ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ

Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д.

Отёска стен и прирубка косяков - Когда на доме не достаёт окон и дверей, красивое высокое крыльцо ещё только в воображении, приходится подниматься с улицы в дом по трапу.

Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) - В простых моделях рынка спрос и предложение обычно полагают зависящими только от текущей цены на товар.

Философские взгляды Витгенштейна

Введение

Людвиг Витгенштейн (1889-1951) - наиболее яркий представитель философии лингвистического анализа. Его можно считать выдающимся философом XX в.

Парадокс и уникальность учения Витгенштейна как философа состоит в том, что его учение (особенно раннее) кажется предельно теоретическим, абстрактным, «оторванным» от повседневной жизни и поэтому должно напоминать учения Аристотеля, Фомы, Лейбница, Декарта, Канта, Рассела или Хайдеггера. Тем не менее Витгенштейн в гораздо большей степени напоминает Сократа, Диогена-Киника, Св. Августина, Руссо или Кьеркего-ра, то есть в широком смысле философов жизни (Витгенштейн, кстати, сказал однажды одному из друзей, что он, вероятно, единственный на свете профессор философии, который никогда не читал Аристотеля).

Отсюда и реальная двойственность положения Витгенштейна в истории философии и культуры XX века. С одной стороны, это «самый умный человек», как его назвал A.M. Пятигорский ¹, великий аналитик, логик, создавший рационалистическую философию языка, с другой — мистик, пророк и предтеча новой философии, объединяющей язык и действие, и время от времени действительно побиваемый академическими каменьями, учение которого очень сильно по своей структуре напоминает восточные традиции дао и дзен.

Ответить на вопрос, почему именно Витгенштейн стал ключевой фигурой философии XX века, равносильно тому, чтобы ответить на вопрос, почему в XX веке главным философским объектом стал язык.

Философские взгляды Витгенштейна

Сильная и яркая личность Витгенштейна не могла не воздействовать на окружающих. К нему нельзя было остаться равнодушным. У некоторых он вызывал активное неприятие. Но многих очаровывал и вызывал восхищение. Верно, что Витгенштейн избегал заводить знакомства, но нуждался в дружбе и настойчиво искал ее. Он был удивительным, но требовательным другом. Большинство его друзей одновременно и любили и боялись его.

Распространение слухов и легенд о личности и жизни Витгенштейна вело к росту нездорового сектантства в рядах его учеников. Это доставляло ему немало огорчений. Он считал, что его влияние как учителя в целом не способствовало развитию самостоятельной мысли у его учеников. Боюсь, что он был прав. Из-за глубины и оригинальности его учения идеи Витгенштейна трудны для понимания и еще более трудны для полного их усвоения. В то же время магия его личности и стиля действовала сильно и неотразимо. Невозможно было учиться у Витгенштейна и не перенять его слова и выражения, не начать копировать его интонации, мимику и жесты. Его мыслям грозила опасность стать расхожей монетой. Учениям великих людей часто присущи простота и ясность, которые создают иллюзию легкости понимания. Поэтому их ученики обычно становятся эпигонами и не создают ничего значительного. Влияние великих умов на историю развития мысли обычно осуществляется не через учеников, а более косвенным, незаметным и часто совсем неожиданным образом.

Отличительными чертами Витгенштейна были его исключительная серьезность и мощный ум.

Витгенштейн иногда говорил, что испытывает чувство обреченности. Будущее рисовалось ему мрачным. Современность была беспросветной. Его мысль о беспощадности человека явно близка некоторым теориям-предопределениям.

Витгенштейн не был, строго говоря, образованным человеком. Он не соответствовал обычному типу ученого. «Холодная объективность» и «беспристрастность в работе» не имеют к нему никакого отношения. Он вкладывал всю свою душу в то, что делал. Его жизнь была беспрерывным движением, в котором его направляло сомнение. Он редко оглядывался на свои прежние позиции, а если делал это, то обычно только затем, чтобы их опровергнуть.

Значение для Витгенштейна было обязательно связано с действием. Большое значение имело то, что он начал свое образование с изучения технических дисциплин. Его знания в области физики и математики имели не книжный характер, а проистекали из хорошего теоретического и практического знания техники. Его многочисленные художественные наклонности имели тот же активный характер и практическую направленность. Он мог спроектировать дом, создать скульптуру и выступить в роли дирижера оркестра. Возможно, он никогда бы не достиг совершенства в этих областях. Но он не был «дилетантом». Любое проявление его многостороннего духа коренилось в этом стремлении к созидательной деятельности.

Этический смысл учения Витгенштейна, как мне кажется, таков: старайся всегда говорить правдиво, а главное, ясно (ср.: «Даже сказать ложь, но отчетливо и ясно — это уже сделать шаг на пути к правде», остальное покажут твои поступки) в зрелые годы Витгенштейн приходит к выводу, что и «слова — это поступки»².

