 ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ Сила воли ведет к действию, а позитивные действия формируют позитивное отношение Как определить диапазон голоса - ваш вокал Игровые автоматы с быстрым выводом Как самому избавиться от обидчивости Противоречивые взгляды на качества, присущие мужчинам Вкуснейший "Салат из свеклы с чесноком" Натюрморт и его изобразительные возможности Применение, как принимать мумие? Мумие для волос, лица, при переломах, при кровотечении и т.д. Как научиться брать на себя ответственность Зачем нужны границы в отношениях с детьми? Световозвращающие элементы на детской одежде Как победить свой возраст? Восемь уникальных способов, которые помогут достичь долголетия Классификация ожирения по ИМТ (ВОЗ) Глава 3. Завет мужчины с женщиной
Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д.
| ВЕРА ЕВСТИГНЕЕВНА ВЫЗЫВАЕТ МАМУ
На уроках я теперь часто вскакивала и просилась выйти. Вера Евстигнеевна смотрела на меня с большим удивлением, но отпускала. Я мчалась в пионерскую комнату. Мне казалось, что если я сейчас же не добегу до неё, не открою дверь, то кто-нибудь обязательно уронит свинью на пол. — Знаешь, Люся, попроси, пожалуйста, маму обязательно зайти в школу, — сказала Вера Евстигнеевна. — Мне надо с ней поговорить. Час от часу не легче! О чём она хочет с ней говорить? Я веду себя последнее время хорошо, не болтаю на уроках, не верчусь по сторонам… А вдруг Вера Евстигнеевна расскажет маме о свинье? Вдруг поведёт в пионерскую комнату?! — Синицына, — сказала Вера Евстигнеевна, — сколько можно повторять, я ведь уже дважды вызывала тебя к доске! О чём ты думаешь?
РАЗГОВОР С МАМОЙ
— Я не понимаю, почему ты отдала свинку Люсе? Ведь это подарок? — спросила мама. — Я не насовсем. Она поиграет и отдаст. — Но она уже целую неделю не возвращает! А вдруг приедет тётя Рая, спросит, где свинка, и получится как-то неудобно, обидится ещё!.. Знаешь, попроси, пожалуйста, Люсю, чтобы она завтра же свинку вернула. — Ладно, мама. Попрошу. Завтра выставка наконец закрывается. Завтра свинья, слава богу, снова будет у меня в руках. Завтра начнётся нормальная жизнь. Скорее, скорее бы наступило это завтра! Ещё немножко, и я сойду с ума. Я думаю только о свинье. Она всюду мне мерещится. Мне нет покоя ни днём ни ночью. Ночью она снится мне во сне. Днём — наяву. Я больше не могу так жить.
ЗАЧЕМ ОН ТАК СКАЗАЛ?
Коля Лыков ходит очень довольный. Он сказал мне, что смотрит на меня теперь новыми глазами. — Ты так здорово лепишь, а никогда никому об этом и слова не сказала. Я тебя за это уважаю. Зачем он так сказал?! — А ты знаешь, Коля, — очень медленно сказала я, — это ведь неправда. Я лепить совсем не умею. — А как же ты такую замечательную свинью вылепила? — удивился Коля. — А вдруг это не я её вылепила? Вдруг она готовая была? — Таких свиней готовых не бывает! Ты, Люся, молодец! Просто молодец! — Да чего ты заладил — «молодец, молодец»! А вдруг её в магазине купили… за границей… и мне подарили? — В магазине? За границей?! — Тут Коля захохотал как сумасшедший. — Ну, Синицына, ты даёшь!.. В магазине, ха-ха-ха!.. За границей! Вот и разговаривай с ним! …Ох, ну когда же настанет ЗАВТРА!
НОВОСТЬ
Я шла в школу и думала об одном: сегодня кончатся мои мучения. Сегодня. Наконец наступило это СЕГОДНЯ. Сегодня после уроков я войду в пионерскую комнату. Положу мою копилку в мешок из-под гуталина. Принесу её домой, соскоблю с неё пластилин, вымою в ванной, буду тереть мочалкой целый час, чтобы она снова стала такая, как была, чтобы всё стало как было. Потом я поставлю её на окошко, чтобы солнце светило в её блестящие белые бока, чтобы никто не приставал ко мне больше, не поздравлял и не восхищался. Чтобы никто не говорил, какая я талантливая. Чтобы мама обрадовалась и сказала: «Вот молодец, что взяла её у Люси, ведь сегодня приедет тётя Рая!» И приедет тётя Рая, и скажет: «Ну, как там наша свинка? Не разбила ты её?» И я скажу: «Нет, не разбила». И всё будет как раньше. Как будто никогда и не было этого ужасного конкурса! Как будто я не занимала первого места! Как будто меня никто не хвалил и не поздравлял! Никто! Никогда! Никогда! Не было этого, и всё. Не было.
