ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ

Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д.

Отёска стен и прирубка косяков - Когда на доме не достаёт окон и дверей, красивое высокое крыльцо ещё только в воображении, приходится подниматься с улицы в дом по трапу.

Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) - В простых моделях рынка спрос и предложение обычно полагают зависящими только от текущей цены на товар.

Перевод художественных текстов

Художественный перевод – это перевод произведений художественной литературы. Основная задача переводчика в этом виде перевода – передать художественно-эстетические достоинства оригинала, создать полноценный художественный текст на языке перевода. Хороший перевод, по-настоящему талантливо выполненный, может обогатить принимающую литературу. Плохой, кустарный перевод способен навсегда отвратить читателя от автора, чье произведение попало в руки неопытного переводчика, а то и откровенного халтурщика. Ведь для читателя текст перевода служит полноправным представителем оригинала, он как бы и есть оригинал. Редко кто из читателей, покупая книгу иностранного автора, обращает внимание на автора перевода. Переводчик несет ответственность перед читателем и перед автором, произведение которого он переводит.

Перевод – это особый, своеобразный и самостоятельный вид словесного искусства. Это искусство «вторичное», искусство «перевыражения» оригинала в материале другого языка. Переводческое искусство, на первый взгляд, похоже на исполнительское искусство музыканта, актера, чтеца тем, что оно репродуцирует существующее художественное произведение, а не создает нечто абсолютно оригинальное, тем, что творческая свобода переводчика ограничена подлинником. Но сходство на этом и заканчивается. В остальном перевод резко отличается от любого вида исполнительского искусства и составляет особую разновидность художественно-творческой деятельности, своеобразную форму «вторичного» художественного творчества.

Полного тождества между оригиналом и переводом достичь нельзя. Оригинал остается единственным и неповторимым материальным результатом индивидуального творчества художника слова и частью национального словесного искусства. Перевод может быть лишь адекватным, относительно равнозначным оригиналу литературным произведением, может бесконечно сближаться с подлинником, но никогда не сольется с ним, ибо у перевода есть свой творец, свой языковой материал и своя жизнь в языковой, литературной и социальной среде, отличающейся от среды подлинника. Диалектика взаимосвязи оригинала и перевода заключается в том, что перевод порождается подлинником, зависит от него, но в то же время обладает относительной самостоятельностью, так как становится фактом литературы «переводящего» языка. Классическое наследие литератур различных стран входит, например, в нашу русскую культуру благодаря переводам, и не просто входит, а органически осваивается ею. Освоение одного и того же произведения в разных культурах имеет свою специфику, свои отличия и свою историю. Таким образом, не только оригинал и перевод различаются характером осмысления, социальным значением и репутацией, но и разноязычные переводы одного подлинника.

Слово - важнейшая клетка языка, естественного средства общения людей, информативная единица, которая всегда соотносится с предметом мысли, является обобщенным отражением какого-то «участка действительности и его указателем...»

Говоря о проблеме слова в переводе, Лев Гинзбург заметил: «И все же именно к труду переводчика применимо изречение: «Вначале было слово». Как часто от того, правильно или неправильно прочитано и понято хотя бы одно только слово, зависит участь целого произведения. Бесспорно одно – что всем надо крайне бережно и любовно относиться к первоисточнику нашего переводческого творчества, без которого бессильны все наши лучшие качества и достоинства, - к слову».

Автор оригинального произведения является мастером одного языка, а переводчик - мастером двух языков. При условии, что он хороший знаток языка подлинника и в то же время безукоризненно владеет родным языком, для него проблема языковых соответствий практически не существует, за исключением отдельных случаев, подобные которым могут встретиться и в оригинальном творчестве.

В переводоведении утвердилось учение о межъязыковых соответствиях, которое многими исследователями считается важной составной частью теории перевода вообще и художественного в частности. Действительно, опытный переводчик не думает в процессе перевода о словарных соответствиях (хотя иной раз он часами ищет приемлемый эквивалент какому-нибудь слову оригинала), но это вовсе не значит, что соответствий нет в природе, что их не нужно изучать и что учение о них не может стать важным разделом теории художественного перевода.

