ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ

Сила воли ведет к действию, а позитивные действия формируют позитивное отношение

Как определить диапазон голоса - ваш вокал

Игровые автоматы с быстрым выводом

Как цель узнает о ваших желаниях прежде, чем вы начнете действовать. Как компании прогнозируют привычки и манипулируют ими

Целительная привычка

Как самому избавиться от обидчивости

Противоречивые взгляды на качества, присущие мужчинам

Тренинг уверенности в себе

Вкуснейший "Салат из свеклы с чесноком"

Натюрморт и его изобразительные возможности

Применение, как принимать мумие? Мумие для волос, лица, при переломах, при кровотечении и т.д.

Как научиться брать на себя ответственность

Зачем нужны границы в отношениях с детьми?

Световозвращающие элементы на детской одежде

Как победить свой возраст? Восемь уникальных способов, которые помогут достичь долголетия

Как слышать голос Бога

Классификация ожирения по ИМТ (ВОЗ)

Глава 3. Завет мужчины с женщиной

Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д.

Отёска стен и прирубка косяков - Когда на доме не достаёт окон и дверей, красивое высокое крыльцо ещё только в воображении, приходится подниматься с улицы в дом по трапу.

Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) - В простых моделях рынка спрос и предложение обычно полагают зависящими только от текущей цены на товар.

Линда Шиерз Леонард Эмоциональная женская травма Исцеление детской травмы, полученной дочерью в отношениях с отцом

Linda Schierse Leonard. The UUounclecl UUoman Healing the Father-Daughter Relationship

Перевод с английского Валерия Мершавки

Содержание

Москва Независимая фирма «Класо 2011

Предисловие

В детстве я очень любила своего отца. Он был удивительно теплым и любящим, много играл со мной. Он научил меня игре в бейсбол, и много занимался со мной математикой. Когда мне исполнилось семь лет, он каждую субботу брал меня с собой в библиотеку! Он так очаровал библиотекаршу, что она разрешала мне брать на не­делю домой целых четырнадцать книг — вдвое больше, чем разре­шалось другим. Хотя у моего папы не было возможности получить образование, он очень ценил знания и свое отношение к ним пере­дал мне. Вместе с моей бабушкой он проводил со мной много вре­мени. Он помогал мне в учебе, занимался со мной развитием речи, играя в слова и устраивая увлекательные викторины. Он столько всего делал для меня! Зимой мы катались на санках, помню заво­раживающее мерцание снега в темноте, когда я, затаив дыхание, съезжала с горы. Кроме того, отец водил меня на бега; помню азарт и то, в какую меня бросало дрожь, как и всех, кто ходил на скачки и участвовал в тотализаторе. Отец любил животных, и я тоже с ними подружилась! А когда мы вместе гуляли, он обычно знако­мился с новыми людьми: таким открытым и дружелюбным он был. Я была самой счастливой дочерью лучшего в мире отца, а он гор­дился мной, я сияла, и на моем лице всегда была улыбка. К моей маме он относился особенно тепло. Каждые выходные он водил нас обедать в разные этнические рестораны, и там отец всегда пригла­шал маму танцевать, и они с упоением кружились под музыку до позднего вечера. Наша семья не была богатой, но казалось, моя жизнь полна приключений. Было много интересных дел, и вокруг происходило столько всего увлекательного. А потом… Потом все неожиданно изменилось. Отец стал за­держиваться допоздна, и меня часто будил среди ночи его злоб­ный крик. Сначала такое случалось изредка, но вскоре крики ста­ли слышаться все чаще — один раз или два в неделю, пока в конце концов не стало правилом: он буянил каждый вечер. Сначала я была удивлена и просто ошарашена тем, что мать придирается к отцу, я не понимала, за что она ворчит на него утром каждое вос­кресенье. Я его очень любила и жалела. Но к тому времени, когда мне исполнилось девять, я все поняла. Правда заключалась в том, что мой отец пил: просто он оказался законченным пьяницей! Он не смог удержаться на работе, и тогда мне стало очень за него стыдно. Глядя на фотографии той поры, можно заметить, что я стала совершенно не похожа на себя: прежняя лучезарность по­меркла и на лице появилось выражение испуганной бродяжки. Ни улыбки, ни сияющих глаз — только печально опущенные уголки губ. Последующие несколько лет мои чувства к отцу были очень противоречивыми. Я его любила. Я за него страдала. Я его стыди­лась. Одного совершенно не могла понять: как мой отец, такой прекрасный, теперь стал таким ужасным. Как сейчас помню те вечера. Отец являлся домой очень по­здно, в стельку пьяный, и набрасывался на тещу, мою бабушку, грозя избить. Нам с мамой приходилось звонить в полицию, что­бы как-то унять его. Обычно звонила я. Иногда отец так буянил, что мне не удавалось пробраться к телефону, и я в ужасе бежала на улицу, чтобы позвать на помощь. В один такой особенно жут­кий вечер, когда приехала полиция, я рыдала, забившись в угол. Один из полицейских заметил меня и сказал отцу: «Как вы може­те так себя вести по отношению к дочери?» Внимание, которое ко мне проявил совершенно посторонний человек, слова, которые он произнес, в течение многих лет эхом отзывались в памяти. Быть может, именно тогда в самой глубине психики у меня зародилось желание написать эту книгу. В подростковом возрасте мои прежде противоречивые чув­ства к отцу переросли в жгучую ненависть. Я не только его боль­ше не любила, но и жалости больше не испытывала. Мне было от­вратительно все — и он сам, и его поведение, — в общем, я страш­но его возненавидела. Я рассказывала вымышленные истории о нем своим друзьям и учителям, я просто лгала; на самом деле, я не могла никого пригласить к себе домой. Никто, за исключением ближайших соседей, не знал, что мой отец пьет. И я готова пору­читься, что об этом больше никто никогда бы не узнал, если б не мое желание об этом рассказать. Я полностью отстранилась от него в своем стремлении стать полной его противоположностью -всегда, когда могла это осознать.
Чтобы как-то защититься, я вела двойную жизнь. В школе я была прилежной и серьезной ученицей, отличницей. Несмотря на то, что учителя меня считали «любимчиком», я всегда была в кру­гу одноклассников, так как.была приятной, живой, покладистой девочкой, хотя и довольно застенчивой. Внешне я казалась милой и серьезной. Однако у меня внутри царила полная сумятица: я ненавидела отца, я его стыдилась: мне было стыдно, что я его дочь, и страшно, что кто-то узнает обо мне правду. Единственное, что выдавало мое неблагополучие, так это нервный тик, который раз­вился у меня к четырнадцати годам, а еще, в отличие от других девочек, я не ходила на свидания. Но поскольку я «перешагнула» через класс и была меньше и младше своих однокласснико’в, на это никто не обращал внимания. За прилежание в учебе и хоро­ший характер меня уважали, и это делало мое пребывание в шко­ле комфортным. Зато дома был сплошной кошмар. Я никогда не знала, в какой момент меня выдернет из крепкого сна этот поло­умный, безумец, что считался моим отцом. Меня ни на мгновение не покидал страх, что однажды ночью он явится с ружьем и пере­стреляет по очереди нас всех. Став постарше, я решила уйти из дома. Я понимала, что про­сто погибну, если останусь. Чтобы избежать хаоса, заполнившего наш дом, пугающей паразитической зависимости от отца и эмоци­ональных посягательств матери, которая хотела, чтобы я закрыла собой брешь, пробитую ее несчастным браком, я стала искать спа­сения в мире разума, где защитой мне служило логическое мыш­ление. Это позволило мне также сохранять дистанцию с матерью; я осознала, что если буду потворствовать ей в желании удержать меня, то дам навсегда заточить себя в тюремную камеру прошло­го. Я пыталась разрушить свою идентичность с отцом и матерью и в конечном счете решила отказаться от всего, что не поддавалось моему контролю. В течение многих лет мое отступничество, связанное с при­нятием отстраненной интеллектуальной установки, сослужило мне хорошую службу. Я ушла из дома и устроилась на работу корреспондентом службы новостей маленькой ежедневной газе­ты в Колорадо. Тогда же я стала изучать психологию и филосо­фию, чтобы развивать мышление и еще глубже погрузиться в вопросы, связанные с поиском смысла жизни. Приблизительно в это время я вышла замуж за мужчину-интеллектуала: я старалась найти человека, который бы меньше всего походил на моего отца.

