ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ Сила воли ведет к действию, а позитивные действия формируют позитивное отношение Как определить диапазон голоса - ваш вокал
Игровые автоматы с быстрым выводом Как цель узнает о ваших желаниях прежде, чем вы начнете действовать. Как компании прогнозируют привычки и манипулируют ими Целительная привычка Как самому избавиться от обидчивости Противоречивые взгляды на качества, присущие мужчинам Тренинг уверенности в себе Вкуснейший "Салат из свеклы с чесноком" Натюрморт и его изобразительные возможности Применение, как принимать мумие? Мумие для волос, лица, при переломах, при кровотечении и т.д. Как научиться брать на себя ответственность Зачем нужны границы в отношениях с детьми? Световозвращающие элементы на детской одежде Как победить свой возраст? Восемь уникальных способов, которые помогут достичь долголетия Как слышать голос Бога Классификация ожирения по ИМТ (ВОЗ) Глава 3. Завет мужчины с женщиной 
Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д. Отёска стен и прирубка косяков - Когда на доме не достаёт окон и дверей, красивое высокое крыльцо ещё только в воображении, приходится подниматься с улицы в дом по трапу. Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) - В простых моделях рынка спрос и предложение обычно полагают зависящими только от текущей цены на товар. | Таинственная бригада Голованова Щипанов просидел у меня тогда более трех часов И все больше и больше мне нравился. Правда, у меня периодически возникала мысль: «А какой он окажется, если вдруг судьба столкнет нас в ролях: он — следователь, я — подследственный», но я гнал ее, эту мысль. «В 93 году, когда убили Липнягова, это было первое дело, связанное с оргпреступностью. Мы даже не понимали, кто «воры» и кто «бандиты». Группа «ОТИС» была, их начали сажать в 93 году. Тридцать обвиняемых, пять убийств и под сотню грабежей и разбоев. Была фирма, называлась «ОТИС», по фамилии лидера группы, Олег Тильный его звали. Там типажи были. Был один жулик старой закалки — Борис Хейнович Лейт. «Советская власть во всем виновата, что мы такие».» Щипанов работает в органах с 1989 года. В 1993—95 расследовал многие громкие красноярские дела: расстрел Липнягова (Ляпы), убийство Цимика, пропажу Исаева, и вот «немного занимался татаринцами». «По Липнягову. Вначале легенда. В свое время, пока были живы Синьковский и прочие авторитеты, в Красноярске был беспредел. В ресторане «Красноярск» народ резали, хулиганов много было. Собрались менты и авторитеты, посидели, поговорили у Роковецкого, легендарный мент, в свое время руководитель седьмого отдела ОРБ. Рокки его называли. Кто будет наводить порядок? Судимым это дело не отдали, милиция возражала, милиции, по мнению жуликов, тоже нельзя улицу отдавать. Есть комсомолец из Назарова! Его давайте поставим! Поставили. Быков стал наводить порядок. Как он сам сказал: «Пока Липнягов занимался ларьками, я знакомился с нужными людьми». В гостиницу «Красноярск» приезжали разные деловые люди. Так он вышел на алюминий… Всем известно, что Быков перекупил якобы киллеров Ляпы. Я лично слышал кассету. Его спрашивают: «Не ты ли убил Липнягова?» — «Он крутил солнце в мою сторону, я его закрутил в его» — отвечает Быков. Истолковывать можно как угодно. Кассета потом пропала. Быков сказал, что узнал об убийстве Липнягова уже потом. Он сказал: «Спасибо, ребята!». На самом деле, думаю, Быков не имеет отношения к этому убийству, хотя это 6ыло в его интересах. Приехавшая бригада 6ыла полностью готова к убийству Быкова, провели разведку. Но буквально за день до этого красноярцы, приехавшие из Москвы, те, кто бригаду привез, перевели стрелки на Липнягова. Это их собственное решение. Выгоднее показалось». (Щипанов молчит.) «Там ребятишки хорошие погибли. Однофамилец Лебедя погиб во время перестрелки, убит охранником Липнягова. Я потом с бывшим командиром его по спецназу разговаривал. Лебедь участвовал в штурме Сухумского изолятора, храбрый был парень. Награду имел. Командир мне сказал: «Я к службам обращался, когда все распадаться стало: «Заберите ребят, они только убивать умеют. Им идти некуда!» Через полгода появились — давай ребят! А кого я им дам — разбежались все».» Щипанову явно жаль «ребятишек», умеющих только убивать. Мне тоже. «В Москву я заезжал за ними в 93 году. В квартиру мы вошли. Там уж никого не было, но мне запомнилось ярко, на столе книжка «Как закалялась сталь», на стене малиновый пиджак и автомат. С самим Быковым я общался трижды. Каждый раз примерно с интервалом в год. Сидели мы тогда в краевой прокуратуре, в другом месте, чем сейчас: вызываю. Можно на 6 часов? Он уже членом совета директоров КрАЗа был все-таки, потому выхожу встречать. Один приехал. В машине сам за рулем. Правда, охрана по углам уже за полчаса стояла. Часа три проговорили. С каждым разом, с каждой встречей все больше публичности, лозунгов все больше было. Спаситель отечества. /…/ Мальчишками его я занимался. Данилов пропал, Челентано, ну Исмаилов, это его кличка была — Челентано. Что он был киллером, это точно, но Быкова или не его? Кстати, Челентано был при Дружинине, сидел у него в приемной. Ходят слухи, что, пытаясь легализоваться, Быков чистил наиболее опасных своих. Вот Исмаилов действительно был очень похож на Челентано… Быков чуть смахивает. Это журналисты ему навесили… Самое важное качество Быкова — что он не врет ничего. Либо не говорит, отказывается отвечать, либо правду говорит. Я два года убил на то, чтобы посадить Быкова, но ничего не нашел… В большинстве, больше чем в половине убийств, он не виноват с точки зрения закона, но вообще виноват морально… С Быковым сложно… Я не думаю, что он когда-либо кому отдавал приказ убить. Он как-то сказал: «Если ко мне подойдет рабочий с завода и скажет: «Анатолий Петрович, я хочу убить кого-то», как я могу этому помешать?» Я: «Виноват морально?» «Привозил мальчишек с юга края, давал машину, девчонок, давал работу. А они из безработной голодной зоны. Они его боготворили. Они готовы были для него на все. В рот смотрели… (Молчит). А с другой стороны, если выбирать между Быковым и кем-то ещё, то он наименее опасная фигура, с точки зрения улицы, жизни в крае. Может быть, с точки зрения государства опасен…» Я: «Алексей, что такое «Белая стрела»? Тайная милицейская структура, направленная на уничтожение жуликов?» Щипанов (задумчиво): «Не знаю. Есть такая организация «Ассоциация ветеранов спецназа». В 1996 году с ними столкнулся. Это бывшие альфовцы, «Витязь», грушники. Там достаточно ребятишек, которые осуждены за убийства. Скорее всего просто ребятишки стоят друг за друга, не позволяют на ноги наступать». Я: «Как вы их ласково, «ребятишки». Щипанов: «Ну я же с ними работаю. Придает им человеческое измерение. Иначе трудно работать, грязь да кровь. В свое время была бригада, ставила целью и Быкова убить. Ходили в черных пальто, читали «Крестного отца», вот эти пытались стать настоящей мафией. Бригада Голованова. Накрошили много преступлений. Голованов — бывший сотрудник милиции, майор, отсидел за убийство. Его свои потом убили. «Я Быкова в конце концов застрелю» — Голованов так говорил. Раскрылось все это уже после его смерти. Убийство Молявко Дипломата, убийство Захаровой, убийство любовника Захаровой — Полтавца, это всё они. Я (не веря своим ушам!): «Алексей, но ведь эти убийства приписывают Быкову! Почему же никто не напишет, об этом, не проведет доследования?» Щипанов: «Не исключено, что и самого Толмача они убили. Но кому это нужно. Профессионалы — знают…» Я: «Кто-то осужден по этим делам?» Щипанов: «Осудили людей за убийство самого Голованова. Начитавшись Ленина, майор создал такую непроницаемую структуру, где были отдельные звенья, а руководителей звеньев знал только он. Еще был у него помощник: Кавалевич, тоже бывший сотрудник органов, но и он тоже погиб. Подчинялись ребятишки только Голованову. Зашкалило у него, порядка 15 убийств уже было. Его самые головастые