Единство содержания оригинала и перевода – к этому стремится любой переводчик – составляет основу сопоставительного изучения любых единиц языка перевода и подлинника. Было бы ошибкой считать, что в процессе перевода слову оригинала соответствует один или два постоянных эквивалента. Ему эквивалентен весь соотносимый с ним синонимичный ряд языка перевода. Может случиться и так, что под воздействием художественного целого и многих других причин между какими-то словами и перевода вообще не установится отношений соотносимости или появятся окказиональные («случайные») соотношения. Однако опущения, замены и окказиональные эквиваленты – тоже проблемы сопоставительного анализа лексики.

Межъязыковые переводческие соответствия – объективная реальность, обусловленная лингвистическими и внеязыковыми факторами. Недооценивать их изучение в теории перевода – значит лишать теорию одного из объективных источников научного анализа.

Важнейший аспект переводческой проблематики в области национального и исторического колорита – это вопрос о том, как сохранить не только смысл тех или иных элементов произведения, но и самую их колоритность. Современная теория перевода настойчиво подчеркивает необходимость сохранения национальной и исторической специфики оригинала. И если национальная специфика уже сама по себе исторична, то черты эпохи не всегда выступают как составная часть национальной специфики: бывают исторические явления, международные по самой своей сути, например, рыцарская культура эпохи феодализма, требующая от переводчика передачи исторических реалий (костюм, оружие), особенностей этикета, психологических черт. Трудность для переводчика при передаче исторического и национального колорита возникает уже из-за того, что здесь перед ним не отдельные, конкретно уловимые, выделяющиеся в контексте элементы, а качество, в той или иной мере присущее всем компонентам произведения: языковому материалу, форме и содержанию.

Первый вопрос, возникающий перед переводчиком, - что из исторической и национальной специфики следует сохранить прежде всего? Будем исходить из основного постулата о художественном переводе: перевести произведение – значит выразить его в единстве его формы и содержания, на другом языке. Однако сам язык представляет собой систему средств общения, специфическую для данной нации. Эта часть специфики при переводе неизбежно утратится. Там, где язык - только материал для содержания и формы произведения, невозможно постичь национальные и исторические особенности языка, поскольку он при этом сразу же перестанет быть материалом, а сам станет формой, т.е. приобретет содержательность. Например, «Дон Кихот» Сервантеса был написан языком нейтральным, для современного ему читателя исторически и национально не окрашенным, для того времени совершенно лишенным архаичности. Логично и переводить его в целом неокрашенным чистым родным языком. Если бы его переводили на архаизированный русский, язык не остался бы только материалом, выступила бы вперед необычность формы.

Только там, где лексическая единица является носителем значения, типичного для исторической среды оригинала, ее иногда можно перенести в перевод: это случай «бытовых» слов, таких, как рикша, томагавк, частушка. Такое понятие нельзя выразить средствами своего языка, а выражающее его иноязычное слово, наоборот, может обогатить родной язык. Однако переводчик, вводящий иноязычные слова без необходимости, диктуемой содержанием, как самоцель, только для колорита, для занимательности грешит против чистоты языка.

При тесной взаимосвязи языка и мышления некоторые выразительные средства языка непосредственно отражают психический склад нации, другие только вызывают (в особенности у иностранцев) представление о некоторых чертах национальной психики. Впечатление особого образа мышления производят на иностранца русские уменьшительные (душечка, голубчик, милок) и прерывистый, с множеством умолчаний русский диалог, например, реплика Акулины из «Мещан» М. Горького: «Голубчики! Да я ведь... родной ты мой! Разве я говорю что?.. Только не ругайтесь вы! Не грызите друг друга, милые!» Теоретически доказано, что необходимо заменять английские сдержанные, ослабленные выражения (understatements) полными, более сильными, между тем на практике совершается еще много ошибок: английская фраза I am afraid I cannot переводится не «боюсь, что не могу».