Муж поощрял мои занятия наукой, я защитила докторскую дис­сертацию и таким образом тоже стала законченной интеллекту-алкой. На протяжении всего этого времени пьянство отца только усугублялось. Но на мой двадцать первый день рождения он ре­шил подарить мне перстень с опалом (мой камень по гороскопу). Каким-то непостижимым образом — отец не работал и вообще сра­зу пропивал любую сумму денег, которая попадала к нему в руки, — ему удалось собрать двадцать пять долларов на это коль­цо. Это был первый подарок, полученный от него за много лет; изумительное кольцо с камнем, который светился волшебным све­том, как все опалы. Однако я не могла его носить. Когда изредка я оказывалась дома, пока отец был еще жив, отец всякий раз меня спрашивал о кольце, и всякий раз я отвечала уклончиво. Хотя я чувствовала себя очень виноватой, я никак не могла себя заста­вить надеть кольцо. Только много лет спустя, после его смерти -уже начав писать эту книгу, я смогла надеть кольцо с камнем, ко­торый подходит мне по гороскопу. А сейчас я ношу его постоян­но в надежде перекинуть мост через ужасную пропасть, разделя­ющую меня и моего отца. В замужестве у меня случались внезапные и бесконтрольные прорывы подавленного бессознательного содержания, принимав­шие форму депрессии или панических атак. Пытаясь понять эти переживания, я обратилась к трудам философов-экзистенциалис­тов, таких как Хайдеггер и Кьеркегор, к творчеству таких писате­лей, как Достоевский, Гессе, Кафка и Казандзакис, к поэзии Риль­ке и Гёльдерлина и, наконец, к психологии Юнга. Сохранив свою прежнюю профессиональную систему защит, под предлогом, что хочу стать психотерапевтом, я отправилась в Цюрих и начала про­ходить юнгианский анализ. В этот момент неожиданно прояви­лась подавленная ранее дионисийская сторона моей личности. Первый сон, который приснился мне в самом начале анализа, был настолько кошмарным, что заставил меня вскочить среди ночи. В нем грек Зорба¹ был повешен на рее корабля, который стоял на суше. Но он не был мертв! Нет, он кричал, просил, чтобы я его
сияла с реи, извиваясь, и, пока я терялась и мямлила, он, прило­жив титанические усилия, освободился сам. И потом меня обнял. Хотя этот сон меня очень встревожил, все же Зорба симво­лизировал для меня вкус к жизни — веселое и беззаботное дио-нисийское отношение к миру. Но вместе с тем его мир у меня ас­социировался с моим отцом, и я видела, как пагубно и разруши­тельно воздействовало на него странствие в это иррациональное пространство. Поскольку, отмежевавшись от отца, я сознательно отрицала одну из сторон своей личности, мир Зорбы сначала по­казался мне полным хаоса, страшным и примитивным. Юнг на­звал путь к бессознательному «странствием по ночному морю», путешествием смерти и растворения, временем переживания страха и трепета перед великим и непостижимым. Таким было мое ощущение. Чтобы войти в мир моего отца, требовалось му­жество, однако я не могла сказать, что была готова кинуться в пропасть. Я постоянно ощущала на себе давление, словно у меня за спиной стояла некая немая фигура, которая подталкивала меня к краю обрыва, перед которым я стояла, и заставляла в него шагнуть. Там, в глубине пропасти, я столкнулась со своей ирра­циональностью, пьянством и гневом. В конечном счете, я ничем не отличалась от своего отца! И очень часто вела себя точно так же, как он. Когда я напивалась на вечеринках, проступала дикая, чувственная сторона моей личности. Столкнувшись с иррациональной сферой и чувствуя, как меня разрывает на части, как мифического Пентея², я стала про­живать свою мучительную темную сторону. Моя внешность тоже стала другой: я позволила себе отрастить волосы, сменив привыч­ную короткую стрижку «эльф» (pixie) на длинную прическу в сти­ле хиппи. В моей квартире висели яркие, устрашающе-гротеско­вые копии картин немецких экспрессионистов. Теперь во время путешествий я останавливалась в номерах дешевых отелей самых опасных районов незнакомых мне городов. И если прежде меня пугал мир моего отца, то теперь я окунулась в него с головой и испытала те чувства вины и стыда, которые, как мне казалось

¹ Грек Зорба — простой крестьянин, старик; «изумительный гурман, трудя­га, любитель женщин и босяк. Это самая широкая душа, самая прочная плоть, са­мый свободный дух, которые встречал я когда-либо в жизни» — так пишет Ни­кое Казандзакис о герое своего романа «Я, Грек Зорба» (Киев: София; М.: Ге-лиос, 2003). —Примеч. ред.
² Пентей (Пенфей) — фиванский царь, сын Эхиона (одного из тех воинов, которые возникли из зубов дракона) и Агавы, дочери Кадма. Жители Фив отка­зались признать Диониса, и он поразил всех безумием, заставив женщин пре­даться вакхическим оргиям на склоне горы Киферон. Пентей пытался запретить им чествовать Диониса и за это был растерзан вакханками, среди которых были его мать и сестры, в ослеплении принявшие его за дикого зверя. — Примеч. ред.

