 ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ Сила воли ведет к действию, а позитивные действия формируют позитивное отношение Как определить диапазон голоса - ваш вокал Игровые автоматы с быстрым выводом Как самому избавиться от обидчивости Противоречивые взгляды на качества, присущие мужчинам Вкуснейший "Салат из свеклы с чесноком" Натюрморт и его изобразительные возможности Применение, как принимать мумие? Мумие для волос, лица, при переломах, при кровотечении и т.д. Как научиться брать на себя ответственность Зачем нужны границы в отношениях с детьми? Световозвращающие элементы на детской одежде Как победить свой возраст? Восемь уникальных способов, которые помогут достичь долголетия Классификация ожирения по ИМТ (ВОЗ) Глава 3. Завет мужчины с женщиной
Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д.
| КАК МУСТОН РАСТОЛСТЕЛ, НЕ ПОСТАВИВ ОБ ЭТОМ В ИЗВЕСТНОСТЬ ПОРТОСА, И КАКИЕ НЕПРИЯТНОСТИ ДЛЯ ДОСТОЙНОГО ДВОРЯНИНА ВОСПОСЛЕДОВАЛИ ОТ ЭТОГО
Со времени отъезда Атоса в Блуа д'Артаньян и Портос редко бывали вместе. У одного была хлопотная служба при короле, другой увлекся покупкой мебели, которую хотел отправить в свои многочисленные поместья; он задумал завести в своих резиденциях – а их у него было несколько – нечто напоминающее придворную роскошь, которую ему довелось увидеть у короля и которая ослепила его. Д'Артаньян, сохранивший неизменную верность по отношению к старым друзьям, однажды утром, в свободное от служебных занятий время, вспомнил о Портосе и, обеспокоенный тем, что вот уже две недели ничего не слышал о нем, поехал к нему и застал его только что вставшим с постели. Достойный барон был, по всей видимости, поглощен какими-то неприятными мыслями; больше того, он был опечален. Свесив ноги, полуголый, сидел он у себя на кровати и уныло рассматривал целые вороха платья, отделанного бахромой, галунами, вышивкой безобразных цветов, которое было навалено перед ним на полу. Печальный и задумчивый, как пресловутый заяц в басне Лафонтена, Портос не заметил входящего д'Артаньяна, скрытого от его глаз внушительной фигурой Мустона, настолько дородною, что он мог бы заслонить своим телом любого, а в этот момент размеры его удвоились, так как дворецкий распяливал перед собою алый кафтан, который он держал за концы рукавов, чтобы хозяин мог лучше приглядеться к нему. Д'Артаньян остановился на пороге и принялся рассматривать озабоченного Портоса; обнаружив, однако, что эта куча костюмов порождает в груди достойного дворянина тяжкие вздохи, он решил, что пора оторвать его от этого столь мучительного для него зрелища, и кашлянул, чтобы возвестить о своем приходе. – А! – воскликнул Портос, и лицо его осветилось радостью. – Здесь д'Артаньян! Наконец-то меня осенит счастливая мысль! Мустон, услышав эти слова, обернулся с приветливой улыбкой к другу своего хозяина, и Портос избавился, таким образом, от массивной преграды, мешавшей ему броситься к д'Артаньяну. Он поспешно вскочил с кровати, потянулся, хрустнув суставами крепких ног, пронесся в два прыжка через комнату и порывисто прижал д'Артаньяна к груди: с каждым днем он любил его, казалось, все больше и больше. – Ах, дорогой друг, – повторил он несколько раз, – ах, дорогой д'Артаньян, здесь вы всегда желанны, но сегодня желаннее чем когда бы то ни было, – Так, так. У вас неприятности? – спросил д'Артаньян. Портос ответил взглядом, полным уныния. – Расскажите же, друг мой, в чем дело, если это не тайна. – Во-первых, – вздохнул Портос, – вы знаете, что у меня нет от вас никаких тайн, а во-вторых… во-вторых, меня огорчает следующее… – Погодите, Портос, погодите: дайте мне сперва выбраться из этого вороха сукна, атласа и бархата. – Шагайте, шагайте смелее! – проговорил жалобным тоном Портос. – Все это не больше чем хлам. – Черт подери! Сукно стоимостью в двадцать ливров за локоть-хлам! Великолепный атлас и бархат, которым не погнушался бы сам король, – это, по-вашему, хлам! – Так вы находите эти костюмы… – Блистательными, Портос, блистательными! Готов поручиться, что во всей Франции вы один обладаете таким неимоверным количеством их, и если предположить, что, начиная с этого дня, вы не закажете больше ни одного, а проживете добрую