ребятишки и убили. Они тогда пошли по корыстному убийству. Сели на 9, на 10 лет. Заказчик — один из ребят — получил 11 лет. Мальчишка: «Когда я увидел в списке на устранение своего отца, я сказал: все! Хватит!» Но показания они стали давать уже после осуждения. У них были две команды, кроме деления на звенья: наркоманы и исполнители. Наркоманы готовили почву, вели разведку. И скажем, должны были убить в 11 часов. Но до них приходили люди в 9 часов, раньше и убивали. Наркоманы являются в 11 и находят трупы. В случае чего на наркоманов ложилось преступление. Потом, вопреки всем правилам, оружие они не сбрасывали на месте, но складировали, чтобы подбрасывать конкурентам. /…/ Людей из других звеньев они не знали. Ну, положим, видел кто-то один раз Петю. Но, что тот делал, не знали. Порядка десяти, одиннадцати, двенадцати убийств — все похожие по способу. Половина убийств была — дележ наследства Толмача… Толмач — тихий такой, спокойный юрист был. Юрист! Ляпу когда убили: Толмач и вся бригада сидят в РБ в холле на корточках. Боялись. «Дай Мне погоны, только спаси меня!» — сказал Толмач Агееву. Мы ездили по Молявке, думали, пацаны Петрухи (вор в законе Бахтин) его грохнули, ездили в Зеленую Рощу. Там застаем такую картину: двухкомнатная квартира, гарнитур итальянский дорогущий, часть гарнитура не влезла в стену — отпилена ножовкой. В белых рубашках на корточках сидят ребятишки. Беломорину тянут с анашой. В центре диктофон с селекторной связью, это они с Петрухой собрались говорить, a потом на Шуфутинского, на концерт, должны были идти. Молявко музыкант был, контролировал все сделки Петрухи. «Хочу от Петрухи уйти, но не пускает!» — он кому-то сказал. Мы думали, Петруха его. Как живая у меня эта сцена перед глазами». Я: «Петруха уехал в Питер в 1994-ом, да?» Щипанов: «Да. Петруха ненавидел Быкова всеми фибрами души, но боялся слово сказать. Из города его выдавили. Он и ушел в Питер. В 95-ом я туда к нему приезжал. Закрыл его на тридцать дней. «Поедешь в Красноярск?» — «Нет, не поеду…» — «Тогда выходи». Еще сцену помню, в Питере тогда только РБ организовался, дали им комнату одну на всех. Прихожу, в центре комнаты сидит Петруха на корточках перед 30-ю сотрудниками, и им понятия объясняет… Мир был интересный. Сейчас все упростилось, похоже на фарс, а тогда была трагедия. Людей, правда, стали опять убивать… Парфенова убили. В Ахмедова стреляли…» Я: «В Телятникова стреляли, Блинова отравили крысиным ядом только что». Щипанов: «Это всё акции устрашения Быкова. Телятников никому дорогу не перешел, мирный бизнесмен, но давний старый друг Быкова. Блинов — тоже. Блинова я сажал в 95-м, он у меня сидел 40 дней. У него был цирроз печени, ну я его и отпустил. Начинал он со спекуляции водкой в конце 80-х, когда при Горбачеве сухой закон был. Накупят заранее днем 5—6 ящиков водки и у ресторанов продают. Сейчас у него ребятишки самые порядочные. Человек 12, боевиков практически не осталось, все остепенились. Справка: Виталия Парфенова убили в июле 2000 года. Директор государственного унитарного предприятия «Краевые рынки» приехал домой, во дворе вышел из «мерседеса», его застрелили. В связи с этим задержали Вилена Струганова (Цветомузыка) в Хакасии. Но через 4 дня выпустили. Парфенов был близок к Быкову. Но потом работал на лебедевскую администрацию. Октай Ахмедов — азербайджанец, владелец центрального рынка, друг Быкова, согласно информации в «Когте» — «лидер азербайджанского преступного сообщества». В 1997 году в него стреляли, в буквальном смысле сняли часть черепа. СОБР тогда охранял Ахмедова, скрывающегося в частном секторе на речке Каче. Думали, он помрет, но выжил. И убийство Парфенова, и покушение на Ахмедова рассматриваются как попытка перераспределить рынки г. Красноярска. Щипанов: «Парфенова убили. Считается, что Струганов. До 1995 года его бы тоже убили, но после 1995 года его бы просто выдавили из города. «Мы «крыше» не платим, наша «крыша» включена в банковский кредит»,— говорят наши предприниматели… Якобы Быков сказал Цветомузыке: — «Цвет, у тебя свой бизнес, у меня свой». Многие в отсутствие Быкова пытались подобрать его бизнес… В Москве люди Цветомузыки представлялись вначале как быковцы, потому что Паша авторитетом не пользовался. Он всегда был в тени Быкова. При Быкове было ясно, к кому идти решать проблемы. Паша привез молодых ребят с юга края. Голодных, с ментальностью 1993 года. Они приезжают на разборки с битами. Нонсенс в эти годы». Я: «Говорят, Цветомузыку охраняет ФСБ». Щипанов: «Еще неизвестно кто кого использует: Паша — ФСБ или ФСБ — Пашу. ФСБ стоят всегда рядом с нами, с милицией. Сейчас они стали серьезно заниматься оргпреступностью. С ними стало интересно работать… По сбору информации они всегда были хороши. Сейчас вытаскиваю их информацию 95, 96 годов — и там много интересного. Кстати, есть версия, что эфэсбэшники приложили руку к тому, чтобы пустить Быкова в политику, чтоб потом посадить. Похоже на них… У них главное — сбор информации, а реализовать ее не стремились… Половина того, что писал Тарасов, было из ФСБ». Я: «Самков, говорят, ненавидел Быкова». Щипанов: «Комлев, бывший зам. начальника УВД, г. Красноярска очень зол на Быкова. В УГРО Петрунину орали, что Быков выйдет из-под контроля, они благоволили Ляпе. Чтобы посадить Быкова, надо было заниматься и Татарином, и Пашей в то время, когда живы были еще свидетели, когда все всё ясно помнили. Можно было посадить… (думает). Для того чтобы посадить Быкова — нужно развалить Пашу. Этого комиссия Колесникова не хотела, этого никто не делает. Делали все топорно». Я: «Разве нормальны те методы, с помощью которых Быкова арестовали 4 октября? Фальшивое убийство, подкинутые часы и документы. На, коснись рукой…» Щипанов (улыбается): «У Исмендирова, его якобы убили вместе с Цветомузыкой, кличка Палач. Представляете, жертва с такой фамилией!.. У меня было порядка пяти таких уголовных дел. Когда нужно спасти жизнь человеку, то идешь на такое, на «оперативный эксперимент». Когда, например, киллер приходит испуганный в правоохранительные органы, так и так, мне поступил заказ, тогда начинаешь брать грех на душу. Струганов, кажется, уверен, что Быков его заказал. Он говорит, что чувствует свою правоту. Однако зачем это Быкову, на нем же не висело мокрых дел, на Быкове… Наоборот, Быков был заинтересован, чтобы со Струганова не упало бы ни волоска… москвичи все сделали топорно. Бригада, которая работала из Москвы по Паше Цветомузыке, считает, что Паша и Быков — вечные враги…» Я: «Газеты писали, что в ноябре милиция взяла троих парней Паши Цветомузыки за то, что они занимались наездами на валютчиков возле центрального рынка. Якобы такого вида рэкета не было лет пять». Щипанов: «У Цветомузыки около 30 человек, ездят по кабакам и кафе. Если подтянет людей с юга, будет около сотни. У нас многие говорят: убрали Быкова — и нет бандитов в городе, сделаем красный город! Начальник УВД должен делать это». Аноним №3, мент: «Вы знаете, у нас говорят, что начальник УВД Рудченко — бочка с киселем. Бочка до края налита, боится сделать движение, чтобы не выплеснулось». Щипанов: «Перед тем как к вам идти, я посоветовался с моим начальником и с женой. Жена сказала: «иди, но не болтай много». Начальник расспросил зачем, да что, о чем писать будете, и о старых делах 93—95 годов говорить разрешил». Я: «Многие отказываются со мной встречаться. Тарасов наотрез отказался. Чечкину Сибалюминий не разрешил. Школьный отказался. Вначале были у меня неплохие отношения с быковцами, но с середины ноября Георгий Рогаченко молчит, до этого чуть ли не каждый день пересекались. А тут я ему звоню: «Ох, я занят, я вам перезвоню через пять минут». И три недели не звонит. 