раньше, возникали лишь по отношению к отцу. Хотя во всем этом сквозило безумие, и притом навязчивое, все-таки я поняла, что в моем поведении заложен глубокий смысл. Однажды мне приснил­ся сон: > Войти в дом отца можно было через маленькую ветхую подваль­ную дверь. Попав внутрь, я вздрогнула, увидев рваные газеты, сви­савшие со стен серыми грязными клочьями. Черные блестящие та­раканы сновали туда-сюда по скрипучей двери, забираясь вверх по ножкам старого, выщербленного коричневого стола — единствен­ной мебели в пустой комнате. Помещение было не больше одноме­стной каморки, и я очень удивилась, что кто-то, пусть даже мой отец, мог здесь жить. Неожиданно мое сердце налилось страхом, и я от­чаянно стала искать выход. Однако оказалась, что дверь, через ко­торую я вошла, исчезла в полумраке. От страха я едва могла ды­шать, мой взгляд лихорадочно блуждал по комнате и, наконец, ос­тановился на узком проходе — как раз напротив того места, откуда я вошла. Желая как можно скорее покинуть эту отвратительную и страшную комнату, я устремилась в темный проход. Как только я его преодолела, мои глаза ослепил яркий свет. И я оказалась в та­ком красивом внутреннем дворике, какого раньше никогда не виде­ла. Моему взору открылись цветники, фонтаны и мраморные скуль­птуры самых изумительных очертаний. Этот внутренний дворик располагался в центре роскошного восточного дворца, украшенно­го четырьмя тибетскими башенками, которые возвышались по уг­лам. Только тогда я осознала, что это все тоже принадлежит моему отцу. Я проснулась в полном изумлении, недоумении и замешатель­стве, объятая страхом и трепетом. Это был действительно выход из грязного, кишащего тарака­нами подвала, находящегося в доме моего отца, к сверкающему во всем великолепии тибетскому храму, — о, если б только мне уда­лось его отыскать. Хотя в этот безумный, маниакальный период мне неоднок­ратно приходилось переживать состояние хаоса, я как-то с собой справлялась и более-менее успешно умудрялась вести повседнев­ную жизнь. Однако в мое сознание постепенно проникало пред­ставление о другой, более внушительной и могущественной реаль­ности. Периоды полной опустошенности сменялись промежутка­ми времени, когда мне открывалось поразительное, мистическое
ощущение природы, а также неизвестные ранее сферы музыки, поэзии, волшебных сказок, это был мир воображения и творче­ства. Я переставала быть замкнутым интеллектуальным интровер­том и постепенно становилась более живой, спонтанной, непо­средственной, способной к душевности и проявлению глубоких чувств. Вместе с тем у меня постепенно просыпалась уверенность в себе и исчезала потребность замыкаться и скрывать свою истин­ную сущность. За это время в моей семье случились два страшных события. Будучи совершенно пьяным, мой отец уснул с зажженной сигаре­той в руке. Начался пожар, и весь дом сгорел дотла. В пожаре по­гибла моя бабушка, оказавшись запертой огнем наверху в спаль­не. Хотя отец попытался ее спасти, но было слишком поздно, и его увезли в больницу с серьезными ожогами. Какие муки он должен был испытывать из-за того, что все произошло по его вине, что его пагубное поведение привело к человеческой жертве! При этом он отказывался об этом говорить. Или же просто не мог. Судя по всему, отец очень серьезно деградировал за время своего пьянства. А через два года он умер. Серьезным ударом стала для меня смерть отца, она вызвала глубокое потрясение. Теперь было уже поздно говорить с ним, слишком поздно: нельзя было даже сказать ему, как я была несча­стна, когда мне приходилось его отвергать, и как я в конце концов начала сочувствовать ему и его страданиям. С отцом мы так и не примирились, и наши невыясненные отношения стали кровоточа­щей раной в моей душе. Вскоре после смерти отца, в день, когда мне исполнилось тридцать восемь лет, я надела кольцо с опалом. А затем села пи­сать эту книгу. Меня совсем не волновало, будет ли она напечата­на. Тогда я знала только одно: я обязательно должна написать о травме в отношениях между отцом и дочерью. Возможно, думала я, сам процесс написания этой книги сблизит меня с отцом. И та близость, которая оказалась недоступной в реальных отношениях, будет достигнута внутри меня благодаря этой книге, и я смогла бы искупить вину своего «внутреннего отца». Процесс создания книги был длительным и сложным. Перед тем как начать ее писать, у меня не было никакого представления о том, что я хочу сказать. Чтобы написать книгу, мне требовалась стойкость и вера, что из глубины моей психики появится нечто такое, что я в какой-то момент смогу определить, выразить в словах. Вместе с тем я знала: хотя все, что я напишу, может помочь осветить тему, касающуюся травмы отцовско-дочерних отноше­ний, это содержание тоже будет отбрасывать тень. Всегда суще­ствует темное пятно, область, которую я не смогу увидеть из-за своей ограниченности. Я должна была смириться с тем, что огра­ничения соседствуют с возможностями, парадокс, который стал несчастьем для моего отца. За каждой написанной страницей сто­ят мои слезы, и даже между строк сквозит моя ярость, несмотря на довольно безмятежный и безоблачный, как может показаться, финал. Когда я только начала писать эту книгу, мне виделось в ос­новном негативное: а именно доставшееся мне в наследство от отца самоуничтожение — следствие алкоголизма, и то воздей­ствие, которое оно оказало на меня. Хотя я знала, что хорошие качества у моего отца были, но ни их, ни их влияние на меня не удавалось определить поначалу. Последняя, как я планировала тогда, глава этой книги — «Внутреннее прощение и освобожде­ние отца» — оставалась ненаписанной. Работа над теоретической частью проблемы помогла мне сформировать некое видение сво­их конфликтов. Описывая различные паттерны и глубинные ар-хетипические основы, я смогла лучше понять, как они воздей­ствовали на мою жизнь и жизнь других женщин — моих клиен­ток. И лишь когда я стала рассказывать собственную историю, полностью проявились мои добрые чувства к отцу. Я осознала, что волшебство, которое он мне обещал, когда я была маленькой девочкой, позже нашло выражение в сновидениях о греке Зорбе, о тибетском храме и содержалось в перстне с опалом. Отец мне обещал волшебный полет. Однако он словно разделил судьбу мифического Икара, который, не зная границ своих возможнос­тей, подлетел так близко к солнцу, что его лучи растопили воск, скреплявший крылья, и он упал в море, где и обрел смерть. Точ­но так же мой отец утопил в алкоголе свою магию. Но то, что он передал волшебство мне, было лучшей частью его наследства. Правда, когда я видела его в ином свете, мне казалось, что он так деградировал, что утратил всякую способность к магии. Поэто­му поначалу в его обещание подарить мне волшебство я не вери­ла и стремилась все держать под контролем. А затем, когда этот контролирующий блок разрушился, я идентифицировалась с са­моразрушающей стороной личности отца. Мне казалось, что аль­тернативами такой идентификации могут быть либо холодный
контроль, либо дионисийское разложение. Выявление этих двух полярностей привело меня к рассмотрению психологических паттернов, которые я называю «вечная девушка» {puella aetema) и «амазонка в панцире». При этом разрешение проблемы и из­бавление от травмы связано с образами грека Зорбы, тибетского храма и опалового кольца, подаренного мне отцом. Возвратив волшебство отца, я оживила эти образы у себя внутри. Вот моя история дочерней эмоциональной травмы. Но в процессе терапевтической деятельности я увидела, что и многие другие женщины испытывают страдания из-за нарушенных от­ношений со своими отцами, хотя их истории могут в чем-то раз­личаться и проявления этих травм разнообразны. От многих сво­их женщин-клиенток я слышала свою собственную историю: отец-алкоголик, и в результате — подозрительность по отноше­нию к мужчинам, проблемы вины, стыда, отсутствие доверия. От других женщин я узнала, что строгие и авторитарные отцы мог­ли привить своим дочерям склонность к стабильности, порядку и дисциплине, но зачастую они давали им мало того, что связа­но с любовью, эмоциональной поддержкой и признанием феми­нинных ценностей. У женщин третьего типа были отцы, которые хотели, чтобы у них родился сын, и делали из своих дочерей (обычно это касается старшей) мальчиков, ожидая, что те достиг­нут всего того, чего не удалось реализовать в жизни родителям. Еще были женщины, окруженные такой сильной любовью отца, что дочь как бы заменяла им отсутствующую возлюбленную. Как правило, отцовская любовь их привязывала до такой степени, что они не считали себя вправе полюбить другого мужчину, а потому не могли в своем развитии достичь уровня зрелой жен­щины. Я слышала рассказы женщин, отцы которых совершили самоубийство, и им потом приходилось бороться с желанием по­кончить с собой и со страстью к саморазрушению. У женщин, отцы которых рано ушли из жизни, были эмоциональные трав­мы, связанные с потерей, ощущением одиночества и чувством, что их покинули. А женщины, чьи отцы болели, часто испыты­вали вину за свои болезни. Были дочери, которых жестоко наси­ловали отцы, избивали или сексуально домогались. И были до­чери, отцы которых не могли противостоять властным женам, тем самым давая матери доминировать в их жизни. Этот перечень можно продолжать и дальше. Но нас может подстерегать такая опасность, как чувство ненависти к отцу за нанесение эмоциональной травмы. И тогда мы можем упустить из виду другое обстоятельство: эти отцы сами имели эмоциональные травмы, связанные как с их маскулинностью, так и с их феминин-ностью. Исцеление женщины бесполезно искать в трясине ненави­сти. Отношения без любви могут навсегда заставить нас играть роль пассивных заключённых, жертв, которым не дано нести от­ветственность за свою жизнь. Я совершенно уверена в том, что женщине, имеющей эмоциональную травму, очень важно осознать невыполненное обещание своего отца и то, как отсутствие отноше­ний с отцом повлияло на ее жизнь. Дочери необходимо восстано­вить утерянные отношения с отцом, чтобы создать у себя внутри его положительный образ, который поможет ей ощутить силу и ориентацию в жизни, признать позитивную сторону маскулинно­сти во внешнем и внутреннем мире и воздать ей должное. Дочери нужно найти спрятанную жемчужину — сокровище, которое мо­жет ей дать отец. Если отношения с отцом были нарушены, то женщине очень важно осознать свою травму, понять, чего ей не хватало, чтобы создать это у себя внутри. Но как только эмоцио­нальная травма становится осознанной, ее обязательно следует принять, потому что только таким способом можно получить ис­целение и сочувствие, столь необходимые дочери, отцу и отноше­ниям между ними.

Часть первая

Травма

В городской телефонной книге не было номера моего отца. Он не спал с моей матерью у нас дома; Его не волновало, училась ли я играть на фортепьяно; Его вообще не трогало, чем я занималась. А я думала, мой отец был очень красивым и добрым, И я его любила и удивлялась, Почему он бросил меня надолго и фактически — Мой отец сделал меня такой, какая я есть, — Одинокой женщиной, у которой нет цели, — Как я была одиноким ребенком без отца. Я перебирала слова, слова, слова и имена, имена, имена. Среди моих слов не было слова «отец». Среди моих имен не было имени «отец». Диана Вакоскч «Отец из моей страны»

Глава 1

Эмоциональная травма дочери, присущая ее отношениям с отцом

Так пусть все зло, которым полон воздух, На мерзких дочерей твоих падет!