Литературное произведение исторически обусловлено и, следовательно, неповторимо. Между оригиналом и переводом не может быть тождества, поэтому невозможно сохранить полностью специфичность подлинника. Такая задача граничила бы с требованием дословности, натуралистического копирования социальных, исторических и локальных диалектов, в стихах вела бы к натуралистическому следованию метрики оригинала, а теоретически равнялась бы тезису о непереводимости произведения. В переводе нет места художественному пересозданию типических черт оригинала, домыслу; это вело бы на практике к осовремениванию и локализации, а в теории – к тезису, что перевод может быть лучше подлинника. Отношение между оригиналом и переводом – это отношение между произведением и его исполнением в другом материале, при этом константой является осуществление в другом материале не единства и содержания формы оригинала, а конкретизации этого единства в сознании воспринимающего, т.е., проще говоря, итогового впечатления, воздействия на читателя. Форму оригинала также нельзя при переводе сохранить механически, можно лишь воспроизвести ее смысловую и эстетическую ценность для читателя. В интересующей нас области это означает, что невозможно сохранить при переводе все элементы оригинала, содержащие историческую и национальную специфику, но, безусловно, следует произвести впечатление на читателя, создать иллюзию исторической и национальной среды.

Литературное произведение черпает содержание из общественного сознания, а реализует его с помощью средства общения – языка; эта конкретизация не искажает действительность, только если общественное сознание и средство общения автора и читателя едины. По мере развития общественного сознания народа, в среде которого возникло произведение, содержание его в некоторых частях устаревает, становится даже в отечественных условиях непонятным или вызывает превратные толкования. Так, устаревают исторические реалии, особенности отношений между людьми и пр., развивается язык, причем главным образом его стилистика: выражение, использованное автором как просторечие и так воспринимавшееся современным автору читателем, у последующих поколений может потерять просторечный характер, а то и вовсе превратиться в архаизм. Поэтому нынешний иностранный читатель воспринимает подлинник искаженно и перевод должен бы исходить из первичного – неискаженного – восприятия.

В переводе имеет смысл сохранять лишь те элементы специфики, которые читатель перевода может ощутить как характерные для чужеземной среды, т.е. только те, которые могут быть восприняты как носители«национальной и исторической специфики».Все остальное, то, что читатель не может воспринять как отражение среды, представляет собой бессодержательную форму, поскольку не может быть конкретизировано в восприятии.

Вот почему переводчик с русского сохраняет форму имени с отчеством (Василий Иванович). В то же время русский переводчик с английского, называя замужнюю женщину, никогда не именует ее по мужу, как это принято в Англии, где она принимает не только фамилию, но и имя супруга, - наш читатель не воспринял бы эту форму как нечто типично английское. Героиня Теккерея Амелия Седлей, выйдя замуж, именуется в подлиннике Mrs. George Osborn; в переводе же мы никогда не назовем ее госпожа Джордж Осборн, а всегда либо госпожа Осборн, либо госпожа Амелия Осборн.

В переводе диалогической речи часто приходится заменять приветствие «здравствуйте» другими выражениями (например, «очень приятно»). Сравним с этой точки зрения английский текст сцены из «Пигмалиона» Б. Шоу с её переводом Е. Калашниковой:

Liza. How do you do, Mrs. Higgins? Mr. Higgins told me I might come.

Mrs. Higgins. Quite right: I'm very glad indeed to see you.

Pickering. How do you do, Miss Doolittle?

Liza. Colonel Pickering, is it not?

Mrs. Hill. I feel sure we have met before, Miss Doolittle, I

remember your eyes.

Liza. How do you do?

Mrs. Hill. My daughter Clara.

Liza. How do you do?

Clara. How do you do?

