цензура потребовала заменить: «Будь проклят сорок первый год // и вмерзшая в снега пехота» на «Ракету просит небосвод // и вмерз­шая в снега пехота»; восстановить текст удалось лишь в 1961 году. В своих воспоминаниях о СП. Гудзенко П.Г. Антокольский писал: «Разного рода снобы и ханжи сколько угодно могли пожимать пле­чами и кривить губы по поводу того, что советский солдат «выко­выривает ножом из-под ногтей чужую кровь». Действительно, та­кой солдат впервые забрел в поэтическую строку, но он очень твердо и без обиняков свидетельствовал о тяжести пережитого».

Частью истории страны, «поэтической легендой» осажденного Ленинграда стали жизнь и творчество Ольги Федоровны Берггольц(1910—1975). В годы Великой Отечественной войны ее дарование раскрылось с особой силой. Уже в июне 1941 года она писала:

Мы предчувствовали полыханье Этого трагического дня Он пришел. Вот жизнь моя, дыханье. Родина, возьми их у меня!

(«Мы предчувствовали полыханье...»)

 

В сентябре 1941 года Ленинград оказался в блокаде, в октябре у поэтессы появилась возможность покинуть осажденный город, но она решительно от нее отказалась. «Я должна была встретить испытание лицом к лицу. Я понимала: настало мое время, когда я смогу отдать Родине все — свой труд, свою поэзию. Ведь жили же мы для чего-то все предшествующие годы», — писала О.Ф. Берггольц в автобиографии. Негромким, певучим голосом О.Ф. Берггольц заговорил осажденный, но не сдавшийся Ленин­град: все 900 дней блокады поэтесса проработала на Ленинград­ском радио. Она читала корреспонденцию, очерки, стихи, соста­вившие впоследствии книгу «Говорит Ленинград» (1946), она вела со своими слушателями разговор о самом главном, что волновало ее соотечественников: о страшном блокадном быте, о мужестве, о мире, который обязательно наступит, о любви к родине. Поэтес­са выступала на фабриках и заводах, в воинских частях и на кораб­лях Балтийского флота.

В дальнейшем работа на радио оказала влияние на художест­венное своеобразие поэзии О.Ф. Берггольц. Стихотворения «Пись­ма на Каму», «Разговор с соседкой», «Февральский дневник», напи­санные в годы войны, лишены метафоричности; в них соседствуют различные интонации: успокаивающие, клятвенные, пафосные, убеждающие.

События и факты военной действительности с документальной точностью и с предельной лаконичностью воспроизводятся в цикле «Стихи о войне» Бориса Леонидовича Пастернака(1890—1960). В начале Отечественной войны поэт участвовал в дежурствах во время ночных налетов на Москву. В 1943 году в составе писатель­ской бригады ездил на фронт в район Орла. Публиковался в газетах «Красная звезда» и «Красный флот», в сборнике «В боях за Орел». В бумагах поэта сохранились отчеты штаба фронта, использован­ные им при написании стихотворений «Застава», «Смелость», «Смерть сапера», «Разведчики», «Преследование», «Спешные стро­ки». В этих стихах с очерковой достоверностью передано увиденное и пережитое на фронте:

Помню в поездах мороку, Толчею подвод, Осень отводил к востоку Сорок первый год.

 

Чувствовалась близость фронта. Разговор «катюш» Заносило с горизонта В тыловую глушь.

И когда гряда позиций Отошла к Орлу, Всё задвигалось в столице И ее тылу.

Я любил искус бомбежек, Хриплый вой сирен, Ощетинившийся ежик Улиц, крыш и стен...

(«Спешные строки») .

Углубляется и нравственно-философская проблематика. Все чаще в поэзии звучат размышления над общечеловеческими вопро­сами жизни и смерти, любви и ненависти, верности и предательст­ва. Тема смерти была неотъемлемой и естественной в те годы, и прежде всего важно было показать, как человек выдерживал про­верку на прочность перед лицом гибели. Так, в стихотворении «Смерть сапера» с очерковой точностью показана трудная работа саперов, а затем ранение и смерть одного из них:

...Вдруг впереди сапера ранило. Он отползал от вражьих линий, Привстал, и дух от боли заняло, И он упал в глухой полыни.

Он приходил в себя урывками, Осматривался на пригорке И щупал место под нашивками На почерневшей гимнастерке.