Шекспир ^Король Лир»

Каждую неделю ко мне в кабинет психотерапевта приходят жен­щины, страдающие из-за психической травмы. У них слабое пред­ставление о своем «Я», они предъявляют жалобы на то, что у них не складываются продолжительные близкие отношения с другими людьми или нет доверия к миру вообще; это мешает им нормаль­но жить и работать. Внешне эти женщины кажутся вполне успеш­ными — среди них достойные бизнес-леди, довольные домохозяй­ки, беззаботные студентки, разведенные и при этом очень уверен­ные в себе женщины. Но за внешним покровом успеха и мнимой удовлетворенностью у них скрывается травмированное «Я» и вме­сте с тем глубокое отчаяние, чувство покинутости и одиночества, страх быть отвергнутой, гнев и слезы. Многие из них получили психическую травму еще в детстве из-за нарушения отношений с отцом. Это могло случиться, если отношения с родным отцом не сложились, или же социальная ат­мосфера, порожденная патриархальным обществом, создала об­раз «плохого отца», ибо в наших традициях и культуре заложе­но обесценивание фемининности и связанных с нею ценностей. Во всяком случае, образ женской идентичности у этих женщин часто искажен, их связи с маскулинностью нарушены, и в их де­ятельности часто возникают определенные трудности. Мне хо­чется привести в качестве примера истории четырех женщин. У каждой были свои отношения с отцом, и каждой из них соот­ветствовал свой стиль жизни. Но всех их объединяло одно: не­полноценные отношения с отцом впоследствии привели к тому, что они не только утратили способность к формированию близ­ких отношений с другими людьми, но и не могли нормально жить и работать.

Крис, которой уже было далеко за тридцать, считалась вполне успешной. Старшая из трех сестер, в школе она была прилежной ученицей и отличницей. После окончания колледжа она нашла хорошую работу в преуспевающей компании. Она трудилась так много и добросовестно, что к своему тридцатиле­тию стала одним из ведущих топ-менеджеров в компании. При­близительно в этом же возрасте у нее начались мучительные го­ловные боли, бессонница и жалобы на постоянное чувство опус­тошенности. Казалось, она, подобно Атланту, держала на плечах бремя всего мира, и вскоре она ощутила себя подавленной и уг­нетенной. Она заводила романы с женатыми мужчинами в кон­тексте деловых отношений, но, видимо, ей никак не удавалось превратить ни одно из таких увлечений в близкие отношения. И тогда Крис стала думать о ребенке. У нее появилось чувство, что будущее безнадежно, ибо ее жизнь сводилась к постоянному выполнению профессиональных обязанностей и не сулила ника­кого облегчения. В ее сновидениях появлялись образы раненых или умирающих детей. К тому времени, когда Крис начала тера­пию, она чувствовала, что оказалась в плену своего навязчивого желания достичь профессионального совершенства, от которого она никак не может отказаться, чтобы просто радоваться жизни. Она вспомнила о своем несчастливом детстве. Ее родители хоте­ли иметь сына, а не дочь, и отец надеялся, что его дети станут вершить великие дела. Дети очень скоро поняли, что если они не будут первыми учениками в классе, то отец этого не одобрит. Чтобы умилостивить отца, Крис должна была очень много тру­диться. Вместо того чтобы радоваться, играя с подругами, Крис много занималась и, конечно же, пошла по стопам отца в выборе профессии. Так как Крис была старшей дочерью, то, видимо, са­мые большие ожидания отца были связаны именно с нею. Если она добивалась каких-то успехов, ее ждало вознаграждение: отец брал ее к себе в офис, и она проводила там свое свободное вре­мя. Когда она стала подростком, отец стал по отношению к ней очень строг: он редко позволял ей ходить на свидания и крайнекритически относился к мальчикам, которые за ней ухаживали. Ее мать поддерживала авторитет отца, повторяя вслед за ним все, что он говорил. Таким образом, Крис проживала не свою жизнь, а жизнь сво­его отца. Несмотря на бунт против отцовских ценностей, что вы­ражалось в легких ни к чему не обязывающих сексуальных связях и курении травки, она по-прежнему пыталась жить в соответствии с его идеалами — упорной работой и достижением успеха. По су­ществу, она все еще проживала ту жизнь, которая была бы угото­вана отцом своему старшему «сыну». Осознав это в процессе те­рапии, Крис постепенно смогла отказаться от навязчивого перфек-ционизма. Она стала прислушиваться к себе, чтобы осознать соб­ственные увлечения и интересы, и начала писать короткие расска­зы — это ее занятие отец всячески осуждал, называя «бессмыслен­ной тратой времени» и «баловством». Она стала знакомиться с новыми людьми, и хотя ей все еще приходилось бороться со сво­ей склонностью к перфекционизму, она стала ощущать в себе больше внутренних сил, и жизнь перестала казаться ей безнадеж­ной. Чтобы отделить себя от отцовских ожиданий, она постоянно работала над собой, но чем дальше этот процесс шел, тем яснее для нее стал ее собственный путь в жизни.

Иллюстрацией другого паттерна, сложившегося в результате нарушения отношений с отцом, может послужить случай Барба­ры. Когда мы с ней впервые встретились, она была студенткой, которой хотелось закончить магистратуру. Ей было далеко за двадцать, она уже дважды развелась, сделала несколько абортов, имела наркотическую зависимость, страдала из-за избыточного веса и все время пребывала в долгах. Хотя она была яркой лично­стью и довольно способной студенткой, ее лень и неорганизован­ность просто поражали. Каждый семестр, вместо того чтобы вы­полнить все требования программы, она просила преподавателя аттестовать ее «частично». Вскоре ее неоплаченный счет за анализ превысил несколько сотен долларов. Чувствуя свою вину за дол­ги и незаконченную учебу, она периодически испытывала серьез­ные приступы тревоги. У Барбары не было перед глазами образца самодисциплины или успешности. Ее отец ушел из семьи во время войны, когда она была еще совсем маленькой. Впоследствии он переходил с одной работы на другую, пускался в авантюры и был неспособен остановиться на каком-то постоянном деле. Ее мать была всегда печальной и унылой; она говорила Барбаре, что если первый брак у нее не будет удачным, то и последующие браки будут об­речены. При таком сочетании родителей — ненадежного отца и несчастливой матери — Барбара не имела перед глазами приме­ра успешного взрослого человека. Ее сны были очень страшны­ми. Агрессивные кровожадные мужчины пытались убить или ис­калечить маленьких девочек. Иногда такой жертвой была она сама. В сущности, вольный и аморфный стиль жизни Барбары повторял паттерн ее отца. Вместе с тем она отвечала негативным проекциям своей матери, как женщина, которая не могла добить­ся успеха. Как только Барбара стала осознавать, что она повторяет пат­терн своего отца и воспроизводит проекцию дочери-неудачницы своей матери, у нее начался медленный и постепенный процесс отделения от этих паттернов и поиска своего жизненного пути. Сперва она научилась аккуратно относиться к деньгам, оплатила все свои долги за анализ и даже смогла сэкономить достаточно средств на дальнейшее обучение. Для этого ей пришлось отказать­ся от наркотиков, которые съедали значительные суммы денег. Учась в магистратуре, она постепенно научилась укладываться в сроки и написала блестящую диссертацию. И, наконец, она отре­гулировала рацион и похудела на двадцать пять фунтов³. Достиг­нутые успехи дали ей почувствовать себя уверенной в собствен­ных силах и в способности добиваться того, что она хочет. С тех пор, как с ней начали происходить эти изменения, у нее стал из­меняться и образ мужчины, в том числе образ ее отца. Место жес­токих кровопийц в ее сновидениях заняли мужские персонажи, помогавшие женским. В одном сне отец подарил ей дорогое, ис­кусно вышитое платье, — то была символическая дань силе ее по­являющегося фемининного образа.

³ 25 фунтов — это примерно 11 кг. —Примеч. ред.