Элиза. Здравствуйте, миссис Хиггинс! Мистер Хиггинс сказал, что я

могу навестить вас.

Миссис Хиггинс. Конечно, конечно! Я очень рада вас видеть.

Пикеринг. Здравствуйте, мисс Дулиттл.

Элиза. Полковник Пикеринг, если я не ошибаюсь?

Миссис Хилл. Я уверена, что мы с вами уже встречались,

мисс Дулиттл. Мне знакомы ваши глаза.

Элиза. Очень приятно.

Миссис Хилл. Моя дочь Клара.

Элиза. Очень приятно.

Клара. Очень приятно.

Изобразительные средства, для которых на языке переводчика нет эквивалента, и которые в подлиннике не способствуют созданию иллюзии национальной среды, можно заменить в переводе субститутами, однако только нейтральными, неокрашенными, не связанными в представлении читателя с конкретным местом и временем. Если невозможно здесь передать оригинал точно, то необходимо по крайней мере избежать явного расхождения с ним.

К. Чуковский указывал, что неверно переводить английское cap как «фуражку», clerk как «приказчик», отмечал парадоксальные переводы западноевропейских романов, в которых герои говорят «батюшка» и ездят на «извозчиках». О неуместности оттенков отечественной национальной формы следует помнить и при субституции пословиц и поговорок.

Именно национальная специфика отличает проблематику перевода мер и весовот проблематики перевода валюты.Непривычные системы мер, например, русскую или английскую, часто заменяют международной метрической системой. И если аршины, стопы, пинты, дюймы, галлоны и пр. используются лишь для колорита, не содержат для читателя перевода ясного количественного обозначения, читатель не представит себе истинных величин того, что описывается. Здесь можно все переводить в метры и килограммы, т.е. в общепринятую метрическую систему, конечно, только если общее – определенная длина или вес – имеет для произведения в целом большее значение, чем особенное, колорит. Валюту же всегда следует оставлять ту, что в оригинале, поскольку она характерна для определенной страны, и рубли, использованные в переводе с любого другого языка на русский, перенесли бы действие в Россию. Наибольшее, на что может решиться переводчик, чтобы сделать текст доступнее пониманию, - это заменить менее известные денежные единицы более известными, например, при переводе с русского заменить три червонца «тридцатью рублями».

Временная и пространственная дистанции приводят у тому, что некоторые характерные черты среды, отраженной в оригинале, в условиях другой общественной обстановки непонятны, а потому передаваемы нормальными средствами и требуют пояснения или, наоборот, лишь намека. Разумеется, следует избегать произвола, иначе можно прийти к дорисовыванию или упрощению оригинала, однако здесь целесообразно по мере сил стремиться к подысканию эквивалентов. Пояснениеуместно там, где для читателя перевода пропадает нечто легко уловимое читателем подлинника; неверно будет пояснить намек, договаривать то, о чем писатель умолчал в оригинале, - словом, дописывать произведение там, где и соотечественникам автор не все рассказал. Намек уместен там, где полностью изложить выражение оригинала невозможно, поскольку в качестве выразительного средства выступает у автора сам язык, т.е. как раз тот компонент, который невозможно сохранить для перевода.

Русский читатель, по большей части не знающий английского напитка шерри, не получит ясного представления «о глазах цвета шерри», если передать дословно английское he had sherry coloured eyes. В русском переводе Н. Волжиной «Саги о Форсайтах» Голсуорси глаза у героя просто «карие». Между тем здесь-то уместно дополнение: «У него были светло-карие, цвета шерри, глаза». Выражение he had a Quilpish look on his fleshy face в том же романе нуждается в пояснении при переводе не менее чем предыдущее. По умению вводить пояснения в текст можно судить о вкусе переводчика. Бывает, что в текст вводят пояснение, которое ничего не поясняет (скажем, для приведенной выше фразы: «с выражением одного из диккенсовских персонажей на мясистой физиономии»), или дают его в примечании, тем самым разбивая целостность художественной ткани. Говоря шире, характер пояснения в тексте зависит от вкуса и изобретательности переводчика; оно может быть весьма сжатым («с выражением квилповской пронырливости на мясистом лице») или достаточно распространенным, почти энциклопедическим («его раздобревшее лицо выражало лукавство, как у карлика Даниеля Квилпа из диккенсовской «Лавки древностей»).

