 ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ Сила воли ведет к действию, а позитивные действия формируют позитивное отношение Как определить диапазон голоса - ваш вокал Игровые автоматы с быстрым выводом Как самому избавиться от обидчивости Противоречивые взгляды на качества, присущие мужчинам Вкуснейший "Салат из свеклы с чесноком" Натюрморт и его изобразительные возможности Применение, как принимать мумие? Мумие для волос, лица, при переломах, при кровотечении и т.д. Как научиться брать на себя ответственность Зачем нужны границы в отношениях с детьми? Световозвращающие элементы на детской одежде Как победить свой возраст? Восемь уникальных способов, которые помогут достичь долголетия Классификация ожирения по ИМТ (ВОЗ) Глава 3. Завет мужчины с женщиной
Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д.
| Разнос у генерала — главного конструктора 1 страница
СТРАСТИ В ПУТИ, или ПИОНЫ ПОД ДОЖДЕМ
роман
Дорогим и любимым моим посвящается. А также — достойным спутникам. Об успехах и неудачах, любовных увлечениях и сексуальных похождениях, заблуждениях людей разного возраста и положения в обществе: студентов и аспирантов, инженеров и научных работников, преподавателей и профессоров, оказавшихся в водовороте судьбоносных событий, — рассказывается с неподдельной искренностью и прямотой, иногда граничащей с натурализмом. Полем для жизненных коллизий явились учебные и научные процессы или опытно-конструкторские разработки: такие, как ракета для запуска с подлодки, активная зона первого ядерного ракетного двигателя, ядерная энергетическая установка, а также новейшая пушка-гаубица. Совпадения фамилий действующих в романе и реальных лиц могут оказаться случайными.
Содержание
Пролог. Интервью ректора. 5
Часть 1. Крещение. В родные пенаты! 7 Прощай, alma mater! 7 Девушка его мечты.. 9 Думали, что у них любовь. 17 Далеко от Москвы.. 19 «Буря» в отделе. 28 Партком: «Так держать!». 32 Молодые и дерзкие. 35 Разнос у генерала — главного конструктора. 39 Командировка в столицу. 42 С режимниками не шути! 46 Отдых после трудов. 52 Снова — в alma mater! 53 Аспирант запоздалый. 61 Дамоклов… топор. 65 Советская общага. 68 Аспирантская жена. 72 Ностальгия. New-Нострадамус. 75 Её улыбка широка… Арестованная Стенгазета. 79 Любовный роман в Щукине. 85 Дискриминация в пути. 93
Часть 2. В активной зоне. Пионы под дождем.. 100 И снова — в «ящик»! 100 Как свежи были пионы! 105 Лиха беда начало! 109 Аромат «Золотого руна». 117 В Академии наук. 124 «Замкнули» на директора! 129 Манна небесная! 132 Дружная капелла. 136 Научный совет. 141 Дебаты по «Ясеню». 147 Момент истины.. 151 Защита проекта: «Ясеню» — зеленый свет! 156 Служебный роман с Юноной. 159 Бунт на «корабле». 163 В ателье на Маросейке. 168 Встреча однокашников. 171 Секс и брак на Маяковке. 179 Партия — наш «рулевой»?. 184 «Бирюса» и военпреды.. 188 Нелинейность. 193 Осознанная необходимость. 196 Часть 3. Свет в конце тоннеля: то потухнет, то погаснет. Но еще не вечер! 204 Скандальный семинар. 204 Предзащита докторской. 206 Вы мне нужны на кафедре! 210 Раздумье. 216 Напутствие. 220 Научный переворот. 229 Переполох. 235 Визит Президента. 237 Золотой юбилей. 239 Страна в угаре. Джордж Сорос, SOS! 245 Надежды и сомнения. 248 Не сотвори себе кумира. 254 C’est la vie & Time presses! И все-таки, как свежи были пионы…... 256
Эпилог. Москва — Stockholm.. 274
Пролог. Интервью ректора А сейчас наш гость Иван Филимонович Одинцов, ректор Московского аэрокосмического института, по-моему, с очень приятной аббревиатурой «МАКИ», ответит на ваши вопросы. Пожалуйста, задавайте. — Иван Филимонович! Говорят, что со второй половины пятидесятых годов, особенно после запуска в Советском Союзе первого в мире искусственного спутника Земли, отмечается наплыв, поистине бум, девятый вал желающих поступить в ваш институт. Где это видано, чтобы на одно место в техническом вузе претендовали десять-пятнадцать человек! Это же не «Щепка» и не «Гнесинка»! Можно вообразить, что будет, если вдобавок к этому мы отправим человека в космос! — Ну, во-первых, наш