ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ

Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д.

Отёска стен и прирубка косяков - Когда на доме не достаёт окон и дверей, красивое высокое крыльцо ещё только в воображении, приходится подниматься с улицы в дом по трапу.

Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) - В простых моделях рынка спрос и предложение обычно полагают зависящими только от текущей цены на товар.

Историческая антропология сегодня: французский опыт и российская историографическая ситуация

Предыдущая12 3 4 5 6 7 Следующая

ИСТОРИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ

Комплексная историческая дисциплина, изучающая феномен человека во времени. Направление во французской историографии ХХ в., начало которому было положено Марком Блоком и Люсьеном Февром. Показав, что изучать надо не прошлое, а человека в нем, они тем самым совершили "коперниканскую революцию" в методологии истории.

* * *

"Можно как угодно относится к этому историографическому течению, но его необходимо знать. Я бы решился на утверждение, что современный историк, независимо от того, какими проблемами он занимается, не может не знать основной продукции "анналовцев" и не интересоваться, что за вопросы они задают источникам и с помощью каких методов получены ими те или иные результаты. Нельзя быть на уровне мировой науки, не обладая подобного рода знаниями, но незачем заниматься историей, если вы не на уровне мировой науки".

А.Я. Гуревич. Исторический синтез и школа Анналов. - М.: "Индрик", 1993. - С. 270.

"Историческая антропология представляет собой общую глобальную концепцию истории. Она объемлет все достижения новой исторической науки, объединяя изучение менталитета, материальной жизни, повседневности вокруг понятия антропология".

Жак Ле Гофф. Интервью с профессором Жаком ле Гоффом. Там же. С. 297.

"Это новая территория Истории или новый подход к исторической реальности? Темы исследований, которые можно разместить под этим названием, настолько популярны у историков, что можно задаться вопросом: а не является ли сегодня историческая антропология тем, чем была проза для господина Журдена?"

Burguiere A. Anthropologie historique // Dictionnaire des sciences historiques. - Paris : PUF, 1986. - P . 52.

Студенты об исторической антропологии
Преподаватели об исторической антропологии
Классики исторической антропологии

ИСТОРИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ И "НОВАЯ ИСТОРИЧЕСКАЯ НАУКА"

Михаил Майзульс

Люди рождаются и умирают, страдают и радуются, любят и ненавидят, мечтают и плачут, заводят семьи и растят детей, едят и спят, болеют, общаются друг с другом, сплетничают и судачат, трудятся и отдыхают - все это и есть жизнь. Никто не усомнится в этом. Однако так ли мы живем, как наши предки? Так ли любим и горюем, как, скажем, французский крестьянин XI в.? Так ли относимся к нашим детям, как феодальный барон, его современник? Так же переживаем наши невзгоды и недуги, как немецкий купец - современник Гуттенберга? Так же болеем, как он, и так же умираем? Те ли видим сны и мечтаем ли мы о том же самом? Кажется, что все эти вопросы абсурдны. Меняются государства, эпохи, цивилизации, но человек остается неизменным. Меняются его религии, взгляды, пристрастия, но сам человек, сбрасывая их как шелуху, возвышается, подобно непреступной скале, в вечно бушующем море преходящего. Его способ мыслить и чувствовать остаются неизменными. В этом залог нашей возможности понять прошлое. Но так ли это? Вот вопрос, который мы можем себе задать и ответить на который будет совсем не легко. Одна из задач исторической антропологии попытаться сделать это.

Что же такое историческая антропология и чем она занимается? Путь к пониманию сути явления очень часто скрыт в его названии. Разобьем наш термин на две составляющие. Что значит "историческая" ни для кого не будет загадкой. Что же тогда такое "антропология"? В большинстве европейских стран, как и в России, это слово чаще всего употребляют, чтобы обозначить науку о происхождении и развитии человека, изменчивости его физического типа в пространстве и во времени, образовании человеческих рас и и.д. - т.е. дисциплину, изучаемую на медицинских факультетах. С другой стороны, в англосаксонской научной традиции под "антропологией" понимается наука, в континентальной Европе носящая имя этнологии и изучающая бесписьменные, "первобытные" общества. В последнем значении это понятие, перенесенное на французскую почву мэтром структурализма Клодом Леви-Стросом, чьи исследования, в том числе "Стуктурная антропология", оказали весьма сильное влияние на пейзаж гуманитарных наук во всем мире, было использовано французскими историками для обозначения нового направления исторической науки, ставшего естественным продолжением традиций школы "Анналов" в изучении ментальностей. Как писал один из представителей этой школы Андре Бюргьер, введение термина "историческая антропология" было продиктовано стремлением историков "увязать социальную историю обществ с естественной историей, восстановить в исторических исследованиях изучение Человека во всем его единстве". (Бюргьер А. Историческая антропология и школа "Анналов" // Антропологическая история: Подходы и проблемы: Материалы российско-французского семинара. Ч. 2. М., 2000. С. С. 11.) Еще более определенно высказался известный советский и российский историк А.Я. Гуревич. По его мнению, историческая антропология - это "история, которая во многих своих подходах сближается с этнологией…и выделяет черты отличия человека другой эпохи и иной культуры от человека наших дней". (Гуревич А.Я. М. Блок и "Апология истории" // Блок М. Апология истории, или ремесло историка. М., 1986. С. 225.) Возникновение исторической антропологии как научного направления с определенным кругом вопросов и методов было одним из проявлений глобальной смены ориентиров исторического знания, получившей название "Новой исторической науки" ("La nouvelle histoire").
НА ПУТИ К ИСТОРИЧЕСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ. "АННАЛЫ": несколько вех истории.

В 1929 г. два французских историка - медиевист Марк Блок (1886 - 1944) и исследователь Ренессанса и Нового времени Люсьен Февр (1878 - 1956) - основали в Страсбурге журнал, получивший название "Анналы экономической и социальной истории" (затем с 1939 г. - "Анналы социальной истории", с 1945 г. - "Анналы. Экономика, общества, цивилизации"). Этому журналу и сформировавшейся вокруг него группе историков было суждено совершить революцию в историческом знании. Исследователи, шедшие в своих исследованиях вслед за Блоком и Февром, а позднее за их приемником Фернаном Броделем, отвергали название "школа "Анналов", предпочитая говорить скорее о духе журнала или о "новой истории" (этот термин уже в 1930 г. использовал один из ее пионеров Анри Берр). Принято говорить о трех "поколениях" школы "Анналов". Каждое из них продолжало развивать идеи предыдущего, одновременно во многом порывая с ними, отказываясь от многих важнейших для предшественников понятий и методов, чтобы сохранить и развивать те концепции, которые ранее были лишь намечены (так, понятие ментальности, предложенное Февром и Блоком, было оставлено Броделем и вновь привлекло внимание его учеников).