11 декабря я ему позвонил, поздравил с победой «Блока Быкова». «Да, спасибо,— говорит,— можно я вам перезвоню через 15 минут?» И вот уже несколько дней… такое впечатление, что ему наговорили обо мне, что слухи какие-то…» Щипанов: «Да, меня тоже информировали, что вы приехали в Красноярск с целью провокации, что готовится провокация». Я: «ФСБ, конечно». (Щипанов улыбается). Далее я рассказываю ему о своих отношениях с ФСБ, о том, как в июне 1993 года меня приглашали на Лубянку и радушно встретили, о том, что я в оппозиции с 1990 года, что участвовал во всех исторических стычках с государством: и в демонстрациях 23 февраля и 17 марта 92 года, и в показе сил 9 мая 93-го, и в октябрьских событиях 93 года, что я председатель Национал-Большевистской партии, потому неудивительно, что ФСБ мною занимается. И что я нахожу это противозаконным. То есть я оправдываюсь перед майором. На самом деле я возмущен куда больше, чем показываю. Эти «топтуны» пытаются совать мне палки в колеса, даже в таком мирном деле, как написание книги. Теперь я понимаю, почему мне не звонит Романов, хотя у него есть мои книги, он обещал меня познакомить с интересными свидетелями жизни Быкова. Понятно, почему не захотел со мною встретиться Школьный, охотно до сих пор встречавшийся с представителями прессы. Ясно, почему не звонит Телятников, он обещал меня познакомить с женой Быкова, Мариной. Ясно, их всех напугали этими слухами. Провокация! Я и крошечная Настя приехали взорвать Красноярскую ГЭС, захватить заложников, освободить Быкова, а за это он отдает нам половину своих миллионов… Всего этого я, конечно, не говорю майору Алексею Щипанову, я только ругаюсь про себя. Вспоминаю, как офицер ФСБ К., разозленный тем моим предположением, что налет на наш штаб 20 февраля 1999 года был совершен ФСБ, сказал, что за день до этого он приходил к нам в штаб на Фрунзенскую, в интервью газете «Сегодня» я назвал его по фамилии… Как разъяренный тем, что увидел свою фамилию в газете «Сегодня», он кричал: «После взрыва у вас, 14 июня 97 года, я мог вас посадить, но не посадил!!!» Была оттепель, мы стояли под козырьком здания на Лубянке, мой тогда еще живой охранник Костя Локотков чуть вдалеке, и меня поразило, как это он мог меня посадить! Ведь меня взорвали, мое помещение, не я взорвал… ФСБ, …их мать… Я выспросил у Щипанова чуть-чуть об их не совсем обычном подразделении — отделе по расследованию убийств и бандитизма. Узнал, что он признан официально лучшим в России. Что когда создавался их отдел, то такие же были только в Москве и Иркутске. Я налил себе и ему портвейна-бормотухи, из пластиковой бутыли, мы выпили по полстакана. Утром я встал, пил чай и думал о бригаде Голованова. Черные пальто, читали «Крестного отца»… засекреченные навеки звенья… Есть такие западные фильмы о бывших копах, уволенных за злодеяния и злоупотребления. И как эти отверженные, сплотившись в могучую секретную организацию, наводят свой порядок. Убивают преступников. Потом, правда, в фильмах они начинают «мочить» нормальных граждан, но, может быть, это делается только в фильмах, чтобы показать, что самодеятельность в наведении порядка и отстреле кого бы то ни было не приветствуется. Голованов говорил, что хочет убить Быкова, они убили Захарову — жену Толмача, они убили ее любовника, очень возможно, что убили самого Толмача. Звеньев было как минимум несколько. Майор Голованов насмотрелся западных фильмов (ведь он заставлял своих пацанов читать «Крестного отца») и создал тайную организацию вершителей правосудия, санитаров общества, убиравших преступников. А кого убрать — судьей был он. Тут я вспомнил, что в списке преступлений, совершенных в Красноярске в 1993—95-м, фигурирует, кажется, какой-то Голован. Я обложился бумагами и нашел небольшое упоминание об этой истории в газете «Красноярский комсомолец». Как раз об убийстве Бориса Молявко. Это они! Цитирую: «Ноябрь 1994 — в автомобиле «мерседес» по ул.Телемана был обнаружен труп Бориса Молявко (Дипломат) — казначея и друга Петрухи (Александр Бахтин). Преступление раскрыто. Убийцами оказались некто В.Кавалевич (погиб при задержании) и А.Веряскин. Мотив — деньги. Дипломат должен был получить крупную сумму денег за бензин из Ангарска. Заказчиком выступил коммерсант Алексей Голованов (Голован), позже заказанный Веряскиным. Кавалевич тоже достаточно известная личность. В прошлом бывший оперативник, и, по слухам, очень толковый. Но подвела страсть к оружию, за что он был дважды осужден (стрельба из нетабельного оружия при задержании мужчины возле «Сопки» — первый срок, и второй срок заработал, когда убил оперативника милиции). Переквалифицировался в киллеры — второй Солоник». Не упоминается, что Голованов — бывший мент, майор, никаких черных пальто. Однако из рассказа Щи Панова возникает именно образ такой рыцарской организации. И в список подлежащих ликвидации Голованов поместил отца одного из ребят, по всей вероятности, это заказчик Веряскин. И речь идет о его отце. Голованов желал, чтоб его ребятишки были сверхчеловеками. И двенадцать-пятнадцать убийств — совершенных в одном стиле… Но следствие уперлось в тупик, поскольку Голованов отлично засекретил свои звенья. Да и никакого следствия по всей организации не было. Только по конкретным убийствам. А вдруг бригада Голованова и есть «Белая стрела»? Вот что можно наделать, почитав книгу или посмотрев кино. Голованов принял все очень всерьез и создал очень серьезную организацию. Возможно, результативность этой организации превзошла результативность тех западных групп, послуживших прототипами для фильмов. Мент-мститель. «Была бригада — ставила цель и Быкова убить». «Я Быкова в конце концов застрелю!» Потому что Быков успешный, сделался символом, ему приписывали если не все преступления края, то многие. Значит, чистильщики должны были на него охотиться. А кто говорит, что не охотились? Взрыв бомбы перед автомобилем Быкова — это что, не охота? У Быкова была отличная служба безопасности — профессионалы, бывшие менты и эфэсбэшники. Заранее осматривали квартал, куда должен был прибыть Быков. Даже когда ехал к ментам. К Щипанову на допрос — на углах уже стояли полчаса его люди. Если Голованов охотился на него, то только до конца 94 года, потому что потом Голована уже не было. И его киллера Кавалевича — второго Солоника — не было. А, кстати, все основные убийства в Красноярске совершены в 1993—94 годах. Ну, конечно, были и позднее преступления, убийства, и есть понемногу, и будут. Но основная волна убийств приходится на 93-й, 94-й годы. Это все, все, все знают. А в 1995-м уже стало тише и тихо. И Красноярск достался Быкову. А если это Голованов и его люди в черных пальто выбили авторитетов? А потом, не став сверхчеловеком, Веряскин замазывает своего лидера, майора Голованова, а все остальные «звенья» уходят на дно, и ходят себе сейчас незаметными гражданами. Настоящих буйных мало: Голованов, Кавалевич, те, кто убил Голованова, Веряскин — все за решеткой. Голованов вычистил город, а Красноярск достался Быкову. Щипанов был не то тридцать пятым, не то тридцать восьмым из опрошенных мною свидетелей красноярской драмы. И он будничным тоном, не считая это никаким открытием, поведал мне про бригаду Голованова. До него никто мне о Голованове и его «терминаторах» не говорил. Но это же ясно почему: Щипанов вел эти дела. И раз он говорит, что бригада Голованова завалила не только Молявко, но и Захарову и «не исключено, что и Толмача»,— так он лучше всех знает! В убийствах 93—94 годов, это и Марина Добровольская отмечает, была терминаторская безоглядная жестокость, в детей стреляли! Это кто-то действовал отмороженный, верящий в свою очистительную миссию. Терминатор. А потом Терминатора убили свои, не сгодившиеся в Сверхчеловеки, и все стихло. Конечно, у меня нет бригады ментов, чтобы засадить их за проверку моей очень и очень правдоподобной гипотезы. И сам этим заняться я не могу. К следственным материалам и к опросу сидящих по убийству Голована «ребятишек» меня никто не допустит. Я ведь «с провокационной целью в Красноярске». Может быть, они и Быкову сумели доложить в тюрьму, что я с провокационной целью пишу о нем книгу? Когда примерно на следующий день хозяйка квартиры позвонила и