вуз не совсем обычный, не рядовой вуз, как и названные вами! У нас готовят высококлассных специалистов по самым передовым областям науки и техники. И не только авиационной... — Простите… Вы сказали «не только авиационной…» — Да, вы верно обратили внимание на эти слова. Действительно, мы готовим специалистов широкого профиля. Они могут — так оно и есть на самом деле — успешно трудиться в совершенно разных отраслях науки, техники и производства. Конструкторами, аэродинамиками, технологами, прочнистами… Невозможно перечислить весь спектр специальностей и точек их приложения! Кстати, из наших выпускников получаются и артисты, и режиссеры, и другие деятели так называемых творческих направлений. Я могу прямо сейчас назвать несколько известных имен. — Благодарю вас. — Ничего…Так вот, продолжу…Во-вторых, открыты новейшие специальности по направлению, связанному непосредственно с противовоздушной обороной страны. — Если не секрет, скажите несколько слов и об этом. — Например, скоро мы сделаем первые выпуски по специальности «Антиракеты». Эти будущие инженеры призваны создавать новейшие образцы техники для отражения возможной атаки гипотетического противника с воздуха с помощью особых беспилотных летательных аппаратов – антиракет. Уже несколько лет ведется обучение по применению в авиационных и ракетных двигателях ядерного топлива. Достаточно? Ну, а что касается вашей озабоченности насчет отправки нашего человека в космос, это событие не за горами! Поверьте мне. — Благодарю вас. — Позвольте задать вопрос лирического характера? — Пожалуйста, отвечу на любые ваши вопросы, если смогу. — В последнее время стало модным изречение «Ветка сирени нужна и в космосе». Только и слышишь его по радио, телевидению. — Да, да! — Как вы к нему относитесь? — Я бы ответил так. Каких бы высот в области науки и техники ни достигло человечество, настоящие люди останутся людьми, которым присущи самые сокровенные чувства и не в последнюю очередь чувство любви. Вспомните слова Карла Маркса: «Ничто человеческое мне не чуждо!» А где любовь, там красота, цветы! И как тут обойтись без ветки сирени! Хотя, конечно, под веткой сирени понимается нечто более общее, красивое, нежное! — Иван Филимонович, новые задачи, особенно в дальнейшем освоении космического пространства потребуют покорения доселе неизведанных горизонтов науки. Как обстоит дело с этим, вообще, в ваше вузе, и, в частности, на вашей кафедре? — Вопрос очень интересный. Сейчас бытует изречение: середняк «попёр» в науку! Это — и правда, и нет: интерес к науке огромный, но правильнее сказать, что «попёр» не середняк, а, как правило, это умные, образованные и способные молодые люди. — Могли бы вы охарактеризовать стремление в науку, в том числе через аспирантуру, как некое явление, знамение что ли, нашего времени? — Да-а-а, у вас такие актуальные и глобальные вопросы, на которые так прямо сразу и не ответишь. — Насколько я понимаю, основным источником, резервом что ли, научных лабораторий, кафедр являются аспиранты. Какие они — теперешние аспиранты? — Ну, что ж, попробую ответить. Аспиранты – это молодые люди среднего возраста, ближе к тридцати, — обычно непоседливые, в общем, ищущие юноши и девушки. Они покидают насиженные места и стремятся, как правило, в наиболее авторитетные вузы страны, особенно, Москвы, Ленинграда или в свои alma mater. Побуждения у них бывают разные: одни — “по зову сердца” учиться, продолжая начатые еще в вузе или уже на работе научные исследования. Другие – в поисках приключений, «на ловлю счастья и чинов»: выйти удачно замуж или жениться, чтобы «зацепиться», например, за Москву. Третьи, в основном москвичи, у кого еще сохранились состоятельные родители, попросту прожигать жизнь, отодвигая еще на три года необходимость работать или просто отлынивать от призыва в армию. — А на вашей кафедре много аспирантов? — Последние наборы составляют пять-семь аспирантов очных и столько же заочных. — А какой конкурс? — О конкурсе вряд ли уместно говорить, так как аспиранты с самого начала, обычно, ориентированы