ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ

Сила воли ведет к действию, а позитивные действия формируют позитивное отношение

Как определить диапазон голоса - ваш вокал

Игровые автоматы с быстрым выводом

Как цель узнает о ваших желаниях прежде, чем вы начнете действовать. Как компании прогнозируют привычки и манипулируют ими

Целительная привычка

Как самому избавиться от обидчивости

Противоречивые взгляды на качества, присущие мужчинам

Тренинг уверенности в себе

Вкуснейший "Салат из свеклы с чесноком"

Натюрморт и его изобразительные возможности

Применение, как принимать мумие? Мумие для волос, лица, при переломах, при кровотечении и т.д.

Как научиться брать на себя ответственность

Зачем нужны границы в отношениях с детьми?

Световозвращающие элементы на детской одежде

Как победить свой возраст? Восемь уникальных способов, которые помогут достичь долголетия

Как слышать голос Бога

Классификация ожирения по ИМТ (ВОЗ)

Глава 3. Завет мужчины с женщиной

Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д.

Отёска стен и прирубка косяков - Когда на доме не достаёт окон и дверей, красивое высокое крыльцо ещё только в воображении, приходится подниматься с улицы в дом по трапу.

Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) - В простых моделях рынка спрос и предложение обычно полагают зависящими только от текущей цены на товар.

Театр в драматургии А.Н. Островского.

Александр Николаевич Островский (1823-1886) — русский драматург.
Творчество А. Н. Островского произвело революцию в русском театре. Уже первые его пьесы показали на сцене мир, прекрасно знакомый самому драматургу, но совершенно неизвестный читателям и зрителям середины 19 века.

Персонажи, связанные с миром театра, встречаются во многих пьесах Островского и это, конечно, не случайно. Он всегда принимал близко к сердцу беды и удачи российского театра. Его ужасало бесправное положение актеров императорских театров, их зависимость от чиновников, нищенское жалование и тяжкий труд, а также невежество многих исполнителей, отсутствие у них интереса к пьесе в целом. Островский часто сам репетировал с актерами свои пьесы, пытаясь найти у них понимание, добиться более глубокого исполнения, соответствующего новаторскому характеру пьес. Удавалось это далеко не всегда.

В “Лесе” блистательно проявились существенные стороны театра Островского: тяготение к устойчивым типажам, черты каноничности, эпической устойчивости его мира, очень глубоко залегающие пласты культурных (прежде всего театрально-культурных) ассоциаций. Простые житейские истории, лежащие в основе фабулы, можно воспринять, опираясь исключительно на свой житейский опыт, но зритель, способный почувствовать лите-ратурно-театральный пласт пьес Островского, получит многократно большее художественное наслаждение. Вместе с тем в “Лесе” хорошо видно многообразие смеха Островского. Здесь и уничтожающий, презрительный смех, граничащий с сарказмом, и лукаво-добродушный, и смешанный с состраданием и жалостью. Но главное — ясно, что смешное и высокое в мире Островского не противопоставленные понятия, одно не исключает другого.

В мире Островского герои побеждают словом, и параллельно борьбе интересов, реализуемой в сюжетно-событийном ряду, идет и борьба слов. Всем героям присуще какое-то почти магическое понимание слова. Овладеть словом, назвать — значит овладеть обстоятельствами, одержать победу в жизненной битве. Слово для всех — важнейшее оружие. Но не все равны в отношении к слову: у одних слова — маски, у других — слово честное, такое, за которым стоит правда, которое поддержано и подтверждено поступком, выбором. Как во всей драматургии Островского, в “Лесе” тоже идет сражение слов. Но тут слово особенно сложно и многомерно. Дело в том, что вся эта баталия слов соотнесена, с одной стороны, с социальной реальностью современной России, отразившейся в этом “глухом помещичьем захолустье”, в усадьбе Пеньки. Усадьба эта, однако, стоит на пути из Керчи в Вологду, то есть на географической оси, соединяющей юг и север России. Образ дороги — один из самых важных в комедии, он вообще тяготеет к символу пути, своего рода вечной метафоре русской истории. С другой же стороны, словесная битва соотнесена с миром искусства, самая суть которого в том, чтобы расширить границы опыта одной человеческой жизни, вооружить каждого мудростью и опытом, накопленным поколениями до него, и, следовательно, раздвинуть время. Но Островский не склонен патетически идеализировать даже глубоко любимый им театр, он и на него смотрит трезво и с усмешкой. Вся война идет на почве искусства и, если можно так выразиться, ведется средствами искусства. И путь к высоте и торжеству нелегок, не легче, чем пешее хождение из Керчи в Вологду.

