ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ

Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д.

Отёска стен и прирубка косяков - Когда на доме не достаёт окон и дверей, красивое высокое крыльцо ещё только в воображении, приходится подниматься с улицы в дом по трапу.

Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) - В простых моделях рынка спрос и предложение обычно полагают зависящими только от текущей цены на товар.

Формирование полиинтерпретационной квантовой парадигмы

1 234

Сегодня, по истечении более чем семи десятилетий после формулировки и всеобщего признания копенгагенской версии квантовой механики, можно задать важный исторический и социологический вопрос о том, как стандартная (копенгагенская) теория установила свою гегемонию. Вообще говоря, спектр вопросов может быть значительно расширен. Ждут своего ответа, например, также следующие вопросы: как и почему вероятностные аргументы стали основными в КМ? Как и почему различные точки зрения вводились и получали аргументацию? Почему на вид они были так эффективны и убедительны? Беллер считает, что попытки найти ответ на эти вопросы приводит нас к необходимости тщательного анализа идеи неизбежности акаузальности, о чем говорили, в частности, Бор и Гейзенберг[16].

И сегодня, спустя 100 лет после появления идеи кванта сохраняется необходимость анализа оснований этой теории, дальнейшего осмысления выводов из мысленных экспериментов, которые легли в ее основу. Для решения проблем существования полиинтерпретационного квантового феномена необходимо не раз возвращаться к анализу оснований КТ и к первым дням ее создания, поскольку можно выдвинуть предположение, что именно они являются источником тех фундаментальных оснований (предпосылок), которые привели к ситуации ПИКП.

Важнейшим фактором, позволяющим понять саму возможность появления ПИКП, является то, что формализм квантовой механики не идентичен копенгагенской интерпретации и не нуждается в ее включении[17]. Отсюда следует возможность альтернативы, наблюдательно эквивалентной теории, основанной на этом формализме. Эта возможность была доказана большинством уже появившихся альтернативных и обобщающих интерпретаций. В некотором смысле, например, работа Д.Бома 1952 года может рассматриваться в этой связи как упражнение в логике: он предоставил доказательство того, что копенгагенская догма не была единственной логической возможностью, совместимой с фактами. Бом воспринял формализм квантовой механики и показал, что некоторое другое теоретико-концептуальное построение не противоречит КТ. В принципе, реализацию такой возможности можно рассматривать в качестве одной из задач интерпретации. В то же время, полиинтерпретационный характер фактического существования КМ, по существу, опровергает веру Бора в «замкнутость, окончательность, неизбежность и невозможность альтернатив»[18]. Кроме того, Бор «искренне верил, что его анализ КТ является единственно возможным». Означает ли это, что уже само существование ПИКП опровергает возможность создания единственной трактовки в КТ?

Характерной особенностью становления КМ, которая послужила предпосылкой формирования ПИКП, было и то, что уже само формирование основ КМ сопровождалось параллельной формулировкой сразу нескольких подходов, которые, в принципе могли лечь в основу этой теории. В частности, практически одновременно с вероятностной трактовкой шли работы по созданию детерминистической версии. Вообще говоря, в самый первый период формирования основ КМ, наряду с вероятностным (индетерминистическим) подходом копенгагенской школы и причинно-реалистическим альтернативным подходом Эйнштейна и ряда других физиков, можно отдельно выделить в качестве интерпретации особого рода концепцию волны-пилота де Бройля в связи со специфическим статусом самой идеи волны-пилота. Причем попытки Л. де Бройля раскрыть детерминистическое содержание квантовых закономерностей относятся еще к периоду с 1924 по 1927 гг. Напомним, что Гейзенберг сформулировал матричную механику в 1925 г, а Шредингер создал волновую механику в 1926 г. Таким образом, многовариантная интерпретативность КМ проявилась практически сразу же, что естественным образом ставит вопрос о том, является ли этот факт физической многозначности ее неотъемлемой природой или вызван какими-то другими обстоятельствами.