на определенного руководителя – профессора или доцента, которые предварительно проводят подбор или, может быть, лучше сказать: отбор. А дальше – строгие экзамены, которые успешно преодолевают не все. Некоторые отсеиваются после первого же экзамена – по спецпредмету. — А насчет количества аспирантов в институте что скажете? — В институте шесть факультетов, на каждом из которых пять-шесть кафедр. Вот и прикиньте! — Благодарим вас за ответы. — Всего доброго! — Ой, простите, забыла, можно еще два слова? — Давайте. — И все аспиранты через три года становятся кандидатами наук?! — К сожалению, а может быть, и не очень к сожалению, успевают завершить исследования и представить к защите диссертации лишь четверть из оканчивающих, что не удивительно, особенно, если учесть сказанное мною раньше о сущности этой прослойки общества. — Какие есть еще вопросы к нашему гостю? Пожалуйста, задавайте. — Благодарим вас за исчерпывающие ответы на обилие вопросов. — Ничего, это нормально. Всего вам доброго!
Часть 1. Крещение. В родные пенаты!
Прощай, alma mater!
Последний месяц зимы в Москве выдался холодным и снежным. Столбик термометра по утрам упрямо стоял на уровне 20 -25. Вместе с февралем, как снег на голову, нагрянули и окончательные заботы в институте: завершение дипломного проекта, подготовка к его защите, получение долгожданных «корочек», знаков МАКИ и, наконец, расставание с alma mater. Студенты, особенно те, у кого уже поджимали сроки, сидели за своими секретными чертежами в дипломке — зале дипломного проектирования — с утра до ночи, пока юная красивая инспекторша первого отдела Зиночка и ее напарница Света не требовали категорически сдать «простыни» ватманских листов с изображением ракет и антиракет самых различных обликов. В качестве проекта одному из них — Ольгину — выдано техническое задание на создание крылатой ракеты. Он решил поставить две «прямоточки» на законцовках крыльев, с чем вполне согласился его руководитель доцент Карраск – будущий генеральный конструктор в Филях. Крылья дипломник спроектировал, насколько ему было известно, впервые на факультете из композиционного материала, а расчет провел с использованием вариационного метода своего научного кумира — профессора Власова, что стало предметом его огромной гордости. В зале дипломного проектирования его руководитель — почти сорокалетний, высокий, красивый, в изящных очках — появлялся довольно редко. В первое своё явление он прошелся вдоль чертежа антиракеты, занявшей семиметровый ватманский лист, и довольно быстро одобрил ее компоновку, затем уселся на круглое вертящееся кресло, долго-долго о чем-то размышляя, резвился на нем, совершая, описывая однообразные траектории влево и вправо на девяносто градусов, а потом неожиданно и решительно, критически, почти вызывающе — бесцеремонно выпалил: — Ну, кто же так делает узел крепления двигателя к крылу из КМ?! Кто вас так учил, ну, подумайте! Аббревиатура «КМ» уже тогда подразумевала «композиционный материал». — Лекции нам читал профессор Томашевич! Дмитрий Людвигович. Между прочим, главный конструктор. — Очень хорошо! Я его знаю, — рассеянно ответил тот. — Владимир Константинович, это самая правильная, с точки зрения прочности, конструкция узла: металлическая вилка на двигателе охватывает часть консоли крыла, изготовленного из КМ! — Сделайте наоборот! — Но, это хуже… Потому что…Если сделать наоборот, это повлечет за собой уменьшение прочности крыла или утолщение его кромки, что ухудшит аэродинамику… — Делайте, как я сказал, — удивительно, до странности безапелляционно произнес консультант. — Хорошо, но я остаюсь при своем мнении, — не менее резко парировал автор — конструктор. Он, вопреки своему убеждению, почему-то смалодушничал, сдался: переделал, как велел консультант, «наступил на горло собственной песне». Это произошло, пожалуй, первый раз в жизни, и немного позже он пожал плоды своего соглашательства, научен на своем горьком опыте. Почему сдался, трудно объяснить, но факт — вещь упрямая: покорился указанию «сверху». А тот, «сверху», придя через