В раздевалке ко мне подбежал сияющий Коля: — Люся, ты ещё не слышала новость?! Тебя рекомендовали на районную выставку!
Я ПЛАЧУ…
Я посмотрела на Колю. Я ничего не сказала, только посмотрела, и всё. Портфель сам собой выскользнул из моих пальцев. Солнце било мне в глаза. Я их закрыла. — Что с тобой? — сказал Коля. — Ты разве не рада? — Р… рада… — Ты чего?! — испугался Коля. — Синицына, ты чего?! Плачешь ты, что ли? — Я? И не думаю! Я отвернулась от Коли, уткнулась носом в чьё-то пальто, обхватила его руками… и заревела в полный голос. — Да что с тобой?! Люсь, перестань! Ну пожалуйста, перестань! Ну что с тобой? Все же смотрят! Но я не могла остановиться. Я обнимала чьё-то серое пальто, потом влезла в него с головой и плакала навзрыд в его тёмной серёдке. Как хорошо, что мне не видно было ни Коли, который дёргал меня за рукав, ни двух первоклассников, которые говорили друг другу: «Гляди-ка, в третьем, а ревёт!» — ни солнца в окне, ни галош на полу… — Слушай, немедленно пойдём отсюда! — сказал Коля. — Если ты не можешь идти в класс, пойдём на улицу! Он схватил меня за руку и силой поволок на крыльцо. — Пойдём в тот скверик, — сказал Коля. — Пошли скорей, пока нас никто не видит.
…И ПРИЗНАЮСЬ ВО ВСЁМ КОЛЕ
Мы сидели в сквере на лавочке. Я всхлипывала и вытирала лицо Колиным платком. Рядом кружились и гулькали голуби. — Ну, говори, — сказал Коля. — Рассказывай, почему ты плачешь? Я набрала в лёгкие побольше воздуху. Глотнула его, как будто шла на дно. — Коля… я всех обманула… Я не лепила эту свинью. — Как не лепила?! — испугался Коля. — А кто же её лепил? — Она была готовая. Я её пластилином обмазала. — Как… обмазала? — Вот так. Взяла и обмазала. Мне хотелось первое место занять. Коля смотрел на меня во все глаза. Он был белый как мел. — Синицына, ты не шутишь? — тихо сказал он. — Не шучу. — Что же теперь делать? — Не знаю. Коля вскочил. — Что же мы тут сидим? Ведь её могут сейчас увезти на районную выставку! Синицына, что же мы сидим?! Надо её немедленно оттуда взять! Понимаешь, немедленно!.. А ну, вставай! Бежим в школу! И мы бросились в школу.
В ШКОЛЕ
В школе было тихо. В пустых коридорах слышно было, как за дверьми классов что-то гулко и неразборчиво говорили учителя, сверкали навощённые полы, портреты отличников учёбы провожали нас строгими взглядами. Задыхаясь, мы добежали до пионерской комнаты. Пионерская комната была закрыта. Коля изо всех сил затряс дверь. — Эх, закрыто!.. Что же делать? — Может, в окно влезть? — В окно? Что же, получится, что мы воры? — А в дверь? Тоже ведь воры. — Эх! — сказал Коля отчаянно. — Воры так воры! В окно так в окно! И мы помчались на улицу, в школьный двор, куда выходило окно пионерской комнаты. А выходило оно в школьный сад, рядом росли деревья, и не было, к счастью, никого, кто бы мог нас увидеть. Окно пионерской комнаты тоже оказалось закрыто, зато форточка была распахнута настежь. Не знаю, как это вышло, до сих пор я ни разу в жизни не лазила в форточку и не знала, как это делается, но только через несколько минут мы с Колей уже стояли посреди пионерской комнаты. Я держала в руках свинью, а Коля дрожащими руками пытался развязать мешок для обуви, который, как назло, не развязывался. — Ладно, плевать! — сказал Коля. — Понесём так. И вдруг в этот самый момент — мы окаменели — в дверях кто-то зазвякал ключом и голос старшей пионервожатой Тамары сердито сказал: — Опять заело, ну что ты будешь делать! Мы с Колей поглядели друг на друга, потом оба уставились на дверь, потом на форточку, но с места не сдвинулись. Похоже было, что мы оба приросли к полу. — Ну вот, наконец… Дверь распахнулась, и вошла Тамара. Вошла и тоже окаменела. Теперь в пионерской комнате стояло три каменных изваяния. Можно было подумать, что мы все трое тоже художественные произведения, но только большие, в человеческий рост. На лицах двух произведений был изображён ужас. Лицо третьего, с открытым ртом и вытаращенными глазами, выражало крайнюю степень изумления. — Гм, — наконец сказала Тамара, закрыв