Многие из аргументов, которые были приняты в качестве решающих в более раннем периоде, сегодня нередко рассматриваются в качестве внешних или, по крайней мере, далеких от того, чтобы быть логически неотразимыми. К подобной аргументации относятся, в частности, формулировки некоторых собственных позиций Гейзенбергом, Бором и Борном относительно невозможности причинной и образно представимой квантовой теории на пространственно-временном фоне, которые вскоре превратились в неразрушимую догму. Это и «опровержение» Паули де бройлевской модели волны-пилота; и фон неймановское «доказательство» невозможности скрытых переменных в квантовой механике; и эйнштейновская убежденность в том, что введение нелокальности в квантовую механику может сделать невозможной науку в том виде, как мы ее знаем и привести к явному конфликту между квантовой нелокальностью и относительностью[19]. Основанием для такого критического отношения к точкам зрения основателей послужили в первую очередь работы Д.Бома, а также многочисленные результаты последних исследований.

Заслуживает особого внимания непоследовательность и неоднозначность процедуры отказа создателей КМ от причинности. Первая достаточно определенная позиция Гейзенберга против каузальности появилась в статье 1927 г. В ней Гейзенберг, в ответ на упреки Шредингера в неинтуитивности матричной механики, восстановил обычное пространство-время и вернулся к наглядности (визуализации) частиц в пространственно-статистических терминах. В первоначальной форме матричной теории элементы матрицы понимались исключительно в электромагнитной форме и связывались с частотой, интенсивностями и поляризациями испущенного атомом излучения. «Никто не помышлял делать какие-либо индетерминистические выводы из факта, что матричные элементы представляли вероятности перехода»[20]. Многие теоретики, включая Борна и Йордана, не исключали, что это могло быть временной слабостью теории – позиция близкая эйнштейновской. В ноябре 1925 г Паули декларирует в письме к Бору, что удовлетворительная физическая теория не должна содержать вероятностных понятий в своих фундаментальных предположениях. В начале 1927 г, как раз перед появлением статьи о неопределенности, Йордан доказывал, что пока КТ нередуцируема к теории независимых элементарных вероятностей, нельзя выносить вердикт по проблеме детерминизма. Не удивительно, что и М.Борн в первое время не был убежден в том, что его статистическая интерпретация волновой функции имела какое-либо далеко идущее философское объяснение. Многие теоретики, включая Гейзенберга, вначале также не выражали веры в априорный статус прерывности квантовых процессов и квантового постулата Бора. Более того, Гейзенберг вначале даже радовался, что его матричная теория не постулирует дискретные энергетические уровни догматически: их существование вытекало из математического формализма. Гейзенберг, Йордан и Борн описывали это как «значительное преимущество» новой матричной механики по сравнению со старой КТ[21].

Двусмысленность и противоречивость («несогласованность» – inconsistensy) понятия неконтролируемого воздействия измерения на явление, по-видимому, также лежат в основе желания исследователей выйти за рамки противоречивости, а, следовательно, ведут к поискам новой интерпретации. «Понятие возмущения является несогласованным, поскольку предполагает существование объективно точных значений, которые изменяются при измерении в противоположность желаемому выводу об их индетерминизме»[22]. Следовательно, в качестве еще одной особенности формирования ПИКП следует считать неоднозначность понятий и некоторых представлений, которая имела место в первую очередь у основателей КМ.

Важным моментом, повлиявшим на формирование полиинтерпретационной парадигмы (ПИ-парадигмы), явилось стремление сторонников копенгагенской интерпретации решать задачи в первую очередь локального контекста. Так, согласно М.Беллер, «сторонники копенгагенской интерпретации и коллективно и индивидуально не имеют согласованной точки зрения (позиции) по проблеме реализма-антиреализма, и используют различные, часто противоречивые аргументы, зависящие от локального контекста»[23].

Возможно, еще одной причиной возникновения многообразия интерпретаций является частая смена (вплоть до радикальной реверсивности) взглядов основателей стандартной КМ, прежде всего Бора и Гейзенберга, что породило определенные сомнения у ряда последователей[24]. И действительно Бор еще в 1937 году сомневался в окончательности и универсальности вводимых ими положений. Подобное сомнение М. Беллер, например, видит в следующих его словах, касающихся возможного «непонимания принципа неопределенности, если пытаться выражать его утверждениями типа «положение и импульс не могут быть измерены одновременно с произвольной точностью» …такая формулировка не исключает возможность будущей теории, которая будет рассматривать оба свойства»[25].