сотню лет, что, говоря по правде, меня нисколько не удивило бы, то и в этом случае в день вашей смерти на вас будет новый костюм, и в течение всего этого времени ни один портной не покажет к вам носа. Портос покачал головой. – Послушайте, друг мой, – сказал Д'Артаньян. – Это мрачное настроение, отнюдь не свойственное вашему нраву, пугает меня. Дорогой мой Портос, давайте покончим с ним, и чем раньше, тем лучше. – Да, да, покончим, – ответил Портос, – избавимся, если только это вообще возможно. – Или, быть может, вы получили дурные известия из Брасье? – О нет; там вырубили леса, и они дали доход, превысивший ожидаемый на целую треть. – Или в Пьерфоне прорвало запруды? – Нет, что вы, друг мой; там выловили рыбу, по того, что осталось после продажи, более чем достаточно, чтобы сделать все окрестные пруды рыбными. – Что же тогда? Уж не обрушился ли Валлон по причине землетрясения? – Нет, нет! Напротив, молния ударила в какой-нибудь сотне шагов от замка, и в месте, страдавшем от недостатка воды, забил превосходный ключ, – Но в чем же в таком случае дело? – Видите ли, я получил приглашение на празднество в Во, – произнес Портос с похоронным видом. – Чего же вы жалуетесь? Король был причиною более чем ста ссор, породивших непримиримых врагов, и все они – из-за того, что тому или иному между придворными было отказано в приглашении. Так вы и в самом деле приглашены в Во? Вот оно что! – Но, бог мой, конечно! – Вам предстоит увидеть поразительное великолепие. – Что до меня, то мне едва ли удастся увидеть это. – Но ведь там будет собрана вся наша французская знать. – Ах, – вздохнул Портос, вырвав у себя с отчаянья клок волос. – Господи боже! Да не больны ли вы, дорогой мой? – Я здоров, черт подери, как бык. Дело не в этом. – Но в чем же? – У меня нет костюма. Д'Артаньян остолбенел. – Нет костюма, Портос! Нет костюма! – вскричал он. – Но ведь я вижу у вас на полу больше полусотни костюмов! – Полусотни! Это верно. Но нет ни одного, который был бы мне впору. – Как это нет ни одного, который был бы вам впору! Разве с вас не снимали мерки, когда их шили? – Снимали, – ответил Мустон, – но, к несчастью, я растолстел. – Что? Вы растолстели? – Да, так что стал толще, гораздо толще господина барона. Могли бы вы это подумать, сударь? – Еще бы! Мне кажется, что это видно с первого взгляда. – Слышишь, болван? – проворчал Портос. – Это видно с первого взгляда. – Но, милый Портос, – сказал Д'Артаньян с легким нетерпением в голосе, – не могу понять, почему ваши костюмы никуда не годятся из-за того, что Мустон растолстел. – Сейчас объясню. Помните, вы мне рассказывали как-то про одного римского военачальника, которого звали Антонием и у которого всегда было семь кабанов на вертеле, жарившихся в различных местах, чтобы он мог потребовать свой обед в любой час, когда бы ему ни заблагорассудилось. Вот и я – поскольку в любой момент меня могут пригласить ко двору и оставить там на неделю, – вот я и решил иметь всегда наготове, если это случится, семь новых костюмов. – Отлично придумано, мой милый Портос. Но чтобы позволить себе такого рода фантазии, нужно располагать вашим богатством, не говоря уж о времени, которое затрачиваешь на примерку. И к тому же мода так часто меняется. – Что верно, то верно, – заметил Портос. – Но я тешил себя надеждой, что придумал нечто исключительно хитрое. – Что же это такое? Черт возьми, я никогда не сомневался в ваших талантах! – Вы помните те времена, когда Мустон был еще тощим? – Конечно; это было тогда, когда он был Мушкетоном. – А когда он начал толстеть? – Нет, этого я не мог бы сказать. Прошу извинения, мой милый Мустон. – О, вам нечего просить извинения, – любезно ответил Мустон, – вы были в Париже, а мы… мы в Пьерфоне. – Так вот, дорогой Портос, – итак, с известного времени Мустон начал толстеть. Ведь вы хотели сказать именно это, не так ли? – Конечно. И я был этим очень обрадован. – Черт! Готов вам верить. – Понимаете ли, – продолжал Портос, – ведь это освобождало меня от хлопот. – Нет, все еще не понимаю, друг мой. Но если вы мне объясните… – Сейчас, сейчас… Прежде всего, как вы сказали, это потеря времени, когда даешь снимать с себя мерку, хотя бы раз в две недели. Потом