ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ

Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д.

Отёска стен и прирубка косяков - Когда на доме не достаёт окон и дверей, красивое высокое крыльцо ещё только в воображении, приходится подниматься с улицы в дом по трапу.

Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) - В простых моделях рынка спрос и предложение обычно полагают зависящими только от текущей цены на товар.

Пособие для будущих фюреров

1 23

(Две короткие статьи Геббельса о качествах, которыми должен обладать вождь.)

Двадцать советов диктатору и тем, кто хочет им стать

¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾

Advice for a Dictator And for Those Who Want to Become One.

«Der Angriff», 1 сентября 1932 г.

¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾

1. Для диктатуры требуются три вещи: человек, идея и последователь, готовый жить ради человека и идеи и, если необходимо, отдать за них жизнь. При отсутствии человека диктатура безнадёжна; при отсутствии идеи — невозможна; если же отсутствует последователь, то такая диктатура — просто неудачная шутка.

2. Диктатура при необходимости может идти против парламента, но она никогда не должна идти против народа.

3. Сидеть на штыках не очень-то удобно.

4. Первоосновная задача диктатора — сделать популярным то, что он хочет, приведя волю народа в соответствие со своей. Только в этом случае широкие массы со временем поддержат его и вступят в его ряды.

5. Наивысший долг диктатора — социальная справедливость. Если люди почувствуют, что диктатор представляет малочисленную крупную буржуазию, не имеющую ничего общего с ними, то они будут видеть в диктаторе злейшего врага и быстро его свергнут.

6. Диктатуры смогут спасти народ в том случае, если они будут знать способы получше прежних форм правления, с которыми они борются, и если их власть будет столь крепко покоиться на народе, что они будут зависеть не от оружия, а от своих последователей.

7. Диктатору не нужно следовать за волей большинства. Однако он должен быть в состоянии использовать волю народа.

8. Руководить партиями и массами — это то же самое, что править народом. Тот, кто губит партию, приведёт народ на край пропасти. Политическое умение вовсе не состоит в использовании обманных методов для получения министерской должности за счёт других.

9. Диктатуры должны уметь выживать за счёт собственных духовных ресурсов. Недопустимо, если хорошее в их идеях исходит от оппонентов, а то, что не исходит от оппонентов, плохо.

10. Не стоит стыдиться способности говорить. Она постыдна только тогда, когда слова не подкрепляются делами. Красиво говорить хорошо. Смело поступать ещё лучше. Типичный реакционер, как правило, не умеет ни говорить, ни действовать. Ему каким-то образом удалось заполучить власть, но он понятия не имеет, что с ней делать.

11. Ничто так не чуждо диктаторскому мышлению, как буржуазная концепция объективности. Диктатура субъективна уже по самой своей сути. Она обязательно встаёт на чью-либо сторону. Если она за белое, она должна быть против чёрного. Если же второго не происходит, возникает опасность того, что люди начнут сомневаться в её честности по поводу первого.

12. Диктатура открыто говорит о том, что она собой представляет и чего она хочет. Ничто так не чуждо ей, как прятаться за чисто внешней стороной. У неё есть смелость не только действовать, но и делать заявления.

13. Диктатуры, скрывающиеся за законом, чтобы придать себе видимость законности, пусть даже их действия говорят об обратном, долго не протянут. Они погибнут из-за своей некомпетентности, оставив за собой хаос и замешательство.

14. Только те, кому не хватает смелости вступить в партию, хвалятся, что они выше партии. Когда рушатся миры, когда сотрясаются основания, когда революционный пыл охватывает целые народы и государства, нужно вступить в партию, нужно быть за или против. Тот, кто стоит на полпути, будет разодран противоречиями, став жертвой собственной нерешительности.

15. Это может звучать смешно, но это действительно так: сущность диктатора не должна зависеть от его имени. Можно править, даже если ты Иванов или Петров. А за право получить звание нужно бороться. Его нельзя добиться обманным путём.

16. Настоящий диктатор зависит от самого себя, в то время как его лжедвойник скрывается за правилами и зависит от юридических параграфов, с тем чтобы оправдать свои поступки.

17. Всё гениальное просто, и всё простое гениально. Мелким людишкам нравится скрывать свою ничтожность за сложными вещами.

18. Армия существует для того, чтобы защищать страну от внешней угрозы, а не для того, чтобы угнетать народ в интересах кучки узурпаторов. Диктатура, которая не в состоянии защитить себя с помощью своих сторонников, заслуживает того, чтобы её свергли.

19. Примо де Ривера [диктатор Испании, лишившийся власти в 1930 г.] пал из-за того, что его власть покоилась на оружии, однако со стороны народа он завоевал только ненависть и презрение.

20. То, что делает Муссолини, непоколебимо, ибо он — кумир своего народа. Он вернул Италии то, что всегда было самой лучшей и надёжной основой государства, — доверие.

Вождь

¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾

Der Führer. «Der Angriff», 22 апреля 1929 г.

¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾

Данная статья была опубликована в газете «Der Angriff» 22 апреля 1929 года по случаю 40-летия Адольфа Гитлера. В ней Геббельс объясняет суть лидерства и заканчивает кратким упоминанием о Гитлере. Начиная с 1933 года Геббельс ежегодно выступал с речью по случаю дня рождения Фюрера.

* * *

Вождь должен обладать характером, волей, талантом и удачей. Если эти четыре качества гармонично сочетаются в одной выдающейся личности, то мы имеем человека, призванного историей.

Характер — это самый важный фактор. Знания, чтение книг, опыт и практика приносят больше вреда, чем пользы, если они не основываются на сильном характере. Характер позволяет им достигнуть наивысшего проявления. Для этого требуются смелость, выносливость, энергия и последовательность. Смелость даёт человеку не только способность распознавать, что есть добро, но и говорить об этом и делать это. Выносливость даёт ему способность преследовать выбранную цель, пусть даже на его пути стоят, казалось бы, непреодолимые препятствия, и провозглашать её, пусть даже она непопулярна, пусть даже она делает его непопулярным. Энергия мобилизует силы рисковать всем ради цели и стойкость придерживаться её. Последовательность даёт его зрению и разуму остроту знаний и логику в мыслях и действиях, что даёт действительно великим людям способность достигать вечно колеблющихся масс. Эти мужественные добродетели вместе образуют то, что зовётся характером. Характер, вкратце говоря, есть стиль и поведение в наивысшей форме.