неделю или две и едва прикоснувшись к сиденью вертящегося стульчика, как ни в чем ни бывало, возник, скорее, обрушился на «создателя» антиракеты: — Что это у вас за узел! Кто учил вас так делать! Как можно композитное крыло таким образом соединять со стальной прямоточкой?! — Вы!... Владимир Константинович…Я вас переубеждал, но вы… — Сделайте наоборот – вилка должна быть на «прямоточке!» Только так и не иначе! Дипломник в душе торжествовал! В такой ситуации было не до обид, а все-таки плохое чувство неудовлетворенности тем, что совсем недавно его прослабило, что он все-таки сдался, не покидало его. И осадок от сдачи, правда, с боем, от минутной слабости остался надолго, если не навсегда. По своему собственному представлению, он был посрамлен. Это послужило для него горьким уроком на всю оставшуюся жизнь! По укоренившейся традиции защиты дипломных проектов будущих инженеров – ракетчиков проходили в очень торжественной обстановке: перед солидной ГЭК — Государственной экзаменационной комиссией, состоящей из десятка профессоров и доцентов, под председательством главного конструктора Грушина. И непременно – в парадном черном костюме, почти всегда сшитом к этому торжеству! У Ольгина для защиты присутствовали все необходимые атрибуты. А его костюм польского производства, специально купленный в ЦУМе на заработанные деньги в качестве «мэнээса» — младшего научного сотрудника — на кафедре конструкции ракет и подогнанный к этому событию в ателье, счастливо послужил в качестве ритуального одеяния не только ему, а еще пяти студентам-дипломникам, не имеющим такового. На защите при стечении полсотни болельщиков из числа дипломников и просто старшекурсников чувствовал он себя уверенно, а вел себя, может быть, даже несколько самонадеянно. Одетый в костюм «с иголочки», в белой сорочке и при галстуке в мелкую клетку, он уверенно доложил сущность проекта «ЗУР с прямоточными двигателями». Посыпались вопросы и последовали основательные ответы. По — дурному плохой вопрос задал пожилой, но не уважаемый студентами доцент кафедры прикладной механики и прочности Галкин: — Расчет по методу Власова? Мне не известно, чтобы он занимался композитами. Что-то мне не верится в то, что у вас там, на третьем плакате, изображено! Он при этом даже как-то причмокнул. Это и задело докладчика. И тут же, как удар молнии, последовал дерзкий ответ: Ребята, бросьте-ка мне логарифмическую линейку, я докажу это в один миг! — Через пару секунд линейка, пролетев через головы студентов и членов ГЭК, оказалась в руках докладчика, тут же приступившего к расчетным манипуляциям. — Спасибо, не надо, не надо! – посыпались слова мгновенно без боя сдавшегося оппонента. На этом защита успешно завершилась, но не понятно, почему с оценкой «хорошо», а не «отлично». Видимо, как всегда, дерзость наказуема! Куплен билет на поезд «Москва-Новороссийск», и с дипломом в кармане, а значком-ромбиком на лацкане пиджака он устремился на родину, в Краснодар – исполнить давнишнее свое и своей школьной подруги желание – «расписаться»! А уж потом ехать на работу в качестве молодого специалиста на Урал! «На носу» — весна! В Москве — еще морозы, а на Кубани — чудесная весенняя, костюмная погода: светит и греет щедрое, насколько оно способно, мартовское солнце! Тайно от родителей — точнее, только от своих матерей, за отсутствием отцов, погибших на войне, — подано заявление в ЗАГС, что на улице Красной, между улицами Мира и Комсомольской, справа, если идти от центра к горпарку. И в назначенный день утром, вместе со свидетельницами со стороны невесты Инны они направляются туда осуществить давно задуманное желание! Жених, имея в кармане всего — навсего три рубля, купил букет роз. И вот вся компания уже в загсе! От шампанского – ввиду безденежья — пришлось любезно отказаться, а фотографии заказаны, так как они изготавливаются в кредит, что молодого инженера устраивает, ибо впереди маячит многообещающая инженерная жизнь! Вспомнить только, как жили инженеры – герои разных романов и повестей, не говоря уже об инженере Гарине, создавшем