К первому "поколению" "Анналов" принадлежали отцы-основатели журнала. С самого начала Блок и Февр открыто заявили, что их главной целью было обновление исторической науки, выведение ее из затяжного кризиса, истоки которого основатели "Анналов" видели в несостоятельности классического позитивизма в духе XIX в. и тех форм историописания, которые были им порождены. Историческая наука утеряла способность отвечать на вопросы, которые ставило перед ней общество. Она замкнулась в университетских кабинетах и разорвала связь с живой действительностью. В эпоху необычайных достижений точных и естественных наук, история, словно младшая сестра, с завистью глядящая на старших - физику, химию, биологию, создала для себя элементарную единицу наблюдения, аналогичную атому для физики или клетке для биологии, - исторический факт. При этом большинство историков молчаливо признавало, что факт - это событие, произошедшее в общественной сфере. Такое понимание факта вело к тому, что научная история могла по определению быть лишь историей государства (т.е. его институтов), историей "крупных" событий - войн, переворотов, реформ, мирных договоров, и великих личностей - монархов, полководцев и церковных реформаторов. Она ограничивалась изучением публичного измерения жизни человека и некоторых социально значимых культурных форм - искусства, литературы, религии. Прошлое, которое историки-позитивисты модернизировали, не сомневаясь в своей способности познать его, было атомизировано, раздроблено на множество мелких фактов, не имеющих между собой никакой связи.

Пафос задач, которые ставили перед собой Блок и Февр, не исчерпывался борьбой с традиционной академической историей. Выступив против искусственного сужения ее поля и изоляции исторического знания от смежных наук (прежде всего экономики и географии), они создали смелую по своим масштабам и оригинальности программу исследований. Их мечтой было создание "тотальной истории", которая, соединив в себе изучение экономики, социальных процессов, культуры, коллективной психологии, смогла бы дать целостную, всеобъемлющую картину истории человеческих обществ, не расколотую на отдельные и не имеющие потому никакого значения факты. От истории-рассказа к истории-проблеме, от описания - к объяснению. "Синтез" - вот одно из слов, которые чаще всего повторял в своих работах Марк Блок. Знаменем журнала в эту эпоху стали экономические и социальные сюжеты (однако нельзя забывать, что социальную историю Блок и Февр понимали крайне широко); изучение истории культуры и коллективной психологии (т.е. истории ментальностей), которым было суждено стать основными темами исследований историков-антропологов, воспринимались тогда как грани более широкой социальной истории. В то же время именно Блоку и Февру принадлежат первые новаторские работы, в которых рассматривались проблемы психологических особенностей людей той или иной культуры на определенном отрезке времени, массовые представления и верования. Тогда же впервые был выдвинуто предположение об исторической изменчивости мышления и мирочувствования человека. Саму науку историю Марк Блок определял как "изучение человека во времени" и сразу же уточнял: не человек, но люди - люди, организованные в классы, общественные группы, т.е. общество.

Второе "поколение" историков, к которому надо отнести в первую очередь Фернана Броделя - ученика Люсьена Февра, возглавившего журнал после ухода учителя, Шарля Моразе, Робера Мандру и др. выдвинуло на первый план экономическую проблематику, разработка которой основывалась на серийных источниках и количественных методах (работы Мандру здесь представляются исключением). Настоящий переворот в исторической науке совершила выдвинутая Броделем концепция существования трех времен истории: быстрого событийного времени политической жизни, медленного времени экономических и социальных процессов и практически неподвижного времени большой длительности ("la longue duree"), изменения происходящие в котором не осознаются человеком. Следствием этой идеи стал отказ Броделя и его учеников признавать роль в истории отдельного индивидуума и его личной инициативы. Временному забвению была предана история ментальностей, которая вскоре, однако, вновь появилась в недрах т.н. "новой демографической истории" - дисциплины, развивавшейся на стыке природы и культуры, биологии и коллективной психологии. В 40-60-х гг. в ее изучении произошел постепенный переход от собственно демографических сюжетов, связанных с изучением движения населения в отдельных регионах, зависимости этого движения от природных ресурсов и эпидемий, к рассмотрению т.н. "субъективных" демографических факторов: восприятия смерти и возрастных этапов жизни человека (особенно детства и старости), болезней, сексуальности и т.д. Пробудившийся интерес к коллективным представлениям, системам ценностей вновь возвратил школу "Анналов" к разработанной Блоком и в особенности Февром программе исторической психологии.

Свое наиболее полное развитие эта тенденция нашла в трудах историков третьего "поколения" школы "Анналов" - Жоржа Дюби и Жака Ле Гоффа, Эманнуэля Леруа Ладюри и Андре Бюргьера, Марка Ферро и Жака Ревеля, Пьера Нора и Франсуа Фюре, Жан-Клода Шмитта и др. Благодаря их работам (при всех методических и даже методологических различиях между ними) история ментальностей - т.е. один из важнейших аспектов той тотальной истории, о которой писали Блок и Февр, - превратилась в историческую антропологию.
ИСТОРИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ.

Что же такое "историческая антропология"? Попробуем еще раз ответить на этот вопрос. Историческая антропология - это, с одной стороны, закономерное завершение эволюции понятия ментальности, предложенного основателями журнала "Анналы" Марком Блоком и Люсьеном Февром, а с другой - результат начавшегося в 60-70-х гг. плодотворного взаимодействия историков с этнологами, психологами и лингвистами (аналогичного сближению с географами и экономистами в довоенный период и в 50-е гг.). Андре Бюргьер писал, что "историческая антропология - это история привычек: физических, жестовых, пищевых, ментальных". Слово "привычка" (habitude) здесь понимается гораздо шире, чем это принято в русском языке, и сближается с такими понятиями, как "нравы", "обычаи", "традиции", которые определяют мирочувствование человека и в конечном счете его поведение. Иногда, пользуясь терминологией XVIII в., историческую антропологию характеризуют как историю повседневности или "обиходного сознания". Принципиально важно отметить, что, если для основателей "Анналов" изучение истории привычек и обычаев было лишь средством более глубокого понимания экономической и социальной истории, то для их последователей (третьего "поколения" школы "Анналов") эти сюжеты приобрели самостоятельную ценность.

Одно из главных достижений исторической антропологии и всей "новой исторической науки" - это расширение "территории историка". Впервые он обратил внимание на те сферы человеческого бытия, которые ранее считались второстепенными, не заслуживающими внимания науки или не подверженными ходу времени и потому неисторичными (характер мышления, мир чувств и эмоций, коллективные представления). На те вопросы, которые этнология ставила на материале бесписьменных традиционных обществ, исторические антропологи попытались ответить, изучая прошлое исторических цивилизаций Европы и Азии. Естественная для этнолога установка на поиск различий между изучаемой им культурой и модернизированным западным обществом, к которому он принадлежит, в применении к истории оказалась удивительно плодотворной. Она позволила отказаться от подсознательной модернизации прошлого, о которой писал Марк Блок, критикуя традиционную политическую историю. Если одним из главных наваждений позитивистской истории был поиск в прошлом истоков современных явлений (пресловутый "идол истоков"), ограничивавший взгляд исследователя только теми феноменами, аналоги которых он видел в современном ему обществе, историческая антропология ценит более всего различия. Те различия, которые помогают нам понять прошлое, а не подменить его настоящим.