Воля поднимает характер с индивидуалистического уровня до уровня универсального. Воля преобразует человека с характером в человека политического. Любой значительный человек чего-нибудь хочет, и готов поистине использовать любые средства для достижения своей цели. Воля служит отличительным признаком между человеком, который действует, и человеком, который всего лишь думает. Она — посредник между знаниями и действиями. Гораздо важнее хотеть того, что правильно, нежели просто знать, чтó правильно. Это особенно справедливо для политики. Какая польза от того, что я знаю врага, если при этом у меня нет желания его уничтожить? Многие знают, почему на Германию обрушились несчастья, но мало у кого есть желание положить конец её бедам. Что отличает того, кто призван для лидерства, от всех остальных, так это следующее: он не только желает хотеть, но и хочет желать.

Но в политике важно не только то, что ты хочешь, но и то, чего ты добиваешься. Это приводит нас к третьему качеству политически одарённой личности — таланту. Прогресс требует достижений. Лидерство означает хотеть чего-то и быть в состоянии показать способ для выполнения того, что ты хочешь. История судит по тому, что было сделано. Нам, немцам, нужно хорошо это осознать. Политика — это общественное дело, и нельзя применять законы частных вещей к вещам общественным. Мы, немцы, часто склонны путать желание со способностью осуществить желаемое, и прощаем некомпетентных людей, которые говорят, что они хотели пользы и добра. «Нам не удалось установить социализм, — говорят ноябрьские марксисты, — но мы хотя бы хотели это сделать». Это совершенно не относится к делу; нам ведь всё равно, если кто-то хочет играть на скрипке. Он должен быть в состоянии действительно научиться на ней играть. Тот, кто хочет спасти народ, должен, прежде всего, иметь необходимый для этого талант.

Характер, воля и талант, три предпосылки для лидерства, проявляются в способных людях. Они либо есть, либо их нет. И, наконец, четвёртое качество, которое объединяет три остальных, — это удача. Вождь должен быть удачливым. Он должен иметь благословение свыше. Нужно быть в состоянии увидеть, что все твои действия находятся под защитой некоей высшей силы. У вождя может отсутствовать всё, за исключением удачи. Это незаменимый атрибут.

Массы не противятся вождям. Кому они инстинктивно противятся, так это узурпаторам, претендующим на власть, не имея при этом необходимой воли и таланта. Вождь едва ли может быть врагом масс. Он лишь остерегается дешёвых приёмов массовой лести, которые кормят людей пустыми словами, а не хлебом.

Вождь должен уметь делать всё. Это не значит, что он понимает все детали, но он должен знать основное. Есть немало других полезных людей, которые могут вращать колёса политики.

Искусство организации — один из самых важных факторов среди качеств политических вождей. Организация — это значит правильно устанавливать труд и ответственность. Вождь является специалистом в том, что касается механизма запутанной политической машины.

* * *

Сегодня мы отмечаем 40-летний юбилей Адольфа Гитлера. Мы верим, что судьба призвала его указать путь немецкому народу. Мы приветствуем его с почтением и преданностью и желаем только того, чтобы он был с нами до тех пор, пока его труд не будет завершён.

Глава 6.

Занимательная евреология

(Подборка очерков Геббельса о евреях, в которых раскрывается их неприглядная сущность.)

Еврей

¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾

The Jew. «Der Angriff», 21 января 1929 г.

¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾

Всё в Германии открыто обсуждается, и каждый немец вправе иметь собственное мнение по любому вопросу. Можно быть католиком, протестантом, служащим, работодателем, капиталистом, социалистом, демократом, аристократом. Нет ничего зазорного в том, чтобы принимать ту или иную сторону вопроса. Дискуссии имеют место публично, и неясные или запутанные вопросы разрешаются при помощи аргументов и контраргументов. Но есть она проблема, которая публично не обсуждается и о которой даже упоминать следует с осторожностью: еврейский вопрос. В нашей республике это табу.

Еврей имеет иммунитет от любой опасности: можно называть его негодяем, паразитом, мошенником, спекулянтом — всё с него как с гуся вода. Но назовите его евреем, и вы будете поражены тем, как он отшатнётся; тем, какую боль ему это причинит; тем, как он внезапно отпрянет: «Меня обнаружили!»

От еврея нельзя защититься. Он нападает со скоростью света из безопасного укрытия и использует все свои способности для того, чтобы подавить любую попытку оказать сопротивление.

Он быстро оборачивает обвинения обличителя против него самого, и обличитель становится лжецом, нарушителем спокойствия, террористом. Нет ничего более ошибочного, как пытаться защищаться. Именно этого хочет еврей. Он способен каждый день выдумывать новую ложь, на которую его противнику придётся отвечать, в результате чего противник будет тратить слишком много времени на собственную защиту и у него не останется времени на то, чего еврей действительно боится: на нападение. В конце концов обвиняемый становится обвинителем, шумно сажающим прежнего обвинителя на скамью подсудимых. Так всегда было в прошлом, когда тот или иной человек или движение пытались бороться с евреем. То же самое должно было случиться и с нами, если бы мы не были полностью осведомлены о его сущности и если бы нам не хватило смелости сделать следующие радикальные выводы:

1. С евреем нельзя бороться положительными методами. Он негативен, и это негативное следует устранить из немецкой системы, или же он вечно будет её портить.

2. Нельзя обсуждать еврейский вопрос с евреями. Очень тяжело доказать кому бы то ни было, что он должен себя обезвредить.

3. Нельзя позволять еврею то же, что и честному оппоненту, ибо он не является честным оппонентом. Щедростью и благородством он будет пользоваться только для того, чтобы заманить своего противника в ловушку.

4. Еврею нечего сказать о немецких вопросах. Он — иностранец, чужак, который всего лишь пользуется правами гостя — правами, которыми он всегда злоупотребляет.

5. Так называемая религиозная мораль евреев — никакая не мораль, а поощрение обмана и предательства. Следовательно, они не имеют права пользоваться защитой со стороны государства.

6. Еврей не умнее нас, он всего лишь хитрее и коварнее. Его систему нельзя победить экономически, ибо он следует совершенно иным моральным принципам, нежели мы. Разрушить её можно только с помощью политических мер.

7. Еврей не может оскорбить немца. Еврейское злословие — не что иное, как почётная грамота для немца, бросившего вызов евреям.

8. Чем больше немец или немецкое движение противится еврею, тем бóльшую ценность он или оно имеет. Если на кого-то нападают евреи, то это верный признак его добродетельности. Тот, кого евреи не преследуют, или тот, кого они хвалят, бесполезен и даже опасен.

9. Еврей оценивает немецкие вопросы с еврейской точки зрения. Следовательно, верным должно быть прямо противоположное тому, что он говорит.

10. Антисемитизм нужно либо поддерживать, либо отвергать. Тот, кто защищает евреев, приносит вред своему народу. Можно быть либо еврейским подхалимом, либо еврейским противником. Противостоять евреям — это вопрос личной гигиены.