И думал: глупость, оцарапали, И он отвалит от Казани, К жене и детям вверх к Сарапулю, — И вновь и вновь терял сознанье.

 

Всё в жизни может быть издержано, Изведаны все положенья, — Следы любви самоотверженной Не подлежат уничтоженью.

Хоть землю грыз от боли раненый, Но стонами не выдал братьев, Врожденной стойкости крестьянина И в обмороке не утратив...

Гибель сапера была искуплена победой: честно до конца выпол­ненный перед родиной долг обессмертил погибшего бойца:

Мы оттого теперь у Гомеля, Что на поляне в полнолунье Своей души не экономили В пластунском деле накануне.

Жить и сгорать у всех в обычае, Но жизнь тогда лишь обессмертишь, Когда ей к свету и величию Своею жертвой путь очертишь.

Буднично показана смерть боевого товарища в стихотворении Михаила АлександровичаДудина(1916—1993) «Соловьи»:

...Еще рассвет по листьям не дрожал, И для острастки били пулеметы... Вот это место. Здесь он умирал, Товарищ мой из пулеметной роты.

Тут бесполезно было звать врачей, Не дотянул бы он и до рассвета. Он не нуждался в помощи ничьей. Он умирал. И, понимая это,

Смотрел на нас, и молча ждал конца, И как-то улыбался неумело. Загар сначала отошел с лица, Потом оно, темнея, каменело...

 

Нелепа смерть. Она глупа. Тем боле Когда он, руки разбросав свои, Сказал: «Ребята, напишите Поле: У нас сегодня пели соловьи»...

Но солдат погиб во имя победы, во имя жизни, и лирический ге­рой прославляет такую смерть. Все стихотворение звучит гимном торжествующей жизни, когда лес и все мирозданье заполняет соло­вьиное пение.

В первом стихотворении Сергея Сергеевича Орлова(1921 — 1977) «Карбуселъ» о похоронах погибших в бою солдат сказано су­рово и просто:

Мы ребят хоронили в вечерний час. В небе мартовском звезды зажглись... Мы подняли лопатами белый наст, Вскрыли черную грудь земли.

Концовка стихотворения звучит как боевое донесение:

Триста метров они не дошли до нее... Завтра мы возьмем Карбусель.

Это означает, что смерть солдата будет искуплена победой.

. Идейная и художественная направленность поэтического слова в годы войны выражалась в агитационной, мобилизующей форме. Поэзия обратилась к жанрам напутствия, призыва, ораторского мо­нолога, призванных выразить два главных чувства, владевших людьми, — любовь к родине и ненависть к захватчику.

Лозунговыми интонациями пронизан ораторский монолог ли­рического героя стихотворения Павла Григорьевича Антокольского(1896—1978) «Антифашистский митинг молодежи».

В нем звучит призыв к молодому поколению всего мира объе­диниться в борьбе с фашизмом:

Юность мира! Людских поколений краса!

Ты услышала их голоса.

Каждый здесь говоривший — твой сверстник и друг,

Протяни же нам тысячу рук!

 

Отзовись, отзовись, если хочешь помочь, Сквозь глухую фашистскую ночь. Сквозь ночной ураганный огонь батарей Отзовись — ради всех матерей,

Ради родины, ради ее торжества,

Ради жизни, что будет жива,

И воспрянет, и взглянет в открытую высь, —

Отзовись, отзовись, отзовись!

Во время войны поэт в качестве военкора был на Орловщине, в Украине, в Польше, выступал со стихами и публицистикой. Оборванная жизнь, невозможность восстановления довоенных связей между людьми, необратимость времени — все это состав­ляет пафос произведений П.Г. Антокольского, написанных в го­ды войны.

В форме обращения написано одно из лучших стихотворе­ний Михаила АркадьевичаСветлова(1903—1964) «Италья­нец». В своем страстном монологе лирический герой обраща­ется к врагу — солдату из армии союзника фашистской Германии:

...Молодой уроженец Неаполя! Что оставил в России ты на поле? Почему ты не мог быть счастливым Над родным знаменитым заливом?

Я, убивший тебя под Моздоком, Так мечтал о вулкане далеком! Как я грезил на волжском приволье Хоть разок прокатиться в гондоле!

Но ведь я не пришел с пистолетом Отнимать итальянское лето, Но ведь пули мои не свистели Над священной землей Рафаэля!

 

Здесь я выстрелил! Здесь, где родился, Где собой и друзьями гордился, Где былины о наших народах Никогда не звучат в переводах.