рот. — Синицына, Лыков, как вы сюда попали? — Да вот… зашли, — сказал Коля. — Каким образом? — В окно, — беспечно сказал Коля, только уши его пылали, как два фонаря. — Дверь-то закрыта была… — Интересно, — с подозрительным и хмурым видом сказала Тамара. — В окно, значит, зашли?.. Ну, Лыков, от тебя я этого не ожидала!.. А что вы, собственно говоря, здесь делаете? — Мы?.. Смотрим вот это художественное произведение… Вот она смотрит… Она по нему соскучилась. Я принялась вертеть в руках пластилиновую свинью, делать вид, что ужасно по ней соскучилась. Я даже, кажется, стала гладить её по спине. — Синицына, положи экспонат на место, испортишь! Сегодня мы отправляем его на районную выставку. Я подняла голову. — Тамарочка! — сказала я умоляюще. — Знаешь что, можно я её заберу? Я не хочу, чтобы её отправляли! — То есть как это заберёшь?! — Она плохая, понимаешь? — Как это плохая?! Она же у нас первое место заняла! — Ну и что? — сказал Коля. — Это ошибка была. Ты погляди только, какая она плохая! Просто смотреть тошно! Нет, надо её забрать! Суй её, Синицына, в мешок! — Как так «суй в мешок»! — возмутилась Тамара. — Синицына, а ну, отдай свинью, а то я сейчас тётю Марусю позову!.. Тётя Маруся! Тётя Маруся! Она стала одновременно звать тётю Марусю и вырывать мешок у меня из рук. Она была длинная, и пальцы у неё были цепкие, как клещи. Она вцепилась в мою свинью, но я рванула копилку к себе и кинулась к дверям. — Беги! — крикнул Коля и преградил Тамаре путь. — Отдай! — завопила Тамара. — Я директору пожалуюсь! Николай Васильевич! Николай Васильевич! Тётя Маруся! — Иду-у! — В дверях, перед самым моим носом, выросла дородная фигура тёти Маруси в синем халате. Тётя Маруся растопырила руки, и я уткнулась носом прямо в её большой нагрудный карман. — Попалась! — крикнула тётя Маруся. — А ну, говори, чего хулиганила?! И тут затрещал звонок.
КОНЕЦ ЗЕЛЁНОЙ СВИНЬИ
Нечего и говорить, что через две минуты в пионерской комнате было уже полно народу. — Они хотели экспонат похитить, а я не дала! — объясняла всем Тамара. — Представляете, они в форточку влезли, они хотели наше лучшее художественное произведение украсть! — А на вид такие смирные! — качала головой тётя Маруся. — Эх, пороть вас некому! — Да мы вовсе не украсть! — волновался Коля. — Это ведь её свинья, собственная. Что хочет, то и может с ней делать! — Её? Как бы не так! Этот экспонат первое место занял! Он уже всей школе принадлежит! Мы его на районную выставку отправляем! Мне вдруг всё надоело, и эта бестолковая Тамара, и этот шум в пионерской комнате, и эта проклятая зелёная моя мучительница… — Никуда вы её не отправите, — тихо сказала я. — Дай-ка, Тамара, мне её на минутку. Не бойся, честное слово, всего на минутку! — А ты не убежишь? — Не убегу. Если хочешь, можешь меня держать. — Тогда на, — сказала Тамара. — Но только на одну минутку! Я взяла в руки мою зелёную свинку. — Я сейчас покажу вам один маленький фокус, — сказала я. — Вот, глядите… — И я размахнулась и изо всей силы бухнула зелёную свинью об пол.
КОНЕЦ ВСЕЙ ИСТОРИИ
Мы с Колей шли из школы. Светило солнце. Прыгали в лужах воробьи. Была весна, конец последней четверти. В одной руке я тащила портфель, в другой — мешок из-под гуталина, в котором лежали два белых фарфоровых черепка, обмазанных сверху зелёным пластилином. — Завтра вся школа узнает, — говорил Коля. — Ну и пусть узнает! — Тебя дразнить будут. — Ну и пусть дразнят! Так мне и надо! — Слушай, а может быть, зря ты это сделала? Ведь никто бы не узнал ничего, а? — Нет, не зря. Сам знаешь, я сделала это не зря. — Да, — сказал Коля и повторил задумчиво: — Да, ты сделала это не зря. Я шла, размахивая мешком. Завтра вся школа будет говорить, какая я обманщица. Все, все, все, от первоклассников до директора школы, узнают об этом. Ну и пусть! Так мне и надо! А сейчас у меня на душе было легко и весело. Как будто тяжёлый груз свалился с моей души, и груз этот лежал сейчас в мешке из-под гуталина. Никогда! Никогда в жизни я не буду больше обманывать!