В первую очередь это относится к психологии людей прошлого, их сознанию и представлениям, которые традиционная историография склонна была выносить за скобки, принимая за аксиому единство человеческой психики и ее историческую неизменность. На практике это приводило к тому, что психологию человека прошлого историк, не задумываясь, подменял своей собственной. Историческая антропология попыталась преодолеть этот замкнутый круг. Психология людей изменчива, механизмы их мышления, восприятие ими окружающего мира, их неосознанные привычки и коллективные представления - могут быть изучены в историческом срезе. Человек прошлого, за которым было признано право на уникальность, отличие от вневременного эталона "человечности", на самом деле списанного с современников исследователя, получил право на собственный голос. Каждая культура уникальна; это особый, не похожий на наш и потому трудно доступный нашему пониманию мир, а не очередной этап восхождения человечества к европейскому обществу нового времени. Отказ от теологических схем исторического процесса и упрощенного понимания прогресса - одна из характерных черт исторической антропологии.

Главным "орудием" исторической антропологии продолжает оставаться предложенное Блок и Февром понятие ментальности, в интерпретации которого между основателями "Анналов" существовали серьезные расхождения.

В концепции Февра история ментальностей охватывала "психическую жизнь во всем ее объеме от наиболее эмоциональных проявлений в области чувств до наиболее интеллектуальных форм в области религиозного и научного мышления". Задачу исторической психологии (как говорилось тогда) Февр видел в целостном изучении феномена человеческого сознания на фоне меняющегося от одной эпохи к другой соотношения между эмоциональной и интеллектуальной сферами индивидуума. Последователями этой психологической концепции ментальностей стали такие историки, как Робер Мандру, Жан Делюмо и Алэн Корбен, чьи работы иногда квалифицируют как "историю чувств" (страха, безопасности, отношения к телесности и т.д.). Другой аспект, выдвинутой Февром программы, - изучение т.н. "ментального инструментария" (границ мыслимого и немыслимого в ту или иную эпоху) был развит уже в 70-е гг. в работах Филиппа Арьеса и Мишеля Фуко.

Другое понимание ментальностей было предложено Марком Блоком, настаивавшим на невозможности отделить мир психического, мир представлений от их социальных корней и материальных ограничений, навязываемых обществом. Наряду с идеями и чувствами Блок считал необходимым принимать во внимание и потребности. Разделяя мысль Э. Дюркгейма о том, что каждому обществу необходимы обеспечивающие его устойчивость общие верования и представления, он интересовался прежде всего "наименее осмысленными и наименее выраженными формами ментальной деятельности", повседневными поступками и привычками, "через которые утверждается и обновляется социальная связь" (Бюргьер А. Историческая антропология и школа "Анналов" // Антропологическая история: Подходы и проблемы: Материалы российско-французского семинара. Ч. 2. М., 2000. С. С. 16.) (ментальность - мир неосознанного и спонтанного, но объединяющего всех членов общества, без того даже, чтобы они об этом подозревали). Среди этих недоступных сознанию или слабо осознаваемых простейших практик можно упомянуть заботу о теле и отношении к нему, организацию труда и распорядок повседневных дел, представления о времени и пространстве, которые отражают систему представлений о мире, связывающую воедино самые изысканные плоды трудов мыслителей и ученых с простейшими рассуждениями их безымянных современников. Выявление этих представлений позволяет нам увидеть, что объединяет Цезаря и последнего из его легионеров, Фому Аквинского и неграмотного итальянского крестьянина, жившего во владениях его семьи.

Полем, на котором разворачивалось изучение ментальности, для Блока было не индивидуальное сознание, а весь общественный организм в целом. Как писал один из наиболее известных последователей школы "Анналов" Андре Бюргьер, именно "эта история привычек, обычаев, всего того, что назвали бы в XVIII в. "обиходным сознанием, "сознанием привычек", это продолжение истории ментальностей в том виде, как она задумывалась М. Блоком, называется сегодня исторической антропологией". (Бюргьер А. Историческая антропология и школа "Анналов" // Антропологическая история: Подходы и проблемы: Материалы российско-французского семинара. Ч. 2. М., 2000. С. С. 16.)

Перечислить основные направления исторической антропологии или сюжеты, более всего привлекавшие исследователей, довольно трудно. Назовем лишь некоторые из них:

Отношение членов тех или иных обществ и входящих в них социальных групп к труду, собственности, богатству и бедности; Образ социального целого и оценка различных групп, классов, разрядов и сословий (т.е. представление общества о самом себе); Образ природы и ее познание, способы воздействия на нее - от технических до магических; Системы питания как культурный и социальный феномен; Оценка возрастов жизни (особенно детства и старости), восприятие смерти, болезни, телесности, отношение к женщине, роль брака и семьи, сексуальная мораль и практика, т.е. все субъективные аспекты человеческой демографии. Это направление традиционно называется "новой демографической историей"; Отношение мира земного и мира трансцендентного, восприятие роли потусторонних сил в жизни индивида; Трактовка пространства и времени; Различные уровни культуры и их взаимодействие, соотношение интеллектуальной культуры элиты с народной фольклорной культурой; Формы религиозности, присущие "верхам" и "низам"; Социальные фобии и коллективные психозы, феномен "охоты на ведьм"; Праздники и религиозные обряды; Государственная, национальная и племенная идентификация; Символика власти и восприятие политических учреждений; Человеческая личность, ее структура и самосознание и др.

Версия для печати

Ю.Л. Бессмертный

Вторая половина ХХ в. отмечена формированием ряда новых исторических дисциплин, среди которых одно из видных мест занимает историческая антропология. Ее возникновение – результат двух перекрещивающихся познавательных тенденций: растущей специализации исторического анализа и не менее оправданного поиска путей интеграции исторического знания. В связи с первой из упомянутых тенденций историческая антропология сосредотачивает внимание на неповторимом своеобразии психофизических, когнитивных и ментальных механизмов людей разных эпох, а также на столь же выраженном своеобразии того осмысления этого прошлого, которое свойственно сегодняшнему исследователю (со всеми специфическими чертами его собственного мыслительного аппарата и видения прошлого). В связи со второй из упомянутых тенденций историческая антропология решает задачу осмысления того интегрированного видения мира, которое на каждом этапе прошлого было свойственно его современникам (и в той мере, в которой оно было им доступно). При решении обеих этих задач историческая антропология формируется на основе междисциплинарного синтеза подходов и результатов ряда исторических дисциплин и ряда смежных с историей социальных наук. Ее научный язык и ее методы несут на себе печать этого синтеза. Развитие историко-антропологических исследований оказывается в этом смысле выражением веления времени. В целом, от других исторических дисциплин историческую антропологию отличает своеобразие как предмета исследования, так и используемых познавательных средств и конкретных методик.

2. Историческая антропология формировалась на базе ряда национальных школ – французской, русской, американской, немецкой, итальянской. В ХХ в. особую роль сыграла французская школа «Анналов», опыт которой оказал стимулирующее воздействие на всю мировую историографию. Этим объясняется специальное внимание к этой школе в том числе и в нашей стране. С этим связано и создание российско-французского Центра им. Марка Блока в рамках РГГУ. Это, однако, отнюдь не исключает использование наработок в области исторической антропологии собственно российских ученых Х1Х-ХХ вв., также как современных специалистов других стран.