Разве среднего Дона излучина Иностранным ученым изучена? Нашу землю — Россию, Рассею - Разве ты распахал и засеял? ...

Лирическому герою пришлось убить человека, но ведь это — враг, пришедший завоевывать чужую землю, ее национальное до­стояние. Так в стихотворении возникает мотив справедливой мести захватчику:

Я не дам свою родину вывезти За простор чужеземных морей! Я стреляю — и нет справедливости Справедливее пули моей!

Никогда ты здесь не жил и не был!.. Но разбросано в снежных полях Итальянское синее небо, Застекленное в мертвых глазах...

Одним из ведущих жанров военных лет стала лирическая песня. Поэтическим символом сопротивления фашизму явилась песня «Священная война» Василия ИвановичаЛебедева-Кумача(1898—1949). Автор расширяет стихотворный текст за счет по­вторяющихся слов и однородных конструкций, превращая его в поэтически осмысленный официальный политический лозунг: мобилизовать все силы на борьбу с фашистским захватчиком, посягнувшим на родину. Торжественные стихи «Священной войны», впервые прозвучавшие в 1941 году, спустя шесть деся­тилетий после победы в Великой Отечественной войне продол­жают вызывать у слушателей чувство глубокой решимости за­щитить отечество:

Вставай, страна огромная, Вставай на смертный бой С фашистской силой темною, С проклятою ордой!

Пусть ярость благородная Вскипает, как волна, — Идет война народная, Священная война!..

Имя Михаила Васильевича Исаковского (1900-1973) широко известно в нашей стране. Огромной популярностью пользовались песни-стихи, которые пели миллионы людей: «Дан при­каз ему на запад...», «До свиданья, города и ха­ты», «Ой, туманы мои...», «Огонек», «Не тревожь ты меня, не тревожъ...», «Лучше нету того цвету...», «Где ж вы, где ж вы, очи ка­рие?». «В лесу прифронтовом...», «Катюша».

Поэт сложил свои песни из удивительно простых слов, которыми сумел пере­дать и радость, и горе своего народа, и слова эти стали поистине народными песнями. Среди них особое место принадлежит «Ка­тюше». Вот уже более 60 лет поет ее страна. Да и не только на­ша. Более того, когда на одном из международных фестивалей в Загребе запели «Катюшу», югославы совершенно серьезно стали утверждать, что это их песня и пелась она якобы в Сербии и Хорватии еще во времена прошедшей войны. Вот какую попу­лярность завоевала девушка, пославшая свой привет «бойцу на дальнем пограничье».

Стихотворение «Катюша» было написано в 1938 году. А песней оно стало в следующем - 39-м. Её появление именно в то время было не случайным. Поэзия тех лет переживала состояние приближающейся военной грозы. Николай Тихонов пишет свои знаменитые строки:

Я хочу, чтоб в это лето, Лето, полное угроз, Синь военного берета Не коснулась ваших кос.

Сгущаются тучи и над нашими западными рубежами. Ста­новится ясно, что, защищая родную землю, вот-вот примет на себя первый удар воин в зеленой фуражке. На него смотрят с любовью и надеждой, ему посвящают стихи и песни.

О защитниках передних рубежей пишет в эти годы несколь­ко стихотворений и М. Б. Исаковский: «Шел со службы погра­ничник», «У самой границы». Но особенно популярной стала переложенная композитором Матвеем Блантером на музыку «Катюша». Почему? Да, наверное, потому что в ней оказались сплавлены лучшие песенные качества: музыкальность стиха и простота сюжета, близкого и понятного многим: обращение де­вушки к возлюбленному, полное заботы о нем. Казалось бы, старая-престарая сюжетная ситуация, гениально воспроизведен­ная еще в «Слове о полку Игореве». Помните, Ярославна на сте­не древнего Путивля обращается к Солнцу и Ветру с просьбой помочь Игорю? Но эта тема и этот сюжет на все времена.

Исаковский повторил его, но сделал так, что стихи стали «своими», сокровенными для миллионов людей. И вот это вос­приятие «Катюши» народом как чего-то своего, личного, заду­шевного стало причиной удивительного явления - рождения множества новых песен-переложений.

На привет-послание девушки бойцу-пограничнику последо­вали песенные же ответы с пограничных застав. В них воины обращались к подругам, реальным или воображаемым, называя их одним ласковым именем:

Не цветут здесь яблони и груши, Здесь леса прекрасные растут. Каждый кустик здесь бойцу послушен, И враги границу не пройдут. Не забыл тебя я, дорогая, Помню, слышу песенку твою. И в дали безоблачного края Я родную землю берегу.