“Лес” — театр в театре, потому что основные участники интриги стремятся достичь своих целей, задумывая и ставя каждый свой спектакль. Но прежде чем развернутся и придут в столкновение эти спектакли, драматург готовит сцену и зрителей. Помимо действующих лиц, “актеров” Гурмыжской и Несчастливцева, Улиты и Счастливцева, Островский вводит в пьесу и “зрителей” — соседей Гурмыжской. Не участвуя в интриге, они абсолютно необходимы не только для характеристики того мира, в котором развернутся события (это обычно в театре Островского), но еще нужны именно как те, для кого разыграны спектакли.

«Без вины виноватые» — пьеса А. Н. Островского (1881—1883), классический образец мелодрамы. В связи с этой пьесой правомерно говорить и о внутрижанровом синтезе, поскольку в структуре пьесы сочетаются черты комедии, реалистической бытовой и психологической драмы. Но несмотря на это, в пьесе есть главная мелодраматическая установка: во-первых, сюжет, в котором все действие разворачивается вокруг «страдающей» героини; мотивы — несчастная мать, смерть ребёнка и предательство любимого человека. Во-вторых, характерно для мелодрамы: смена имен (в 1 акте героиню зовут Любовь Ивановна Отрадина, во 2 акте её зовут Елена Ивановна Кручинина). Разумеется, фамилии, что свойственно Островскому, говорящие: отрада — радость и кручина — печаль. В-третьих, счастливый конец.

«Без вины виноватые» является одной из самых репертуарных пьес русского театра.

В драме «Без вины виноватые» Островский снова обращается к теме театра, хотя проблематика ее намного обширнее: в ней говорится о судьбе обездоленных жизнью людей. В центре драмы — выдающаяся актриса Кручинина, после выступлений которой театр буквально «разваливается от рукоплесканий». Образ ее дает повод задуматься над тем, что обусловливает значительность и величие в искусстве. Прежде всего, считает Островский, это огромный жизненный опыт, школа лишений, мук и страданий, которую довелось пройти его героине.

В драме «Таланты и поклонники» Островский показал, насколько тяжела судьба актрисы, наделенной огромным сценическим даром, которая страстно предана театру. Положение актера в театре, его успех зависит от того, нравится ли он богатым зрителям, которые держат в своих руках весь город. Ведь провинциальные театры существовали в основном на пожертвования местных меценатов, которые чувствовали себя в театре хозяевами и диктовали актерам свои условия. Александра Негина из «Талантов и поклонников» отказывается участвовать в закулисных интригах или отвечать на прихоти своих богатых поклонников: князя Дулебова, чиновника Бакина и других. Негина не может и не хочет довольствоваться легким успехом невзыскательной Нины Смельской, которая охотно принимает покровительство богатых поклонников, превращаясь, по сути, в содержанку. Князь Дулебов, оскорбленный отказом Негиной, решил погубить ее, сорвав бенефис и буквально выжив из театра. Расстаться с театром, без которого она не мыслит своего существования, для Негиной означает довольствоваться убогой жизнью с милым, но бедным студентом Петей Мелузовым. Ей остается один выход: идти на содержание к еще одному поклоннику, богатому помещику Великатову, обещающему ей роли и шумный успех в принадлежащем ему театре. Свое притязание на талант и душу Александры он называет пылкой любовью, но по существу это откровенная сделка крупного хищника с беспомощной жертвой. То, что не пришлось осуществить в «Бесприданнице» Кнурову, сделал Вели-катов. Ларисе Огудаловой удалось освободиться от золотых цепей ценой гибели, Негина надела на себя эти цепи, потому что не мыслит жизни без искусства.
Островский укоряет эту героиню, у которой душевного приданого оказалось меньше, чем у Ларисы. Но он вместе с тем с душевной болью поведал нам о драматической судьбе актрисы, вызывающей его участие и сочувствие. Недаром, как заметил Е. Холодов, ее зовут так же, как самого Островского — Александра Николаевна.

