ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ

Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д.

Отёска стен и прирубка косяков - Когда на доме не достаёт окон и дверей, красивое высокое крыльцо ещё только в воображении, приходится подниматься с улицы в дом по трапу.

Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) - В простых моделях рынка спрос и предложение обычно полагают зависящими только от текущей цены на товар.

Перикоп Генриха II 1007-1012 гг.

В другом известном манускрипте той поры, Перикопах Генриха II (напомним, что перикопами назывались книги евангельских чтений), мы вновь встречаемся с аллегориями стран-данниц. Одна из самых красочных миниатюр этого кодекса – "Коронование императора Генриха II и императрицы Кунигунды", предоставляет нам другой пример сращения политического и религиозного в оттоновских манускриптах. Здесь императора и его жену коронует сам Христос, восседающий на троне в центре композиции. Ни император, ни его супруга не преклоняют при этом колен (как можно было бы ожидать). Рядом с Генрихом стоит св. Петр, рядом с Кунигундой – св. Павел.

Коронование императора Генриха II и императрицы Кунигунды

На нижней половине листа изображены три женских аллегории империи (имперские добродетели?), а также шесть аллегорий стран-данниц. Прекрасные девушки с восхищением взирают вверх – туда, где совершается таинство священного обряда. Заметим, что здесь стран-данниц на две больше, чем на портрете Оттона II или Оттона III – и действительно, вторая половина правления Генриха II ознаменовалась приобретением двух новых регионов: Бургундии и Южной Италии. Апостолы и Христос из сцены коронования Генриха II существенно выше императорской четы. Стремление соотнести сакральный вес персонажа с его геометрическими размерами уже наблюдалось нами в работах Мастера Регистра св. Григория и, как мы уже отмечали, может быть признано достаточно характерным именно для оттоновской эпохи.

Ангел и жены-мироносицы у Гроба Господня. Перикопы Генриха II. 1007-1012 гг.

Большинство других миниатюр Перикопов Генриха II посвящены непосредственно евангельским сюжетам. Весьма значимой в художественном отношении является композиция "Ангел и жены-мироносицы у Гроба Господня". Эта пара иллюстраций, занимающих разворот книги, отвечает эпизоду, открывающему последнюю главу Евангелия от Марка. Заметим, что миниатюрист не был склонен распылять свое внимание на детали обстановки – из всех возможных декораций здесь присутствует лишь могильная плита (или камень, которым была привалена дверь "гроба"?), на которой сидит ангел. Налицо стремление полностью сфокусировать взгляд зрителя на основных действующих лицах сцены. И жены-мироносицы, и ангел, чья рука поднята в приветственном жесте, помещены на заполненный золотом фон – что, как уже отмечалось, в целом характерно для школы Рейхенау.

Распятие (вверху). Иисус и Пилат (внизу). Перикопы Генриха II. 1007-1012 гг.

Еще одним украшением манускрипта служит двухчастная иллюстрация, изображающая Распятие и Иисуса пред судом Пилата. Несмотря на прежний минимализм в декорациях, здесь куда более явственно выражено стремление художника передать не только духовную подоплеку коллизии, но также и то конкретное, событийное обличье, в котором она состоялась как факт истории. Персонажи динамичны, фигуры сопровождающих Христа исполнены экспрессии и даже мимически достоверны. По стилю эта миниатюра весьма близка к другой, помещенной в начале так называемой Бамбергской Песни Песней (хотя фактически приводимая нами илл.20 отвечает христианскому толкованию Книги Даниила, которая находится в том же кодексе, что и Песнь Песней). Этот манускрипт был также создан в Рейхенау около 1000 г.

«Имперская» школа, сложившаяся на острове Рейхенау, внесла самый весомый вклад в книжное искусство оттоновской эпохи. Сильное влияние школы Рейхенау выразилось в стремлении бесконечно перетолковывать византийский изобразительный канон.

Евангелие Аббатисы Уты из Мешеде, 1ая четвертьXIв.

Регенсбургскую школу книжной миниатюры отличало от школ-соперниц очевидное пристрастие к богатым, развитым орнаментам и выраженное стремление к сложной аллегорической и теологически глубокой интерпретации изображаемых сюжетов. Достаточно репрезентативны в этом отношении миниатюры Евангелария аббатисы Уты из Нидермюнстера, созданного в Регенсбурге в первой четверти XI в. Исполнена мистического символизма иллюстрация, изображающая служащего мессу св. Эрхардта. Рядом со святым – содействующий ему дьякон. Оба стоят перед алтарем с литургическими предметами (на него указывает правая рука св.Эрхардта).

Св.Эрхардт во время мессы. Евангеларий аббатисы Уты из Нидермюнстера.

Сцена взята в роскошную золотую раму, украшенную разноцветными побегами и листами, в верхней части которой находится круглый медальон с Агнцем (здесь, редкий случай, агнец выполнен в синем цвете). В углах рамы помещены квадратные вставки. В одной из них, справа вверху – портрет заказчицы, самой аббатисы Уты, в трех других – аллегории христианских добродетелей.

Иллюстрация также содержит множество пояснительных надписей как конкретно-описательного, так и абстрактного свойства. Эти надписи, в частности, свидетельствуют о том, что иллюстрации во многих средневековых книгах выполняли не только функции украшения текста, но также служили наглядным духовным пособием, помогающим углубить опыт веры. Сосредоточение на них считалось самостоятельной духовной практикой, способной обогатить восприимчивого зрителя внелогическим знанием о евангельском предании, новым пониманием категорий христианской веры, и пробудить в нем способность к интеграции первого и второго в единую мировоззренческую систему. Это заявление может показаться достаточно наивным, но подчеркнем, что речь идет именно о восприимчивом зрителе, который в те времена не превратился еще в представителя "широкой аудитории", привычной к широко распахнутым дверям многочисленных музеев и сотням иллюстрированных книг на своих полках, и, соответственно, не утратил способность удивляться и восхищаться.

Таким образом, ненагруженная концептуально эстетика, "чистая художественность", так сказать, очень редко была единственной целью мастера книжной миниатюры; средневековый иллюстратор стремился объединить ее с пользой, которую, конечно, он понимал отнюдь не в узко прагматическом залоге.