Дочери легкомысленных, не способных ни в чем себе отка­зать и не добившихся успеха отцов часто стараются компенсировать их неудачи, стремясь ради них стать успешными. Отец Сью­зен очень ее любил. Они оба получали наслаждение, общаясь в несколько игривом тоне, на грани флирта, шутя и поддразнивая друг друга. Отец проявлял больше эмоциональности в отношени­ях с дочерью, чем с женой. Мать Сьюзен была очень честолюби­вой женщиной, которая ожидала от своего мужа всемирного ус­пеха и признания. Она была глубоко разочарована, увидев в нем обыкновенного мужчину, который умел так радоваться жизни, что не достиг никаких вершин в своей профессии. Бессознатель­но Сьюзен впитала в себя это материнское неодобрение и ком­пенсировала его, став слишком взыскательной к себе, стремясь достичь полного совершенства. Ее отец, будучи у жены под каб­луком, активно не противостоял ее амбициозным ожиданиям в отношении дочери, а потому Сьюзен проживала непрожитые ам­биции своей матери. Оказавшись в плену материнского честолю­бия, контролирующей и перфекционистской установки, Сьюзен утратила связь с вольной, легкомысленной, детской частью сво­ей личности. В результате от переутомления у нее начались спаз­мы мышц спины и шеи, появилась бессонница, а ночью во сне она скрежетала зубами. Что бы она ни делала, это никогда не было сделано достаточно хорошо. Несмотря на то что Сьюзен любила отца, она боялась, что мужчины слабы и несостоятельны. Как и ее мать, Сьюзен искала честолюбивого мужчину, который бы мог успешно делать деньги, однако ее влекло к весельчакам, похожим на отца, который в конце концов оказался слишком не­надежным для нее и не смог быть опорой и поддержкой в отно­шениях. Как ничего из того, что она сделала, не было сделано достаточно хорошо, так и ее любовники не могли соответство­вать ее перфекционистским стандартам. До сих пор, а ей уже ис­полнилось сорок лет, она так и не вышла замуж. Она тоже стре­милась держать под контролем все, что было связано с ее рабо­той и личными отношениями, и в результате испытывала подав­ленность и скуку. Отказавшись от всяких удовольствий, она ока­залась во власти установки, связанной с безнадежностью муче­ницы. Вместе с тем она стала чувствовать, что уже не сможет больше посвящать себя только своей профессии и просто погиб­нет, если будет продолжать стараться во всем соответствовать роли труженицы. Однако в ее сновидениях появились некие по­зитивные образы, которые указывали на возможность другого пути. В одном сне она выбрала самую трудную и самую короткую дорогу туда, куда ей хотелось добраться, и тут раздался го­лос, который сказал ей, чтобы она шла медленнее и выбрала бо­лее легкую дорогу, заверив ее в том, что она все равно окажется в этом месте в то же самое время. В дальнейшем ей снилось, как она спокойно плывет по реке. Сьюзен начала осознавать, что ее стремление к контролю принадлежит больше ее матери, чем ей самой. Она также стала осознавать, что депрессия, в которой она пребывала из-за того, что не добилась успеха, в существенной степени принадлежала отцу, когда он был унижен критикой вечно недовольной жены. Кроме того, она увидела, что в основном отыгрывает роль «лю­бовницы » своего отца, и это мешало ее отношениям с мужчина­ми. Она осознанно вступила в противостояние со своим внутрен­ним голосом, который осуждал ее и других. Она стала более от­крытой в своем общении с мужчинами и теперь пыталась лучше узнать их, не осуждая заранее. Естественно, она встретила тепло­го, эмоционального друга, но какое-то время ее охватывало же­лание прекратить с ним отношения, потому что он не так много зарабатывал, как ей бы хотелось. Но как только Сьюзен смогла узнать в этой критике осуждающий голос матери, ей удалось со­хранить эти отношения. В данном случае более властной фигурой была ее мать; про­блема отца заключалось в его неспособности противостоять навяз­чивой амбициозности жены. В какой-то степени он «слишком» любил свою дочь, а потому привязывал ее к себе. Сьюзен нужно было это осознать, чтобы разорвать тесные узы, связывающие ее с отцом, и ощутить на себе влияние матери.

Иногда, как в случае Мэри, дочь поднимает мятеж против крайне авторитарного и ригидного отца. Ее отец был военнослу­жащим и требовал военной выправки даже дома от собственных детей. Мэри, у которой был дружелюбный и непосредственный, вольнолюбивый характер, восстала против отца. В подростковом возрасте она принимала ЛСД и общалась с людьми круга, кото­рый сейчас бы назвали «гламурной тусовкой* (fast crowd). Хотя у Мэри были артистические способности, она совсем их не раз­вивала; а, перейдя на второй курс, вовсе перестала учиться и ушла из колледжа. Несмотря на то, что у ее отца была заметная
склонность к авторитаризму и перфекционизму, он страдал хро­ническим заболеванием, вынуждавшим его проявлять слабость и уязвимость. Поскольку он никогда не допускал мысли, что ста­нет немощным, в восприятии Мэри он был как бы двумя разны­ми людьми: могущественным авторитарным судьей и слабым, болезненным мужчиной. В ее сновидениях образы мужчин так­же проявлялись в двух крайних формах. С одной стороны, это были мужчины-импотенты с крошечными пенисами; с другой -мужчины-насильники, которые пытались ее ударить ножом и убить. По ощущениям Мэри, образы мужчин-импотентов симво­лизировали ее неуверенность в себе, а образы агрессивных муж­чин-насильников воплощали ее склонность к умалению соб­ственного достоинства. Мать Мэри во многом была похожа на дочь — она была такой же добросердечной и общительной. Так как у Мэри были хорошие отношения с матерью, она впервые обратилась за поддержкой к женщине старше нее по возрасту. Но в этих отношениях она принимала на себя роль послушной дочери, тогда как старшая подруга часто относилась к ней кри­тически, авторитарно, как и отец. В процессе анализа Мэри ста­ла больше доверять себе и признала двойственный паттерн сво­его мятежа: она противилась власти отца и вместе с тем подчи­нялась ей, стараясь понравиться матери как старшей подруге. По существу, у нее появилась возможность самоутвердиться в отно­шениях с ней. Затем, по мере того как из ее сновидений стали исчезать образы мужчин-импотентов и мужчин-насильников, она вступила в близкие отношения с эмоционально зрелым муж­чиной, за которого впоследствии вышла замуж. Теперь она уже достаточно доверяла себе, чтобы принять решение серьезно за­няться искусством, чтобы стать в этой области профессионалом. Обретя новые внутренние силы, она даже отважилась на важный разговор с отцом, которому в момент кризиса, вызванного его болезнью, пришлось признать свою уязвимость. Все эти события привели к развитию более эмоционально близких отношений между отцом и дочерью.

Это только четыре примера эмоциональной травмы женщин, вызванной нарушением отношений с отцом. На самом деле, мож­но привести гораздо больше примеров и наблюдать широкое разнообразие ее проявлений. В следующем сновидении раскрывает­ся общее психологическое состояние женщин, имеющих травми­рующие взаимоотношения с отцом.

Я — молодая девушка, которая со своим ребенком попала в клетку. Неподалеку отец свободно скачет на лошади по зеленому лугу. Я изо всех сил хочу до него дотянуться, пытаюсь выбраться из клет­ки; страдаю и плачу. Но вдруг клетка опрокидывается. Я точно не знаю, раздавит ли она нас, или мы спасемся. Это сновидение говорит о разделении между отцом и доче­рью и о том, что дочь лишена свободы и ее творческие возможно­сти ограничены. Здесь проявляется ее стремление получить сво­бодную энергию, которая есть у отца. Но сначала дочь должна выбраться из клетки, а это связано с риском. Ведь может случить­ся, что клетка раздавит ее и ребенка, или, наоборот, они смогут освободиться. Хотя это сновидение одной-единственной женщи­ны, я уверена в том, что в нем драматически отражено состояние многих женщин, оказавшихся в ловушке из-за нездоровых отно­шений с отцом, и это состояние препятствует формированию их внутреннего позитивного отношения к отцовству. На индивидуальном уровне существует много вариантов формирования травмы в отцовско-дочерних отношениях. Отец мог быть крайне слабым человеком и потому вызывал у дочери чувство стыда: например, мужчина, который никогда не мог удер­жаться на работе, или пил, или играл в азартные игры и т.п. Или же он мог быть «отцом, которого нет», — из тех, что решают оста­вить семью, подобно мужчинам, которые «любят, но бросают». Причиной отсутствия в семье отца может быть также его смерть, война, развод или болезнь, — каждое из этих событий отлучает отца от семьи. Отец также может нанести травму дочери, балуя ее до такой степени, что у нее теряется ощущение всяких границ, ценностей и авторитета. Он даже может бессознательно в нее влю­биться и таким образом привязать к себе. Или же он может смот­реть свысока на фемининность и обесценивать ее из-за того, что фемининная часть его собственной личности была принесена в жертву идеалам мачо-маскулинной власти и авторитета. Он может много трудиться, добиться немалых успехов в своей профессии, но при этом дома оставаться совершенно пассивным, не вовлекаясь в отношения с дочерью, т.е. быть эмоционально отстраненным.