можешь оказаться в дороге, а когда хочешь всегда иметь семь новых костюмов… Наконец, я терпеть не могу давать с себя снимать мерку. Либо я дворянин, либо не дворянин, черт возьми. Дать себя измерять какому-нибудь проходимцу, который изучает тебя с головы до пят, – это унизительно в высшей степени. Этот народ находит вас слишком выпуклым тут, слишком вдавленным здесь, он знает все ваши достоинства и недостатки. Знаете, когда выходишь из рук портного, чувствуешь себя похожим на крепость, только что досконально изученную шпионом. – Воистину, Портос, ваши мысли чрезвычайно своеобразны. – Но вы понимаете, что, будучи инженером… – И к тому же укрепившим Бель-Иль… – Так вот, мне пришла в голову мысль, и она, конечно, была бы весьма хороша, если бы не небрежность Мустона. Д'Артаньян бросил взгляд на Мустона, который ответил на него легким движением тела, как бы желая сказать: «Вы сами увидите, виноват ли я в том, что случилось». – Итак, я очень обрадовался, – продолжал Портос, – увидев, что Мустон начал толстеть; больше того, чем только мог, я помогал ему нагуливать жир. Я кормил его особо питательной пищей, надеясь, что он сравняется со мной в объеме и тогда я смогу заставить его иметь дело с портными и тем самым избавлю себя от снятия мерок и прочих скучных вещей. – А! – вскричал Д'Артаньян. – Теперь я наконец понимаю… Это спасло бы вас от потери времени и унижений. – Черт подери! Судите же сами о моей радости, когда после полутора лет отменного и искусно подобранного питания – ибо я взял на себя труд самолично кормить Мустона – этот бездельник… – Ах, сударь, я и сам немало способствовал этому, – скромно вставил Мустон. – Это верно. Так вот, судите о моей радости, когда в одно прекрасное утро я обнаружил, что Мустону пришлось повернуться боком, как поворачивался я сам, чтобы протиснуться сквозь потайную дверь, которую эти чертовы архитекторы устроили у меня в Пьерфоне в комнате покойной госпожи дю Валлон. Да, кстати, об этой двери, друг мой; хочу задать вам вопрос, вам, знающему решительно все на свете: какого черта эти плуты архитекторы, которым полагается иметь подобающий глазомер, придумали двери, годные только для тощих? – Эти двери, – сказал в ответ д'Артаньян, – предназначены для возлюбленных, а возлюбленные по большей части сложения хрупкого и изящного. – Госпожа дю Валлон не имела возлюбленных, – величественно перебил д'Артаньяна Портос. – Несомненно, друг мой, несомненно, – поторопился согласиться с ним д'Артаньян, – но, быть может, эти двери были придуманы архитекторами на случай вашей повторной женитьбы. – Вот это и впрямь возможно, – заметил Портос. Теперь, когда я получил от вас разъяснение относительно этих слишком узких дверей, вернемся к нагуливанию жира Мустоном. Но заметьте себе, что первое имеет прямое отношение ко второму. Я не раз наблюдал, что наши мысли тянутся друг к другу. Подивитесь-ка на это явление, д'Артаньян: я говорил о Мустоне, который начал толстеть, а кончил тем, что вспомнил о госпоже дю Валлон… – Которая была худощавой. – Разве это не поразительно? – Друг мой, один из моих ученых друзей, господин Костар, сделал то же самое наблюдение, что и вы, и он называет это каким-то греческим словом, которого я не запомнил. – Выходит, что мое наблюдение не отличается новизной! – вскричал Портос, ошеломленный услышанным от д'Артаньяна. – А я думал, что это я первый сделал его. – Друг мой, этот факт известен еще до Аристотеля, то есть, говоря по-иному, приблизительно вот уже две тысячи лет. – Но от этого он не становится менее достоверным, – заметил Портос, приходя в восторг от этого совпадения его собственных мыслей с мыслями философов древности. – Безусловно. Но давайте вернемся к Мустону. Мы оставили его в тот момент, когда он стал толстеть у вас на глазах, ведь, кажется, так? – Так точно, сударь, – вставил Мустон. – Продолжаю, – сказал Портос. – Итак, Мустон толстел так успешно, что оправдал все мои чаянья. Он достиг моей мерки, и я смог воочию убедиться в этом, увидев в один прекрасный день на мошеннике мой собственный камзол, в который он позволил себе облачиться; этот камзол обошелся мне очень недешево: одна только вышивка стоила сотню пистолей. – Я надел его лишь