Не забудь и про меня, Катюша, Про того, кто письма часто шлет, Про того, кто лес умеет слушать, Про того, кто счастье бережет.

Но это было только началом военной биографии «Катюши». Настоящим бойцом она стала в годы Великой Отечественной войны. Солдаты-фронтовики сочинили большое количество пе­сен о любимой героине. В одной из них девушка оказывается на захваченной врагом территории, её угоняют в рабскую неволю в Германию:

Здесь звенела песенка Катюши.

А теперь никто уж не поет: Сожжены все яблони и груши, И никто на берег не придет...

«Чтоб ненависть была сильнее, давай говорить о люб­ви», - писал поэт-фронтовик Александр Прокофьев. Вот и воины, сочиняя новые варианты песни, говорили о любви. Ведь в образе невольницы-полонянки им представлялись не­весты и жены, дочери и сестры, оставшиеся на захваченной фашистами земле.

Обычно в любовных письмах избегают высоких, громких слов. Но в особых условиях фронта, когда сами понятия Жизнь, Смерть, Родина, Любовь становятся не отвлеченными, а обост­ренно, трагически конкретными, воин говорит в письмах своей подруге самое сокровенное, интимное, которое звучит возвы­шенно-обобщенно:

...Милая Катюша, Буду метко бить я по врагам. Наши нивы, яблони и груши На позор фашистам не отдам.

В ответных «письмах-песнях» девушка заверяет любимого в том, что и она своим трудом поможет фронту: «Обещала мило­му Катюша: «Будем честно фронту помогать, будем больше де­лать мин и пушек, чтоб скорей победу одержать».

Не только на трудовом фронте воевала «милая Катюша». Строки, рожденные в народе, утверждают, что она сражалась и с оружием в руках:

Отцвели вы, яблони и груши, Только дым клубится над рекой. В лес ушла красавица Катюша Партизанской тайною тропой. Завязался рано на рассвете Жаркий бой, где яблони цвели. Билась с ярым недругом Катюша За клочок своей родной земли.

А вот она уже в другой роли:

Катя слово раненому скажет, Так, что в сердце песня запоет, Катя раны крепко перевяжет, На руках из боя унесет. Ой ты, Катя, девушка родная, Сто бойцов спасла ты из огня, Может, завтра, раненых спасая, Из огня ты вынесешь меня.

Если собрать все песни о «Катюше», созданные за время Ве­ликой Отечественной войны, то получится обширная поэтиче­ская энциклопедия, где найдут образное, художественное отра­жение и труд женщин в тылу, их чувства и переживания, думы и надежды, и их участие в партизанском движении и боевых дей­ствиях на фронте, и горькая судьба тех, кто оказался на оккупи­рованной земле или был угнан в фашистскую неволю. Свод этих

песен по широте и глубине показа человека на войне может сравниться разве что с «Василием Теркиным» Александра Твар­довского. Причем важно то, что главное в этой поэтической эн­циклопедии - показ войны «изнутри». Через сокровенные пере­живания, доверяемые чаще письму, адресованному близкому человеку. Отсюда тот пронзительный лиризм, что и сегодня тро­гает человеческое сердце.

Среди шедевров песенной лирики М.В. Исаковского — песня «В прифронтовом лесу», передающая атмосферу короткого затишья, светлые воспоминания солдат о мирной жизни и готов­ность к любому исходу предстоящего боя:

Пусть свет и радость прежних встреч Нам светят в трудный час, А коль придется в землю лечь, Так это ж только раз...

Долгое время бытовало мнение, что в первые дни войны по всей стране звучали лишь призывы и марши. Суровые и строгие, мужественные и героические. Лирике места, казалось бы, не ос­тавалось. На самом же деле все было не совсем так. Ведь одной из первых песен Великой Отечественной войны стала та, пер­вую строфу которой и сегодня знают многие:

Двадцать второго июня, Ровно в четыре часа

Киев бомбили, нам объявили, Что началася война.

Удивительно, но эта песня не марш, и пелась она под мело­дию... вальса. Да, первая лирическая военная песня сочинена на мелодию ставшего популярным буквально накануне сентимен­тального вальса «Синий платочек» (музыка Г. Петербужского, слова Я. Галицкого). Да и незатейливый сюжет любовной пе­сенки получает свое продолжение, свое развитие в теперь уже военной, фронтовой песне:

Кончилось мирное время, Нам расставаться пора. Я уезжаю, быть обещаю Верным тебе до конца.