С одной стороны, сомнение – это обычный спутник любого процесса познания, особенно фундаментального. Поэтому усугублять его негативную сторону особого смысла не имеет. И даже звучащий максималистски принцип Р.Декарта: «Подвергай все сомнению!» разумнее понимать методологически существенно мягче, как императив более тщательного анализа всех элементов проблемы и нацеленности на постоянный поиск более глубокого содержания, чем как пессимистически-нигилистическую руководящую установку в исследованиях.

Одним из факторов, способствующих поиску новых трактовок, явилось по словам Д.Бома то, что «… обычная интерпретация заставляет нас отказаться от возможности хотя бы мысленно представить себе факторы, определяющие поведение индивидуальной системы в квантовой области, причем удовлетворительного доказательства необходимости такого отказа не существует»[26]. Одним из ярких и жестких утверждений подобного рода можно рассматривать слова Гейзенберга: «Идея объективного реального мира, чьи самые маленькие части существуют объективно в том же самом смысле как камни или деревья, независимо от того, наблюдаем мы их или нет... является невозможной». (Гейзенберг 1958,129)

Вероятно, одной из причин, определивших формирование ПИ-парадигмы, является также метод угадывания (назовем его гессинг-метод[27]), активно применявшийся Бором при создании старой КТ, В.Гейзенбергом при формировании матричной механики и т.д. Этот метод можно также назвать интуиционистским (интуитивным). Так, А.Мессиа считает, что «центральная проблема старой КТ – определение «правил квантования» – решается, по существу, на основе интуиции»[28]. Учитывая ту особую роль, которую играли основатели КМ в развитии «стандартного (копенгагенского) квантового мировоззрения», можно с большой долей уверенности утверждать, что гессинг-метод был одним из краеугольных камней квантовой методологии. Поскольку само «угадывание результата» представляет собой сугубо некаузальную интеллектуальную операцию, то с некоторым правдоподобным основанием можно утверждать, что данный основной руководящий метод в определенной мере также послужил основанием для формирования гносеологии индетерминизма, а затем и к индетерминистической онтологии.

На наш взгляд в основе ПИКП лежит одна очень серьезная особенность и одновременно тенденция современного познания. Это – принципиальная опосредованность физического познания. В качестве усиливающейся тенденции она, по-видимому, берет свое начало (с точки зрения всё большей ее значимости в теоретических и экспериментальных исследованиях) буквально с первых лет ХХ столетия, когда стали формироваться две самые революционные и самые абстрактные для того времени физические теории. Во второй половине прошедшего века эта тенденция, по-видимому, стала доминирующей в фундаментальной физике.

В то же время «цепочки» опосредования между наблюдателем (исследователем) и непосредственно объектом исследования стали уже сейчас настолько «длины», что очень остро стоит вопрос о том, что же на самом деле мы наблюдаем? А еще острее вопрос стоит о том, что же на самом деле описывает большинство действительно выдающихся достижений человеческой теоретической мысли? Насколько реальны минивселенные и содержащая их Метавселенная инфляционных моделей?[29] Насколько объективны в своем существовании тахионы, скварки и слептоны, инфлатоны, аксионы, монополи? Насколько соответствуют реальности мысленные эксперименты, скажем, по моделированию падения наблюдателя в черную дыру и пересечения им гравитационного радиуса? Соответствует ли хоть какой-то реальности представления об отонах[30] или о начале Вселенной из сингулярной точки (пусть даже с планковскими значениями основных величин) или вообще из «ничто»[31]?