БАРЫШНИ ЛЮСИ
«ЧТО ЖЕ ВЫ СИДИТЕ?»
— Дети, слушайте меня внимательно! — сказала Валентина Ивановна, начальник нашего жэка. — Сегодня к шести приходите в красный уголок. У меня к вам дело есть. В шесть часов мы в полном составе явились в красный уголок. За столом, покрытым зелёной бархатной скатертью, сидела Валентина Ивановна. — Присаживайтесь, — сказала она. — Разговор будет. Мы сели на клеёнчатый диван. — Ну? — сказала Валентина Ивановна, строго на нас глядя. — Так как? Долго ещё в бирюльки играть будем, в мячики там всякие, в попрыгунчики? Вон какие дети большие стали, а толку от вас никакого! — Мы в озеленении двора участвовали, — храбро сказала Люська. — Два дерева во дворе посадили и пять кустов смородины. — И шашечный кружок организовали, — сказал Петька. — Мы теперь круглые дни в шашки играем. — То-то и оно, что играете, — сказала Валентина Ивановна. — Одни игры у вас на уме. Что двор озеленяли, это хорошо, но этого мало. Больше надо взрослым помогать! Вы уже сознательные! — Да мы с удовольствием! Скажите нам, что сделать, мы и сделаем. — Всё им говори! — воскликнула Валентина Ивановна. — Как маленькие всё равно! Никакой самостоятельности! Вы, например, задумывались, сколько в нашем дворе проживает пенсионеров? — Задумывались, — сказала Люська. — И к какому выводу пришли? — Ни к какому, — сдалась Люська. — То-то и оно, что ни к какому. А между прочим, среди этих пенсионеров есть одинокие и инвалиды. Понятно, к чему клоню? — Понятно, — сказала Люська, хотя ей, как и всем, ничего не было понятно. — Так что же вы сидите сложа руки? Люди одинокие, больные живут, помочь им некому, а вы прохлаждаетесь, баклуши бьёте, в классики скачете! Она вынула из стола какую-то бумагу: — Вот список наших пенсионеров. Возьмите над ними шефство. Помогать по хозяйству им будете, в аптеку бегать и так далее. Этим вы окажете большую помощь нашему обществу, ясно? — Ясно. Все стали по очереди подходить к столу и прикрепляться к пенсионерам. Мы с Люськой подошли последние, и тут обнаружилось, что в списке остался всего один пенсионер — Каблуков Владимир Иванович. — Вот и ладно, помогайте ему вдвоём, — сказала Валентина Ивановна. — И не откладывайте. Идите сегодня же.
«ВРЕДНЫЙ ПЕНСИОНЕР»
И мы отправились к пенсионеру Каблукову. — И так времени нету, — ворчала по дороге Люська. — То уроки, то школа, то бабушке картошку чисть, а тут ещё пенсионеры всякие!.. Когда же, спрашивается, гулять? — Интересно, что он нас заставит делать? А вдруг пол мыть? — Пол — ещё ничего. Как бы бельё стирать не заставил! Мы поднялись на третий этаж и позвонили в дверь. — Дома нету, — обрадовалась Люська. Но тут за дверью послышались шаркающие шаги, и дверь открылась. Перед нами стоял высокий худой старик в домашней вельветовой куртке, в шарфе, замотанном вокруг шеи. — Здравствуйте. Вы товарищ Каблуков? — Да… Я Каблуков, — улыбнулся старик. — А вы кто такие, барышни? — Мы из нашего двора. Нас к вам в жэке прикрепили. — В жэке прикрепили? — весело поднял брови старик. — Зачем, позвольте спросить? — Велели вам по хозяйству помогать. Густые брови старика вдруг сразу опустились, вид у него стал насупленный, даже сердитый. — Хм… — сказал старик. — Велели!.. Что значит «велели»? — Да, велели… Сказали, всем одиноким и инвалидам… Старик не дал нам договорить: — Вот что? Но я, между прочим, никого ни о чём не просил. Так и передайте в жэк. Желаю здравствовать! И не успели мы опомниться, как дверь захлопнулась перед самым нашим носом.