Среди основных познавательных задач, решаемых исторической антропологией, заслуживают специального внимания (в соответствии со сказанным выше) следующие.

Во-первых, изучение представлений об окружающем мире и обществе, свойственных на каждом историческом этапе людям разных социальных классов («модели мира»), во многом определяющих поступки людей каждой группы.

Во-вторых – изучение взаимодействия этих стереотипов с индивидуальными (и групповыми) особенностями индивидов, в результате какового взаимодействия формируются повседневные поступки людей.

В-третьих – изучение психофизической и когнитивной составляющей в групповом и индивидуальном поведении отдельных людей и их социально-культурных групп на каждом из исторических этапов.

В-четвертых – изучение преобразующей роли историка-исследователя в формировании исторического знания на разных этапах его развития.

С учетом сказанного специалист по исторической антропологии должен опираться в своей работе на совокупность знаний, почерпнутых из разных отраслей исторической науки («гражданской истории», истории ментальности, новой интеллектуальной истории, исторической демографии), а также из смежных с историей социальных наук (в частности, из физической и социальной антропологии, психологии, лингвистики, филологии и др.). Одной из важнейших задач подготовки специалиста по исторической антропологии оказывается в связи со сказанным обучение практике комплексного анализа данных, почерпнутых на исследовательских полях разных научных отраслей.

Среди навыков, которыми должен обладать специалист по исторической антропологии, следует назвать (помимо общих для всех специалистов по истории) следующие:

- умение осмыслить связь поведения людей того или иного общества (и той или иной группы внутри него) с культурными традициями и с их интерпретацией в повседневной практике;
- умение осмыслить своеобразие («странность») людей разных социально-культурных групп; умение объяснить различия в понимании (или, наоборот, непонимании) друг другом представителей разных социально-культурных универсумов, в том числе при столкновении между собой разных этносов;
- умение объяснить место и роль исторической антропологии в историческом познании.
-

Приложение: Из материалов Ученого Совета РГГУ 13 января 1998 г.:

Юрий Бессмертный

Историческая антропология сегодня: французский опыт и российская историографическая ситуация

1. Российский специалист по исторической антропологии не вправе игнорировать уроки историко-антропологических исследований в мировой науке, и в первую очередь, уроки французской исторической антропологии. Именно во Франции раньше всего развернулось осмысление возможностей этого направления, его своеобразия и его места в историческом познании в целом. Анализ того, как видится сегодня самим французским историкам основные этапы, проблематика и метод исторической антропологии, можно считать одной из важных предпосылок продуктивного применения этого исследовательского подхода в российской историографии.

2. По общепризнанному во Франции мнению, апогей в развитии французской исторической антропологии (формирующейся начиная с 20-х годов нашего века), приходится на период с середины 60-х до начала 80-х годов. В это время сложились многие важные ее особенности, наиболее полно осмысленные несколько позднее - в 90-е годы, когда историческая антропология стала предметом напряженной рефлексии как в среде ее сторонников, так и среди ее открытых или скрытых противников. Обобщая результаты этих дискуссий, можно выделить несколько характерных черт данного направления, которые представляются наиболее важными современным французским специалистам по исторической антропологии.

3. Предмет исторической антропологии с их точки зрения - это изменения в восприятии людьми разных эпох окружающего мира, специфика психологических реакций в тот или иной период, своеобразие групповых поведенческих норм на каждом из этапов. Анализ этих сюжетов выступает, однако, не как самоцель, но как средство осмысления стадиальных и региональных различий в мотивации поступков, совершаемых людьми тех или иных групп, как средство для уяснения их поведенческих стратегий, их предпочтений и предубеждений. (Акцентом на этих аспектах человеческого поведения во многом объясняется и самоназвание этого направления, и роль, которую оно сыграло в «очеловечивании» исторической науки второй половины 20 века). Поскольку же подобные мотивации и предпочтения далеко не всегда были осознанными, историческая антропология должна, по мнению ее сторонников, включать в поле своего зрения и неотрефлектированные представления людей разного времени. А так как некоторые их них выступают в зашифрованной форме символов, специальное внимание считается необходимым уделять символике, ритуалам, обрядам, высвечивающим нечто подспудное и сокрытое.

4. Не менее характерно для исторической антропологии считается во Франции анализ взаимосвязанности между собой разных элементов мира воображения и соответствующих ему поведенческих стереотипов. Современные сторонники исторической антропологии связывают с этим свое приоритетное внимание к структуре человеческих представлений на каждом данном этапе истории, то есть к статическому анализу каждой социальной системы. Однако, это, по их мнению, (оспариваемому их противниками), ни в коей мере не означает недооценки диахронии, так как всякая структура в их представлении включает и парадигму своей трансформации во времени; Эта установка на системный анализ предполагает рассмотрение мира воображения в его взаимосвязи со всей общественной системой.

5. Еще одной характерной чертой антропологического подхода к прошлому французские специалисты всех ориентацией считают подчеркнутое внимание к маргинальному и отвергаемому в данной социальной структуре (например, к положению преступников, чужаков, сексуальных меньшинств и т.п.). Сторонники исторической антропологии объясняют это тем, что анализ отвергаемого в данной системе помогает понять ее самую; их противники высказывают сомнение в продуктивности исследования исключительных и нетипичных явлений.

6. Отвлекаясь от споров об исторической антропологии в современно французской науке, я считал бы необходимым подчеркнуть, что в своих лучших образцах она представляет направление интегративного анализа прошлого, отличающееся установкой на изучение представлений и мотивов человеческого поведения, взятых во взаимосвязи со всеми элементами и сторонами социальной системы. Такую историческую антропологию уместно рассматривать как «антропологически ориентированную историю», способную анализировать любые формы человеческих действий и поступков и притом в любой социальной сфере - от экономики до культуры. Важно лишь учитывать, что основополагающие принципы этой исторической антропологии предполагают приоритетное внимание к массовому, групповому, а не к конкретным индивидуальным вариантам интерпретации принятых поведенческих стереотипов.

7. Именно этот последний момент явился, на мой взгляд, одним из главных подспудных импульсов к критике во Франции 90-х годов историко-антропологических подходов и меры их продуктивности. В этой критике проявились разные, во многом противоречивые тенденции. Одна из них, связанная с нарастанием антиинтеллектуалистских настроений, предполагает более или менее осознанное предпочтение конкретных исследовательских опытов любым методологически осмысленным общим подходам (включая историко-антропологический). Другая тенденция, отправляющаяся от реальных издержек сериальной истории, оправдывает необходимость на современном этапе акцента на углубленном анализе отдельных конкретных текстов, с тем, чтобы противопоставить увлечению вневременным и повторяющимся анализ особенного, субъективного, уникального (нередко выпадающего из внимания исторической антропологии). Исходным моментом для третьей тенденции служит тот факт, что при историко-антропологическом анализе групповых стереотипов исследуются представления и поведенческие нормы, характерные для данной группы вообще, но ни для кого бы то ни было из ее членов, в частности; неудовлетворенность этим порождает сдвиг в сторону резкого укрупнения исследовательского масштаба и так называемой «микроистории», с тем, чтобы включить в поле зрения поступки и мотивы действий отдельных персонажей, их микроконфликты и взаимодействие. Результатом всех этих (и некоторых других) дискуссий вокруг исторической антропологии явилось резкое сокращение во Франции 90-х годов числа исследователей, идентифицирующих себя с этим направлением и общее падение его популярности. Все большее число историков стало отдавать предпочтение анализу конкретных - «прагматических» - ситуаций или же отдельных памятников, меньше (или вовсе не) интересуясь построением широких концепций.