Какой бы из этих случаев мы ни взяли, если дочь не ощущает при­сутствия в семье любящего и ответственного отца, который поощ­ряет ее интеллектуальное, профессиональное и духовное развитие и ценит уникальность ее фемининности, то ее фемининной духов­ности наносится серьезная травма. Женщины постепенно по-новому раскрывали и заново пере­осмысливали понятие «фемининность» на основе собственных ощущений. И начали понимать, что мужчины выявляли феминин­ность посредством своих сознательных и культурно обусловлен­ных ожиданий в отношении определенных социальных ролей женщины, а также через свои бессознательные проекции. В отли­чие от определения фемининности, полученного из социально-культурной или биологической роли женщины, мой подход свя­зан с символическим видением «фемининности» как способа бы­тия и неотъемлемой части человеческого существования.’По мое­му ощущению, фемининность прежде всего проявляется через об­разы и эмоциональные реакции, и такое представление о феми­нинности проходит красной нитью через всю мою книгу⁴.

Отцовско-дочерняя травма является не только событием, произошедшим в жизни той или иной конкретной женщины. Вме­сте с тем — это состояние нашей культуры⁵. Всюду, где существу­ет авторитарная патриархальная установка, которая обесценивает фемининность, низводя ее до совокупности ролей или качеств, сложившихся не на основе собственного опыта женщины, а по­рожденных некоей абстрактной точкой зрения на нее, — там обна­руживается подавление отцом дочери на коллективном уровне, ⁴ Более подробное представление о символическом взгляде на феминин­ность, совершенно отличающемся от взглядов, основанных на биологическом и социально-культурном подходе, можно получить, прочитав книгу: Ann Ulanov, «The Feminine in Jungian Psychology and in Christian Theology» (Evanston: North­ western University Press, 1971), p. 137 и далее. — Здесь и ниже, если не указано иначе, примечание автора. ⁵

Взгляд Юнга заключается в символическом взгляде на отца как на архетипический образ. Одним из внешних проявлений воздействия этого архетипа отца является образ патриархальной культуры, в которой должны жить женщи­ ны Запада. Точно так же архетип дочери может служить культурным образом фемининности, который в патриархальной.культуре является второстепенным или придаточным. Такое огромное количество эмоциональных травм, существу­ющих на индивидуальном уровне в отцовско-дочерних отношениях, отражает проблему всей нашей культуры между доминирующим началом отца и подчи­ненным дочерним началом. Внешнее проявление в культуре отношений между отцовским и дочерним началом может свидетельствовать о наличии внутреннего изъяна в отношениях между ними.

28
Глава 1
Эмоциональная травма дочери, присущая ее отношениям с отцом
29

которое не позволяет ей творчески развиваться в соответствии со своими природными способностями. Независимо от уровня, на котором происходит родительско-дочерняя травма: на индивидуальном, культурном или на том и другом, — она является главной проблемой для большинства со­временных женщин. Одни женщины стараются избежать пробле­мы, не желая работать над собой и продолжая открыто осуждать своего отца или всех мужчин вообще. Другие делают попытку не замечать проблемы и проживать традиционные роли, навязанные обществом. Однако, отказываясь от внутренней работы, женщи­на отказывается от ответственности за свою жизнь и не хочет в ней ничего менять, в первом случае осуждая мужчин, а во вто­ром — приспосабливаясь к ним. Я убеждена в том, что истинная задача для современных женщин заключается в том, чтобы от­крыть себя себе. Однако отчасти это открытие приводит женщи­ну к диалогу со своей личной историей, с разными факторами, оказавшими воздействие на индивидуальное, культурное и ду­ховное развитие. В процессе взросления дочери ее эмоциональное и духовное развитие в существенной степени зависит от ее отношения к отцу. Он является первой маскулинной фигурой в ее жизни, на основе которой у нее впервые формируется модель отношения к своей внутренней маскулинности, а в конечном счете — и к реальным мужчинам. Так как он является «Другим», т.е. отличающимся и от нее, и от ее матери, он также формирует ее инаковость, ее уни­кальность и ее индивидуальность. Его отношение к ее феминин-ности определит, как из нее будет формироваться женщина. Одна из многих его ролей — помочь дочери совершить переход из защи­щенной домашней материнской сферы во внешний мир, в том, чтобы совладать с внешним миром, справиться с конфликтами, которые он создает. Его отношение к работе и успешности будет окрашивать и ее отношение к работе и успешности. Но если отец неудачник и сам испытывает страхи, то дочь, вероятно, воспримет его установку робости и боязни. Традиционно отец также опреде­ляет идеалы для своей дочери. Он создает модель авторитета, от­ветственности, умения принимать решения, объективности, по­рядка и дисциплины. Когда она становится достаточно взрослой, он отступает назад, чтобы она могла интериоризировать эти идеа­лы и актуализировать их у себя внутри. Если его собственное от­ношение к этим сторонам жизни оказывается либо слишком ри-
гидным, либо слишком мягким, оно повлияет и на отношение до­чери к этим сторонам жизни⁶. Некоторые отцы совершают ошибку, потворствуя своим же­ланиям и капризам. Поскольку они не могут установить границы для самих себя, не ощущают своего внутреннего авторитета и так и не сформировали ощущение внутреннего порядка и дисципли­ны, они становятся «неправильной» моделью поведения для сво­их дочерей. Такие мужчины часто остаются «вечными юношами» (puer aetemus). Они слишком сильно идентифицируются с богом юности и в своем развитии так и остаются на подростковой ста­дии⁷. Они могут быть романтичными мечтателями, избегающими конфликтов в реальной жизни и неспособными брать на себя обя­зательства. Такие мужчины стремятся находиться в пространстве возможностей, избегают реальности и живут некой условной жиз­нью. Очень часто у них бывает творческий подъем; они очень чув­ствительны к духовным поискам. Но поскольку их внутренний цикл совершается только вокруг весны и солнца, у них отсутству­ют глубина и возрождение, которые приходят только после осени и зимы. По своему характеру мужчины такого типа имеют склон­ность к беспокойству. У них не развивается умение «выдержать» и выстоять в трудной ситуации. Что касается их положительных черт, то они всегда очаровательны, романтичны и вызывают во­одушевление тем, что выражают свою духовность в реализации различных возможностей, через творческие проявления, поиск. Но если принять во внимание их не самые лучшие качества, при­дется отметить склонность ничего не доводить до конца, желание избегать трудностей, рутинной работы и борьбы, чтобы воплотить задуманное в реальность. Некоторые чрезвычайно характерные примеры таких мужчин — «вечных юношей» — можно найти сре- ⁶ Вера ван дер Хейдт описала с юнгианской точки зрения роль отца и спо­ соб его взаимодействия со своими детьми в статье «On Father in Psychotherapy» в книге «Fathers and Mothers» (Zurich: Spring Publications, 1973), p. 133 и далее. С другой точки зрения процесс развития, в котором отец традиционно опреде­ ляет идеалы дочери, описан в книге: Н. Kohut, «The Analysis of the Self (New York: International University Press, 1971), p. 66. (В рус. переводе: Кохут X. Ана­ лиз Самости. — М.: Когито-Центр, 2003.) ⁷ Выражение pueraetemus, или «вечный юноша», Юнг заимствовал у Ови­ дия, который употреблял его в отношении озорного, непослушного, соблазни­ тельного юного бога. Мария-Луиза фон Франц описала этот паттерн в своей кни­ ге «Puer Aeternus» (Zurich: Spring Publications, 1970). (В рус. переводе: фон Франц М.-Л. Вечный юноша. Puer Aetemus. - М.: Независимая фирма -«Класс», 2009.)