Минуты две мы стояли с открытыми ртами, потом Люська скорчила рожу и покрутила пальцем возле лба: — Того! С приветом! — Правда что! Не хочет, и не надо! — сказала я. — Ему же хуже! И мы пошли к Валентине Ивановне. — Валентина Ивановна, а пенсионер Каблуков нас выгнал! Он такой вредный! Мы думали, Валентина Ивановна рассердится на пенсионера Каблукова, а она рассердилась на нас. — Неужели выгнал?! — закричала она и даже всплеснула руками. — Что же вы такое сказали старику? Чем обидели? Нет, так дело не пойдёт! Завтра же отправляйтесь к нему снова и извинитесь. Да разговаривайте повежливей, пообходительней. Старики народ обидчивый. К ним подход нужен!
БУМАЖНЫЕ ЛЯГУШКИ
— Интересное кино! — сказала Люська, когда мы вышли из жэка. — Нас выгнали, и мы же ещё извиняться должны! За что извиняться-то, ты поняла? — Не-а… — А вдруг мы извиняться станем, а он нас опять выгонит? Но делать было нечего. На следующий день мы снова потащились к пенсионеру Каблукову. В этот раз мы ещё дольше ждали за дверью. Открыла нам женщина в белом халате и, ничего не говоря, повернулась и пошла в комнату. — Владимир Иванович, к вам дети какие-то, — услышали мы. — Эй, кто там? Входите! Мы робко вступили в комнату. Пенсионер Каблуков с закатанным по плечо рукавом сидел на кушетке. Врач мерила ему давление. — Опять пришли? — сказал пенсионер Каблуков. — Ну, коли так, подождите… Вид у него на этот раз был не такой сердитый, и мы приободрились и стали ждать, когда врач напишет рецепты и уйдёт. Наконец дверь за врачом захлопнулась. Пенсионер Каблуков вернулся в комнату. — Ну, упорные барышни, всё-таки решили мне помогать?.. С чего же начнём? Обои будем клеить? Полы мыть? Сапоги тачать? — Мы сапоги не умеем! — испугались мы. — Давайте лучше пол вымоем! — А чего его мыть? Он чистый, я его подметал сегодня. Мы испугались, что сейчас Каблуков опять нас выгонит, и встали. — Извините нас, пожалуйста, — сказала Люська. — За что?! — За то, что вы нас в тот раз выгнали. Нас Валентина Ивановна ругала. Велела, чтобы мы у вас прощения попросили. Пенсионер Каблуков снова поднял брови. Целую минуту он разглядывал нас, а потом сказал: — А ну, идите-ка, барышни, сюда! Садитесь, садитесь на кровать, не бойтесь! Мы осторожно присели на краешек. Брови у Каблукова были лохматые, сердитые, а глаза, наоборот, светлые-светлые, прозрачные, как вода! — А у вас давление? Вы заболели, да? — пробормотала Люська, съёживаясь под его пристальным взглядом. — Пустяки! — махнул рукой Каблуков. — А давайте мы в аптеку сбегаем? — Пустяки, — снова сказал пенсионер Каблуков. — Вы мне лучше скажите, как вас зовут? — Люси. — Вот это здорово! А ну-ка, барышни Люси, подайте-ка мне эти бумажки! Мы протянули ему рецепты. Он взял их и принялся как-то чудно складывать. Руки у него были бледные, с коричневыми пятнышками и немножечко дрожали. Мне вдруг ужасно захотелось их погладить! У моего дедушки Серёжи были такие руки. — Раз, два, три, — сказал пенсионер Каблуков, сделал ещё одно движение… и вдруг рецепты на наших глазах превратились в маленьких белых лягушек! — Квак! — улыбнулся Каблуков, и одна лягушка прыгнула на меня, а другая — на Люську! — Ой! — засмеялись мы с Люськой. — Это ваши, — сказал пенсионер Каблуков. — А теперь, милые барышни, идите домой, вас там мамы ждут не дождутся. А товарищам в жэке передайте спасибо и скажите, что старику Каблукову ничего не надо, он всем доволен.