Последние годы осмысления квантовой механики поставили остроту этих вопросов и в другую плоскость: все больше появляется работ, в которых с разных позиций развиваются идеи, высказывавшиеся еще основателями КМ о том, что в физических процессах роль наблюдателя не только проявляется активным образом, но и сами эти процессы, сами объекты исследования в буквальном смысле создаются наблюдателем, а в более сильной форме - даже его сознанием. Ряд исследователей не исключают точку зрения о том, что сознание наблюдателя может само выбирать один из совокупности одновременно (параллельно) существующих миров, в котором будет существовать результат эксперимента. Какую роль может играть в фундаментальной физике экзистенция наблюдателя с точки зрения экзистенционального постулата о нерасчлененности, целостности пары субъект-объект? Ведь квантовая механика несепарабельна, а в некоторых её интерпретациях волновая функция кроме самих квантованных частиц и полей описывает также не только человека, но и всю Вселенную. Возможно ли квантово-механическими средствами описать подобные уровни бытия вплоть до холистического? Как связана несепарабельность, квантовая холистичность, наконец, сам интедерминистистический подход с требованием однозначности научных результатов?

Социальные факторы

Последние исследования открывают много нового относительно того, как создавалась КМ, в каких условиях это происходило, какие особенности имели место. В ряде работ предлагается расставить новые акценты при рассмотрении роли социальных и психологических факторов при создании квантовой механики. Вначале рассмотрим возможную роль некоторых социальных факторов.

Дж.Кашинг считает, что причины, по которым такие ключевые фигуры, как Бор, Гейзенберг, Паули, Борн нашли более притягательной очень специфическую и довольно частную формулировку квантовой теории[32], сами по себе, по-видимому, еще не объясняют ее доминирующее влияние в научном сообществе. «Для этого мы должны рассмотреть более широкие социальные факторы»[33]. Тридцать лет назад П.Форман писал о том, что акаузальность была принята немецкими «квантовыми физиками» в веймарскую эпоху, как реакция на враждебное интеллектуальное и культурологическое окружение, которое существовало в Германии в период поиска адекватной формулировки современной теории квантовой механики[34]. Можно ли попытаться указать причинную связь между социально-интеллектуальной обстановкой и содержательным развитием науки, в частности, квантовой механики. Общая идея аргументации П.Формана состоит в следующем: причинность для физиков в начале XX столетия «означала полную законность (lawfulness) Природы, детерминизм (т.е. причинную связь события-за-событием)[35]». Такая законность представлялась ученым абсолютно необходимой, существенной для последовательного развития науки. Научный подход также рассматривался, как существенно рациональный. Но в результате последствий поражения Германии в Первой Мировой войне науку стали считать ответственной за жалкое состояние общества, причем не только из-за своей неспособности решать возлагаемые на нее проблемы, но в большей степени даже из-за своего общего настроя. Следствием этого стало усиление реакции против рационализма, стало расти стремление к романтике, «иррационалистскому идеалу»[36].

Отметим также следующие моменты, которые на наш взгляд отражают дополнительные особенности социальных, культурных и психологических факторов. Нельзя не согласиться с тем, что новая квантовая механика была в основном существенно «немецким созданием». Существовало три характеристики, которые лежали в основании тенденции изменения в культурной и научной атмосфере Германии. Ими были акаузуальность, интуитивность (или воображаемость) и индивидуальность. Предполагается, что квантовая теория и была создана, чтобы максимально полно раскрыть и реализовать содержание этих понятий. Они были положены в основу всей методологии при создании новой квантовой механики. Подобная методология оказалась чрезвычайно эффективной и новые идеи квантовой механики, которые отвергали причинность достаточно легко и быстро были восприняты, хотя, как подчеркивает Дж.Кашинг, квантовую механику «можно было бы рассматривать вслед за Эйнштейном просто как статистическую теорию»[37]. Но Эйнштейн тоже был немцем и, тем не менее, следовал в противоположном направлении по отношению к тенденциям в германском социуме. Причем и он был не одинок в этом интеллектуальном движении. С одной стороны этот факт можно рассматривать в качестве критики рассмотренного выше утверждения о существовании тенденции в германских научных и культурных кругах в плане ориентированности на акаузальность, интуитивность и индивидиализм. С другой стороны «группу Эйнштейна» можно рассматривать (и нередко рассматривают) и как реакционеров по отношению к революционным идеям индетерминистической интерпретации, и как оппозицию против фундаментализации феноменологии.