8. Как следовало бы отнестись к этому изменению судеб исторической антропологии во Франции российскому историку, озабоченному обновлением нашей науки? При обсуждении этого вопроса следовало бы учесть несколько моментов.

1) Кроме тех, кто критикует историческую антропологию, во Франции сохраняются и ее приверженцы, полагающие, что на новом историографическом этапе это направление способно вобрать в себя ряд новых идей и подходов и преобразоваться в один из наиболее продуктивных способов осмысления прошлого.

2) Тенденция к пересмотру продуктивности исторической антропологии не носит в мировой историографии глобального характера: в США, Германии, Италии, Испании это направление привлекает ныне, наоборот, растущее внимание, здесь возникают новые школы и журналы историко-антропологической ориентации и признается продуктивность этого подхода. Связано это в частности с тем, что оценка продуктивности историографического контекста, в котором он оказывается в разных национальных школах.

3) Своеобразие современной российской историографической ситуации побуждает видеть в историко-антропологическом подходе одно из средств преодоления некоторых наших «больных мест». Имеется в виду традиционный взгляд на примат в историческом процессе надличностных сил (будь-то «объективные закономерности», промысел Провидения или «непреодолимая» особость российского пути), явное (или неявное) предубеждение к идеям изменчивости менталитета, недооценка (или даже игнорирование) субъективных помыслов участников исторческих процессов (включая помыслы и представления авторов исторических источников). Преодолению именно этих стереотипов могло бы помочь осмысление исследовательской практики и подходов современной французской исторической антропологии.

4) В самые последние годы все возрастающее значение приобретает также осмысление исследовательской практики других национальных школ, помимо французской. В частности, необходимо принять во внимание вклад американских специалистов по исторической антропологии. Для этих последних становится характерным смещение интересов в сторону анализа сегодняшнего восприятия прошлого, - как в профессиональной среде историков, так и в читательской среде. При таком подходе историческое знание непосредственно выступает как знание о настоящем. Это придает историко-антропологическому анализу особую актуальность.

О.М. Медушевская

ИСТОРИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ И АНТРОПОЛОГИЧЕСКИ ОРИЕНТИРОВАННАЯ ИСТОРИЯ: ОБЩНОСТЬ ИСТОЧНИКОВ ПОЗНАНИЯ В НАУКАХ О ЧЕЛОВЕКЕ.

Итоги и перспективы преподавания исторической антропологии в Российском государственном гуманитарном университете целесообразно интерпретировать в рамках широкого круга проблем развития гуманитарного знания и формирования новой образовательной модели исторического профессионализма. В центр внимания концепции гуманитарного образования в РГГУ поставлена идея широкой проблематики гуманитарных исследований, интеграции дисциплин, единства цели получения нового знания в науках о человеке при разнообразии исследовательских методологий (1). В свою очередь, для специалистов это означает обращение к проблематике общего объекта в науках о человеке при различии предметных областей, междисциплинарных подходов, поисков корректных оснований для компаративистики. Выход на уровень теории, истории науки и становления исследовательской методологии сразу оказался в центре внимания при постановке вопроса о концепции преподавания исторической антропологии в РГГУ (2). При обсуждении концепции нового направления исследований и преподавания в центре внимания оказался интернациональный опыт исторической антропологии, который при своеобразии современной российской историографической ситуации интерпретировался как одно из средств для преодоления исследовательских стереотипов (3). Велось осмысление исследовательской практики национальных школ (прежде всего французской, с ее тенденциями к пересмотру продуктивных способов переосмысления прошлого и его современного восприятия). Речь шла о том, чтобы максимально использовать и учесть результаты напряженных размышлений над проблематикой и методами исторической антропологии в среде ее сторонников и оппонентов. В то же время, очевидна необходимость осуществления концептуального синтеза этого историографического опыта и реальности российского гуманитарного знания и образования, а конкретно – концепции РГГУ как университета нового типа (4). Разнообразие подходов и направлений, возникающих в ходе междисциплинарных взаимодействий, обуславливает потребность в исследовании системообразующих общих основ научного знания. Характерен нарастающий интерес к методологии истории, эпистемологии, к тем возможностям, которые дает компаративный подход в науках о человеке. Практика исследования подтверждает актуальность обращения к проблематике методологии источниковедения. В рамках источниковедческой теоретической концепции прослеживаются перспективные возможности взаимодействия естественно-научных и гуманитарных исследований. На конкретном материале выявляется интегрирующая роль источниковедческого подхода в междисциплинарных и компаративных исследованиях. Эта ситуация актуализирует постановку вопроса о взаимодействии истории и антропологии, укорененном на общей для наук о человеке источниковедческой основе. При различии предмета и методов, гуманитарные науки располагают общей и единой фундаментальной источниковедческой основой. Разрабатывая общую концепцию исторической антропологии и антропологически ориентированной источниковедческой парадигмы, можно опираться на эту принципиальную общность. Возникает синтез трех направлений: антропологии с ее главной идеей глобального (коэкзистенциального) единства человечества; исторической науки с ее главной идеей эволюционного единства развития человечества во времени; источниковедческой концепции с ее главной идеей единства источника как продукта целенаправленной человеческой деятельности (5). Взаимодействие данных исследовательских направлений создает единое пространство теоретико-познавательных и образовательных социальных практик, подчиненных общей цели – достижению достоверности и даже точного гуманитарного знания. Данный синтез, данный взаимосвязанный подход к концепции постановки исторической антропологии в РГГУ выступает как оригинальный и перспективный проект.

Научно-педагогическая модель гуманитарного образования, разрабатываемая в РГГУ, предусматривает три уровня: философско-мировоззренческий (понимание теоретических основ получения нового знания); знание основных тенденций интернациональной историографии в области теории и методологии истории (философская, историко-методологическая, источниковедческая классика и современные проблемные дискуссии); умение и навыки применения научных методов при реализации цели – получения нового знания, и также умение и навыки представления собственного интеллектуального продукта в виде корректно выстроенного и профессионально структурированного текста. В основе концепции новой образовательной модели заложено обеспечение фундаментального гуманитарного знания. Данный подход, в свою очередь, предполагает понимание существенно общих историко-антропологических оснований и единства человеческой деятельности, творчества. В центре внимания при таком подходе оказывается фундаментальность гуманитарного профессионализма, имеющего полидисциплинарную основу и ориентированного, главным образом, на раскрытие познавательного исследовательского метода в его философско-эпистемологической, историко- источниковедческой и эвристической составляющих. Знание общих принципов информационно - источниковедческой эвристики и аналитики ориентировано и на понимание его теоретических основ, и на практическое умение довести это знание до создания реального интеллектуального продукта как социально значимого результата.