Эти принципы дают антиеврейскому движению шанс на успех. Только такое движение евреи воспримут всерьёз, только такого движения они будут бояться.

Таким образом, то, что еврей кричит и жалуется на такого рода движение, — верный признак того, что оно право. Поэтому мы в восторге от того, что еврейские газеты постоянно набрасываются на нас с нападками. Они могут вопить о терроре. Мы же отвечаем им знаменитой фразой Муссолини: «Террор? Ни за что!» Это общественная гигиена. Мы хотим избавиться от этих субъектов точно так же, как врач избавляется от бактерий.

Исидор

¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾

Isidor. «Der Angriff», 15 августа 1927 г.

¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾

В данном памфлете Геббельс высмеивает вице-президента берлинской полиции Бернхарда Исидора Вайса, злейшего врага национал-социалистической партии, делая акцент на его еврейском происхождении.

* * *

Меня зовут Хазе [«Hase» в переводе с немецкого означает «заяц», а также «невежда» – П.Х.]. Я живу в лесу и ничего ни о чём не знаю. Я никуда не вмешиваюсь. Я, если можно так сказать, политически нейтрален. Если надо, я могу поверить во всё что угодно, хотя факты – лучше всего. Факты – это просто замечательно! Я придерживаюсь того мнения, что крайне правых и крайне левых надо запретить. О центре, разумеется, речи не идёт. Как я уже сказал, это моё мнение. Я – реалист. Это удобно, практически безопасно и позволяет заработать на кусок хлеба.

Но давайте представим себе, что я больше не живу в лесу, а, скажем, в Китае. Волею судьбы я оказался в этой стране. Давайте представим себе это. Что ж, это было бы крайне неприятно. В Китае ведь, как известно, все китайцы, даже император. Я бы всем бросался в глаза. Меня зовут Хазе, и я выгляжу как немец. Любой меня тотчас же распознал бы. Дети и те кричали бы мне на улице вслед: «Эй, Хазе!»

Но я бы знал, как поступить. Я отрастил бы длинную косичку и перестал бы выглядеть как немец. Славную фамилию Шмидт я сменил бы на Ву-Кью-Чу. Именно так я бы поступил. И если бы кто-то продолжал называть меня Хазе, я бы очень на него сердился.

Что ж, представим себе, что я живу в Шанхае, а мой отец по-прежнему живёт в лесу. Я бы никому ничего не рассказывал о лесе. Напротив! Я вёл бы себя так, будто мы жили в Шанхае в течение поколений, не важно, что кто-то бы в этом сомневался. Далее, предположим, что в результате несчастного случая гибнет начальник полиции Шанхая. И все китайцы начнут скандировать: «Ву-Кью-Чу должен стать нашим руководителем!»

После этого я каким-то образом стану начальником полиции города Шанхай. Хорошо быть начальником полиции. Можно делать всё, что только пожелаешь. Разумеется, если остальные при этом не возражают. Но они и не будут возражать. Если они были достаточно глупы для того, чтобы кричать: «Ву-Кью-Чу должен нами руководить!», то они должны быть довольны мной. А если кто-то будет недоволен, я приму меры. А недовольные всегда найдутся. Поэтому я постановлю:

«Быть недовольным запрещено!»

Ву-Кью-Чу.

И я буду править. Я знаю, что это не так легко, как кажется. Так, некоторые будут приходить и говорить: «Что надо этому Ву-Кью-Чу? Он даже не из нашего народа. Ву-Кью-Чу на самом деле зовут Хазе, и он раньше жил в лесу. Он пробрался сюда хитростью. Мы жили здесь, на китайской земле, тысячелетиями. Наши прадеды сделали эту землю пригодной для жилья и защищали её ценой своей жизни. В то время Ву-Кью-Чу всё ещё жил в лесу, а сейчас он ведёт себя так, будто он здесь жил всегда. Долой его! Китай для китайцев!»

Это, конечно, было бы для меня крайне неприятно. Ведь, если отрезать мою косичку, то даже ребёнок поймёт, что эти люди правы. Но этого не произойдёт. Как-никак, я – начальник полиции, а значит, люди должны меня уважать. Таким образом, я издам ещё одно постановление:

«Те, кто называет меня Хазе, разжигают классовую борьбу. Я запрещаю так поступать. Нарушители будут караться строжайшим образом».

Ву-Кью-Чу.

И тогда я наконец обрету покой. Я буду отдыхать в своём кабинете, окружённый славой. Китайские кули будут обмахивать меня опахалом, я буду принимать заокеанских гостей и посещать дорогие банкеты. Моя косичка будет становиться всё длинней и длинней, и скоро я сам забуду, что когда-то меня звали Хазе. Недовольные вымрут, и в мире воцарится покой и согласие.

Только тогда жизнь станет по-настоящему прекрасной и достойной.

Я кормчий, указывающий путь. Вот только все, подобно мне, также не должны ничего знать, чтобы твёрдо и непоколебимо в это верить.

Но, как я уже говорил, это всего лишь предположение.

Китайцы ведь не настолько глупы, чтобы поверить в то, что меня зовут Ву-Кью-Чу, и сделать меня начальником полиции.

Таких глупцов попросту не существует.

Это всего лишь сказка.

Я не китаец, и я не живу в Шанхае. И зовут меня не Ву-Кью-Чу, а Хазе.

Я живу в лесу и ничего не знаю.

Немцы, покупайте только у евреев!

¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾

Germans, Buy only from the Jew!

«Der Angriff», 10 декабря 1928 г.

¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾

Данное эссе было опубликовано в канун рождественского сезона покупок. В нём Геббельс иронически советует всем немцам покупать только у евреев. Заголовок статьи является пародией на знаменитый нацистский лозунг «Немцы, не покупайте у евреев!»

* * *

Почему? Потому что еврей продаёт дешёвый, но дрянной товар, в то время как немец устанавливает надлежащую цену за хороший товар. Потому что еврей обманывает вас, в то время как немец обращается с вами честно и справедливо. Потому что у еврея вы можете купить всякий хлам, а немец продаёт, в основном, только качественные товары.

Еврей – ваш кровный брат, немец же – враг вашего народа. Еврей трудится в поте лица, немец же – лентяй и бездельник. Еврей четыре года стоял с вами на фронте, плечом к плечу, рискуя своей жизнью за славу и величие Германии, в то время как немец отсиживался в тылу. Еврей погибал, чтобы Германия могла жить. Трудно отыскать еврея, который бы во время войны и революции не потерял всё, что у него было, и так же нелегко найти немца, который бы не разбогател и не обнаглел. И вообще, всем известно, что немец распял Христа, а еврей превратил его учение о любви в действительность.