Заслуга А. Н. Островского перед русской сценой поистине безмерна. В его пьесах о театре и актерах, точно отражающих обстоятельства русской действительности 70-80-х годов XIX века, содержатся мысли об искусстве, актуальные и сегодня. Это мысли о трудной, порой трагической судьбе талантливых людей, которые, реализуясь на сцене, полностью сжигают себя; мысли о счастье творчества, полной самоотдаче, о высокой миссии искусства, утверждающего добро и человечность.

Феномен «актерства» рассматривается в работе как действия, основанные на игровом начале, позволяющие человеку вести себя в соответствии с заданным образом в обстоятельствах, предлагаемых той или иной ситуацией.

Литература рубежа 19-20 веков. Формирование и развитие модернистских течений в литературе рубежа веков и в первые десятилетия ХХ в.

Заметное место в литературном процессе конца XIX - начала XX вв. занимало творчество писателей модернистских течений - символизма, акмеизма и футуризма. Хотя сами они себя модернистами не называли, а современная им критика чаще использовала расплывчатое определение "новые течения", позднее историко-литературная наука идентифицировала это направление именно какмодернизм.В дальнейших главах будет показано многообразие художественных поисков представителей данного направления, но не менее важно выделить и то общее, что их объединяло.

Особенно динамично в рамках модернизма развивалась поэзия, вновь - после пушкинской эпохи - вышедшая на авансцену общекультурной жизни страны. Первым по времени возникновения и наиболее масштабным по степени воздействия на русскую культуру модернистским течением стал символизм, претендовавший на решение не только собственно художественных, но и глобальных духовных задач, вставших перед человечеством в эпоху кризиса рационалистического мировоззрения. Именно символизм послужил, по выражению Осипа Мандельштама, "родовым лоном" для всех других модернистских литературных течений и школ. Более того, творчество символистов в значительной мере определило основные пути развития русской литературы на протяжении всего XX в.

Символизм как литературно-художественное направление не исчерпывался только поэзией: символистские идеи проникали в философские, религиозные, научные, биографические, литературно-критические работы. Хотя в русской прозе начала XX в. сильны были традиции реализма, художественная практика символистов оказала заметное воздействие и на эту сферу литературного творчества. Нередко теоретические статьи символистов становились импульсом к их поэтическим поискам или, напротив, прямым продолжением этих поисков, а прозаический текст оказывался своего рода промежуточной стадией перевода поэтических символов на язык эстетики либо, наоборот, философских интуиции - в сферу лирического творчества. Между поэзией того или иного символиста и его прозаическими сочинениями, как правило, возникали множественные мотивно-тематические переклички, устанавливалась система "зеркальных" отражений, так что эти две сферы творчества становились по отношению друг к другу своего рода "сиамскими близнецами", а формула их генетического родства обнажалась в литературно-критических статьях и эстетических декларациях. Это особенно заметно в творчестве Федора Сологуба и Андрея Белого.

При всем многообразии индивидуальных дарований конкретных писателей модернизм можно представить как единую художественную систему. В противовес реалистическому принципу отражения жизни в модернизме вообще и в символизме в частности на первый план выходит принципсубъективного моделирования реальности,или, иными словами, "выращивания" реальности в сознании творца. Вне субъективного (а потому переоформляющего) восприятия, по мнению модернистов, нет и не может быть никакой реальности.

Понять принципиально новое отношение к категории реальности, сложившееся в русском модернизме, позволяет интерпретация, которую позднее, уже в середине XX в., дал этой категории один из крупнейших прозаиков русского модернизма Владимир Набоков. В ходе одной из лекций о западноевропейской литературе, которые он читал своим американским студентам, Набоков попросил их вообразить трех разных людей в обстановке загородного пейзажа. Для одного из них - горожанина-отпускника, загодя изучившего карту окрестностей, - окружающей реальностью окажутся "какие-то деревья" (он вряд ли отличит дуб от вяза), да недавно построенная дорога, в соответствии с картой ведущая в ближайший городок. Другой человек, на этот раз профессиональный ботаник, увидит реальность иначе: ему откроется интересующая его жизнь конкретных растений, каждое из которых в его сознании закреплено точным термином. Наконец, для последнего из тройки - выросшего в этих местах деревенского жителя - реальностью будет каждое деревце и тропинка, и даже тень от дерева, падающая на эту тропинку, все мельчайшие подробности пейзажа, связанные в его памяти с множеством событий его собственной жизни, все разнообразие связей между отдельными предметами и явлениями. Для местного жителя эта до бесконечности детализированная картина и будет подлинной реальностью.