В современном профессиональном сообществе историков начинает постепенно возрождаться интерес к такой предметной области науки и преподавания, как теория и методология истории (в широком смысле, как науки о человеке). Возрождается интерес к критериям точности и надежности научно-исторического знания. Долгое время все попытки сосредоточить внимание сообщества на проблематике исследовательских методов и соответственно преподавания теории и методологии истории как университетского корпуса дисциплин, наталкивались на неприятие, питаемое наивными (и, конечно, дестабилизирующими профессионализм) представлениями о непредсказуемости и уникальности любой познавательной стратегии историка. Новое состояние сообщества характеризуется пониманием исчерпанности подобных представлений. Оно дает перспективу для формирования новых образовательных моделей профессионализма историка, в которых системообразующим компонентом становится предметная область теории и методологии исследования. В данной связи важно подчеркнуть, что в динамике ХХ-ХХI вв., наряду с транслирующей образовательной моделью исторического профессионализма сформировалась и другая модель, опирающаяся на целостную теоретическую концепцию. В ее центре – единое пространство теоретико- познавательных стратегий, социальных практик, педагогических университетских курсов, объединенных общей целью, - достижением точного (градуированного по степени точности) историко-антропологического знания (6). Ее познавательный потенциал рассматривается в ряде работ по теории и методологии истории, теории и методологии источниковедения и проявляется в результатах конкретных исследований, разработанных на ее основе (7). Целесообразно рассмотреть далее некоторые ключевые позиции данной источниковедческой теоретико-познавательной концепции и основанной на ней историко-антропологической концепции преподавания. Будучи ориентирована на изучение источников (культурных объектов, в которых человек, личность объективирует в реализованной, материальной форме свой творческий потенциал и информационный ресурс), источниковедческая парадигма теории и методологии истории приближает нас к пониманию человека. Источниковедческая парадигма ориентирована на понимание человеческого в человеке: он выражает себя тем, что именно реально и целенаправленно, творчески создает. Таким образом, обсуждение конкретного вопроса о концепции преподавания в РГГУ исторической антропологии стало возможным на метауровне: ситуация в гуманитарных науках определяет необходимость выхода за пределы предметной обособленности и предполагает рассмотрение всего объема методологических проблем на уровне эпистемологии. Источниковедческая концепция гуманитарного знания антропологически ориентирована: источник определяется как реализованный продукт целенаправленной человеческой деятельности. Человека качественно отличает от других живых систем именно его способность творить, создавать изделия, произведения, которые, будучи запечатлены в материальном образе, не исчезают, и тем самым объединяют человечество в единое культурное целое. Антропологически ориентированная концепция методологии гуманитарного познания и созданная на ее основе образовательная модель возникла в России в начале прошлого века и первый опыт ее реализации в образовании был связан с деятельностью философа и методолога, автора трудов по методологии и теории исторического познания академика А.С.Лаппо-Данилевского, соответствующий курс которого читался в СПБ университете в качестве лекционного с семинарами и другими сопутствующими учебными и внеучебными занятиями, начиная с конца 90-х гг. ХХ в. Основные параметры данной методологической парадигмы и рецепции ее идей сложились в динамике развития гуманитарного знания ХХ- начала ХХI вв. (8). Исследованы три аспекта проблемы: в какой теоретико-познавательной ситуации произошло становление данной феноменологической концепции гуманитарного знания; каковы наиболее актуальные аспекты данной концепции в ситуации современного междисциплинарного взаимодействия гуманитарных наук и становления новой модели исторического профессионализма; в чем, поэтому, состоит познавательный потенциал антропологически ориентированной источниковедческой системы методов для формирования перспектив ее использования в науке и образовании (9).

Поворот к исторической антропологии трудно объяснить вне общего контекста критической переоценки достоверности эмпирических данных, полученных методами полевой работы антропологов предшествующего периода. Обращение антропологической проблематики в глубь исторического прошлого человечества, а следовательно, к изучению источников не только расширяет возможности получения более полной информации. Оно помогает опереться на традиционный профессионализм исторического исследования, укрепить социальный статус науки.

Обратившись к анализу тенденций развития методологии наук о человеке, важно понять, какие задачи она перед собой ставит и какие пути используются для их решения. За разнообразием подходов прослеживается стремление к более строгой научности, к расширению возможностей применения компаративных подходов, воспроизводимости результатов исследования человека, общества, цивилизации. Прослеживается, далее, стремление исследовать феномен человека в его реальных взаимодействиях с природой, социальной реальностью и жизненным миром другого человека. Важно понять физические, психологические, социальные, духовные проявления человеческой личности в их цельности, взаимодействии и развитии. Именно с данной целью историческая антропология и другие современные направления гуманитарного знания осмысливают феномен интеракционального взаимодействия. В центре внимания оказываются методы интерпретации знаковых, символических по своей природе внешних проявлений феномена вербального и невербального общения. Стремясь понять организующую связь, сплачивающую человеческие группы, общества, цивилизации, гуманитарные науки в то же время испытывают огромные трудности в достижении этой исследовательской цели. Мера неопределенности, разнообразия интерпретаций знаковых проявлений языков культуры возрастает с каждым новым продвижением наук о культуре к познанию феномена человека. Возникает дилемма: либо исследуется строгими методами эмпирическая реальность объекта, но тогда исчезает возможность восприятия человеческих отношений, т.е. в итоге возникает знание хотя и строгое, но не полное. Либо – при акцентировании специфики познания в науках о культуре, - открываются возможности широких интерпретационных полей исследования, но при этом возникает «конфликт интерпретаций», т.е. ограничиваются возможности строгого знания, открытия «вечных значимостей», имеющих значение для науки и научного сообщества. Проблема синтеза в науках о культуре остается нерешенной.

Итак, либо объект (материальный образ), либо взаимодействие (знак) выступают на первый план. Либо исследователь идет «от вещей», либо «от проблем»: или изучается материальный образ объекта «как вещь», или исследователь идет «от проблем», т.е. ставя вопросы и отвечая на них, использует источник лишь как средство своего познания. В этом варианте не исключено, что «ответы» подсказаны способом мышления самого исследователя, и не очевидны для его коллег и собратьев по науке и культуре. То есть, в итоге знание становится более полным, но менее строгим.

Преодоление данного методологического противоречия возможно в рамках феноменологического подхода, ведущего познавательный процесс «от вещей и проблем». При этом познавательные возможности ученого направлены на открытие системных свойств объекта и от него - на интерпретацию свойств самой культуры. Методология такого исследовательского процесса представлена впервые в «Методологии истории» А.С.Лаппо-Данилевского. И науки о природе, и науки о культуре исходят из признания объективных свойств объекта в его материальном образе. В этом смысле источник выступает как вещь. Одновременно он рассматривается как образ и знак в системе взаимодействия субъекта автора и субъекта исследователя.