30
Глава 1
Эмоциональная травма дочери, присущая ее отношениям с отцом
31

.

ди зависимых людей, которые оказываются навсегда привязаны к объекту своей зависимости: это «донжуаны», бегающие от одной юбки к другой, «сыночки», покорно пресмыкающиеся перед влас­тными женами, «папочки», соблазняющие романтическими отно­шениями собственных дочерей. Некоторые из них за короткое время совершают головокружительный взлет, как, например, ки­ноактер Джеймс Дин или рок-звезда Джим Моррисон, но лишь для того, чтобы пасть жертвой склонности к саморазрушению и затем стать легендой или даже культовой фигурой, выражающей архетипическую природу их очарования. Дочери таких «вечных юношей» в детстве не имеют перед глазами необходимой модели проявления самодисциплины, опре­деления границ и, повзрослев, зачастую не ощущают безопаснос­ти, страдают от нестабильности, неуверенности в себе, тревожно­сти, фригидности и в общем — от ощущения слабости Эго. Более того, если отец был откровенно слабым (не имея постоянной ра­боты или будучи зависимым), вполне вероятно, что дочь будет его стыдиться. А если дочери было стыдно за своего отца, то вполне возможно, что она перенесет это чувство стыда и на себя. В таких случаях она создает образ идеального мужчины и отца, и вся ее жизнь становится поиском такого идеала. В своих поисках она может привязаться к «духовному возлюбленному» (ghostly lover), т.е. к идеальному мужчине, который существует только в ее вооб­ражении⁸. Следовательно, очень вероятно, что ее отношения с мужчинами, особенно в сфере сексуальности, будут нарушены. Вполне вероятно, что отсутствие обязательств, которое она испы­тала в отношениях с отцом, породит общее отсутствие веры в мужчин, которое может распространяться на всю духовную сфе­ру, т.е., выражаясь языком метафоры, — на «Бога Отца». На самом глубинном уровне она страдает из-за нерешенной религиозной проблемы, ибо ее отец не создал для нее сферы духа. Как же ей тогда ее обрести? Анаис Нин, у которой был такой отец, сказала об этом: «У меня не было духовного наставника. Мой отец? — В моих глазах он представляется мне моим ровесником»⁹. Другие отцы склоняются в сторону ригидности. Жесткие, хо­лодные, а иногда и вовсе безразличные, они порабощают своих до- ⁸ М. Esther Harding описала образ «духовного возлюбленного» в своей книге «The Way of All Women» (New York: Harper and Row, 1970), p. 36-38. ⁹ Anais Nin, «The Diary of Anais Nin», vol. 1 (New York: Harcourt, Brace and World Inc.), p. 194.
черей силой авторитарной установки. Довольно часто такие муж­чины оказываются лишенными живой жизненной энергии, отре­занными от своей внутренней фемининности и чувственной сфе­ры. Они ставят во главу угла послушание,. долг и рациональность. И они настаивают на том, чтобы их дочери разделяли эти ценнос­ти. Подчинение установленному порядку становится правилом. К невыполнению социальных норм они относятся с подозрением и недоверием. Такие отцы — чаще всего властные старики, в основ­ном озлобленные, циничные, раздраженные и лишенные вкуса к жизни. Так как для них главное — контроль и правильное поведе­ние, им, скорее всего, чужда спонтанность и неожиданность, они закрыты для творчества и чувств. И они пытаются относиться к таким вещам с насмешками и сарказмом. Если говорить о положи­тельной стороне отношений с властным стариком, то признание им главенства авторитета и долга порождает ощущение безопасно­сти, стабильности и порядка. Негативная сторона отношений со­стоит в том, что в них чаще всего подавляются «фемининные» ка­чества: проявления чувств, эмоциональность и непосредствен­ность. Вот некоторые примеры отцов, для которых характерно по­ведение властного старика: это «патриархи», сохраняющие конт­роль над всеми материальным ресурсами и тем самым подавляю­щие своих жен и детей; «законники», создающие определенные правила и требующие от всех неукоснительного их выполнения; «мечтатели», ожидающие от дочерей небывалых успехов в жизни; «домостроевцы», требующие, чтобы дочери исполняли предназна­ченные им фемининные конвенциональные роли; а также «герои», не признающие ни малейшей слабости, недомогания или какого-то отличия от других. В последующей жизни дочери таких властных стариков час­то оказываются практически полностью разобщенными со своими фемининными инстинктами, так как их отцы не могли по-настоя­щему признать их фемининность. Поскольку такие женщины ис­пытывали на себе жесткое и грубое отношение со стороны отца, то, вероятно, они будут так же относиться к себе или другим. Даже если они начнут бунтовать, то в этом бунте часто ощущает­ся нечто безжалостное и резкое. Одни дочери покоряются автори­тарным правилам, и тогда они навсегда отказываются жить соб­ственной жизнью. Другие, хотя и могут бунтовать, остаются под контролем отца и поступают с оглядкой на него. У дочерей как слишком властных, так и слишком мягких отцов чаще всего не

32
Глава 1
Эмоциональная травма дочери, присущая ее отношениям с отцом
33

складываются здоровые отношения с мужчинами и возникают трудности в проявлении творческой духовности. Итак, я описала две крайние тенденции, которые могут суще­ствовать в отношении отца к дочери. Но отношение большинства отцов представляет сочетание этих двух тенденций. И даже если отец проявляет в жизни лишь одну из этих крайностей, то другую тенденцию он зачастую отыгрывает бессознательно¹⁰. Есть много примеров ригидно-авторитарных отцов, у которых неожиданно случаются иррациональные взрывы эмоций, что представляет уг­розу ими же установленному порядку, нарушает чувство безопас­ности и порождает ощущение абсолютного ужаса у дочерей. По­скольку такие отцы сознательно не признают свою эмоциональ­ность, то потому время от времени бурные эмоции переполняют их, но дети, наблюдающие проявление этих эмоций, все больше и больше пугаются. Иногда в спектре эмоций усиливаются сексу­альные обертоны — например, когда отец физически наказывает свою непослушную дочь, так что она ощущает исходящую от него угрозу на сексуальном уровне. Таким образом, хотя сознательное поведение отца может быть продиктовано его родительским дол­гом и на рациональном уровне он может не переступать существу­ющую грань, такие ноты могут прозвучать на фоне незрелых юно­шеских (puerile) настроений и импульсов, которые прорываются бессознательно и в самые неожиданные моменты. Вместе с тем вполне вероятно, что отцы, потакающие дочерям, также не лише­ны презрительного цинизма ригидного судьи, скрываемого на зад­ворках психики. Такой отец может неожиданно накинуться на свою дочь, осуждая ее за те же самые импульсивные проявления, которые он не любит в себе. Несомненно, что в развитии дочери другим важным факто­ром является роль матери¹¹. Так как моя книга посвящена иссле­дованию отцовско-дочерних отношений, то я в ней не обращала особого внимания на исследование вопросов, связанных с влияни- ¹⁰ Эти две крайности, а также их скрытое взаимодействие Джеймс Хилл-ман описал в своей статье: «Senex and Puer: An Aspect of the Historical and Psychological Present»,Eranosjahrbuch XXXVI, 1967. » Роль матери в развитии женщины и женственности является крайне важным фактором, а потому на эту тему было написано очень много. Так, напри­мер, Нэнси Фрайди (Nancy Friday) в своей книге «My Mother, My Seir (New York: Dell Publishing Co., 1977) исследует проблему влияния матери на поиск дочерью своей идентичности. С юнгианской точки зрения Эрих Нойманн в сво­ей книге «The Great Mother» анализирует архетип «Великой Матери» и его связь с развитием сознания (Princeton: PrincetonUniversity Press, 1963).
ем матери, поэтому я лишь укажу на некоторые важные моменты. Очень часто среди супружеских пар можно увидеть определенное сочетание психологических характеристик партнеров. У отца, ко­торый является «вечным юношей», зачастую жена является «ма­мой». В таких случаях мать часто является хозяйкой в доме и сле­дит за соблюдением порядка в семье. Только через нее формиру­ются ценности, авторитет и организация уклада, которые обычно создаются отцом. Иногда такая мать может быть более ригидна, чем большинство ригидных стариков-отцов. И вместе с этой ри­гидностью проявляются ее сильные женские эмоции. Если отец слабый и любит потакать, а мать — сильная и властная, у дочери появляется двойная проблема. В таком случае отец не только не может стать для нее моделью маскулинности, он не может проти­востоять матери и помочь дочери от нее отделиться. Дочь может сохранять бессознательную связь с матерью и идентифицировать­ся с ней. Вполне возможно, что в таком случае она бессознатель­но заимствует материнские ригидные установки. Кроме того, если матери приходится играть роль отца, иногда дочь не получает в достаточной мере ни отцовского, ни материнского влияния. Прямо противоположной парой является старик-отец и дочь, которая для него играет роль жены. В этом случае он подавляет и мать, и дочь, — таким образом мать вследствие своей пассивной зависимости не создает для дочери модели подлинной феминин­ной независимости. Поэтому весьма вероятно, что у дочери будет повторяться паттерн фемининной зависимости или же, если она бунтует, это происходит скорее вследствие защитной реакции на властное отношение отца, чем ради удовлетворения своих феми­нинных потребностей. Бывает и так, что «вечно юными» являются и отец, и мать, как это было у супружеской пары Скотта и Зельды Фитцдже­ральд¹²; в таких случаях обычно каждый из партнеров мало спо­собствует формированию стабильности, организованности и авто­ритета. Тогда зачастую ответственность каждого из партнеров ока­зывается очень слабой, и брак и семья могут распасться, оставив дочь в состоянии хаоса и тревоги. Или же может случиться так, что ригидными стариками являются и отец, и мать, которые созда- ¹²Скотт Фитцджеральд (1896-1940) — известный американский писатель, его история красивой романтической любви и затем выставленной напоказ се­мейной жизни заканчивается трагически: Зельда, страдавшая шизофренией, схо­дит с ума, писатель спивается. — Примеч. ред.