затем, чтоб примерить, сударь, – заметил Мустон. – Итак, – продолжал Портос, – с этого дня я решил, что отныне все дела с моими портными будет вести Мустон, – с него будут снимать мерку, и во всем этом он полностью заменит меня. – Чудесно придумано! Просто чудесно! Но ведь Мустон на полтора фута ниже вас ростом. – Вы правы. Но я велел шить таким образом, чтобы на Мустона костюм был слишком длинным, а на меня в самый раз. – Какой вы счастливец, Портос! Такие вещи случаются только с вами. – Да, да! Завидуйте мне, есть действительно чему позавидовать! Это было точно в то самое время, когда я уезжал на Бель-Иль, то есть приблизительно два с половиной года назад. Уезжая, я поручил Мустону – чтобы постоянно иметь на случай нужды приличное модное платье – ежемесячно заказывать себе по костюму. – И Мустон не исполнил вашего приказания? Нехорошо, Мустон, очень нехорошо! – Напротив, сударь, напротив! – Нет, он не забывал заказывать для себя костюмы, но он забыл предупредить меня, что толстеет. – Господи боже, я в этом нисколько не виноват; ваш портной ни разу не сказал мне об этом. – За два года этот бездельник расширился в талии ни больше ни меньше, как на целые восемнадцать дюймов, и мои последние двенадцать костюмов шире, чем нужно, от фута до полутора футов. – Ну, а прежние, сделанные в те времена, когда ваши талии были приблизительно одинаковыми? – Они успели выйти из моды, и если бы я надел их, у меня был бы вид человека, приехавшего из Сиама и не бывавшего при дворе добрых два года. – Теперь мне понятны ваши заботы. Сколько же у вас новых костюмов? Тридцать шесть? И вместе с тем ни одного. Выходит, что нужно сшить тридцать седьмой, а остальные тридцать шесть подарить Мустону. – Ах, сударь, – обрадовался Мустон, – вы всегда были добры ко мне. – Черт возьми! Неужели вы думаете, что подобная мысль не приходила мне в голову или что меня останавливают расходы? До празднества в Во остается каких-нибудь двое суток. Я получил приглашение только вчера и немедленно вызвал Мустона, приказав» чтобы он явился сюда с моим гардеробом на почтовых; по я заметил приключившееся со мной несчастье лишь этим утром, и где такой более или менее модный портной, который взялся бы изготовить за это время костюм? – То есть костюм, расшитый вдоль и поперек золотом? – Да, я хочу, чтобы золото было повсюду. – Мы это уладим. В вашем распоряжении трое суток. Вы приглашены на среду, а сейчас воскресенье, и притом утро. – Это правда. Но Арамис настоятельно просил прибыть в Во за сутки. – Как, Арамис? – Да, это приглашение привез Арамис. – А, понимаю. Вы приглашенный господина Фуке. – Нет, я приглашен королем. В записке ясно написано: «Г-на дю Валлона предупреждают, что король удостоил включить его в список своих приглашенных». – Прекрасно! Но все же вы уезжаете с господином Фуке? – И когда я подумаю, – вскричал Портос, отломив кусок паркета ударом ноги, – когда я подумаю, что у меня не будет костюмов, я готов прямо лопнуть от злости! Мне хочется задушить кого-нибудь или что-нибудь разорвать на части! – Никого не душите и ничего не рвите на части; я это улажу; наденьте один из тридцати шести ваших костюмов, и поехали вместе к портному. – Мой посланный обошел этим утром их всех, – И он побывал даже у Порсерена? – Кто такой Персерен? – Портной короля, и вы не знаете этого? – Да, да, конечно, – сказал Портос, делая вид, что портной короля хорошо известен ему, хотя он слышал о нем впервые, – у Персерена, портного его величества короля? Да, да, конечно! Но я думал, что он перегружен работой. – Конечно, он перегружен работой; но будьте спокойны, Портос, он сделает для меня то, чего не сделал бы ни для кого другого. Только на этот раз вам придется позволить снять с себя мерку, дорогой друг, – Ах, – вздохнул Портос, – это ужасно. Но что же поделаешь? – Вы поступите, как все, вы поступите, как король. – Как? И с короля также снимают мерку? И он это терпит? – Король, дорогой мой, – щеголь. И вы – также, что бы вы об этом ни говорили. Портос улыбнулся с победным видом: – Идемте к портному его величества. И раз он снимает мерку с самого короля, мне, право, кажется, что и я могу позволить ему обмерить меня с головы до пят!
Глава 30. |