Ее постулат – представление о мире как системной целостности («Мировое целое» у А.С.Лаппо-Данилевского) (10). Каждая его часть поэтому рассматривается прежде всего с точки зрения ее связи с целым, ее системного качества. Человечество –часть мирового целого, но его особая, наделенная сознанием часть. Человечество, в свою очередь, рассматривается как целое – эволюционное (во времени) и коэкзистенциальное (в пространстве, в каждый данный момент существования). Человечество рассматривается не как некий организм в духе О.Конта, но как совокупность личностей («признание чужой одушевленности», один из главных постулатов данной философии). Познание вполне достижимо благодаря тому, что человеку присуще умение объективировать свой внутренний мир во вне, в создание произведений. Они становятся источниками для познания человека, человечества в целом, источником информации. Данная философская парадигма (Лаппо-Данилевский и, со стороны естественных наук, В.И.Вернадский) выводит источниковедческое направление гуманитаристики на изучение реализованных продуктов человеческой осознанной деятельности. И, что весьма важно, на изучение их структур, типологий, сходств и различий. Структурные свойства произведений (документов и вещей) обладают высочайшей степенью информативности не только о самих себе, но и о системе, в которой они функционируют. Эти структурные свойства изучаются архивистикой, источниковедением, другими гуманитарными дисциплинами. Далеко не случаен глубокий интерес Лаппо-Данилевского и его школы (С.Н.Валк, А.И.Андреев, А.Е.Пресняков) к архивстике: здесь структуры превалируют над индивидуальной спецификой, открывая возможности формирования строгих эффективных методик, выхода на компаративистику, а в наше время – широкого использования информационных технологий.

В основе феноменологической модели – представление о единстве научных требований, о единстве в этом смысле естественнонаучного и гуманитарного знания. Эта идея подчеркнута Э.Гуссерлем в самом названии его классической работы «Философия как строгая наука» (11). Соответствующим образом выстраивается и модель развивающего образования гуманитария. В мировом научном сообществе гуманитарных наук ХХ в. возобладала, однако, другая модель: гуманитарное знание трактуется как принципиально нестрогое знание (противопоставление наук о природе и наук о культуре по их методам). Сегодня можно сказать, что, восприняв идею истории как нестрогой науки, научное сообщество сделало шаг к тому, что оно теперь иногда называет «кризисом»,- именно так им воспринимается снижение статуса своей науки в иерархии общественных ожиданий.

Для источниковедения ключевым является определение культуры в самом широком смысле. Культура – все созданное людьми в отличие от созданного природой вне их участия. Культура включает в себя предметные, материально существующие результаты деятельности людей – орудия, сооружения, произведения искусства, короче говоря, весь предметный, вещный мир, формируемый и создаваемый людьми в процессе их целенаправленной, осмысленной деятельности. Созданное людьми имеет различное назначение, формы, бесконечно разнообразные свойства и может, разумеется, изучаться с самых различных сторон. Все созданное и создаваемое людьми – от древнейших времен до современности – может быть объектом исследования как целое. Источниковедение изучает материальные объекты, созданные людьми целенаправленно, в процессе целенаправленной деятельности, с единой точки зрения: они изучаются в данном случае как источники социальной информации, как исторические источники.

Существует очень важная зависимость, имеющая историко-антропологическое значение. Человек, создавая свое произведение, выражает в нем себя, более широко – современное ему общество, поскольку человек – существо социальное. Созданное человеком произведение, в свою очередь, может быть использовано для того, чтобы понять его создателя, получить информацию о нем.

В настоящее время очевидно, что развитие гуманитарного знания создало новую ситуацию, в которой следует рассматривать фундаментальные вопросы эпистемологии науки о человеке. В частности, оказывается неправомерным противопоставлять историческую науку как науку о прошедшей реальности другим гуманитарным наукам, непосредственно наблюдающим свой объект. Данный подход не позволяет отличить объективные трудности гуманитарного познания от тех, которые возникают при неверной постановки проблемы. В этой, - вторичной ситуации мера неопределенности вполне может быть уменьшена. Возможно определить и оптимальный подход, который обеспечивает развитие перспективных исследовательских направлений. Одним из признаков эффективности метода, о котором пойдет речь, - является то, что он открывает возможности широкого применения компаративного подхода в гуманитаристике в глобальных географических и временных рамках. Речь идет об источниковедческой парадигме методологии гуманитарного познания, основные положения которой мы рассматривали в связи со становлением феноменологического направления гуманитаристики как знания научного в начале ХХ в. Познавательная ценность данного подхода становится вполне очевидной в свете развития ряда наиболее перспективных направлений науки о человеке. Источниковедческая парадигма была в свое время выработана в условиях взаимодействия исторической науки с широким кругом философских, филологических, правовых и психологических направлений и идей, что и позволило выделить данный метод познания в особую эпистемологическую междисциплинарную сферу исследования.

Актуальны такие фундаментальные постулаты данной парадигмы, как понятие о мировом целом и человечестве как его особой, наделенной сознанием части; объектом методологии гуманитарного познания в ней выступает человечество, его эволюционное и коэкзистенциальное целое; в познании человечества определяющим является принцип признания чужой одушевленности, который раскрывает специфику отношения субъекта и объекта в гуманитарном познании.

Надо различать в гуманитарном знании ситуацию непосредственного наблюдения явлений от ситуации опосредованного изучения фиксированной информации, реально существующих источников. Поскольку изучение источников как особый тип познавательной деятельности был выделен в специальную область именно исторической науки, то этот термин и используется в данной форме («исторические источники»). Однако ситуация получения социальной информации из исторических источников не должна и не может рассматриваться как ситуация только лишь исторической науки. Наблюдать – еще не значит исследовать. Именно поэтому стремление зафиксировать момент непосредственного наблюдения характерно для культуры вообще, а для современной (получившей соответственно новые технические возможности аудиовизуальных средств, «устной истории») особенно. В процессе интеракционального взаимодействия, диалога, общения ситуация находится в движении. Более того, по существу, невозможно избежать изменения ситуации (а, следовательно, изменения объема и характера возникающей социальной информации) под воздействием самого фактора присутствия наблюдателя, даже пассивного, и тем более – наблюдателя, целенаправленно фиксирующего происходящее. Научный подход предполагает преимущественное внимание к тем фрагментам реальности, которые возникли по ходу развития событий. При этом не существует принципиального различия между изучением далекого прошлого или, напротив, современного события, происходившего за пределами непосредственного наблюдения исследователя. И, следовательно, изучение исторических источников не составляет специфику какой либо одной науки, отличающей ее в этом смысле от другой. Непосредственное наблюдение крайне ограничено во времени и пространстве, а источники существуют везде и всегда, когда речь идет о культуре, в отличие от природы (как той части мирового целого, в которой воздействие разумной целенаправленной деятельности не предполагается). Исследование источников дает потенциальные возможности получения объективно значимого знания о человеке, обществе, цивилизации и даже о природе (если природные феномены целенаправленно зафиксированы).

Развиваясь как нормативная дисциплина, источниковедение разрабатывает познавательные модели для выявления типологии культурных объектов. Произведение создается целенаправленно и осознанно. Единство цели создания формирует структуру произведения, выражает себя в ней. В определенном смысле оно есть реализованный продукт человеческой психики (как известно, таким образом определяет произведение, исторический источник Лаппо-Данилевский). Но произведение есть и явление культуры, часть системного целого, условия появления и функционирования в ней шлифуют его структуру, формируют видовые свойства, сходства и различия.