Покупайте только в еврейских универмагах. Какое вам дело до мелкого немецкого торговца? Пускай он отправляется в Палестину и продаёт свои товары там! Ему не место здесь, в Германии. Нам надоела его постоянная болтовня о вымирающем мелком бизнесе. В еврейском универмаге так удобно и уютно! Там можно найти любой дешёвый хлам. Эти дворцы – на каждом углу. Их свет сияет в тёмной ночи, в витринах светятся рождественские ёлки, над морём безвкусного китча поют ангелы, дети смеются и хлопают в ладоши, а чуть поодаль стоит приветливый торговец-еврей, потирая от радости руки. Где вы найдёте такого же щедрого и энергичного торговца-немца? Вы хотите сказать, что немцу тоже надо зарабатывать на жизнь? С какой это стати? Кем он себя возомнил? Пускай живёт на пособии по безработице, как все мы. Почему это отдельные немцы должны жить лучше, чем все остальные? В Германии это право, как-никак, имеют только евреи. Для чего же ещё нужна республика, как не для того, чтобы евреям жилось хорошо?

На это рождество в одном только Берлине из-за еврейских универмагов обанкротилось шестьсот малых предприятий! Вы хотите сказать, что вокруг ещё так много немцев? Ничего – к следующему рождеству их станет гораздо меньше. В Германии уже почти нечему и некому банкротиться. Так и должно быть. Германия для евреев! За это мы сражались и истекали кровью. Ради этой цели мы отдадим последние гроши.

Выставляйте на продажу рождественские ёлки. Ликуйте, дщери Сиона! Добропорядочные немцы из кровно заработанных монет куют цепи для самих себя. Еврейский финансист будет использовать их для того, чтобы держать немцев в вечном рабстве. Ну кто откажется помочь мировому еврейству в его славном деле? Для чего нам шея, как не для того, чтобы носить ярмо? Вот уже десять лет Германия распродаётся и покупается. Разве кто-то откажется помочь? Разве кто-то спрашивает, от кого игрушка под рождественской ёлкой – от еврея Титца или немца Мюллера? Еврей будет жиреть от монет, которые вы ему даёте, немец же будет умирать от голода. Ну и что? Да воссияет свет над евреями, да опутает немцев тьма! Это то, чего хочет бог евреев, так же как и их верный прихлебатель, министр финансов Гильфердинг. Имущество ничьё, если оно не принадлежит еврею. Благородству – ничего, банкам, биржам и мошенникам из универмагов – всё!

Рождество – праздник любви. Так возлюбим же, братья, бедных и несчастных евреев! Пускай они лопаются от жиру! Любите врагов ваших, делайте добро ненавидящим вас! Разве еврей не был всегда нашим врагом? Разве он не ненавидел, не угнетал, не клеветал и не плевал всегда на нас? Найдётся ли хоть один человек, который скажет, что мы должны относиться к нему согласно закону, который он применяет по отношению к нам: око за око и зуб за зуб?

Младенец, чей день рождения мы будем скоро отмечать, пришёл в этот мир, чтобы принести любовь. Однако Христос-человек понял, что любовь не всегда действует. И когда он увидел в храме еврейских менял, он взял кнут и выгнал их вон.

Немцы, покупайте только у евреев! Пускай ваши сограждане голодают! Ходите в еврейские универмаги, особенно на рождество. Чем несправедливее вы будете к своему собственному народу, тем скорее наступит день, когда придёт один человек, возьмёт кнут и выгонит менял из храма нашей отчизны.

Глава 7.

Битва за Берлин

(Отрывок)

¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾

Kampf um Berlin, München, 1934.

«Der Angriff».

¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾¾

«Атака»

Часть 1

Выпуск собственной газеты стал для запрещенной партии в Берлине непреложной необходимостью. Так как полицай-президиум препятствовал любой общественно эффективной акции движения запретом [наших] собраний, плакатов и демонстраций, то ничего другого, чем ещё можно было завоевать новую территорию посредством публичного массового влияния, нам больше не оставалось.

Уже в то время, когда партия ещё была разрешена, мы носились с мыслью основать собственный печатный орган для Берлинского движения. Но проведение в жизнь этого плана постоянно терпело неудачу из-за самых различных преград. Чтобы запустить газетное предприятие, соответствующее современному значению движения, вечно не хватало денег. Также нашему проекту мешал ряд организационных трудностей, обусловленных партийной работой; кроме того мы так интенсивно были заняты партийной пропагандистской деятельностью на собраниях и демонстрациях, что времени у нас уже не хватало на то, чтобы эффективно и успешно реализовывать этот проект.

Теперь, однако, партия была запрещена. Собрания были запрещены, о уличных демонстрациях речь даже не шла. После того, как первый шторм прессы утих, жёлтая пресса накрыла нас пеленой замалчивания. Они надеялись, что смогут таким образом победить движение, которое [перед этим] так жестоко ударили организационно.

Это затруднение мы и хотели устранить нашей газетой. Она должна была быть общественным органом. Мы хотели участвовать в дискуссии; мы хотели быть частью общественного мнения; нашей целью было снова восстановить связь между руководством и партийным коллективом, которая была жёстко и безжалостно разорвана драконовским запретом берлинского полицай-президиума.

Уже выбор названия газеты дался нам не легко. Изобретались самые дикие и самые агрессивные заголовки. Они, правда, делали честь боевому образу мыслей авторов этих названий, но однако не охватывали, с другой стороны, какой-либо пропагандистской и программной формулировки. Мне была ясно, что от названия газеты зависела большая часть успеха. Название должно было быть агитационно эффективным и выражать единым словом всю программу газеты.

Ещё сегодня является мне с живостью воспоминания о том, как однажды вечером мы сидели в маленьком кругу, высиживая и размышляя над названием газеты. И вдруг мне словно молния ударила в голову: наша газета должна называться: «Атака»! Это название было пропагандистски эффективно, и в действительности оно вмещало всё, чего мы хотели.

Целью газеты не было защищать движение. Мы больше не имели ничего, что мы могли бы защищать, так как у нас всё отобрали. Движение должно было перейти из обороны в наступление. Оно должно было стать воинственным и агрессивным; одним словом, оно должно было атаковать. Поэтому исключительно слово «атака» подходило в качестве названия.