гиперболоид – прообраз современного лазера! Шила в мешке не утаишь! Об акте супружества сразу стало известно и матери, и родному брату, встретившемуся ему на улице; тот тут же «тепло поздравил»: влепил в ухо, да так, что чуть не свалил с ног! — За то, что ты не сказал о таком важном шаге в твоей жизни! Мы бы тебе устроили свадьбу, а ты …. Мама поздравила мягче, но ей было обидно за такой поступок любимого сыночка. К тому же, считала, что, несмотря на окончание института, надо было еще хоть немного поработать, а уж потом жениться. Дедушка, при случае, тоже повторял, что еще «не съеден пуд соли после вашего знакомства» с молодой теперь уже женой! И вообще, у него была интересная, своеобразная модель человеческих отношений – между молодыми людьми — на этот счет. Он несколько раз во время приезда в гости своего любимого «внучка» говаривал: — Вот смотри, внучок, в окно. Издалека ты видишь совсем немного. А теперь подойди поближе – видишь уже намного больше предметов. Подойди еще ближе… Поработай немного, присмотрись, узнай жизнь, получи жилье, а Инна пусть тебя подождет. А потом — женись. Но для них – ожидание было смерти подобно! И дело было сделано – бесповоротно! Что самое главное, без сожалений! Ольге Федоровне — его маме – пришлось смириться и воспитывать невестку в духе уважения старших, который сводился к тому, чтобы приручить называть свекровь мамой. В какой-то момент это почти удалось, но не надолго. Итак, Борис и Инна «расписались», став Ольгиными. И, как показала жизнь, навеки и присно! До распределения на работу он искал, выбирал место, где непременно давали жилье в виде комнаты, чтобы, наконец-то, воссоединиться со своей школьной подругой, которая ждала его все годы учебы в институте. О квартирах для молодых специалистов не было и речи даже в самых отдаленных местах необъятной страны!
Девушка его мечты Как ни старались молодожены растянуть подаренный им медовый месяц совместной жизни, — между окончанием института, заключением брака и назначенной датой прибытия мужа на работу — время поджимало все сильней и сильней: надо настраиваться на теперь уже временное и короткое, на два-три месяца, расставание. И он, гонимый осознанной необходимостью и надеждами, укатил навстречу неизвестности — к месту работы в чужой для него город на Урале, с остановкой в Москве, где в alma mater нужно было еще дооформить некоторые документы. Там, куда он направлялся, в Свердловске, ему посулили интересное поле деятельности и, в соответствии с подписанным договором при распределении, должны были предоставить комнату для долгожданного воссоединения с супругой! После жарких проводов и расставания – на месяц или два до новоселья! — он мечтательно смотрит в пространство со средней полки купейного вагона в поезде «Новороссийск – Москва». Впереди – новая, неизведанная жизнь вместе с юной женой, давней подругой, без которой так мучительно и неполноценно проходили студенческие годы! А как было бы здорово, не забракуй ее тогда, почти шесть лет назад, медицинская комиссия в московском фармацевтическом институте! И это при потере лишь одного балла на вступительных экзаменах! Чуть позже он повел ее на прием к известному профессору кардиологу, и тот опроверг диагноз вузовских медиков: — Молодой человек, она может играть в футбол, а не только учиться в фармацевтическом институте! — У нее были успехи в балете, и сама Лепешинская приглашала поступить в балетный класс. Однако школьный врач отговорила из-за сердца. Что вы скажете по этому поводу? — Я уже все сказал. Между нагрузками в балетной школе и в институте, как говорят в Одессе, две больших разницы, молодой, любящий и настырный человек! Тем более, что ее могли освободить от больших физических нагрузок, направив в группу общефизической подготовки! Что поделаешь, возможно, кого-то надо было впихнуть в институт на принадлежащее ей по конкурсному праву место! Набрать из двадцати пяти баллов двадцать четыре и не пройти –нонсенс! Но время упущено: после драки кулаками не машут! Да и драться было не с кем: решение медкомиссии не