Болезненная правдивость Витгенштейна подчеркивается практически всеми мемуаристами. Стремление во что бы то ни стало жить в соответствии со своими философскими взглядами — в этом источник его правдивости, а также невероятной тяжести для окружающих и для него самого.

Витгенштейн в юности прочитал книгу Шопенгауэра «Мир как воля и представление», и его первой философской концепцией был шопенгауэровский эпистемологический идеализм. О том, как связан этот его интерес с более поздним интересом к логике и философии математики, мне ничего не известно. Помню только его слова о том, что именно концептуальный реализм Фреге способствовал его отказу от ранних идеалистических взглядов.

Ранние философские исследования Витгенштейна лежали в сфере проблем, над которыми работали Фреге и Рассел. Его мысли занимали также такие понятия, как «пропозициональная функция», «переменная», «всеобщность» и «тождество». Вскоре он сделал интересное открытие — создал новый символический язык для так назы ваемых «значений истинности». Это позволило ему описать предложения логики как «тавтологии».

Самые ранние разделы «Трактата» посвящены логическим проблемам. Свои основные мысли в этой области Витгенштейн сформулировал еще до начала войны 1914 года, то есть до достижения им двадцати шести лет. Потом его захватила другая проблема. Это был вопрос о природе значимых пропозиций. Витгенштейн рассказывал мне о том, как у него возникла мысль о языке как образе, или картине, реальности. Это было на Восточном фронте. Он сидел в окопе и рассматривал журнал, где на рисунках было изображено последовательное развитие событий автомобильной катастрофы. Рисунок здесь служил пропозицией — он выступал как описание возможного положения дел. Он выполнял эту функцию благодаря тому, что фрагменты изображения соответствовали предметам в реальном мире. Витгенштейн подумал, что, воспользовавшись обратной аналогией, можно сказать, что пропозиция выступает в роли образа (картины) в силу такого же соответствия между частями пропозиции и миром. Способ, которым соединены части пропозиции, — собственно, структура пропозиции — отражает возможную комбинацию элементов в реальности, то есть возможное положение дел.

«Трактат» Витгенштейна можно рассматривать как синтез теории «значений истинности» и идей о языке как образе реальности. Из этого синтеза рождается еще одна, третья по счету, основная идея книги — теория о том, что не может быть сказано, а может быть только показано.

Витгенштейн привык заносить свои мысли в записную книжку. Записи там обычно датированы и образуют нечто вроде дневника. Некоторые записные книжки, предшествовавшие «Трактату», к счастью, сохранились. Эти ранние наброски и фрагменты представляют большой интерес.

Автор «Трактата» считал, что решил все философские проблемы. Это отвечало его намерению оставить философию. «Трактат» был опубликован в большой степени благодаря Расселу. В 1919 году Витгенштейн и Рассел встречались в Голландии, чтобы обсудить рукопись. Поиск издателя вызвал дополнительные трудности, а вскоре дело застопорилось из-за несогласия Витгенштейна с введением к книге, которое написал Рассел. В конце концов Витгенштейн отказался от всего предприятия. Книга была издана в 1922 году в Лондоне Кеганом Полом с параллельными текстами на немецком и английском языках. За год до этого немецкий текст появился в издаваемых Оствальдом «Анналах натурфилософии». В английском переводе было много ошибок, которые искажали смысл и настоятельно требовали исправлений.

Представление о философских взглядах Витгенштейна этого периода (около 1930 года) дают два его объемистых машинописных труда. Во-первых, это диссертация, содержащая около восьмисот страниц и написанная в соответствии с требованиями, предъявляемыми к научным трудам. Она разделена на главы и параграфы, которые имеют название. Можно представить, насколько мучительным был для Витгенштейна процесс работы над этим сочинением. В другом труде, который носит название «Философские заметки», сразу узнается автор «Трактата» и «Философских исследований». В обеих работах затрагивается многочисленное количество проблем. Много места уделено философии математики.

Статья «Несколько рассуждений о логической форме» тоже помогает прояснить философские взгляды Витгенштейна данного периода. Это единственная философская работа, опубликованная Витгенштейном после «Трактата». Предполагалось, что Витгенштейн выступит с этой работой на ежегодной встрече британских философов — так называемой объединенной сессии Mind Association и Артистотелевского общества. Это событие произошло в 1929 году, вскоре после его приезда в Кембридж. Доклады, предназначенные для этих встреч, обычно печатаются и заранее распространяются между участниками, потом из них формируется Дополнительный том к Трудам Аристотелевского общества. Витгенштейн удивил всех собравшихся тем, что не стал читать доклад, а сделал сообщение на совсем другую тему — о понятии бесконечности в математике.