нервно сообщила крошечной Насте, что она потеряла «где-то» запасные ключи от квартиры, я стал прятать свои записи. И запретил крошечной Насте выходить из квартиры после наступления темноты. Менты по крови Позволю-ка я себе лирическое отступление, так сказать, общий обзор о ментах… Помню, когда в декабре 1989 года, по приглашению, организованному Юлианом Семеновым, я приехал в Москву после пятнадцатилетнего отсутствия, чуть ли не в первый или во второй вечер Семенов увез меня в ресторан «Олимпийский», расположенный на территории олимпийской базы. Меня поразили тогда милиционеры, услужливо и поспешно подымающие шлагбаум, грубые окрики Семенова, изругавшего их за неповоротливость. А чуть позже мне довелось видеть и сцену буквально помыкания милиционерами. Хозяева жизни, новые нэпманы, всякие бандюки с кличками вместо фамилий, гоняли и распекали их за что-то в предбаннике ресторана. Я запомнил затравленные глаза лысого майора, и, помню, мне даже стало стыдно, что я развлекаюсь с хозяевами, а они — милиционеры — принадлежат как бы к прислуге. Дело в том, что в 1974 году я уезжал из другой России, где милиционер олицетворял власть и являлся лицом неприкосновенным ни для кого, кроме своего начальника, а тут новые нэпманы куражились и майор за несколько кредиток чистил шапкой туфли толстого мерзавца! В России всегда умели унижать, эта сцена врезалась мне в память. Постепенно матерела, приобретала кряжистость новая власть. И менты матерели с нею. В феврале 1992-го в городе Лесосибирске я пил в сауне с местным начальником милиции, а бравый толстый сержант, в мундире на голое тело, резал хлеб, рыбу и время от времени отворял деревянную дверь в -32° и выносил из снега и резал крупно для нас печень сохатого. Это выглядело сибирской экзотикой. 24 июня 1993 года генералы Иванов и Кандауров пригласили меня в ФСБ для встречи с сотрудниками. ФСБ на самом деле — те же менты. Психологически это так, нет смысла разделять их. Тогда, впрочем, организация называлась как-то по-другому. Я пошел, это был период пика многопартийности, и на всякий случай главная спецслужба страны налаживала связи с политическими партиями. До меня офицеры ФСБ уже встретились с Жириновским, потому отправился и я и проторчал в двух зданиях (вначале в главном, потом в том, что ближе к магазину «Детский мир») более двух часов. Встретился я с оперативниками, офицеры задавали мне вопросы в каком-то их кинозале, председательствовал генерал Кандауров. Вместе мы посетовали на прошлые времена, на то, что не смогли понять друг друга: я — их, они — меня. Вся встреча и мои ответы на их вопросы была запечатлена на видеопленку. Полагаю, что, когда Национал-большевистская партия, которую я возглавляю, совершает очередную разительную акцию, эфэсбэшные менты просматривают старую пленку с интересом. Тогда же я посетил кабинет Председателя КГБ — там все они сидели, начиная с Менжинского,— сфотографировался у бюста железного Феликса и за гостевым столом, стоящим, как водится, в виде буквы «Т». Я нахально сразу сел в кресло председателя, но испуганный генерал и его подчиненные подняли меня. «Нельзя, Эдуард Вениаминович, вот придете к власти, тогда и сидите где хотите!» Я увидел знаменитый вид из кабинета на площадь, его не раз хитрым образом моделировали в шпионских фильмах, от «агента 007» до менее известных. Почему они со мной встречались? Только что, 9 мая и 22 июня, мы с Дугиным успешно прошли во главе мощной колонны молодежи. Они переоценивали наши тогда слабые силы. Молодежь была не наша, случайная, приблудная. Потом был октябрь 1993 года. Я пришел в Белый Дом одним из первых, вместе с бригадой газеты «День», и был в первом списке добровольцев. Был назначен защищать подъезд номер один, выходящий на набережную. В первые сутки защитников было четверо: я, парень лет тридцати и два мента. Одному из них жена принесла ужин. На четверых у нас в первые сутки было два ментовских пистолета. Так мы готовились защищать свободу. И я оказался по одну сторону баррикады с ментами. 3 октября народ бил их и гнал от Крымского вала до Белого Дома. И весь путь их отступления был усеян шапками, фуражками и касками. И пацаны носили их на дубинках, как головы на пиках. А когда мы ехали в автобусах, победой опьяненные, от Белого Дома к Останкино, инспектора ГАИ прижимались к своим машинам, изображая рогалик победы. «V» — victory. Они крепли и матерели с властью. Из жалких и запуганных одиннадцать лет назад они превратились в сытых и наглых. Та толика власти, которую они имеют, неуклонно и неумолимо развращает их. Мы ведь живем в России, в стране кулака. Конечно, мы еще не Дагестан, где милицейские звания откровенно покупаются за деньги и откровенно считаются доходными, позволяют собирать дань на дорогах и вне дорог. Но Москва откровенно отвратительна с ее толпами юных мздоимцев в серых армяках и с автоматами под мышкой, без устали трясущих лиц любой национальности и «дорогих москвичей и гостей столицы». Слишком много ментов не дают жить, мешают жить, а польза от проверок документов и требования регистрации в борьбе с террористами и взрывниками — нулевая. «Слишком много ментов!» — хочется заорать. У метро «Фрунзенская», где неподалеку помещается штаб партии, каждый вечер можно видеть спектакль: «хачики», обнимаясь и крепко пожимая руки ментам, передают им «бакшиш», «калым», «оброк», «мзду» — итоги трудового дня для обеих сторон удовлетворительны. Что думал Толик Быков, глядя на ментов своего городка Назарова? Ну Димитрова, своего участкового, он должен был бы уважать, так как и сейчас, в свои пятьдесят, это здоровый и справный мужик, а четверть века назад он, наверное, выглядел спортивным крепышом. Толик же уважал спорт, так же как Анатолий Петрович, уважал сильных людей. Однако любить ментов он не мог. Пацаны обходили их. От людей, наделенных властью, в России ждать ничего хорошего не приходится. Мой собственный первый опыт прямого столкновения с ментами относится к возрасту 14 лет. Я шел себе вечером осенью по главной улице нашего Салтовского поселка: по Материалистической. Смеркалось, шел домой. В то время я уже вырос до моего нынешнего роста и у меня были умеренно длинные волосы. Вдруг меня остановили менты и привели в отделение. Меня втолкнули в шеренгу подростков и юношей, и хмурая заплаканная девчонка стала нас разглядывать, прохаживаясь. Она никого не опознала, но злые менты от нечего делать выстригли мне весь затылок, суки, ржавыми ножницами. Детские обиды — длинные. Я и сейчас помню этих гадов. У многих подростков есть подобные воспоминания. И у многих взрослых. «Наша милиция воспитана в ненависти к народу»,— правильно оформил чувство, которое многие из нас имеют к ментам, мастер спорта по тяжелой атлетике, назаровский житель Николай Литвяк, переживший налет на быковский особняк под Назаровом. А разве богатых она не ненавидит, Николай? А разве бедных она не презирает, Николай? Точнее было бы сформулировать так: «Наша милиция воспитана в ненависти ко всем, кто не милиция». Каста, замкнутая в себе. Себя — любят, с коллегами встречаются. Есть в стране династии «вертухаев» — лагерных охранников, есть династии ментов. Есть, оказывается, «менты по жизни», «менты по крови». Ближе всех, как ни странным это кажется с первого взгляда, но только с первого, ментам приходятся криминалы. Вся их жизнь — это взаимные отношения. Иначе и быть не может. Только к криминалам менты относятся серьезно, только о них говорят чаще, чем о женах и детях, только ими заняты. Андрей Лисицын: «Любой опер работает от агентуры! Татарин — клоун, мосцирк! Ведет себя недостойно! Киса — Олег Стяжков — умный паренек. /…/ Я вам расскажу, какое один жулик алиби себе предъявил. Еще в 1992 году было совершено преступление. При ограблении квартиры: зашли в квартиру — задушили женщину. Людей осудили. Они вышли и нашли грузина, который ее задушил. «Жора, мы за тебя сидели!» Передали его нам. Он говорит, у меня есть алиби, на суде скажу. Потом читает