ГВОЗДЬ С ПОЛОТЕНЦЕМ
Во дворе мы встретили братьев Кармановых. Они тащили полную авоську картошки. Рядом шагал Петька. — Куда вам столько картошки? — удивились мы. — Это не нам, — сказали братья. — Это нашей подшефной, бабушке Митрофановой. Она из картошки оладьи печёт. Эх и вкусные! — Подумаешь! — сказал Петька. — Мы с Николаевой Зоей Кузьминичной вместе суп ели! Я у неё кухню подмёл и гвоздь в ванной заколотил. Мы на гвоздь полотенце вешали. — Дело какое — гвоздь! — закричали братья. — Мы у бабушки Митрофановой ковёр с балкона вытрясли. Вот такой, огромный!.. А вы, Синица с Косицей, чего у вашего дядьки сделали? — Чего сделали, то и сделали, — нахмурилась Люська. — Много будете знать, скоро состаритесь, — сказала я. — Пошли, Люсь, некогда нам на разговоры время тратить! И мы пошли, держа в ладонях маленьких бумажных лягушек, и нам казалось, что снег под нашими ногами тихонько поквакивает. — Нет, я так не согласна, — вдруг сказала Люська. — Все помогают, а мы что, рыжие, что ли? — Да ведь он говорит, ему не надо ничего. — Как так не надо? Всем надо, а ему не надо? Чудной какой-то! — Он не чудной, — сказала я. — Не понимаешь ты. Он гордый, просить никого не любит. — Тогда надо придумать что-то, на хитрость пойти. Ведь он нам даже лекарство не разрешил купить! И тут я остановилась и хлопнула себя по лбу варежкой: — Люська, а мы и без разрешения купим! — Не дадут без рецептов… — Да вот же наши рецепты! — замахала я в воздухе лягушкой, и мы помчались в аптеку.
ДВЕРЬ НЕ ОТКРЫВАЕТСЯ
В аптеке нам сказали, что лекарство будет готово через день, в три часа. Через день, ровно в три, мы были в аптеке, а ещё через двадцать минут стояли возле двери пенсионера Каблукова. — Звони ты, — сказала Люська. — Я боюсь. — Трусиха! Я храбро нажала на кнопку звонка. Честно говоря, я и сама немного трусила. — Не открывает. Наверно, догадался, что это мы. А вдруг он снова рассердится? Может, убежать, пока не поздно? — А мы лекарство ему отдадим и убежим. Дзынь! — ещё раз звякнул звонок. За дверью была тишина. Может, он ушёл? Вдруг в аптеку? Мы позвонили ещё и ещё, но дверь не открывалась. За нею слышалось тихое бормотание радио. — Он радио слушает. Надо кулаком постучать. Мы принялись колотить в дверь кулаками. — Чего стучите? — открыла дверь соседка из другой квартиры. — Владимира Иваныча в больницу увезли. Мы ему ночью «неотложку» вызывали. Лекарство выпало из Люськиных рук. — А вы кто ему будете? — сказала соседка. — Мы?.. Никто. — Жалко. Я думала, родственники. В больницу надо съездить к старику, навестить. — Мы съездим! — затрясла головой Люська. — Мы навестим! — Обязательно съездим! А как же! Только скажите, пожалуйста, где эта больница? — Не догадалась я спросить, — сказала соседка. — Вы уж разыщите как-нибудь…
МЫ ПЕЧЁМ ПИРОГ
— Бедный Владимир Иваныч! — сказала Люська. — Если бы мы сразу лекарство принесли, он бы, может, и в больницу не попал. Э-эх! — И где мы эту больницу найдём? В Москве их знаешь сколько! — Да его, наверно, на Малую Семёновскую повезли, там больница большая, пойдём туда? — Поздно сегодня, нам уроки ещё делать. Давай завтра его навестим? И потом, в больницу обязательно надо передачу нести. Что-нибудь вкусненькое, кисель какой-нибудь, апельсины… — Где же мы их возьмём? Давай лучше Владимиру Ивановичу пирог испечём! — А ты умеешь? — Я видела, как бабушка пекла. …Через десять минут мы месили на кухне тесто. — Дрожжи есть у вас? — спросила Люська. — Нету. — Тогда надо в пирог соду положить. Я принесла из ванной коробку соды. — Дурочка, это стиральная! — А надо какую? — Питьевую. Я полезла в кухонный шкаф, вытащила оттуда небольшую розовую коробочку и высыпала её содержимое в тесто. Потом мы насыпали в тесто целый пакет сахарного песку, чтобы пирог вышел послаще, набухали туда побольше изюму и поставили пирог в духовку. Через полчаса пирог был готов. Он был круглый, как колесо, и румяный, как солнце. Из него во все стороны торчали изюминки. — Наверно, Владимиру Иванычу понравится, — сказала Люська. — Ещё бы! — сказала я. — Он, как наш пирог попробует, сразу поправится!