Мы хотели средствами публицистики продолжать методы пропаганды, которые нам были запрещены. У нас не было намерения основывать информационный бюллетень, который должен был хоть в какой-то мере заменить ежедневный журнал для наших приверженцев. Наша газета возникала из тенденции и должна была создаваться также в тенденции и для тенденции. Наша задача была не информировать, а поощрять, растапливать, приводить в действие. Орган, который мы основывали, должен был действовать в какой-то мере как кнут, который будит плетущихся спящих [кляч] от их дремоты и направляет их вперёд к неутомимому действию. Как имя, так и девиз газеты также был программой. Наряду с названием газеты ёмко и требовательно выглядел её девиз: «Для угнетённых! Против эксплуататоров!» В этом девизе выражалось всё боевое отношение нашего нового органа. Уже в заголовке и девизе была сформулирована программа и сфера влияния этой газеты. Речь шла для нас только лишь о том, чтобы наполнять название и девиз активной политической жизнью.

Национал-социалистическая пресса имеет её собственный стиль, и поэтому оправданно будет, если я скажу несколько слов об этом.

Наполеон как-то сказал, что пресса является «седьмой великой властью», и с тех пор влияние прессы скорее [ещё более] увеличилось, чем уменьшилось. Какая огромная полнота власти заключена в ней, стало ясно прежде всего во время войны. В то время как немецкая пресса в течение всего периода с 1914 по 1918 годов казалась почти научной и преисполненной объективности, пресса Антанты упивалась беспрепятственной и необузданной демагогией. Она направляла всё мировое общественное мнение против Германии, она не была объективна, но — тенденциозна в самом радикальном смысле. Немецкая пресса старалась давать объективные сообщения на основе фактических данных и информировать свою читательскую аудиторию о крупных событиях Мировой войны. Пресса Антанты, напротив, писалась, исходя из определённых намерений. Она имела цель укреплять устойчивость своих борющихся армий и воспитывать во враждебных нам народах веру в её справедливую мощь и в «победу цивилизации над варварскими Германскими ордами».

Немецкое правительство и командование сухопутными войсками должны были хоть иногда запрещать, попадание на фронт немецкоязычных пораженческих органов печати. Во Франции и Англии подобное было бы невозможно. Там пресса, свободная от партийных влияний, боролась за национальные интересы с фанатичной сплочённостью. Она была одним из самых важных предварительных условий для окончательной победы.

Печатные органы Антанты служили, таким образом, в меньшей степени информационным, нежели пропагандистским целям. Они не пытались устанавливать объективную правду, а публицистически-агрессивно содействовали скорее целям войны. [Их тон был рассчитан] на маленького человека, имеющего достаточно сообразительности; это была, прежде всего, хорошая пища для солдата, который платил кровью и жизнью за интересы нации.

Мировая война не закончилась для Германии 9 ноября 1918 года. Она продолжается, только новыми средствами и методами и на другом поле боя. Теперь она перекочевала из области вооружений в область гигантской экономико-политической борьбы. Тем не менее, цель остаётся прежняя — вражеские государства Антанты делали ставку на полное истребление немецкого народа; и ужас этого плана заключается в том, что в Германии имеются крупные влиятельные партии, которые осознанно содействуют Антанте в этом дьявольском начинании.

Ввиду этой явной опасности не пристало нашему современнику занимать научно-объективную позицию и позицию трезвого взгляда на политические процессы. Он сам является совместным творцом событий, которые происходят вокруг него. Он может уверенно предоставить более позднему времени искать историческую правду. Его задача состоит в том, чтобы исправлять исторические факты таким образом, чтобы они служили для пользы и преимущества его народа и его нации.

[Позиция] национал-социалистической прессы определена почти исключительно этой тенденцией. Она пишется из пропагандистских соображений. Она обращается к широким народным массам и хочет завоевать их для национал-социалистических целей. В то время, как гражданские органы довольствуются тем, что способствуют предоставлению сведений более или менее нетенденциозных, национал-социалистическая пресса имеет, сверх того, более решительную цель. Она выявляет из сведений политические закономерности; она не предоставляет читателю права интерпретировать эти сведения по собственному вкусу. Читатель должен воспитываться скорее в её смысле и в направлении её целей.

Таким образом национал-социалистическая газета является только частью национал-социалистической пропаганды. Она имеет исключительно политическую цель и не может поэтому путаться с гражданским информационным печатным органом. Читатель национал-социалистической прессы должен чтением газеты получать подтверждение правоты учения. [Газетная пропаганда] однозначно должна идти недвусмысленно и целеустремленно. Всё мышление и ощущение читателя должно выстраиваться в определённом направлении. Точно так же, как оратор имеет задачу только завоевать слушателя, обратить его в национал-социалистическую веру, точно также и журналист должен иметь только одну задачу — достигать той же самой цели своим пером.

Это был уникальный случай во всей немецкой журналистике и поэтому сначала воспринимался неверно. Национал-социалистические печатные органы должны были внимать природе и действовать вовсе не из честолюбия, соревнуясь с большими гражданскими или еврейскими газетами в точности репортажа и ширины обращаемого материала. Мировоззрение всегда односторонне. У того, кто рассматривает вещь с двух сторон, теряется вместе с тем надёжность и бескомпромиссная острота. «Упрямое упрямство» нашей публичной эффективности, в которой упрекают нас так часто, является в конце концов тайной нашей победы. Народ хочет ясных и недвусмысленных решений. Маленький человек ничего не ненавидит сильнее, чем двустороннюю точку зрения. Массы думают просто и примитивно. Они любят обобщать усложнённые ситуации и делать ясные и бескомпромиссные выводы из своего обобщения. Эти выводы и вправду по большей части просты и несложны, но всё же они входят, как гвоздь в голову.

Политическая агитация, которая исходит из этих установок, схватит народную душу всегда в нужном месте. Если же она будет не распутывать сложные дела, а наоборот, вносить [ненужную] сложность, тогда она всегда промахнётся в понимании маленького человека.

Точно также еврейская пресса является тенденциозной. Сегодня она может, само собой разумеется, дать ощутимо почувствовать и увидеть эту тенденцию. Присущая ей тенденция стала уже публично эффективной и больше не требует поэтому агитаторской защиты.

Еврейские газеты объективны и стараются добиться трезвого бесстрастия лишь до тех пор, пока власть еврея гарантирована. Как мало, однако, эта трезвая и бесстрастная объективность соответствует верному существу еврейской жёлтой прессы, всегда можно устанавливать, когда однажды еврейская власть начинает шататься. Тогда авторы в еврейских редакторских комнатах теряют всё своё «спокойное соображение», и из серьёзных журналистов становятся самыми лживыми мерзавцами клеветнической еврейской жёлтой прессы.