материалы дела перед передачей в суд. Не выдержал: «Андрей Дмитриевич, хотите алиби услышать? Мне алиби сделает очень серьезный человек… В день преступления я шел по парку в Санкт-Петербурге, и два негодяя стали оскорблять женщину, она гуляла с ребенком. Я вступился за женщину, меня немного побили. Женщина звонит мужу. Приезжай. Приезжает, мужичок, такой себе, небольшой, в машине. Проси чего надо. Я помыться попросил. Я у него помылся. Он говорит — чего надо, всегда помощь окажу. Я твой должник. Путин это был, Андрей Дмитриевич». Или выловил я маньяка в Лесосибирске. Юра Ложкин: страшный, такой себе типичный маньяк. Доказал только двоих жертв, там было больше по оперативной информации. Пять лет он просидел в СИЗО и не сознался. Хотя все улики: машина, кровь, он таксовал, убивал в машине девок. Мы вначале всех чурок местных переколбасили… Пошли к матери его, Фаине, он — там. Вещи потом нашли в городе. Когда его брали, Юра в это время пас девочку — дочку местного крутика… Так вот, человек не чувствует боли. Его бам — а он как в бане: ох, ох! Нганасана одного я вел. Перестрелял, перепившись вместе с родней, всю местную милицию. Сидит сейчас на 5-й зоне. В Старцеве. За него ООН письма писала, их, нганасан, всего где-то 200 человек осталось. (Смеется.) Ну мы, когда брали их, человек на семь популяцию уменьшили. Мороза не чувствует. На зоне выведут их, все трясутся, он же как новенький». Но возвратимся к Быкову. Это все были милицейские байки, рассказанные мне веселым следователем Андреем Лисицыным. Самые лучшие менты — это оперативники. Антон Килин: «В 1992—1994 годах у многих государственных предприятий, в том числе и у милиции, не было денег и руководители вынуждены были выходить на руководителей КрАЗа в оказании помощи. И криминалитет охотно оказывал помощь». Аноним №1: «Он три джипа подарил Петрунину. Говорят, здание городского УВД построено из кирпича Быкова. Начальник краевой паспортно-визовой службы обратился к Быкову: дашь денег на паспорта? Дам. Но вложи мой календарик в каждый паспорт. Тот согласился. Когда случился разрыв Лебедя с Быковым, начальник полетел. Ты что там вкладываешь? В три дня полетел». Геннадий Димитров: «Начальник милиции должен бороться с преступностью. Помимо этого — все сам добудь: и бензин, и деньги, вплоть до писчей бумаги. То есть, если что-то добыл за счет кого-то, на кого-то закрыл глаза. Неприятная стала обстановка. Петрунин расколол три импортных автомобиля, два джипа, один «вольво». Дочь лечилась в США от последствий аварии (сидела за рулем). Быков купил новую автомашину той же модели. Генерал Петрунин, начальник УВД края (про таких, как он, говорят: «По головам идет»), к нам стал садистски относиться, над начальниками милиции изгалялся, смешивал с говном… Одеваться стал хорошо. Я зарабатывал около трех тысяч, а Петрунин, ну наверное, 4 тысячи — на какие деньги одеваться… Ярым противником Быкова был Самков, бывший второй человек в красноярском ФСБ. Сейчас он сидит в налоговой полиции. Сам Быков не преступник, поскольку с кистенем не ходил, шапки не срывал, в квартиры не залезал. Покупал предприятия. В 1995 году в Красноярске стало тихо. Вопят: организованная преступность опасна. Она составляет 10% от общей. А основную опасность представляет неорганизованная преступность, бытовая, спонтанная. По-человечески мне Быкова даже немножко жалко. Слишком к нему относятся необъективно. Идет пресс… Уж очень предвзятый подход. Нету повязки на Фемиде». Это уж точно, Геннадий Георгиевич, никакой повязки… 4 октября 2000 года московские эфэсбэшники и менты совершили налет на дом Быкова. Рано поутру в 7 часов 15 минут снайперы — на крышу, бойцы — через забор. Как повествует Независимое Информационное Агентство, «в доме совершался обыск, 6ыли найдены, какие-то часы, которые, по мнению следователя московской прокуратуры, принадлежат убиенному Паше Цветомузыке. На основании этого было принято решение о причастности Быкова к организации убийств и транспортировке его в Москву». «По оценке экспертов причиной всей этой полицейско-криминогенной постановки являются разногласия, возникшие в переговорах о крупном пакете акций КрАЗа, возникшие между Быковым с одной стороны и (здесь в оригинале пропуск.— Ред.) с другой стороны,— остроумно замечает независимое агентство.— Отошедший от своих первоначальных условий, вышедший из тюрьмы Быков должен быть немного попрессован, «для того чтобы быть более сговорчивым на переговорах».» Постепенно выяснилось, однако, что немного попрессовать не было целью «следственного эксперимента», который не по-ментовски, а по-человечески называется «провокация». Собственно, они следовали рецепту майора Щипанова, о котором я узнал только 13 декабря. «Заниматься и Татарином и Пашей, тогда Быкова можно посадить». Вначале попробовали Татарина, а когда выяснилось, что Татарин не колется, что он воспарил над этим миром и хочет нести свой крест, а может, надеется убежать из греческой тюрьмы, Татарина бросили, а Быкова пришлось освободить. Потому что ничего против него, кроме кассеты Татарина, не было. Ну ясно, они там употребили всякие ухищрения, чтоб вернуть Быкова в тюрьму, за спрос денег не платят, попытались в тот день, когда я встречался с Быковым, сменить меру пресечения в краевом суде. Но протест прокуратуры суд оставил без удовлетворения. Они это делали потому, что всегда так делается. Привычка. На самом деле уже был запущен, уже стоял на ходу «следственный эксперимент» с будто бы мертвыми Стругановым и Исмендировым, с Палачом. То есть стали заниматься Пашей потому, что «тогда Быкова можно посадить». Когда они начали им с этой стороны заниматься, естественно, нам неизвестно. В конце ноября Цветомузыка встречался с Мариной Добровольской. Я об этом знаю, хотя не Марина мне об этом сообщила, но слухами земля красноярская полнится. По слухам, Цветомузыка четыре часа утверждал: «Я уверен, что Белков меня заказал. Я чувствую за собой правоту». Как бы там ни было, то, что произошло, видела вся Россия: не очень убедительная инсценировка убийства, «следственный эксперимент». Трудно сказать, чувствовали ли те, кто его проводил, что «берут грех на душу», и если да, насколько были уверены, что спасают жизнь Паши и Исмендирова? Оставим их пока. Московские менты, как сообщил Щипанов, верят, что Быков и Паша всегда были врагами. Но в Красноярске-то все всё знают. Потому московских ментов к «следственному эксперименту» с вынесением мертвых тел, которые не мертвые, могли подвигнуть только красноярцы. Тут следует сделать еще одно небольшое лирическое отступление. Помните генерала Егорова, который внушал и внушил Петрунину, что нужно бороться с преступниками руками самих преступников? Генерал Егоров в отличие от Петрунина никуда не делся из региона. Он сидит неподалеку в городе Иркутске, какую-нибудь тысячу километров на восток от Красноярска, где возглавляет Восточно-Сибирское региональное управление по организованной преступности. (У Красноярского РУОПа — двойное подчинение: Москва и Иркутск.) С недавних пор и в Красноярске сделали отдел Восточно-Сибирского управления. Отдел небольшой — человек шесть или семь. Возглавляет отдел некто г-н Федосеев. А заместитель Федосеева — В.И.