Таким образом, трем разным людям откроются три разных мира, а общее количество потенциальныхреальностей будет пропорционально количеству воспринимающих их живых существ. В модернизме как особой эстетической системе (и в символизме в частности) нет реальности "вообще", а есть множество субъективных образов реальности,зависящих от степени приближения к объекту восприятия и от большей или меньшей меры специализации этого восприятия. Искусство для модерниста начинается там, где память и воображение человека упорядочивают, структурируют хаотический напор внешних впечатлений. Настоящий писатель творит свой собственный мир,дивную галлюцинацию реальности. Главный способ сотворения "подлинной жизни" для модерниста - само литературное творчество, процесс художественного письма. Текущая, непосредственно обступающая человека жизнь - всего лишь "полуфабрикат", социально-бытовое "сырье", подлежащее художественной переработке. Вот как' писал об этом Ф. Сологуб в самом начале романа "Творимая легенда":

"Беру кусок жизни, грубой и бедной, и творю из него сладостную легенду, ибо я - поэт. Косней во тьме, тусклая, бытовая, или бушуй яростным пожаром - над тобою, жизнь, я, поэт, воздвигну творимую мною легенду об очаровательном и прекрасном".

В силу этого сквозной темой символизма становится тема двоемирия,параллельного существования "мнимого" (социально-бытового) и "подлинного" (идеального, лишь интуитивно постигаемого) миров. Идеальный мир открывается человеку через сновидения, мечты и грезы, а потому и регулируется вовсе не причинно-следственными отношениями, а логикой сновидческих трансформаций. В сновидческом мире отменяются диктат часовой стрелки и бремя привычных пространственных измерений; мимолетные изменения жизни лишь выявляют универсальную устойчивость ее основных узоров; мнимая новизна просвечивает циклической повторяемостью бытийных ситуаций. Иными словами, на смену конкретно-историческимпринципам письма приходят принципымифопоэтические:в пестром карнавале быстротекущей жизни писатель стремится распознать сюжет будто заранее известной ему сказки. Подобным же образом - сквозь призму мифа - автор-модернист воспринимает и свою биографию, последовательно выстраивая персональную мифопоэтическую легенду, как это происходит, например, в поэзии А. А. Блока и Н. С. Гумилева, в прозе А. М. Ремизова и Л. Белого. Внешне модернистский рассказ или стихотворение может выглядеть вполне жизнеподобным (это в особенности относится, в частности, к прозе Ф. Сологуба или поэзии А. А. Ахматовой). Однако присутствующая в тексте цепь метафорических намеков указывает на наличие в нем второго плана содержания, придает произведению смысловую многогранность.

Очень часто в творчестве модернистов используется прием стилизации,когда текст внешне "подражает" какому-либо жанровому образцу или индивидуальной авторской манере писателя-классика. Автор будто перевоплощается в человека иной эпохи и стремится увидеть мир "чужими глазами", воспроизводя - часто до мельчайших деталей - образность, лексику и синтаксис, соответствующие мышлению человека прежних веков или экзотической культуры.

43. Русская литература в 20 веке. Метод социалистического реализма. Андеграунд и литература русского зарубежья.

рАЗВИТИЕ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ В 20 ВЕКЕ

Двадцатый век в истории русской литературы – самый драматичный и наиболее насыщенный событиями и направлениями период. Двадцатый век изменил понимание сущности литературы, вписал в более масштабный контекст вопросы любви, смерти, предназначения человека, перспектив развития искусства.

Так сложилось в истории русской литературы, что рубежи столетий оказывались для нее временем небывалых взлетов, связанных с социальными и духовными потрясениями. Если рубеж 18-19 веков был временем зарождения Золотого века русской литературы, то рубеж 19-20 столетий получил в истории литературы название«Серебряный век». Это время проходило под знаком «переоценки ценностей» — как в науке, так и в искусстве. Небывалый подъем во всех сферах духовной жизни России, обострившийся интерес к философским вопросам был обусловлен рядом обстоятельств:

социально-экономический кризис требовал поисков оптимального выхода из него;

научные открытия и технические изобретения рубежа веков (теория относительности Эйнштейна, открытие клеточного ядра, кино, автомобили, радио, телефон, метро, признание геометрии Лобачевского и т.д.) привели к переосмыслению взглядов на мир;

Россия к этому времени уже «переболела» имморализмом Ф. Ницше, прославившегося фразой «Бог умер», и учением А. Шопенгауэра — автора работ «Мир как воля и представление» и «Метафизика половой любви», что, в свою очередь, обусловило зарождение в конце 19 века русской религиозной философии, основателем которой стал национальный гений РоссииВладимир Сергеевич Соловьев (1856-1900).