Существенную роль сыграли социальные факторы и в отношении альтернативной интерпретации квантовой теории – бомовской механики. Более того, эти факторы даже имели выраженный политический и идеологический характер. Известно, что Бом симпатизировал компартии и считался коммунистом[38]. Это обстоятельство сыграло негативную роль в судьбе его теории. «Отчасти из-за идеологической борьбы, в которую были вовлечены ученые внутри Советского Союза и отчасти потому, что преследование Бома сенатором Джозефом МакКарти, объявившего крестовый поход против неамериканских активистов, в начале 50-х годов марксизм и коммунизм стали ассоциироваться с бомовской интерпретацией и это в определенной степени не способствовало объективной проверке этой теории»[39]. Трудно сказать, было бы лучше для науки, да и для самого Д.Бома, если бы он принял советского подданство и продолжил свои исследования в Советском Союзе.

Психологические факторы

Несомненно, что определенную роль в формировании особой социальной психологии, в создании атмосферы небывалого подъема творчества, и что особенно примечательно – творчества открытий, сыграла уникальная для истории физики, а возможно, и всей науки ситуация в начале ХХ столетия: гениальные идеи и открытия чередой сменяли друг друга. Кроме того, уникальность той ситуации заключается в поразительно быстрой смене двух мировоззренческих революций в физике: теорию относительности сменила квантовая парадигма[40].

Особые условия порождали особые отношения между людьми. Верно также и обратное. Другим фактором, оказавшим существенное влияние на процесс формирования квантовой теории, являются психологические особенности, цели и приоритеты самих исследователей. Так, в условиях революционных изменений в физике начала ХХ столетия особую специфику приобрели понятия авторитета и авторитарности. По мнению М.Беллер, решающим ингредиентом при проведении социального анализа для выяснения причины формирования гегемонии копенгагенского направления в квантовой физике является природа авторитета Бора[41]. Вообще говоря, вопрос о природе научного авторитета ученого, его роли в взаимоотношениях между исследователями, особенно в разгар формирования одной из фундаментальных теорий, его социальное воздействие и психологическое влияние сегодня чрезвычайно актуален. Личностные особенности лидеров и руководителей современной науки могут как ускорять, так и замедлять процесс исследований, продуктивно или нет ориентировать и направлять этот процесс, усиливать или ослаблять эвристическую компоненту научной деятельности, определять атмосферу творчества. В современной науке этот вопрос приобретает особую специфику в связи с объективно растущим коллективным характером научного поиска.

Вообще говоря, понятие авторитарности в большей степени свойственно политике, однако, например, М.Беллер в своих исследованиях показывает, что и в науке авторитетность может находиться на грани авторитарности и даже переходить в последнюю, что редко бывает позитивно для самой науки. В частности, стало выясняться, что «неопубликованная корреспонденция Бора показала существование довлеющей вины, испытываемой теми физиками, которые отважились бросить вызов Бору. «Многие не могли преодолеть психологический барьер даже до начала критики их Бором»[42]. Неоднозначность фигуры Бора подтверждает еще один факт из биографии Х.Эверетта. По рекомендации своего учителя Дж.Уилера Эверетт посетил Копенгаген, где встречался с Бором и рассказывал ему о своей теории. «75-летний патриарх был не склонен вникать ни в какие теории-выскочки[43] и, похоже, так и не дал Э. высказаться – встреча оставила у Э. не просто самые мрачные воспоминания, а скорее нежелание вообще ее вспоминать»[44]. Возможно такое отношение великого Бора также оказало влияние на сложную судьбу Эверетта как физика.

Принято считать, что Бор был человеком с мягкими интеллигентными чертами характера[45]. Авторитет Бора был так высок, что многие физики, среди которых были Паули и Йордан, обращались к Бору со словами «Отец»[46]. Он стал одним из символов великого исследователя. Но означает ли это, что дальше нельзя выяснять истинное положение дел? Что важнее: боязнь повредить авторитету науки, пошатнуть доселе незыблемый имидж одного из гениев науки или поиск истины? Правы ли М.Беллер, Дж.Кашинг и другие, выясняя и придавая огласке острые нюансы биографии кумиров? Пойдет ли это на пользу науки и самим ученым или лучше оставить традиции незыблемыми? С нашей точки зрения все эти вопросы чрезвычайно важны как для самой науки, так и для ее субъектов – ученых. Сама сущность науки состоит в выяснении истины, истинного положения вещей. Поэтому любое отклонение от этого пути будет, по большому счету, идти во вред самой науке. Однако здесь существует нюансы принципиального порядка.