Агеев, уже известный нам друг Дружинина. И мои источники утверждают, что именно он, а не Федосеев фактически руководит отделом. А собрались там в отделе очень противоречивые люди. Есть Александр Дубодел — мент, всю жизнь боровшийся с Цветомузыкой, и как они сосуществуют в одном помещении — одному Всевышнему ведомо. (Красноярские милиционеры-руоповцы «пытались воевать с Пашей». Но как они сами шутят, половина их «на той стороне», половина — «на другой». Потому что половине платит «Сибал», а половине… дальше недоговаривают — противники «Сибала», разумеется.) Аноним №3: «Есть такой генерал Егоров. Агеев работал с ним и считает его учителем. Я заметил: половина ситуаций, которые у нас возникают в крае, возникают после встреч Агеева с Егоровым. Агеев мужик умный и по какому-то счету порядочный, однако чересчур интеллектуален, и вот принципа «этого делать нельзя, потому что этого делать нельзя» — не знает. Хочется верить, что им движут добрые помыслы. Агеев хороший оперативник, сильный противник. Скорее комбинатор — может просчитать на десять ходов вперед… К подъему Быкова и он приложил в свое время немало сил. Дружинин ему ближе — он бывший мент. Быков — чужой, Агеев мент по жизни. Если бы у него была другая профессия, он все равно вел бы себя как мент. Я думаю, что Агеев тоже использует Дружинина… Именно Агеев создал впечатление у Татарина, что Быков хочет его убить. Учитывая все пропажи людей, Данилова, Челентано, он, Татарин, мог поверить. В момент ареста Татарина Агеев был в Греции. Возможно, даже Агеев навел греков на Татарина». Андрей Лисицын: «Дружинин — больной, дергается, дрожит… Есть у тебя с Толиком «косяк» — решай его, как у вас принято. Чё ты нас используешь?» Помните, Марина Добровольская сказала: «Дружинин и Агеев внушили Татарину, что Быков его заказал и порекомендовали записать пленочку, чтоб предохраниться»? Это состоялось до ареста Татарина, где-то летом 1999 года,— такое обвинение выдвинул и текст «Коготь или правда?». Даже Юлия Латынина пишет в «Совершенно секретно» за месяц еще до того, как Татарин отказался от своих показаний: «Показания Татаренкова пахнут сговором с милицией. Почему-то все преступления, в которых подозревали его, приписываются другим людям из окружения Быкова. Так, чтобы милиция имела право таскать всех. Однако именно прочитав показания Татаренкова, венгерские власти отказывают Быкову в политическом убежище. /…/ И еще. Очень информированные и очень ненавидящие Быкова люди заявили мне, что он не собирался убивать своего друга. Что это была ловко спланированная операция правоохранительных органов». Может быть, Агеев и приложил силы к подъему Быкова, пусть это утверждение останется на совести мента Анонима №3 (он захотел остаться неизвестным публике, пусть остается, это его право). Но сам Быков во многих интервью уделяет Агееву так много негативного внимания, он не забывает о нем даже на своей пресс-конференции, посвященной Лебедю, до такой степени, что становится голой правда — Быков воспринимает деятельность Агеева и в 1993—94 годах, и позже, и сейчас как враждебную себе. После же 10 октября 1997 года к Агееву присоединяется и Дружинин, смертельно обиженный на своего бывшего друга, голосовавшего в совете директоров практически против Дружинина и ушедшего в лагерь Василия Анисимова. С 1997 года действует тандем Агеев — Дружинин, враждебный Быкову. В письме из Будапешта от 13 марта 1999 года среди тех, кто бросился «прислуживать Лебедю ради личного удовлетворения», упоминаются опять Дружинин, Агеев. То есть Быков постоянно сознает, кто выступает против него. На КрАЗ давно (Быков лишь озвучивает это 8 декабря 1998 года) зарится хитрый мальчик Олег Дерипаска. Не простил Быкову увода из РАО ЕЭС России Красноярской ГЭС господин Чубайс. К январю 1999 года складывается полностью антибыковская коалиция. Очень важная новая сила входит в коалицию в декабре 1998 — январе 1999 года — генерал Лебедь. Но тяжелую артиллерию — политическую власть в Москве — удается втянуть в антибыковскую коалицию только после того, как ЛДПР на своем съезде 11 сентября 1999 года выдвигает Быкова вторым номером в списке Жириновского. Тут же уже ясно, что ему не спастись. Если даже избрание Коняхина мэром маленького шахтерского городка с 30 тысячами жителей вызвало такой прилив ненависти у Ельцина (правда, Юмашев подложил ему прямо на рабочий стол «Дело Коняхина»), если вопреки всем законам немедленно отправился в тюрьму избранный мэром Нижнего Новгорода Андрей Климентьев (а Климентьева никогда никто не обвинял в убийствах), то Быкова уроют. Это было ясно. Но Татарин дал сбой. И тогда поставили на Павла (он, кстати, давно сменил имя на Вилора) Струганова. Майор Щипанов отозвался о нем вот как: «Цветомузыка не интересен вообще. Предсказуем». Еще одно обстоятельство: не следует думать, что Олег Дерипаска денно и нощно совещается с Агеевым и Дружининым о том, как извести Быкова. Нет, коалиция действует по принципу: «Враг моего врага — мой друг». И вспомним, что половине ментов платит «Сибирский алюминий» Дерипаски. Вячеслав Новиков: «К начальнику милиции Саяногорска пришел Олег Дерипаска и спросил: «Чего вам не хватает, чтобы выбить из города Татарина и его людей?» — «Денег, бензина…» — «Я вас профинансирую». Профинансировал, начальник набрал людей и выбил Татарина. Из города и с Саяногорского алюминиевого комбината». Но вернемся к Струганову. Геннадий Димитров: «Подстава со Стругановым — это подленько… Паша стал во время первого ареста Быкова подгребать под себя его бизнес. Поступил не по понятиям. То, что чужие лезут сюда, факт. Пробовали направлять «положенцев», особенно грузинских, но не удержались. По оперативной информации без Быкова чечены лезут сюда. Лебедь ведь чеченолюб». Сергей Блинов: «Мотив поведения Цветомузыки — деньги. Могли предложить до 1 миллиона долларов. Может быть, и 5, и 10 миллионов». Марина Добровольская: «Паша Цветомузыка вошел в сговор с ФСБ, готов занять нишу Быкова». Итак, вошел или не вошел, поверил или не поверил, что Быков хочет его убить (наверное, поверил, раз в ноябре четыре часа убеждал Марину Добровольскую, а ведь она шла первой в списке кандидатов «Блока Анатолия Быкова»), но инсценировка «убийства» Струганова в Москве свершилась. Неуклюжая, «топорно работали» — оценил ее майор Щипанов, но удалась. Вячеслав Новиков: «Быкова брали последний раз московские эфэсбэшники… Василенко (якобы исполнитель) был до этого у Быкова и представил часы и документы. На Василенко висела аппаратура. Утром Быкова должны были взять. Но он утром поехал в ЗС, и его взяли на следующее утро… Таким образом, у них есть два свидетеля плюс запись разговора. Документы были обработаны особым составом, и часы тоже. При аресте этот состав выявили на руках Быкова… последняя версия адвокатов: Василенко принес документы, Быков сказал: «Не нужны мне эти документы» — и отвел их рукой. То есть его руки светятся. Василенко был доверенным человеком…» Марина Добровольская: «Василенко все считают дурачком. Отторгнут давно. Он не адекватен». Георгий Рогаченко: «Четвертого октября мне позвонил Анатолий Петрович: «Сходи в ФСБ, они хотят проверить нас». Я подъехал, это рядом. Ко мне вышли человек 12, не два-три, как я ожидал. Разномастно одетые. Кто в масках и в камуфляже, кто в милицейском. Идти отказались, хотя всего один квартал. Загрузились в две быковские машины, по четыре на задних сиденьях. Со мной в машине была девочка — певица из г.Назарова, ей пришлось сесть на колени к эфэсбэшникам. Мнения об адресе, который надо проверять, разделились. То ли 124, то ли 33, то есть то ли адрес «Сибчелленджа» на улице Урицкого, то ли адрес общественной приемной Быкова. Стали ругаться между собой: «А ты уже такое проводил?» — «Нет!» — «А бланки у тебя есть?» — «Есть бланки!» Ходили со спецприбором, он должен был, как оказалось, помочь им «найти» часы, которые они же сами и подложили и на которые были нанесены специальные радиоактивные частицы». Быкова вывезли в Москву через Хакасию, самолет вылетел из Абакана. Как всегда переоценивающие свою значимость российские журналисты шумно и долго высказывались во многих газетах, что это якобы было сделано, чтобы сбить со следа их, журналистов. На самом деле причина была иная, простая как доска. Алексей Щипанов: «Везли через Хакасию. Боялись, что в Красноярске может быть провокация. А в Хакасии у Лебедя-младшего все схвачено». Аноним №3: «Алексей Лебедь — алкаш позорный. Хакасию и ее ментов подмял под себя Дерипаска». «Комсомольская правда» за 23 ноября 2000 года: «Пройдет время, и Дерипаска тоже, возможно, отстанет от жизни. Скажем, не сумеет вовремя отказаться от привычки приватизировать правоохранительные органы». Возможно, почетный гражданин