Песня «Двадцать второго июня...» быстро разнеслась по стране. В книге «Русский фольклор Великой Отечественной войны» (М.; Л., 1964) на основе архивных материалов отмечено, что песня «Двадцать второго июня...» была занесена в записную книжку фронтовика Н. И. Немчинова уже 29 июня 1941 года на Украине, а через месяц - 28 июля 1941 года была записана в се­ле Сегожь Ивановской области от бойца А. И. Смирнова.

Нам кажется, что столь быстрое распространение и попу­лярность песни легко объяснить. Война обостряет все чувства человека, в том числе и любовь, и нежность, и тревогу за самых близких людей.

Война продолжалась, и появлялись все новые и новые песни на мелодию известного вальса. Пожалуй, чаще всего героиня таких песен - девушка, сменившая синий платочек на петлицы бойца санитарного батальона:

И вот в бою,

Под разрывами мин и гранат

Мелькаешь ты, как птичка,

В синих петличках - Девушки скромный наряд.

Лирический герой таких песен не столько любуется девуш­кой в синих петличках, сколько словами песни пытается выра­зить свою благодарность юной героине, спасшей ему жизнь:

Кончилась схватка на сопке, Враг отступает вдали. Ты на коленях, в глубокой воронке Раны завяжешь мои...

В различных фольклорных архивах хранится бесчисленное количество фронтовых вариантов «Синего платочка», большин­ство их анонимно. Но есть и авторские тексты. Один из авто­ров - Алексей Михайлович Новиков - в то время воевал на Ле­нинградском фронте. В первую зиму к ним в часть приезжала Клавдия Ивановна Шульженко.

Алексей Новиков с другими однополчанами сооружал им­провизированные подмостки для выступления артистов в не­приспособленном к проведению концертов помещении, времен­но превращенном в казарму.

Когда начался концерт, солдаты уже знали, что будет петь Шульженко, и ждали «Синий платочек». И все же произошла неожиданность - нежная, немного манерная песенка зазвучала по-военному призывно:

За них, родных, Желанных, любимых таких, Строчит пулеметчик за синий платочек, Что был на плечах дорогих!

Этот концерт надолго запомнился солдатам. Сильное впе­чатление он произвел и на Алексея Новикова.

«А через некоторое время, когда на фронт стали приходить посылки с «Большой земли» (дело было на Ленинградском фронте) с носками и варежками, сухарями и табаком, - вспоми­нал Алексей Михайлович, - и мне вручили сверток, точнее - узелок из синей косынки. В узелке был душистый самосад.

В посылку была вложена записка примерного содержания: «Я давно уже не получаю от своего мужа с фронта писем, что с ним - не знаю. Не встречали ли вы его? Может быть, что слышали о нем... (в записке были названы фамилия и имя солдата). Если что знаете о моем муже, то сообщите по адре­су...» Адрес, конечно, сейчас забылся, но хорошо помню, что был Урал.

И посылка, и записка в ней, - продолжал Алексей Михайло­вич, - сильно растрогали меня. Под их впечатлением и под влия­нием выступления Шульженко с её фронтовым «Синим платоч­ком» (самосад-то был завернут в синюю косынку) я тогда напи­сал свой вариант песни:

Синенький скромный платочек, В нем табачок-самосад... С родного Урала Нынче прислали Эту посылочку-клад.

Порой ночной

Я закурю под сосной,

Дым самосада

В душной блокаде

Милый, далекий, родной.

 

Кончится зимняя стужа, Силой мы даль проясним. Выкурим гада

От Ленинграда, Родины честь отстоим.

И вновь весной

Под знакомой тенистой сосной

Дым самосада

Напомнит блокаду,

А с нею платочек родной.

В этом словесном оформлении мы с товарищами пели «Си­ний платочек» под гармонику или баян», - закончил Алексей Михайлович.

Так стал известен еще один небольшой эпизод из судьбы «Синего платочка», первой лирической песни военных лет.