МЫ ИДЁМ В БОЛЬНИЦУ
На следующий день после школы мы отправились в больницу. Кроме пирога, мы несли банку клюквенного киселя, который сварила Люськина бабушка. А ещё мы взяли Урана. Владимир Иваныч сразу развеселится, когда увидит, как наш Уран служит на задних лапах! Втроём мы вошли в приёмное отделение. У окошка справочной стояла нарядная дама. — Молодцы, девочки, какие! — заулыбалась дама. — Мамочку пришли проведать? — Нет, не мамочку… — А кого же? Тётю? — Ну почему тётю? Мы дядю пришли проведать. Вернее, дедушку. — Кого?! Дама подняла брови и вдруг звонко расхохоталась: — Ну и шутницы! Ох и насмешили!.. А ну, скажите честно, кого вы хотите — братика или сестрёнку? Мы переглянулись. Должно быть, у этой дамы в голове не всё в порядке. Потом мы сунули головы в справочную: — Скажите, пожалуйста, товарищ Каблуков в какой палате лежит? — Сейчас посмотрим… Как инициалы? — В. И. — Та-а-ак… — Медсестра быстро проглядела длинный список. — Когда поступила? — Вчера… поступил. — Каблукова… Каблукова… Такой нет. А вы не спутали? Может, Каплунова Валентина Ивановна? Вот. Девочка. Здоровенькая. Пятьдесят один сантиметр. Поздравляю! Всё в порядке! Что они, сговорились, что ли?! — Да нам не девочка, нам дедушка нужен! Нормального роста! Каблуков Владимир Иванович! Медсестра на минуту застыла со списком в руках, а потом заулыбалась: — Милые вы мои! Да где же вы своего дедушку ищете? У нас роддом, тут деток рожают! — А где же нам дедушку найти? Его на «скорой помощи» вчера в больницу увезли. — Это надо в пункт неотложной помощи звонить, там скажут. Погодите, я сама позвоню… — Вот, — сказала она, когда кончила говорить по телефону. — Я тут вам всё записала. Третья Зелёная, дом сто. Отсюда на автобусе остановки три. — Большое спасибо, — сказали мы с Люськой.
У БОЛЬНИЧНЫХ ВОРОТ
Доехать до больницы оказалось делом пустячным. Через двадцать минут мы были у больничных ворот, а ещё через десять знали, что Владимир Иванович лежит во втором корпусе, на первом этаже, в пятой палате. Но вот беда, в проходной нас остановили: — Куда с собакой?! — К больному, Каблукову. — Шутите?! Кто в больницу с собакой пропустит? А ну, уходите, не стойте на пути! — И сторож повернулся и загородил нам вход своей широкой ватной спиной. — А вот и пропустят! Спорим? Люська показала язык ватной спине сторожа, и мы побежали вдоль забора к другому входу. — Давай завернём Урана в пальто! Скажем, апельсины несём дедушке! Я сняла пальто, мы завернули в него Урана и понесли. — Чего это вы несёте? — подозрительно спросила сторожиха. — Апельсины. — Куда так много? — А наш дедушка, кроме апельсинов, ничего не ест, — сказали мы, пятясь задом, потому что Уран вытащил из-под пальто хвост и махал им в воздухе. Но тут мы нечаянно зацепили Ураном за дверь. Уран громко взвизгнул… и мы снова оказались на улице.
ЛЕЗЕМ ЧЕРЕЗ ЗАБОР
— Не огорчайся, Люська, — сказала я. — Ещё не всё потеряно. Можно и через забор перемахнуть. Вдоль каменного больничного забора росли густые ветвистые деревья. Запросто перелезем! Нас и не увидит никто! Но Уран не хотел лезть через забор. — Тогда перепрыгни, — уговаривала его Люська. — Разбегись посильнее и р-раз! Но вредный Уран и перепрыгивать не хотел! Пятился от забора и поджимал хвост. Пришлось мне подставлять спину. Люська влезла мне на плечи и, кряхтя, втащила на забор Урана. Потом поставила наверх банку с киселём, влезла сама и протянула мне руку. — Давай… Я схватила Люську за руку и стала вскарабкиваться на забор. — Ой, сейчас упаду! — запищала Люська, взмахнула рукой и толкнула Урана. Бедный Уран не удержался и вместе с банкой киселя рухнул по ту сторону забора. — Что я наделала! — испугалась Люська. — Уран, Уранчик, где ты? Кусты под забором не ответили. — Разбился! — прошептала Люська. Оцепенев от ужаса, мы поглядели друг на друга. И вдруг какие-то странные звуки донеслись до нас из кустов. Как будто кто-то шлёпал босыми ногами по луже! Мы быстро спустились на землю. В кустах лежал Уран и, чавкая, лизал из лужи розовый кисель. Второй корпус был направо от входа. Мы узнали у прогуливающихся рядом больных, куда выходит окно пятой палаты, и привязали Урана к рябине, которая росла под окном. Очень удобно! Владимир Иванович выглянет и сразу увидит Урана. Мы крикнем в форточку: «Уран, служи!», и Уран будет служить. — Сиди тихо, — сказала Люська. Мы вошли в больничный коридор. — Нам налево, — сказала Люська. — Иди ты первая. Я что-то волнуюсь. — И я волнуюсь. У меня даже шея вспотела. — Вам, дочки, в какую палату? — спросила нянечка в белом халате. — В пятую, к больному Каблукову… — Владимиру Иванычу? Пойду скажу ему. Нянечка вошла в белую дверь и громко сказала: — Владимир Иваныч, к тебе внучки пришли! — Это ошибка, Фёкла Матвеевна, — услышали мы тихий голос. — Это не ко мне. Тогда мы открыли дверь и вошли.