Бывает так, что в художественном тексте встречается скрытая цитата из известного литературного произведения или другого источника, например, Библии. Умение видеть подобные вкрапления можно также отнести к способности воспринимать фоновую информацию. Необходимо добавить, что когда переводчик имеет дело с известными высказываниями, ранее уже переводившимися на русский язык, он не должен переводить их заново, ему следует найти «канонический» перевод, т.е. перевод хорошо известный читателям, и им воспользоваться. Например, «The doctor looked in my ears, spending most of his time (I think) on the left one… I should have guessed that something was rotten in Denmark» (King S. On Writing. p. 11). Перевод следующий: «Доктор посмотрел мои уши, больше времени затратив (как мне кажется) на левое…. Надо было мне допереть, что прогнило что-то в королевстве Датском» (Кинг С. Как писать книги. с.12). В данном случае переводчик узнал цитату из Шекспира и воспользовался известным ее переводом. Приведем еще один пример: «He remembered darkness: solid darkness had come before the haze. Did that mean he was making progress? Let there be light (even of a hazy variety), and the light was good, and so on and so on» (King S. Misery. p. 13). Перевод: «Он помнил темноту, дымке предшествовала полная темнота. Означает ли это, что состояние его улучшается? Он видит свет (пускай сквозь дымку), а свет – это хорошо» (Кинг С. Мизери. с. 11). В этом примере переводчик то ли не заметил аллюзии на текст Библии, то ли не стал акцентировать на этом внимание читателя.

Еще труднее достичь высокого качества перевода, когда в подлиннике использованы диалекты. Диалект, как правило, выполняет в произведении две семантические функции:

1) характеризует местное происхождение говорящего,

2) характеризует говорящего специально, чаще всего как крестьянина.

Характеризовать средствами русского языка персонаж из «Любовника леди Чаттерлей» Д. Лоуренса как жителя Дербшира или досконально передать сложнейшую этнографическую структуру «Гекльберри Финна» М. Твена практически невозможно. Единственное, что может сделать опытный, высококвалифицированный переводчик, - это отделить речь провинциала от речи более образованных персонажей, говорящих на общенациональном языке.

Если переводчик хочет избежать языкового натурализма, лучшим способом для этого будет прием намека. Чтобы дать понять читателю, что перед ним провинциал, переводчику целесообразнее и удобнее всего использовать выражения достаточно нейтральные, нехарактерные для какого-нибудь определенного диалекта или наречия, но отличающиеся определенными фонетическими, лексическими, синтаксическими особенностями, общими для нескольких диалектов или наречий, и потому ощущаемые не как принадлежность какой-то определенной местности, а скорее, как провинциализм вообще. Таким образом, и здесь мы находим подтверждение мысли, что подстановка уместна там, где над особенным преобладает общее. Конкретные диалекты слишком тесно связаны с определенным краем, чтобы их можно было применить для субституции. Если в романе-репортаже Пристли из жизни английского авиазавода «Дневной свет в субботу» рабочий-шотландец Джок заговорил бы (в немецком переводе) на саксонском или баварском диалекте или оклахомские переселенцы из «Гроздьев гнева» Стейнбека (во французском переводе) - на пикардийском или нормандском наречии, возник бы не искомый переводчиком местный колорит, а нечто противоположное, читатель принял бы героев - американцев и англичан - за уроженцев немецкой и французской провинции.