34
Глава 1
Эмоциональная травма дочери, присущая ее отношениям с отцом
35

ют в семье атмосферу жесткой власти. И тогда дочь оказывается отсеченной с обеих сторон от источников эмоциональности и ес­тественности. У своих клиентов и у себя самой я обнаружила два противо­положных паттерна, которые часто формируются вследствие на­рушения в отношениях е отцом. И зачастую эти оба конфликтую­щих между собой паттерна существуют вместе в психике женщи­ны, имеющей эмоциональную травму, вступая между собой в борьбу. Один паттерн я назвала «вечная девушка» (или puella aeterna)¹³. Другой я назвала «амазонкой в панцире». В этой главе я хочу лишь описать оба типа в общих чертах, а в последующих главах дать их более подробное описание. «Вечная девушка», или пуэлла, — это женщина, которая пси­хологически остается юной девушкой, даже если ее физический возраст составляет шестьдесят-семьдесят лет. Она остается зави­симой дочерью, имеющей тенденцию принимать ту идентичность, которую на нее проецируют другие. Тем самым она целиком отда­ет другим свою силу и ответственность за формирование соб­ственной идентичности. Очень часто она выходит замуж за ригид­но-авторитарного мужчину и становится воплощением образа именно такой женщины, которую он хочет видеть. Зачастую она кажется невинной, беспомощной и пассивной и ведет себя соот­ветствующе. Или же она может бунтовать, но в своем бунте она остается беспомощной жертвой, над ней довлеют чувства жалос­ти к себе, беспомощности и пассивности. В любом случае она не является хозяйкой собственной жизни. Каждый день у себя в кабинете я принимала женщин, кото­рые были внешне успешными, профессионально компетентными и материально независимыми. На первый взгляд они производи­ли впечатление сильных и энергичных, независимых и уверенных в себе. Но, оказавшись в безопасной терапевтической обстановке, они позволяли себе плакать, предъявлять жалобы на усталость, слабость и внутреннюю опустошенность, а также на ужасное оди­ночество. В сновидениях у них многократно появлялся образ пан­циря. Одной женщине приснился слабый, маленький мужчина, уставший от жизни и почти что умирающий, который был одет в ¹³ Puella (лат.) — «девушка», puella aeterna (лат.) — «вечная девушка»; это характерный фемининный тип личности, аналогичный маскулинному типу риег aetemus.

защитный кольчужный плащ, был в шлеме и держал щит и меч. Позже, в процессе анализа, когда она избавилась от ненужного панциря, ей приснилось, что она нашла бриллиант, скрытый под грудой вскрытых устричных раковин. Сосредоточившись на том, чтобы прочувствовать этот момент и открыться отношениям с другими людьми, она ощутила себя более мягкой и спокойной. Теперь раковина раскрылась, и ей стала доступна истинная твер­дость, присущая бриллианту. В сновидениях другой женщины панцирь был представлен тяжелыми зимними шубами. В одном сновидении летом женщи­на выходит из родительского дома, в котором выросла, и вдруг осознает, что в руках у нее несколько тяжелых деревянных веша­лок от зимних шуб, но шубы исчезли. Затем она увидела позади себя двух молодых людей. Они были простодушными, шутили и забавлялись, но ее это испугало. Поэтому она ускорила шаг, что­бы увеличить дистанцию, но они легко ее догнали, и один из них развязал шнурок ее ботинка. Она испугалась еще больше и, пы­таясь от них скрыться, забежала в дом, который казался забро­шенным, войдя в него, она обнаружила сонм парализованных и безумных женщин. Излишне объяснять, в каком ужасе она про­снулась. На самом деле этой женщине следовало сбросить с себя защиту в виде зимней шубы и научиться легко и непринужден­но общаться с этими простодушными парнями, однако она по-прежнему их боялась. «Женщина в панцире амазонки» так же отчуждена от своего внутреннего центра, как и «вечная девушка». По существу, боль­шинство женщин эти два паттерна могут совмещать. Согласно моему собственному опыту, сначала проявляется паттерн «панци­ря амазонки». Однако за ним скрывается испуганная маленькая девочка, которая то показывается, то исчезает, не имея возможно­сти где-нибудь задержаться, привязавшись к какому-нибудь мес­ту или человеку. Другие женщины поначалу ведут себя как очаро­вательные уступчивые жены, а затем становятся несговорчивы­ми, жесткими противниками в семейных схватках и поединках. У большинства женщин присутствуют оба эти паттерна, время от времени один из них сменяется другим. Например, одна женщи­на, которая вела активную социальную жизнь, при этом ощущала себя неуверенной, хрупкой девочкой, которая все время боялась проявить свою слабость, в то время как у нее это сочеталось с ощущением уверенного в себе и пользующегося авторитетом ора-

36
Глава 1
Эмоциональная травма дочери, присущая ее отношениям с отцом
37

тора. Она удивлялась, когда узнавала, что окружающие люди, в особенности мужчины, воспринимали ее как сильную и компе­тентную личность, тогда как внутри себя она чувствовала робость и застенчивость. Мне до сих пор сложно ответить на вопрос, почему разви­тие одной женщины следует паттерну «вечной девушки», разви­тие другой — паттерну «амазонки в панцире»; это обстоятельство требует дальнейшего исследования. Я склоняюсь к тому, что на особенности развития каждой женщины влияет множество раз­ных факторов. По моему мнению, главными из них являются темперамент женщины, а также ее положение и роль в семье. Еще один фактор — ее отношения с матерью. Очень существен­но физическое состояние женщины, особенности ее телосложе­ния, а также расовые и социально-экономические различия. До­вольно часто я сталкивалась с тем, что у старшей дочери суще­ствует тенденция к развитию паттерна «амазонки», тогда как развитие младшей дочери следует паттерну «вечной девушки». Но так случается не всегда. Еще один фактор состоит в том, идентифицируется ли она с отцом или матерью и повторяет ли она паттерн доминирующего родителя или, наоборот, бунтует против него. Согласно моему представлению, эти два паттерна («вечной девушки» и «амазонки в панцире») присутствуют у большинства женщин, хотя при этом кто-то из них может прожи­вать их более или менее осознанно. И «вечная девушка», и «амазонка в панцире» довольно час­то испытыва