В ПЯТОЙ ПАЛАТЕ
У окна, вытянув руки поверх жёлтого одеяла, лежал Владимир Иванович. Он был бледный. Густые косматые брови сильно выделялись на его лице, глаза смотрели как будто издалека. — Здравствуйте, Владимир Иванович, — сказали мы. Владимир Иванович не пошевельнулся, только посмотрел на нас, как бы с трудом что-то припоминая. Потом одна бровь у него слегка дрогнула и поползла вверх. — А-а… барышни Люси… вот не ожидал, — сказал он тихо. — Опять вас из жэка прислали? — Нет, Владимир Иванович, мы сами пришли. Пирог вам принесли. Знаете, какой вкусный! Мы вытащили из сумки пирог и положили на тумбочку. — Ох и красавец! — восхитился больной в халате, который сидел на соседней койке. — Прямо герой! Мамка пекла или сами? — Сами… Владимир Иванович поднял брови и доглядел на пирог: — Неужели сами?! — Пойду чаю принесу, — сказала нянечка. — Ты, Владимир Иваныч, чаю с пирогом попьёшь. Заботливые у тебя внучки, хорошие. А говорил — не к тебе! Владимир Иванович поглядел на нас светлыми прозрачными глазами. — Не ожидал, — сказал он. — Спасибо вам, барышни Люси. И тут вернулась нянечка и налила всем чаю. Она вынула из кармана перочинный ножик и хотела нарезать пирог, но пирог почему-то не резался. — Возьми мой нож, Фёкла Матвеевна, — сказал больной в халате. — У тебя, видно, затупился. Нянечка попыталась нарезать пирог другим ножом, и опять у неё не вышло. Что-то случилось с пирогом. Он был твёрдый, как доска! — Упорный пирог, — сказал Владимир Иванович. — Весь в хозяек! Он оживился. Щёки у него слегка порозовели. — Владимир Иванович, честное слово, он вчера мягкий был! Мы его трогали! — Может, замёрз по дороге? — улыбнулся Владимир Иванович. — Пустяки, не огорчайтесь, мы его живо в чае разогреем! Нянечка с трудом наломала пирог на куски и окунула один кусок в чай. — Милые мои, да куда же вы столько соды набухали! — сморщилась она. — Пустяки! — сказал Владимир Иванович. — Сода не соль. Да что вы, Фёкла Матвеевна, замечательный пирог! Давно я таких вкусных пирогов не едал! — А вот мы ещё и вареньицем побалуемся, — сказал больной в халате. — Вишнёвое варенье… Ешьте на здоровье! За окном жалобно завыл Уран. Бедный, мы совсем про него забыли! — Откуда собака взялась? — переполошилась нянечка. — Кыш! Кыш! Больных перепугаешь! — Фёкла Матвеевна, не прогоняйте его! Это наш Уран! Мы его привели, чтобы он Владимиру Ивановичу служил! Я взяла с тарелки кусок пирога и крикнула в форточку: — Уран, служи! Служи! Уран вскочил на задние лапы и высунул язык. Потом схватил лапами пирог и стал грызть его, как кость. Владимир Иванович, приподнявшись на локте, глядел в окно и тихо смеялся. — Владимир Иваныч, нельзя тебе подыматься! — испугалась нянечка. — Доктор Евгений Борисыч заругается! — Не волнуйтесь, Фёкла Матвеевна, — сказал Владимир Иванович. — Мне сегодня лучше. — Как же, «лучше»! Вспомни, что вчера было! — А сегодня лучше! Вот честное пионерское! — сказал Владимир Иваныч и подмигнул нам с Люськой. — Ещё бы! — сказал больной в халате. — С такими внучками не поболеешь! Не дадут! — Не дадут! — сказал Владимир Иванович и хитро засмеялся.
|