Саяногорска Олег Дерипаска хотел побеседовать с Быковым в Абакане и предложить ему немедленную свободу в обмен на акции? Нет, сведений о свидании в Абакане Быкова и Дерипаски у нас нет. И все же, неужели Красноярск до такой степени ненадежен? И от кого ожидали «провокацию»? От службы безопасности Быкова? Но ведь она и не подумала оказывать сопротивление при аресте Быкова, и сам он такого не приказывал. Я верю, что в Хакасии Дерипаска приватизировал ментов. Но вот в реальность провокации в Красноярске, даже если учитывать гигантскую паранойю эфэсбэшников, не верю. Почему же Быкова повезли во второй половине дня четвертого декабря за 500 километров, в Абакан? Что, опасность провокации была больше в Красноярске, в одном из аэропортов, чем на протяжении пятисоткилометрового пути в Абакан? Но повезли. Вот как развивались события. «Коммерсантъ»: «В 9:30 по московскому времени задержанного в своем доме господина Быкова доставили в красноярское УФСБ. Часа три допрашивали и якобы улаживали неожиданно возникшие формальности по его транспортировке в столицу. В результате без него улетели все «гражданские» рейсы как из Красноярска, так и из расположенного в 500 километрах Абакана. Тем не менее, кавалькада машин, в одной из которых находился облаченный в бронежилет предприниматель, отправилась в столицу Хакасии… Домчавшись до Абакана, кортеж сразу же заехал на территорию военного аэродрома. Там, как потом выяснилось, стоял арендованный у ВВС военно-транспортный ИЛ-76. Микроавтобус с Быковым заехал внутрь самолета, и минут через 40—50 тот поднялся в воздух и взял курс на Москву». «Журналистов, погнавшихся за колонной, остановили уже на выезде из Красноярска,— сообщает «Коммерсантъ».— Зеленый свет дали только через полчаса, когда преследование уже не имело смысла. Посадку он (самолет) совершил не на Чкаловском (где ждали журналисты), как было запланировано, а на военном аэродроме под Жуковским. Около 18 часов предприниматель был в Лефортовском СМЗО. Причем, во время перелета его несколько раз допросили, но без протокола». Заметим, что журналисты остались в Красноярске, и что там происходило в Абакане и в воздухе, знают с чужих слов, со слов тех, кто брал Быкова. Дерипаска мог подъехать к Быкову на военный аэродром и даже прокатиться с ним по небу до Москвы, уговаривая отдать акции. А зачем еще было тащить Быкова в Абакан? В Красноярске есть немало аэродромов, не один, и военный есть тоже. Так, может, не допросы без протокола происходили в воздухе, а уговаривание: «Отдай, а то хуже будет! Сгниешь в тюрьме. В политику не лезь, езжай за границу, акции отдай. Сгниешь в тюрьме…»? Все это кажется очень и очень правдоподобным. «Коммерсантъ» в сообщении о том, что прокурор Северо-Западного округа Москвы Валерий Самойлов продлил Быкову срок содержания под стражей до десяти суток, пересказывает официальную версию прокуратуры (т.е. властей) на всю эту историю. «В постановлении об аресте, в частности, отмечается, что Быков подозревается в приготовлении к убийству и умышленном создании условий для совершения преступления из корыстных побуждений группой лиц. Прокуратура подозревает бизнесмена в том, что он занимался подготовкой убийства своего бывшего друга и делового партнера Павла Строганова (Паша Цветомузыка). Из документов следует, что в «августе этого года Быков А.П. на территории Северо-Западного округа нашел исполнителя, снабдил его оружием и пообещал крупное вознаграждение». «Причем, о коварных планах господина Быкова прокуратуре сообщил сам Струганов,— иронизирует «Коммерсантъ»,— указавший в заявлении, что у него есть «веские основания опасаться за свою жизнь». Сотрудники ФСБ установили наблюдение за предпринимателем и стали прослушивать его телефонные переговоры. Из них, как утверждают следователи, стало известно, что за убийство Павла Струганова красноярский заказчик пообещал передать исполнителю одну из своих коммерческих структур. Чекистам далее удалось установить где, когда и у кого киллер должен получите оружие и каков срок исполнения «заказа». Чтобы не рисковать свидетелем обвинения, оперативники инсценировали убийство Паши Цветомузыки. Когда господин Быков был доставлен в Москву, представители ФСБ дали понять, что по этому делу арестован еще один человек. Кто именно, уточнять не стали, однако речь, по всей видимости, идет о несостоявшемся киллере (скорее всего, его обвинят в хранении оружия). В прокуратуре рассказали, что в начале следующей недели назначены очные ставки между господином Быковым, потерпевшим и свидетелями. На вопрос, есть ли среди них Павел Струганов, представитель следствия отвечать не стал. При этом он отметил, что предъявить обвинение предпринимателю помешали метеоусловия. Самолет с господином Быковым долетел до Москвы только через сутки после его задержания, и «мы не успели провести необходимые следственные действия». Вот как, оказывается! Через несколько дней после статьи «Анатолий Быков уже дал показания» в «Коммерсанте», сообщающей, что к 18 часам того же дня (арестован в 7:15 в г. Красноярске) предприниматель был в Лефортовском СИЗО, представитель следствия заявляет, что Быков появился в СИЗО только через сутки. А где же он все это время был? Дожидался благоприятных метеоусловий? Где? В самолете? В гостинице? В камере? И с кем? Конечно, если бы Быков был доставлен не в Абакан, а в Новосибирск, вопросов было бы куда меньше или совсем не было бы. Но Хакасия — вотчина младшего Лебедя, а его, как и правоохранительные органы, приватизировал Дерипаска. Закончим цитирование статьи: «По словам Генриха Падвы, который в минувшую пятницу был допущен в «Лефортово», «Быков не жалуется на условия содержания. Более того, он говорит, что там гораздо лучше, чем в Красноярском СИЗО. Все вежливы и внимательны». При этом адвокат убежден, что его клиент стал жертвой «гнусной провокации».» Провокатором господина Струганова считает и Анатолий Быков: «Этот человек играет не на своем поле. Я его в свое время знал как нормального человека, но Москва всех портит, и большие деньги — тоже». Быков, как всегда, точен. Уже ясно, что он зря ничего не говорит. Правда, язык у него свой. «Этот человек играет не на своем поле» точно переводится так: Струганов пытается подмять под себя чужой бизнес, «занять нишу Быкова». Еще год назад, в сентябре 1999 года, Быков с Жириновским поставили Струганова после себя в список ЛДПР, проходное десятое место.Еще в конце сентября 1999-го губернатор Лебедь злорадно огласил имена соотечественников, попавших в список партии Жириновского, а Алексей Тарасов не преминул поведать об этом в «Известиях». «Десятое место отведено его верному сподвижнику Вилору Струганову, известному как Паша Цветомузыка (он же Музыкант, он же Моргалик)». Однако уже в следующий список партии Жириновского Струганов не вошел, что-то случилось с сентября по декабрь. Вошли Семенков, Демин, Клюкин и Гузанов. Не взять в список, за который если платил (наверное, платил), то платил Быков,— это понятно, но заказывать Струганова, который еще за год до этого был «верным сподвижником»,— не очень верится. Тем более, что это не 93—95 годы. По Щипанову, «после 95-го выдавили бы из города». Это не Быков, это как раз «Паша сегодня привез с юга новый призыв ребят, голодных, с ментальностью 93 года, которые приезжают на разборки с битами. Нонсенс в эти годы». Вспомним Марину Добровольскую: «Паша, когда Быков сидел в Венгрии, уже плохо говорил о Быкове. А Быков: «Ни с кем не буду выяснять отношения. Бог рассудит».» Алексей Щипанов: «Быков был заинтересован, чтобы со Струганова не упало бы ни волоска. Зачем, если на нем ничего не висело, на Быкове?» ««Коготь» или Правда?»: «От своего метода милиционер (Агеев) не отошел и сейчас, когда с тем же маниакальным упорством преподносит Дружинину и Струганову (вор в законе Паша Цветомузыка) «достоверную информацию», что Быков их давно «заказал» и только бдительность Агеева спасает троих близких друзей от смерти». В ноябре