На наш взгляд критический анализ трудов основоположников фундаментальных теорий является важным моментом в поисках путей формирования новой фундаментальной теории, и если этот анализ выполнен достаточно корректно, а не путем «беспощадного ниспровержения», то он может сыграть позитивную роль в поисках оснований новой теории. Одной из активных критиков стандартной (копенгагенской) интерпретации квантовой механики является Мара Беллер. На наш взгляд ее критика достаточно аргументирована, но находится «на грани фола».

К сожалению, известны случаи, когда вполне естественная критика в научной среде велась не совсем корректными методами. Спектр такой «некорректности», к сожалению, довольно широк: от недоброжелательности и чрезмерно жесткой по форме и тональности критики и формулировок до крайних форм политической дискредитации и гонений[47]. Нет сомнения, что у всех этих проявлений антинаучной коммуникабельности существуют свои причины, но задача состоит в поддержании высокой культуры и интеллигентности современной науки. Объективность и корректность – два столпа научного бытия.

На наш взгляд с этих позиций следует рассматривать и те новые данные о Боре, которые, в частности, приводит М.Беллер[48]. При условии, что эта информация верна, а также из содержания писем можно сделать два заключения: 1) либо, авторитет Бора граничил с авторитарностью; 2) либо авторитет Бора был настолько высок и он был такой природы, что, несмотря на мягкость характера, он все равно подавлял людей. Как бы то ни было, но эта появившаяся дополнительная информация о некоторых особенностях той революционной в науке и в умах эпохи, подливает масло в огонь того специфического обстоятельства, которое Дж.Кашинг с негативным оттенком назвал «копенгагенской гегемонией»[49].

В связи с этим в отношении принципиальных вопросов квантовой проблематики М.Беллер нетривиальным образом выстраивает следующий каскад вопросов, оригинально выводя их на довольно парадоксальный: «Вопрос не в том прав ли Бор?» или «До какой степени прав Бор?», или «По каким вопросам прав Бор?», а в том (что совершенно потрясающе) «Что следует допустить (предположить) и как доказать, что Бор прав»[50]. Представляется вполне правдоподобным, что непоследовательность Бора в вопросах интерпретации также могла стать одной из причин, породивших быстро мультиплицирующуюся полиинтерпретационную парадигму. Как пишет М.Беллер, «после 1935 года аргументы Бора были тавтологичными или логически круговыми: текстуальный анализ открывает наличие сети (паутины) терминов, в которой «неделимость кванта действия», «индивидуальность квантового явления», «неизучаемые взаимодействия» (“unsurveyability of interactions”) или «неконтролируемые взаимодействия» имеют одинаковый (тождественный) смысл и взаимозаменяемы»[51]. Хотя, конечно же, ставить в вину Бору концептуальную разноголосицу было бы, по-видимому, не совсем корректно.

Метод Бора – полуинтуитивная философия науки. Как вспоминают его современники, иногда он даже не мог взять интеграл от соответствующего выражения и в то же время выдвигал глубочайшие физические идеи, имеющие философскую широту охвата проблемы. Бор, фактически, развивал то, что можно назвать качественной физикой. При этом к нему неприменимы следующие слова, высказанные А.Файном в отношении Эйнштейна: «Подобно большинству физиков, он не всегда был тщателен в своих формулировках»[52]. Главное для него – мысль, идея, необходимость во что бы то ни стало ухватить то ускользающее, невероятно трудное новое, которое не давало покоя теоретикам. Насколько эффективна и конструктивна подобная методология, насколько она адекватно отражает процессы микромира, показывают последние почти сто лет развития квантовой теории. На наш взгляд, методологически оправдан и нередко даже эффективен такой способ научного подхода: оказывается, что совсем не обязательно сразу же пытаться доводить свои мысли до идеально выстроенной и отточенной логической формы. Важны просто правильно высказанные идеи. Важно их «ухватить» сознанием и зафиксировать, а уже только потом постепенно выстраивать «железную» логику. Читая труды Эйнштейна, трудно согласиться с такой оценкой эйнштейновской методологии, хотя, возможно, в ряде случаев, касающихся исследований незавершенного характера, подобная особенность могла иметь место. Тот же А.Файн выделяет в этом плане статистическую интерпретацию Эйнштейна. Он отмечает, что из высказываний и трудов Эйнштейна трудно дать себе целостное представление об этой интерпретации[53].