Появляются новые течения и направления в живописи (абстракционизм К. Малевича и В. Кандинского, лучизм М. Ларионова), в музыке (поиски новых форм ритма и музыкального самовыражения у П.И. Чайковского,
С. Рахманинова, А. Скрябина), в балете (обновлению балетного искусства содействовали А. Павлова и М. Фокин).

Бурные духовные искания русской интеллигенции, взлет творческих сил, обострение религиозно-мистической чувствительности — все это были признаки явления, которое Н.А. Бердяев назвал русским духовным ренессансом.

Приметой эпохи стало соединение божественного и человеческого начал в сознании и, как следствие, соединение философии и литературы благодаря общей цели — поиску высшей истины. Усилившееся ощущение грядущей вселенской катастрофы определило стремление деятелей искусства к творческому преображению мира. Появилась вера в то, что искусство сможет стать силой, перерождающей мир.

Главным достижением эпохи русского духовного ренессанса
Н.А. Бердяев считал «освобождение от остатков писаревщины». Лозунг Белинского «Социальность или смерть» уже к началу 1890-х утратил свой смысл. Русская литература начала развиваться полифонично и разнонаправленно:

а) литературный процесс Серебряного века определялся борьбой и взаимовлиянием реализма и модернизма (к модернизму относились все нереалистические течения);

б) в одно и то же время на сценах российских театров ставились психологические пьесы Чехова, социальные драмы Горького и экспрессионистские драмы Андреева;

в) в один и тот же год — 1907 — появляется первый соцреалистический роман «Мать» Максима Горького и первый русский порнографический роман «Санин» Михаила Арцыбашева, развивается символистский роман (две трилогии Дмитрия Мережковского — «Христос и Антихрист» и «Царство Зверя», романы «Тяжелые сны» и «Мелкий бес» Фёдора Сологуба; «Огненный ангел» Валерия Брюсова; «Серебряный голубь» и «Петербург» Андрея Белого).

Наиболее значительным направлением Серебряного века стал символизм, становление которого проходило под знаменем идей Вл. Соловьева. Распад символизма в 1910 году привел к возникновению новых модернистских течений: акмеизма, эгофутуризма, кубофутуризма, имажинизма, новокрестьянской поэзии, импрессионизма.

Все эти течения просуществовали недолго, зато дали дорогу в «большую литературу» Н.С. Гумилеву, А.А. Ахматовой, О.Э. Мандельштаму, В.В. Маяковскому, Б.К. Зайцеву, С.А. Есенину, М.А. Волошину и др.

Развитие русской литературы в 1890-1921 гг.

Благодаря необыкновенному разнообразию литературных течений, направлений и форм самовыражения Серебряный век составил значительный пласт отечественной культуры. Именно в это время была преодолена односторонняя социальность русской литературы. Именно с высоты достижений Серебряного века стало понятным величие классической литературы 19 столетия. Именно серебряный век предопределил развитие русской культуры вплоть до конца 20 века.

Литература русского зарубежья, ее место в литературном процессе 1980-1990-х годов.

Вторая половина 1980-х гг. оказалась эпохой глобальных перемен не только в политике и экономике, не менее беспрецедентные события происходили и в литературе. Четко структурированное здание советской литературы рухнуло, Союз писателей утратил свою функцию контроля над литературой - провозглашение принципа гласности постепенно упразднило разделение советской литературы на подцензурную и неподцензурную, любые иерархии в литературе исчезают вместе с институтом цензуры. Литературный процесс кардинально меняет свои очертания. Дебютируют сразу все - множество совершенно разноплановых явлений приходит к читателю одновременно. Собственно современная литература на страницах литературных изданий и на книжных полках соседствует с поэтами Серебряного века, с Ахматовой и Цветаевой, с Булгаковым и Набоковым -ситуация совершенно уникальная и очень тяжелая для тех, чей дебют приходится как раз на это время.