О подстановке при передаче диалекта можно говорить только в случае перевода некоторых национально не окрашенных комедий, т.е. там, где диалект или иноязычная речь использованы лишь для шаржирования персонажей и, следовательно, над особенным - местным колоритом - преобладает общее - комический замысел.

Настоящий переводчик сначала осмыслит и прочувствует всю книгу. Иначе невозможно найти нужный тон, подобрать нужные слова – и перевод окажется кривым зеркалом. Надо знать и понимать все творчество автора, место, которое тот занимает в литературе своей страны, время, когда он писал, время и события, о которых написана книга (особенно если это классика или книга историческая). Переводчик обязан донести до читателя все богатство мысли, образов и ассоциаций – сложных, многоплановых, разветвленных. Никому не под силу знать все. Но можно и нужно проверять все, что сомнительно или неясно. Нужен определенный объем специальных знаний, нужна культура общая и культура работы, предполагающая, прежде всего, вдумчивость, чутье и добросовестность.

В художественном переводе - свои особые законы верности оригиналу. Переводчик должен уметь находить нестандартные решения, особенно в трудных проблемных ситуациях. В памяти переводчика-профессионала хранится большое число уже проверенных словарных соответствий, но в процессе перевода он должен принять наиболее точные, стилистически верные решения. Однако, в двух или более профессионально выполненных переводах одного и того же произведения лексические совпадения неизбежны, то есть процент константных соответствий довольно высок. Переводчик лучше, чем кто бы то ни было, понимает смысл формулы «свобода – это осознанная необходимость», поскольку он постоянно ограничивает свою свободу необходимостью передать уже ранее выраженную творцом оригинала информацию. Свобода интерпретации чаще является свидетельством отсутствия у переводчика опыта и трудолюбия, когда переводчик позволяет себе неоправданные вольности и измышления.

Для того чтобы язык перевода не отличался от «обычного» языка (то есть языка, используемого в одноязычной коммуникации), необходимо соблюдать норму языка, а также узус (норму речи). Как писал В.Н. Комиссаров: «Если нарушение нормы языка делает речь неправильной, неграмматичной, то нарушение узуса делает ее неестественной неидеоматичной» (Современное переводоведение. с. 43). Неестественность речи, возникающая в результате постоянного игнорирования узуса, затрудняет восприятие содержания переводного текста, заставляет читателя постоянно спотыкаться и возвращаться назад, чтобы понять смысл непривычных по своей форме высказываний. Поэтому мастера перевода всегда стремятся придать формам выражения исходного содержания максимальную естественность, обеспечивающую легкость и эквивалентность восприятия (конечно, за исключением тех случаев, когда автор исходного текста, специально избирает необычные формы выражения). Вот что писала о своей работе над книгой Дж. Р.Р. Толкина «Властелин колец» переводчица А.В. Немирова: «Главным правилом моей работы было: следовать за подлинником настолько близко, насколько это допускают особенности русского языка, допускать изменения там, где этого требует принцип адекватности. К таким изменениям относятся: отбрасывание служебных слов, изменение порядка слов, а иногда и фраз, в пределах абзаца, слияние или разделение абзацев, добавление вводных слов для лучшей связанности текста, добавление эпитетов для сохранения ритмики или стилистики текста, фонетические замены в именах и названиях ради устранения неблагозвучности или нежелательных ассоциаций». (Толкин. Властелин колец. с. 4) В общем, переводчица следовала принципу Норы Галь, которая говорила, что «вовсе незачем сдавать слова по счету» (Слово живое и мертвое: от «Маленького принца» до «Корабля дураков». с. 119). Самое главное, чтобы строй прозы был ясным, каждая строка звучала естественно, порядок слов в каждой фразе был непринужденным, чисто русским.

В конечном итоге качество литературного перевода определяется именно тем, в какой мере переводчику удалось художественно представить содержание переводимого произведения средствами ПЯ. Но для воплощения нового текста на языке перевода нельзя обойтись без способности творчески обрабатывать материал, то есть без некоторого художественного дарования.