Само собой разумеется, мы не могли и не хотели в начале нашей публицистической работы составлять большим еврейским газетам никакой конкуренции относительно информации. В этом жёлтая пресса имела значительное превосходство. Мы не имели также честолюбивых планов бестенденциозного информирования; мы желали бороться по-агитаторски. При национал-социализме всё является тенденцией. Всё делается во имя определённой цели. Всё делается подчинённым этой цели, и то что не может быть пригодно для этой цели, безжалостно и без малейших сомнений упраздняется. Национал-социалистическое движение было создано большими ораторами, а не большими писателями. Оно имеет родственные черты со всеми великими революционными движениями всемирной истории. Оно должно было с самого начала заботиться о том, чтобы её пресса также подчинялась её большим агитаторским амбициям.

Статьи должны были писаться агитаторами пера точно так же, как общественной пропагандой партии занимались агитаторы слова.

Однако в нашей тогдашней ситуации это было легче сказать, чем сделать. Мы, правда, располагали штатом дипломированных и успешных партийных агитаторов. Наши наиболее заметные ораторы сами вышли из движения. Они выучили свои речи в движении и для движения. Искусством современного массового воздействия, плакатом и листовкой партийные пропагандисты владели уверенно. Теперь, однако, нужно было перенести это искусство в область журналистики.

Движение имело здесь только одного учителя — марксизм. Марксизм перед войной воспитал свою прессу как раз в том смысле, в каком я указал выше. Марксистская пресса никогда не была информационной, а всегда имела только тенденциозный характер. Марксистские передовые статьи — это записанная речь. Всё оформление красной прессы осознанно имеет установки на массовое воздействие. Здесь лежит одна из больших тайн марксистского подъёма. Руководители социал-демократии, которые за сорок лет борьбы привели свою партию к власти и уважению, были агитаторами в главном деле и также оставались ими, когда хватались за перо. Они никогда не выполняли только работу для письменного стола. Они были одержимы честолюбием действовать среди массы для массы.

Тогда уже эти методы не были чужды нам. Мы не пришли внезапно к нашей сложной задаче. Нововведение в нашей работе заключалось лишь в том, чтобы перевести теоретические принципы в практику.

«Атака»

Часть 2

Однако даже и об этом пока можно было говорить лишь в очень скромном объеме. Поскольку прежде чем мы могли подойти к осуществлению нашей настоящей агитаторской задачи, необходимо было убрать с дороги большое количество препятствий. И в тот момент это отнимало всё наше время и энергию.

Не сложно основать газету, когда наслаждаешься неограниченными денежными средствами. В этом случае можно принимать на работу лучших авторов и издательских специалистов. При таком старте едва ли что-то может не удастся. Сложнее начинать газетную работу без каких-либо денег, только с опорой на организацию. В этом случае отсутствие финансов должно заменяться качеством и внутренней сплочённостью организации. Сложнее всего, однако, основывать газету и без денег, и без организации, так как в этом случае всё будет зависеть от эффективности самого печатного органа, а предпосылками к достижению успеха будет интеллект авторов.

В нашем распоряжении не было никаких денежных средств для основания нового органа печати. Кому могла прийти в голову безумная мысль давать нам деньги — смешной карликовой партии, которая к тому же была запрещена и не имела ни связей в органах власти, ни симпатий в обществе! [речь идёт о берлинской организации НСДАП. — Д.Р.]

Те мизерные деньги, которыми нас ссужали, тут же улетучивались. К тому же за нами не стояла дисциплинированная, состоящая из людей с одинаковым образом мыслей организация. В результате строгого запрета организация рассыпалась. Как могли мы решиться основать газету без денег и твёрдых приверженцев! Сегодня я осознаю, что тогда мы не видели всех трудностей затеянного предприятия. Наш план был скорее плодом дерзкого отчаяния; но мы исходили из того, что нам терять, собственно, нечего.

Но уже название стреляло. Наступательная пропаганда газеты заставляла по крайней мере в оформлении показать многообещающее будущее молодого предприятия. В последнюю неделю июня на столбах для афиш и объявлений появились таинственные плакаты, над смыслом которых прохожие ломали голову. Мы готовили наш план тайно и нам удалось осуществить его полностью скрытно от общественности. Берлин был весьма удивлён, когда однажды утром на афишных тумбах появились плакаты, на которых кроваво красным было написано всего одно слово: «Атака!». Все были заинтригованы, когда несколько дней спустя появился второй плакат, не менее таинственный, но правда дававший намёк для тех, кто видел предыдущий, но не вносивший ясность полностью: «Атака произойдёт 4 июля!».

Благодаря счастливой случайности, в тот же день Красная Помощь разместила [по всему городу] плакаты, на которых угрожающими красными литерами было напечатано объявление о том, что при несчастных случаях необходимо обращаться в специальные пункты помощи коммунистических организаций.

Таким образом общественностью наши намёки были поняты в том смысле, что под атакой подразумевается коммунистический путч. Якобы этот путч должен состояться 4 июля и коммунистическая партия заранее заботилась о помощи раненым!

Это известие словно молния разнеслось по столице рейха. Слух был подхвачен прессой, которая тут же занялась разгадкой нашей загадки. Провинциальная пресса была в большом смущении; в ландтаге партии центра направили запрос правительству о том, готово ли оно противодействовать готовящемуся коммунистическому путчу. Одним словом, повсюду царило полное замешательство, пока наконец ещё через два дня не появился наш последний плакат с сообщением, что «Атака» — это «Немецкий еженедельник, выходящий в Берлине» и что он выходит по понедельникам, его почтовая пересылка стоит столько-то и он издаётся под лозунгом «За угнетённых и против эксплуататоров!».

Этой эффективной рекламой мы достигли того, что название газеты стало известным повсюду ещё прежде, чем сама газета появилась. [Этот приём, впервые применённый Геббельсом, до сих пор весьма успешно используется в коммерческой рекламе, причём многие мэтры рекламного бизнеса даже не подозревают о том, кто является автором. — Д.Р.] Причём за это мы не заплатили ни геллера. Однако, увы, никто нам ни одного геллера кредита так и не предложил. А нам были необходимы хотя бы самые скромные денежные средства. Поэтому я решился взять кредит на своё имя в размере 2000 марок, за который я нёс ответственность. Эта сумма была необходима для старта молодого предприятия. Сегодня кажется смешным вообще упоминать такие незначительные суммы. Но в те дни эти деньги значили для нас всё; я должен был бегать целыми днями, чтобы убеждать словом и заклинаниями у друзей партии одолжить мне эти деньги.

Первоначальную основу подписчиков составили оставшиеся члены партии. Сами члены партии с неутомимым усердием приступили к рекламированию газеты. Каждый партиец был убеждён в том, что речь шла о самом важном задании того периода, что быть или не быть нашему движению в столице рейха всецело зависело от успеха или неудачи задуманного.