Особо отметим вопрос о копенгагенской гегемонии. Одну из версий ее установления дают Дж.Кашинг[54] и М.Беллер[55]. Мы не будем здесь останавливаться на этом вопросе. Отметим лишь, что он существенно повлиял на процесс формирования полиинтерпретационной парадигмы в плане поиска альтернатив «копенгагенскому диктату». Кроме этого, он также имеет большой интерес в связи с обсуждаемой в литературе возможностью альтернативных сценариев развития самой КТ[56].

Становление квантовой теории в существенной степени определялось также такими факторами как личные и корпоративные амбиции. «Кроме того, существовали личные факторы, которые придавали безотлагательность копенгагенской победе. Не только Гейзенберг имел личные амбиции для достижения победы, но и некоторая часть профессуры теоретической физики в Германии раскрылась в этом плане. Существовало сознательное понимание членами копенгагенской школы, что на кону был контроль будущего направления развития теоретической физики. Этот конфликт (с научной оппозицией – В.Э.) можно было бы охарактеризовать как противостояние в отношении превосходства теории и профессионального доминирования (влияния), т.е. в отношении интерпретации и тех физиков, которые определяли бы будущее развитие исследований[57]. Победители по собственной боровской характеристики были бы способны реализовать свои ««желания» для будущего физики (“wishes” for the future of physics)»[58]. Таким образом, рассмотренные социальные и психологические факторы играют существенную, а иногда и определяющую, причем не всегда позитивную роль в развитии науки. Дж.Кашинг еще более категоричен: «Как раз то, что часто обозначается термином «внешние факторы», сыграло ключевую роль в установлении копенгагенской гегемонии. Так что они внесли вклад в устранение конкурентов из этой сферы деятельности (they once again contributed to keeping this competitor from the field)»[59].

Таким образом, Дж.Кашинг и М.Беллер дают жесткие оценки влияния внешних (т.е. не чисто научных) факторов на установление «копенгагенской гегемонии». В частности, как отмечает Дж.Кашинг, то, что часто обозначается термином «внешние факторы», сыграло ключевую роль в установлении копенгагеновской гегемонии[60]. В ряде работ показано, что и чисто научные основания, по-видимому, не могут однозначным образом привести к подобному доминированию. На наш взгляд, рассмотренные социальные и психологические факторы, а, возможно, и какие-то другие действительно дают вполне определенную аргументацию тому, что они играли если и не решающую, то, несомненно, существенную роль в доминировании индетерминистических идей. Но если влияние внешних факторов было столь велико, то можно ли в связи с этим ставить вопрос о наличии «копенгагенской аномалии» в квантовой теории? Был ли это ложный (и во многом сознательный!) увод физической мысли в сторону чего-то, с одной стороны, личностного, а с другой стороны - сюрреалистического? Насколько «опоздание» Бома «ответственно» за такую ситуацию в фундаментальной науке? Эти вопросы еще ждут ответов. Таким образом можно сделать вывод о том, что приоритетная роль акаузальности в КМ была генерирована не сугубо внутринаучными факторами.

В своем анализе причин доминирования копенгагенской трактовки Дж.Кашинг приходит к выводу, что ни внутренние факторы (такие, как логическая совместимость и эмпирическая адекватность), ни одни только внешние причины (метафизические и психологические требования, социологическое давление) не были достаточными для такого быстрого и триумфального принятия копенгагенской точки зрения на мир, вместо каузальной точки зрения. Действительная причина была комплексной, со многими игравшими важную роль перекрывающимися факторами. Законы развития науки историчны и существенным образом зависят от различных обстоятельств.

1 234