Популярную в годы войны песенную интонацию используют и поэты, писавшие стихи, не рассчитанные на то, чтобы их пели. Сложная эпоха Великой Отечественной войны во всем ее многооб­разии не могла уложиться в рамки только лирических жанров: по­эзия тех лет сочетала глубокий лиризм с эпическим охватом собы­тий. Связь и взаимопроникновение лирического и эпического начал — специфическая особенность поэзии 1941—1945 годов. В те­чение этих четырех лет были созданы поэмы: «Василий Теркин» А.Т. Твардовского; «Киров с нами» и «Слово о 28 гвардейцах» Н.С. Тихонова; «Зоя» М.И. Алигер; «Сын» П.Г. Антокольского; «Двадцать восемь» и «Лиза Чайкина» М.А. Светлова; «Пулковский меридиан» В.М. Инбер; «Февральский дневник», «Ленинградская поэма», «Твой путь» О.Ф. Берггольц; «Россия» А.А. Прокофьева; «Сын артиллериста» К.М. Симонова; «Пропал без вести» Е.А. Дол­матовского; «Невидимка» Б. Ручьева и др.

В поэмах военных лет главенствующая роль принадлежит эпи­ческому, объективному изображению событий — героических буд­ней войны, но решающая роль была отведена лирическому голосу автора, постоянно сопутствующего героям и событиям. Личным присутствием автора проникнута поэма П.Г. Антокольского «Сын»,

повествующая о глубоко личной трагедии — гибели на фронте единственного сына. Поэме предпослано посвящение: «Памяти младшего лейтенанта Владимира Павловича Антокольского, пав­шего смертью храбрых 6 июня 1942 года». Описывая судьбу сына, поэт создал обобщенный образ целого поколения, геройски выпол­нившего свой долг перед родиной. Личное горе здесь переплавлено в народное, принесенное войной. В произведении ставятся общече­ловеческие проблемы жизни и смерти:

Я не знаю, будет ли свиданье, Знаю только, что не кончен бой. Оба мы — песчинки в мирозданье. Больше мы не встретимся с тобой...

Строфы заключительной части поэмы звучат как реквием:

Прощай, мое солнце. Прощай, моя совесть, Прощай, моя молодость, милый сыночек. Пусть этим прощаньем окончится повесть О самой глухой из глухих одиночек.

Ты в ней остаешься. Один. Отрешенный От света и воздуха. В муке последней, Никем не рассказанный. Не воскрешенный. На веки веков восемнадцатилетний...

Великая Отечественная война обострила в советских людях чувство связи с прошлым своей родины. По-новому, во всей своей масштабности предстали теперь исторические ценности, тради­ции русского народа, богатства национальной культуры. «В эту войну, — писал А.Н. Толстой, — наш взор часто обращается к ис­тории нашего народа, — события, как будто забытые за давностью лет, выплывают из тумана веков, и отсвет героической борьбы на­ших дней падает на них, и многое из того, что казалось неясным или малозначительным, становится и ясным, и значительным, и мы все еще отчетливей начинаем видеть прямой, мужественный путь русского народа к свободе, к всенародному счастью на своей суверенной земле».

Как высокий образец нравственности и призыв к подвигу воз­рождались в народной памяти великие деяния предков. «На войне нам открылась новая история. Герои прошлого перешли из учебни­ков в блиндажи», — говорил И.Г. Эренбург о подъеме историческо­го самосознания в годы Великой Отечественной войны.

Никогда еще историко-патриотическая тема не была столь ак­туальна и не занимала такого почетного места в нашей литерату­ре — от поэзии до публицистики. Перекличка с героикой прошлого сопровождалась использованием поэтических богатств фольклора. Героям Отечественной войны придавались черты народных героев-богатырей. Стремление немедленно вмешаться в духовную жизнь соотечественников побуждало искать опору в выработанных веко­вым опытом народа формах.

Авторы произведений, написанных в годы войны, широко ис­пользуют архаическую лексику; заклинания, плач, клятвы, благо­словения; обращение к предкам, символическое одушевление ма­тери-земли и родной природы. Ритмическими и выразительными средствами народного устнопоэтического творчества проникнуты почти все лирические стихотворения Д.Б. Кедрина о войне, на­пример:

Не дитятко над зыбкою Укачивает мамушка - Струится речкой шибкою Людская кровь по камушкам.

Сердца врагов не тронутся Кручиною великою, Пусть сыч с высокой звонницы Беду на них накликает.

Чтоб сделались им пыльными Пути-дороги узкие, Крестами надмогильными Березы стали русские...

(«Не дитятко над зыбкою...»)

 





©2015 www.megapredmet.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.