Одним из значительных событий этого времени становится, по образному выражению Г. Иваницкого, «женский взрыв» в литературе; западные исследователи дали этому явлению свое название -«гиногласность», т.е. «женская гласность», гласность с женским лицом/голосом.

В период с 1989 по 1995 гг. выходит целый ряд сборников «новой женской прозы» (иногда с указанием «молодая женская проза»), куда вошли произведения более 70 авторов. Особое значение среди них имели два сборника, вышедших в издательстве «Московский рабочий», - «Не помнящая зла» (М., 1990) и «Новые амазонки» (М., 1991). От других сборников их отличает то, что они были составлены непосредственно

участниками первого в истории русской культуры творческого объединения женщин-писательниц «Новые амазонки».

Форма сборника для презентации нового направления выбрана по следующим причинам. Во-первых, «женская проза» была представлена именно как литературное объединение, а также как часть женского движения в целом (идеологи, авторы манифестов «женской прозы» играли видную роль и в развитии отечественного феминизма). Во-вторых, большинство представленных авторов либо только дебютировало, либо было почти неизвестно широкому читателю (многих женщин-писательниц до этого не печатали, в том числе и по цензурным соображениям), поэтому в составе сборника они имели больше шансов пробиться к читателю. В-третьих, по причинам сугубо прагматическим (в эпоху социально-экономической нестабильности издание отдельной авторской книги становится крайне затруднительным) антология, сборник - чрезвычайно популярная для этого времени форма издания современных авторов.

В носящих манифестарный характер предисловиях к сборникам женской прозы выстраивается образ «женщины говорящей», доказывается право женской литературы на существование, «женский опыт» выдвигается в качестве объединяющей женщин-писательниц эстетической доминанты. Творчество представленных в сборниках современных авторов вписывается в контекст мировой женской литературы со ссылкой на такие авторитеты, как Жорж Санд, Вирджинию Вулф, Натали Саррот и др.

Как писал Ю.М. Лотман, в эпохи кризиса культуры, наряду с собственно художественными текстами, особую значимость приобретают стратегии литературного и жизненного поведения, «поведенческие коды»,

модели самоидентификации и саморепрезентации - выстраивания собственной литературной репутации (понятие, разработанное В.В. Розановым и Ю.Н. Тыняновым). Актуальны эти категории и для описываемой эпохи, безусловно, кризисной и переломной. На основании анализа сборников женской прозы, суммы посвященных женской прозе критических текстов, а также высказываний самих авторов (как в художественных текстах, так и в различных интервью и автобиографических комментариях) мы можем сделать вывод о том, что в конце 1980-х гг. появляется новый тип литературного поведения - «женщина-писательница». Однако здесь следует сделать несколько важных оговорок.

Манифесты «женской прозы», а также критики-участники дискуссий о «женской прозе» сформировали литературную репутацию этого явления. Было признано многообразие авторских позиций и творческих манер, однако же, выделены и общие черты «женской прозы»: определенный круг общих тем, обусловленных женским опытом (роды, дети и т.д.), топосов (например, топос больницы или коммунальной кухни), образов и мотивов (круг - один из наиболее популярных образов женской литературы), а также интерес к фольклорным жанрам, к сказу, к натуралистическим описаниям, к жизни тела. Особенно характерна для данного времени последовательная дискредитация мужских образов.

Этот комплекс характеристик «женской прозы» становится фоном восприятия каждой женщины-писательницы, частью ее литературной репутации. При этом сами женщины-писательницы могут по-разному относиться к гендерному вопросу - вписывать свое творчество в контекст радикального феминизма или же громко протестовать против рассмотрения своих произведений в этом аспекте, выдвигая на первый план общеэстетические критерии художественности, не зависящие от половой принадлежности автора. Однако принципиально подчеркнем, что, несмотря на такое видимое противоречие, при рассмотрении творчества любой женщины-писательницы неизбежно возникает вопрос о женском творчестве.

Другое дело, что эта характеристика творчества в каждом конкретном случае будет иметь разное значение в зависимости от других сопутствующих характеристик.

На наш взгляд, литературная репутация автора может складываться из совокупности характеристик самых разных уровней. В одном случае может доминировать индивидуальный биографический текст, в другом - важнее литературная репутация целого направления или школы, к которым автор принадлежит или к которым его причисляют, в третьем - на литературную репутацию автора может серьезно повлиять особые обстоятельства рецепции его творчества на разных исторических этапах.