В рукописных и машинописных трудах Витгенштейна, относящихся к этому периоду, читателя поражают формулировки, с которыми он уже знаком по работам Шлика и других членов Венского кружка. Поскольку не может быть сомнений относительно истинного направления влияния, данные труды Витгенштейна представляют большой интерес для истории философских идей. Конечно, эти работы не столь значительны, как «Трактат» или «Философские исследования». Это вполне понятно, ибо они отражают переходную стадию философского развития Витгенштейна. Как раз в это время он стремился освободиться от влияния «Трактата» и был занят поисками новых путей.

С этим связан тот факт, что новая философия Витгенштейна не принадлежит, как мне кажется, ни к какой философской традиции и не имеет аналогов. По этой причине она исключительно трудна для понимания и ее трудно охарактеризовать. Автор «Трактата» учился у Фреге и Рассела. Его проблемы возникли как следствия их проблем. У автора «Философских исследований» не было предшественников в философии. Иногда можно услышать, что поздний Витгенштейн похож на Мура. В действительности это не так. Иллюзия сходства создается во многом благодаря тому, что оба они оказали влияние на формирование философского направления, получившего название аналитической или лингвистической философии. Разграничение роли каждого из них представляет большой интерес. Подходы Мура и Витгенштейна на самом деле совершенно различны. Хотя дружба между Муром и Витгенштейном продолжалась вплоть до смерти последнего, мне трудно найти следы какого-либо влияния философии Мура у Витгенштейна. То, чему Витгенштейн воздавал должное, были такие качества Мура, как живость мысли, стремление к истине и полное отсутствие тщеславия. Большую роль в развитии у Витгенштейна новых идей сыграла критика его прежних взглядов со стороны двух его друзей. Один из них был Рамсей, чья ранняя смерть в 1930 году явилась тяжелой потерей для современной философии. Другим был итальянский экономист Пьерро Сраффа, приехавший в Кембридж незадолго до появления там Витгенштейна. Главным образом именно острая и действенная критика Сраффы заставила Витгенштейна отказаться от своих прежних взглядов и взяться за разработку новых подходов. Витгенштейн говорил, что после этих дискуссий со Сраффой он чувствовал себя как дерево, у которого отрубили ветви. Зазеленеет ли дерево вновь, зависело только от его собственных жизненных сил.

У Витгенштейна не было систематических знаний по истории философии. Он мог читать только то, что воспринимал личностно. Уже упоминалось, что в юности он читал Шопенгауэра. В работах Спинозы, Канта и Юма он смог понять, по его собственным словам, только отдельные места. Не думаю, чтобы он мог получить удовольствие от чтения Аристотеля и Лейбница, двух великих логиков, предшествующих ему. Однако доподлинно известно, что он читал Платона и наслаждался им. Его должны были привлекать в Платоне те черты, которые он создавал в себе. Это касается как художественного и философского метода, так и беспокойства души, охваченной стремлением к истине.

Витгенштейн испытал гораздо большее влияние со стороны авторов, занимающих промежуточное положение между философией, религией и поэзией, чем со стороны философов в строгом смысле слова. Это Блаженный Августин, Кьеркегор, Достоевский и Толстой. Философские разделы «Исповеди» Блаженного Августина обнаруживают удивительное сходство с философским методом Витгенштейна. Существуют явные параллели между Витгенштейном и Паскалем — они заслуживают внимательного изучения. Следует также отметить, что Витгенштейн был высокого мнения о работах Отто Вей-нингера.

Язык Витгенштейна, несомненно, будет вызывать все возрастающий интерес. Не удивлюсь, если однажды его причислят к классикам немецкой литературы. Литературные достоинства «Трактата» не остались незамеченными. Столь же замечателен и язык «Философских исследований». Он прозрачен и легок, структура предложений проста и завершенна, текст ритмически организован. Иногда автор прибегает к диалогу — в вопросно-ответной форме, иногда, как в «Трактате», выражает мысль афористично. Поражает полное отсутствие литературных «излишеств» и специальной терминологии. Сплав строгой сдержанности и богатства фантазии, сочетание спокойного развития мысли с ее неожиданными поворотами заставляют вспомнить творения другого венского гения. (Шуберт был любимым композитором Витгенштейна.)

Как это ни странно, но Шопенгауэр, признанный мастер философской прозы, не оказал никакого влияния на стиль Витгенштейна. Автором, который иногда до удивления напоминает Витгенштейна, является Лихтенберг. Витгенштейн очень ценил его. Не знаю, можно ли гово рить о том, что он учился у него. Однако следует заметить, что некоторые высказывания Лихтенберга на философские темы очень похожи на мысли Витгенштейна.