по красноярскому телевидению один из милицейских начальников официально подтвердил, что Струганов находится в городе. «Что он тут делает, мы не знаем, да и не интересуемся» — так прозвучал ответ начальника журналисту. «Ездит он с охраной ФСБ»,— сказал мне Федор Сидоренко, журналист «Авто-Радио». Потом подумал и добавил: «То ли с ФСБ, то ли со своей». У меня (да и у читателя, я уверен) возникает разумный вопрос: и чего это мент по крови Агеев так к Быкову прикипел, в чем дело? Есть ответ, его дали, как и везде в моем расследовании, другие, не я, но очевидцы, красноярцы — им и карты в руки. Вячеслав Новиков: «Быков был гвоздем в жопе у некоторых представителей правоохранительных органов… Начинал помыкать и органами. Офицер СОБРа сказал в Законодательном собрании: «Еще вчера мы могли положить его мордой в грязь, а сегодня мы должны ему честь отдавать». Интернетовский текст «Конец императора тайги»: «Быков в конце концов добился такого уровня влияния, что смог повелевать судьбами своих недавних покровителей. Отставки начальников красноярского ФСБ и УОПа Анатолия Самкова и Анатолия Агеева приписывают именно интригам алюминиевого барона. Пожалуй, в один ряд с этими событиями можно поставить и загадочное самоубийство (?) замначальника краевого УОПа Петрова в 1995 году». Аноним №3: «Агеев спит и видит вернуться на прежнюю должность. Очень хочет». Теперь понятно, почему тандем Дружинина и Агеева отлично функционирует. Он связан общей ненавистью к Быкову. Дружинин считает, что Быков его предал, уйдя к Анисимову, а Агеев уверен, что Быков виновник его отставки с поста начальника Управления по организованной преступности, где он, мент по крови, мог проявлять свою натуру сколько душе угодно. Установили наблюдение Еще в первый день приезда в Красноярск в кабинете Федора Сидоренко, в присутствии «самого близкого к Быкову» — Георгия Рогаченко, мы составили список людей, с которыми мне предстояло встретиться. Там было изначально 17 фамилий, позднее список увеличился вдвое и втрое. Так вот, из тех 17 за какое-то количество отвечал Георгий, то есть должен был договориться о встрече. Среди тех, с кем он должен был договориться, значились брат и сестра Быкова, Марина — жена Быкова, депутат Госдумы Демин, председатель Сибирской Ассоциации Инвалидов Лопатин, еще кто-то… Из всех этих обещаний Георгий выполнил два-три: устроил поездку в Назарове к Литвяку и связал с Лопатиным и, если не ошибаюсь, с Садыриным. Когда я напомнил ему, что буква «Г» стоит напротив фамилий брата и сестры Быкова и возле жены Быкова, он невозмутимо заявил, что ничего не обещал. Что насчет Марины — это к Блинову. Блинов отослал меня к Телятникову, а потом его отравили, и он болен до сих пор. Телятников попросил перезвонить через две недели, потом еще через две… Было непонятно: то ли Марина не хочет встречаться с писателем Лимоновым, у которого ужасная репутация (это было бы парадоксально, ибо репутация Анатолия Петровича Быкова вполне соперничает с моей скандальной, еще более скандальная, но по-иному), то ли влияет ее окружение… Короче, к моменту, когда пишутся эти строки (конец декабря), я так и не встретился ни с Мариной, ни с сестрой, а тем паче с братом (вообще-то братьев должно быть два). Зато я успел вдоволь навстречаться с Георгием Рогаченко. Длинноногий, худой, небритый, длинноволосый (не по-хиппарски, а по-благородному, по-консервативно-старомодному, спереди — длинные, сзади — на нет) выпускник ВПШ и работник ЦК ВЛКСМ вел со мной не то что специальные беседы, а так, между прочим, лирические отступления. Из этих отступлений (в то же время Георгий звонил по своему раскладному сотовому, отвечал на звонки, входили люди, выходили люди, приносились бумаги) у меня сложился определенный образ самого Рогаченко и Быкова, каким его видел Рогаченко. Быков как-то сказал о себе коммунисту Севастьянову: «Я — человек простой». Однако ясно, что Быков человек совсем не простой, ему просто не хватало знаний о политическом мире, об этой до сих пор чужой ему области. Если б знания были, он бы не спрашивал партию бессильных стариков — КПРФ,— что они будут делать с ним, с такими, как он. Он бы знал, что никто в КПРФ делать что-либо с кем-либо не будет. Сил нет. Энергии нет. Есть приязнь народа — старая отдача семидесятилетней власти, и все. Приязнью лениво пользуются смурные, тучные люди. Их выбирают. Они сидят в Госдуме, изображая оппозицию. Если бы Быков был не «простым», то есть информированным в политике, он бы не пошел помогать Лебедю выбираться в губернаторы, вопреки всем увещеваниям Анисимова и Льва Черного. Он бы знал, что у Лебедя репутация политического кидалы. Что он уже кинул Приднестровье, перессорился там с Президентом Смирновым и со всеми, с кем было возможно, что он кинул «Конгресс Русских Общин» и своих союзников Рогозина и Строева. Что это его принципиальная позиция, метод: временный союз, потом кидание. Что так Лебедь идет по жизни. Быков хотел расти, хотел учиться — потому он взял Рогаченко в 1998 году. Георгий познакомился с Быковым в сентябре 1998 года. Когда тот уже помог выбрать Лебедя на свою голову, но был еще на вершине могущества и был президентом Федерации бокса. Рогаченко вызвал всех сильных боксеров в Москву. Он работал на Федерацию бокса. Рогаченко заказал фотостудию, нужно было сфотографировать боксеров. На съемки явились не все. Рогаченко нервничал. А тут еще ему позвонил вице-президент Мельников: «Приезжай». Боксерское начальство собралось в Ногинском районе в загородном пансионате. Рогаченко опоздал на час. Когда Георгий приехал, он обошел всех, поздоровавшись за руку, а Быкова не узнал. Когда узнал, изложил свою идею проведения боксерских фестивалей — турниров «Чемпионы вызывают чемпионов». Быков согласился на проведение турниров. Решили, что первый турнир состоится в Красноярске. Пьем кофе в «доме Быкова», в кирпичном новорусском новоделе, там находятся общественная приемная депутата ЗС Быкова, фонд «Вера и Надежда», избирательный штаб «Блока Быкова». В настоящее время обитаем, кажется, только второй этаж. В одной среднего размера комнате толкутся Пахомыч и еще десяток сотрудников. Трое или четверо одновременно работают на компьютерах, входят и выходят водители. Охранник всего один — долговязый парень, похожий на хохла, иногда он сопровождает Георгия. Георгий Рогаченко: «Садится за руле бронированного «мерседеса». Разговариваем, Анатолий Петрович сам ведет машину. За ним следуют два джипа с охраной. Разговаривает со мной, вдруг по рации: «Почему отстал один из джипов? Чего там за лодки?— по берегу Енисея едем. — Проверили?» Любит всех строить. В «Сибчеллендже» в октябре говорит мне невинно: «Давай проведем турнир 30 января!» Международный! К нему же готовиться надо по-нормальному год, ну полгода! Связаться с участниками, договориться… Но отвечаю: «Проведем!» Где-то в декабре, играет в карты, с Блиновым: «Смотри, Георгий, я с тебя спрошу! …А ты не улыбайся!» Сцена великолепная, но не этим «спрошу» и «не улыбайся» — их сакцентировал Георгий. Быков все-таки играет в карты с Блиновым! Играл, по крайней мере. Душа, очевидно, отдыхала. Просто, как пацаны с улицы, сели — и в карты, потасовав колоду. Это в фильм просится. Сидит такой человек, председатель всего, чего можно, по слухам, один миллион в день долларов зарабатывает, или, если верить аналитику Новикову, около 100 миллионов тех же долларов в год, а вот в карты с другом юности. И я ничуть не иронизирую: из цепочки таких вот эпизодов и складывается сногсшибательная жизнь. А когда Быков рот в Законодательном собрании открывает, смеется, вдруг спохватился, по сторонам огляделся, не видел ли кто,— Пащенко видел и мне рассказал. И последнее — это с Блиновым: олигарх в карты играет. В этот момент, когда Рогаченко мне это сообщал, я понял, что книга моя состоится и будет иметь успех. Уже состоялась. Рогаченко был нужен Быкову, может, и не столько как организатор турниров, а скорее как образованный человек. Ро |