В динамике современного гуманитарного знания компаративный подход выступает как своего рода опознавательный признак, выявляющий моменты выхода на метадисциплинарный теоретико-познавательный уровень. В принципе компаративный подход устремлен к постижению системного единства человечества в его коэкзистенциальной и эволюционной целостности. От эмпирики конкретных объектов, изучаемых отдельной дисциплиной, осуществляется переход к новому качественному уровню – пониманию универсалий, интерпретации структурных свойств объектов, через которые эти универсалии дают о себе знать. Так, антропологическая общность человека создала возможность компаративных исследований глобального разнообразия условий человеческого существования и жизнедеятельности – здоровья, способов питания, спорта, структур родства и социо-культурных общностей. В свою очередь при переходе от наук о языках к науке о языке, основанной на общечеловеческой способности речи и ее понимания, сформировались компаративистские направления, охватывающие процессы эволюции человечества в глобальных рамках. Мы обозначили аналогичный процесс восхождения от эмпирики первичного объекта к пониманию общечеловеческих универсалий. В рамках исследовательских методик исторических наук, а затем все более целенаправленно структурного подхода в источниковедении – выявились типологические свойства культурных объектов – произведений человеческого творчества, исторических источников и их видовой специфики. Структурная модель, созданная на основании характерных видов источников, имеет познавательное значение, она дает возможность идентификации культурной общности, важна и для ее самоидентификации. Возможность источниковедческой компаративистики на основе видовых структур источников основана, как мы стремились показать, на общечеловеческой универсалии фундаментального характера.

Науки о человеке (более точно- о человечестве) располагают объектом, отвечающим условиям научности познания. Этот объект доступен для изучения, стабилен и суверенен (т.е. отделен от познающего субъекта). Он представляет собой целостную совокупность произведений, созданных в процессе целенаправленной человеческой деятельности и служащих источниками гуманитарного познания (в традиционной терминологии – историческими источниками). Эти произведения (изделия, «вещи») – есть исторические источники всех типов, видов, форм фиксации, они репрезентативны в материальной форме, имеют структуру, отвечающую цели их создания, и выступают в ходе их функционирования как реальное воплощение организующих связей в обществе, группе, социо-культурной общности, цивилизации. Важно подчеркнуть, что произведения, созданные людьми определенной эпохи (страны, другой общности) в момент их создания и последующего функционирования соотнесены между собою. Эта соотнесенность достаточно четко, а иногда и количественно выражена (напр., тиражом) и потому несет в себе информацию о целом, о функционировании системы. Каждое из произведений, и любая часть социальной информации, заложенная в них в условиях их создания, может быть интерпретирована с учетом этих системных связей. Проблема исторического синтеза рассматривается в данной парадигме как эпистемологическая проблема, для решения которой наука располагает объективной реальной основой. Как объекты исследования, исторические источники независимы от познающего субъекта, потому что они созданы для других целей и в другое время. В своей совокупности они отражают взаимодействие человека с природой, обществом, политическими структурами, намерения, цели, возможности, психологические мотивации, материальные, технические средства, которыми располагает человек как творец, деятель и мастер. Понятие человечества в различные исторические эпохи наполнено различным содержанием. Но оно реально, а отнюдь не существует в виде абстрактного, не имеющего материального воплощения образа. В своих изделиях (творениях) человек выражает себя адекватно своим возможностям.

Данное научно-педагогическое направление объединено единством теории, исследовательской методологии и образовательной модели историка гуманитария других специальностей. В основе теория имеет антропологически ориентированную источниковедческую парадигму, создающую возможность строгого (верифицированного) знания о человеке и обществе. Разрабатывает единые принципы методологии исследования: от эмпирики непосредственного объекта ( вспомогательные науки истории) к анализу и синтезу информационных возможностей исторического источника (методология источниковедения); и, далее – к воссозданию феномена культурной целостности (методология истории).

Теоретически и методологически целостная образовательная модель в то же время ориентирована на различные предметные области (профессионализм историка, историка-архивиста, филолога, философа, экономиста, политолога, антрополога).

Феноменология изучения культуры на основе метода источниковедческого подхода дает основу для ряда компаративных направлений в науках о человеке. Одно из них опирается на идею общности «предельного объекта – мирового целого» для естественных и гуманитарных наук. Междисциплинарные взаимодействия этих наук возможны при обращении к реальному объекту, к феномену исторического источника, который рассматривается представителями разных предметных областей для получения новой и верифицируемой информации. Исторический источник при таком комплексном изучении полнее раскрывает свой информационный потенциал, давая информацию для изучения природы, человека и общества. Например, для таких дисциплин, как историческая антропология.

Изучение типологии историко-культурных общностей (стран, этносов, социальных групп, индивидов) на основе созданных в процессе целенаправленной деятельности культурных объектов создает перспективы компаративистики в изучении структур повседневности, больших исторических длительностей.

Таким образом, рассматривая соотношение исторической науки и исторической антропологии, принципиальное значение мы придаем проблематике обращения к их основе – фиксированной информации реально существующих исторических источников. Создание источников относится к общечеловеческим универсалиям фундаментального характера (12). Совершенствование предметной области исторической антропологии как науки и университетской дисциплины в данном направлении открывает новые перспективы модернизации образовательной модели гуманитарного – исторического, историко-антропологического профессионализма.

1. Афанасьев Ю.Н. Universitas Humana. Гуманитарный университет третьего тысячелетия. М., 2000.

2. Историческая антропология. Концепция преподавания в РГГУ. М., 2001.

3. Бессмертный Ю.Л. Историческая антропология сегодня: французский опыт и российская историографическая ситуация / Там же. С. 7-10.

4. Медушевская О.М. Историческая антропология и антропологически ориентированная источниковедческая концепция: интеграция исследовательской и образовательной программы / Там же. С. 15-24.

5. Медушевская О.М. Историческая антропология как феномен гуманитарного знания: перспективы развития // Историческая антропология: место в системе социальных наук, источники и методы интерпретации. М., 1998. С. 17-26.

6. Источниковедение в России ХХ в.: научная мысль и социальная реальность // Советская историография. М., 1996. С.42-77.

7. Научно-педагогическая школа источниковедения Историко-архивного института. М., 2001.

8. См.: Источниковедческая компаративистика и историческое построение. М., 2003.

9. Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники Российской истории. М., 2000; Румянцева М.Ф. Теория истории. М., 2002; Я иду на занятия. Учебно-методический модуль по методологии истории. М., 2002.

10. Подробнее см.: Медушевская О. М. Феноменология культуры: концепция А.С.Лаппо-Данилевского в гуманитарном познании новейшего времени // Исторические записки. М., 1999. Т.2.

11. Гуссерль Э. Философия как строгая наука. Новочеркасск, 1997.

12. История в ХХI веке: историко-антропологический подход в преподавании и изучении истории человечества. М., Материалы межд. Интернет-конференции. М., 2001. С.

Предыдущая12 3 4 5 6 7 Следующая