Уличная продажа осуществлялась безработными штурмовиками. Самая большая трудность состояла в том, чтобы найти нужный коллектив сотрудников. Движение не имело никакого публицистического прошлого. Оно имело хороших организаторов и лучших ораторов, но писателей и дипломированных журналистов явно не хватало. В силу отчаянного положения с авторами мы были вынуждены привлечь для этого простых членов партии. Они имели много доброй воли и усердия, но никакого журналистского таланта в наличии обнаружено не было. Я, правда, когда обдумывал впервые идею с газетой, изучал работу главного редактора. Мне даже удалось найти подходящую кандидатуру, но как раз тогда, когда план стал осуществляться, его арестовали на два месяца за нарушение закона о печати.

Мы оказались в весьма незавидном положении. Никто из нас практически не разбирался ни в одной из профессий, используемых в прессе, никто не мог осуществить вёрстку. Всё что было связано с оформлением газеты, предпечатной подготовкой каждого номера, даже чтение корректуры было для нас тайной за семью печатями. Мы взялись за дело даже без какого бы то ни было малейшего намёка на специальные знания в этой области. Нужно признать за очевидное счастье, что наш эксперимент удался и не повлёк за собой тяжелейшего позора.

Но что касается стиля нашего нового печатного органа, то тут никаких дискуссий не возникало, в этом мы были едины. То что газета должна была иметь новое лицо, что это должно быть лицо молодой пробуждающейся Германии, это было нашей базовой установкой с самого начала. Газета должна была быть боевой и нести агрессию, а её стиль, её методы должны были приспосабливаться к существу и духу движения.

Газета издавалась для народа. Поэтому все материалы должны были писаться тем языком, на котором говорит народ. У нас не было намерения создавать орган для «образованной публики». «Атака» должна была читаться массами, а массы читают лишь то, что они понимают.

Всезнайки подчас порицали нас, чаще всего абсолютно бездарно. Они воротили свой нос, презрительно высказываясь о недостатке нашего интеллекта, что якобы отличало наши публицистические статьи, и рекомендовали как образец остроумия и цивилизованной гражданственности еврейские газеты. Эти упрёки не сбивали нас с толку. Нас не охватывало желание подражать ложной мании цивилизованности. Мы хотели завоевать массы, мы хотели донести свою правду до сердца каждого маленького человека. Мы хотели поставить себя на его место, понять его мышление и его чувства, с тем чтобы завоевать его для нашей политической идеи. Как показал последующий успех, это вполне нам удалось.

Когда в июле 1927 года мы начали с тиража 2-3 тысячи экземпляров, в Берлине выходили большие еврейские органы печати стотысячными и даже миллионными тиражами. Они не считали нас заслуживающими внимания. Сегодня, когда наша газета является авторитетным изданием, эти органы печати принадлежат давнему прошлому [Книга Й. Геббельса «Битва за Берлин» вышла в 1934 году. — Д.Р.]. Эти еврейские газеты были написаны настолько остроумно, что читателей тошнило при чтении. Их живодёры пера тщеславно и самодовольно упражнялись в трудно определяемом «интеллектуализме», они стали настолько цивилизованными, что их язык больше не воспринимался массами.

Мы никогда не совершали этой ошибки. Мы были просты точно также, как прост был сам народ. Мы думали примитивно точно также, как примитивно думает народ. Мы были агрессивны, в соответствии с радикальными настроениями народа. Мы осознанно писали таким образом, чтобы воспроизводить чувства народа, не для того чтобы ему льстить, но употребляя народный жаргон, постепенно перетягивали его на нашу сторону, систематически убеждая его в правильности нашей политики и вредоносности политики наших врагов.

Три существенные характерные черты отличали наш новый орган печати от всех существовавших до сих пор в Берлине газет. Мы изобрели новый вид политической передовой статьи, политического недельного обзора и политической карикатуры.

Политическая передовая статья была у нас написанным плакатом, или, лучше сказать, произнесённым, изложенным письменно уличным воззванием. Она была короткой, чёткой, пропагандистской и по-агитаторски эффективной. Она сознательно выпячивала сперва то, в чём, собственно, хотела убеждать читателя, и затем делала логическую концовку. Она обращалась к массовой публике и была написана в таком стиле, чтобы читатель не мог её пропустить. Передовая статья гражданской или еврейской газеты далеко не всегда читается большей частью публики. Маленький человек уверен, что это — только для избранных интеллектуалов. Передовая статья у нас была ядром всей газеты. Она была написана на языке народа и с такой агитаторской остротой, что никто, начав её читать, не откладывал газету не дочитав до конца.

Читатель должен был получить впечатление, будто бы автор передовой статьи является, собственно, оратором, который стоит перед ним и желает простым и веским ходом своей мысли убедить его в справедливости собственного мнения. Решающим было то, что эта передовая статья в действительности являлась каркасом всей газеты, вокруг которого органически выстраивались все остальные материалы. Вместе с тем весь номер имел определённую тенденцию, и читатель убеждался на каждой странице в этой тенденции и тем самым закаливался.

Политический дневник давал короткой обзор основных политических событий, произошедших за неделю. Они также группировались и подчинялись главной объединяющей тенденции всего номера. Дневник освещал ход вещей в лапидарной сжатости и с непреклонной последовательностью выстраивал из них логику политического процесса.

Это, правда, в длительной перспективе было несколько однообразным, но в целом достигало нужного эффекта. Мы вообще видели нашу агитационную цель не в переливающемся всеми цветами радуги разнообразии. Мы, скорее, желали давать постоянно несколько главных политических идей, формулировать несколько крупных политических требований и вдалбливать и навязывать их читателю в жёсткой последовательности хоть сто раз.

В этом нам помог абсолютно новый стиль политической карикатуры. Под давлением законов было едва ли возможным выражать словами то, чего мы хотели и требовали. Слово даёт ясный и точный состав фактов и поэтому всегда юридически конкретно. Совсем иначе обстоит дело с политической карикатурой. Она может быть по разному интерпретирована. Можно по собственному усмотрению прятаться за ней. Те выводы, которые делает каждый отдельный читатель, глядя на карикатуру — его личные выводы. Публика скорее склонна прощать того, кто подписывается художником и высказывает снисхождение по отношению к нему. Искусство карандаша кажется читательской аудитории более трудным и поэтому более удивительным, чем искусство пера. Поэтому по отношению к художнику проявляются более тёплые чувства. Карикатуры способны вызвать самые причудливые, ироничные, даже циничные реакции. Они побуждают больше, чем интеллект. И тот, кто имеет юмористов на своей стороне, как известно, всегда будет правым.

Мы воспользовались этим. Где нам запрещали атаковать пером, там мы пользовались простым карандашом. Теперь мы предоставляли публике образы демократии в виде карикатур. Благоприятное стечение обстоятельств дало нам политического карикатуриста, который владел своим ремеслом в должной степени. Его художественный дар позволял так удачно увязывать эффективный политический подтекст, что в его карикатурах всегда появлялся явный комизм. В каждом номере мы таким образом всегда выставляли в невыгодном свете противников нашего движения в Берлине, прежде всего, полицай-президента доктора Вайса. В большинстве случаев наши карикатуры были нарисованы в манере такой шикарной и наглой дерзости, что было просто невозможно подходить к ним по всей строгости закона из боязни подвергнуть себя осмеянию в качестве некампанейского человека и ретрограда. Читающая публика очень быстро привыкла к этому виду атаки карикатурами и с нетерпением ждала каждой субботы, чтобы увидеть очередную атаку на высокопоставленных обитателей Александерплатц [членов правительства. — Д.Р.].

Передовица и политический дневник, карикатура и журналистские приёмы совместно давали в итоге действенное агитационное единство; и газета достигала этим поставленной цели. Она заменяла, если такое вообще возможно, устное слово. Она идеальным образом восстанавливала прерванный контакт между руководством и соратниками; она скрепляла всю партию унифицированной связью товарищества и каждому члену партии возвращала убеждение, что идея не потеряна, а лишь другими средствами движется вперёд.

К счастью у нас был некоторый запас времени для достижения нашей цели. Мы находились в самом начале и столкнулись с массой технических трудностей. Все наши силы и заботы были поглощены этим. Так как выбранный главный редактор газеты всё ещё сидел в Моабите [тюрьма в Берлине. — Д.Р.], я прикомандировал к редакции нашего политического коммерции-фюрера (politischen Geschäftsführer). Временно он принял на себя обязанности главного редактора нашего молодого предприятия; и хотя он не имел даже самого слабого представления о данной работе, всё же привнёс в это начинание здравый смысл и изрядную долю собственных талантов. Сначала он должен был войти в круг своих обязанностей; и это было тем труднее и ответственнее, что результаты его работы сразу становились видны широкой публике; газета попадала не только к благосклонно настроенным друзьям, но и — [что гораздо важнее] — читалась врагами, настроенными крайне скептически, надменно и самонадеянно. Первая вёрстка была вещью в себе. Никто из нас ничего не понимал в этом, один сменял другого. Время поджимало, а мы всё ещё находились с неразрешимой проблемой.

В понедельник утром, возвращаясь из краткой поездки в Судеты, в привокзальном киоске в Хиршберге я обнаружил первый номер только что вышедшей «Атаки». Стыд и отчаяние овладели мной, когда я сравнил этот суррогат с тем, чего я, собственно, хотел получить. Жалкая, совершенно сырая газетёнка! [В оригинале: «gedruckter Kase» — «отпечатанный сыр». Идиоматическое выражение «Die Schweizer Kase» применяется к журнальным статьям, содержащим многочисленные большие «дырки», как в швейцарском сыре, т.е. статьи с размытым содержанием, которое сложно понять без дополнительных разъяснений. У Геббельса в тексте имеет место двойная смысловая игра: 1) «gedruckt» — по-немецки означает «печатный», а «gedrückt» (сходное по произношению слово) — «угнетённый, подавленный». — Д.Р.] Таким воспринял я этот первый номер. Много доброй воли, но мало мастерства. Таков был результат беглого просмотра.

Так же как я, думало большинство наших приверженцев и читателей. Говорили много, а толку было мало. Мы было уже совсем готовы были пасть духом и сдаться [У Геббельса в тексте: «die Flinte ins Korn zu werfen», что дословно можно перевести, как «бросить ружьё в мушку». Данная немецкая идиома означает «пасть духом, разочароваться». — Д.Р.]. Но благодаря нашему упрямству, мы продолжали снова и снова. Мы не желали дать нашему противнику одержать триумф и позволить ему наслаждаться нашей капитуляцией.

Едва только я заметил, что сами члены движения начали оказывать сопротивление предприятию, что они начали разочаровываться, проявлять недовольство и падать духом, как я решил предпринять последнее усилие. Я выступил перед партийным коллективом на областном собрании, на котором разъяснил подробно принципиальную цель всего предприятия. Я постарался объяснить, что недостойно национал-социалисту отступать при неудачах, бросать начатое дело и сдаваться лишь потому, что оно сопровождается трудностями. Я не забыл указать, что если мы разочаруемся, то вообще дело национал-социализма в Берлине будет загублено и наши завоевания будут потеряны, что тем самым мы взвалим на свои плечи огромную ответственность, поэтому каждый должен обдумать, желает ли он из-за собственной трусости взвалить на себя эту ответственность. Это вызвало ожидаемую мной реакцию.

С новыми силами весь партийный коллектив вновь приступил к работе. Мы, правда, начали реализовывать наш газетный проект в исключительно неблагоприятное время, в середине лета — первый номер вышел 4 июля. [Партийная] организация была парализована, денежные средства отсутствовали, крепкий коллектив сотрудников ещё не сложился, а журналистское мастерство оставляло ещё желать лучшего. Но в конечном итоге, как и всегда в безвыходных ситуациях, воля и жёсткая решимость были нашей путеводной звездой.

Мы хотели! Этого было достаточно. Задачу, поставленную перед нами, было необходимо выполнить. Любые препятствия будут преодолены, если только имеется достаточная воля к этому. Движение не могло позволить смутить себя какими-либо препятствиями. Молодое предприятие находилось под угрозой банкротства. Но мы сопротивлялись этой угрозе. Работа, усердие, воля, постоянство и талант позволяли нам взять эти трудности под контроль. Вскоре «Атака» в самом деле пошла в атаку. В неутомимой работе мы выкристаллизовали её: жалкий бульварный листок, который появился 4 июля 1927 года, в короткий срок превратился в авторитетную и увлекательную боевую газету. Мы продвигались к цели. Мы атаковали. Отныне молодой печатный орган должен был доставлять проблемы не тем, кто его создавал, а тем, против кого было направлено острие его пропаганды.

Приложение

Сетевые ресурсы

Правда о Третьем рейхе (Авторский сайт Питера Хедрука)

http://hedrook.vho.org/rus

German Propaganda Archive (Пропагандистские материалы Третьего рейха)

http://www.calvin.edu/academic/cas/gpa

The Scriptorium (Сайт по немецкой истории)

http://www.wintersonnenwende.com

1 23