обсуждалось! Можно было подавать апелляцию по оценкам, но спорить с медиками – ни-ни! Поезд мчит его в Москву. И взоры его снова и снова обращаются в недалекое прошлое и настоящее, связанное с юной любимой супругой, оставшейся в слезах на перроне вокзала. — Ничего! Остаются каких-нибудь пару месяцев, а то и один — и мы будем, наконец, вместе! – мечтательно думает, почти грезит, он под однообразный перестук колес уносящего его на север скорого поезда. …Каждый день, кроме воскресенья, вся мужская школа, точнее, ее третья смена, в которой одновременно учились восемь девятых классов, выстраивалась на линейку. На ней объявлялись самые важные события грядущего дня и немногое, но важное другое. Бессменно вел процедуру завуч Петр Иванович, который, несмотря на свой маленький рост и щуплую фигуру, выгодно возвышался на выступающих полукругом во двор входных ступенях двухэажного старинного здания. — А теперь я сообщу вам приятную новость, от которой вы будете рады до смерти! – то ли шутя, то ли всерьез анонсировал он. — С нового учебного года мы перестаем быть мужским монастырем! К нам вливаются девочки из близлежащей женской школы… — Из 36-ой? – раздался голос снизу, от ученика. — Ты что, не можешь потерпеть одну минуту?! – со свойственной ему манерой сердито осадил его выступающий.- К нам переводят старшие классы, кроме десятых, так что они еще в течение одного года останутся мужскими. — Ура-а-а… — раздался одинокий выкрик какого-то женоненавистника — девятиклассника. Как преобразилась в лучшую сторону наша школа с приходом девочек! – мыслил один из пассажиров поезда – молодой инженер Ольгин. А к моему великому удивлению и несказанному восторгу, в среде этого шумного девичьего племени я, вдруг, однажды обнаружил красивую и подвижную девушку, оказавшуюся моей старой несостоявшейся любовью еще по Дворцу пионеров, где по направлению нашей школьной пионервожатой Сары Евгеньевны в восьмом классе я осваивал «смежную специальность» массовика – затейника. Помню, мы приходили во Дворец разучивать какие-то танцы, песни. Происходило это действо в чудесно выглядевшей, просторной и уютной комнате сказок. Все оформление ее стен и потолка, выполнено, несомненно, большими мастерами: искусно сделанная лепнина, красочные эпизоды из сказок. Вот тридцать три богатыря «из вод выходят ясных…»! А вот Иван царевич, как две капли воды, похожий на популярнейшего артиста Столярова, стреляет из лука в ожидании встречи со своей будущей невестой! А там кукарекает Золотой петушок, предвещая приближение чужого войска!... Старик раскинул сеть у самого синего моря – приплыла к нему Рыбка, спросила… Среди этих сказок мы, «танцоры», выглядели по меньшей мере странно: так, как будто нам что-то сильно мешало! Не зря же говорится, что плохому танцору всегда что-то мешает. Поистине, по-настоящему сказочная комната была проходной, и иногда через нее пробегали небольшими щебечущими стайками девочки – балерины в своей ажурной форме: пачках, балетках, а иногда и на пуантах. Видно было, что они страшно потешались, глядя как мальчишки-неумехи пыжатся, делая всякие «па» или водя хороводы. Все они были обворожительны в своей балетной форме и просто вызывающе контрастировали с нами, неотесанными, в обыденной одежде! А однажды в стайке балерин мимо нас промелькнула прелестная чудо — девочка, ну, просто фея! Круглолицая, кареглазая, с темными, туго сплетенными косичками, густыми, несколько больше обычного отстоящими, удаленными друг от друга бровями, точеным носиком и большим, но прекрасным ротиком, обрамленным милыми губками! Загадочно улыбнулась и проскользнула через нашу комнату. Явление нам прелестных балерин повторялось еще не один раз. Как-то, увидев ее в очередной раз, после наших экзерсисов, я долго ожидал ее у выхода из Дворца. И вот она появилась! Пропустил ее мимо, любовался ею, когда она спускалась по лестнице, а после со смутной тоской и даже болью наблюдал, как она удалялась. А потом… Ну, какой из меня массовик-затейник?! Бросил эту глупую затею с «народным творчеством», перешел в кораблестроительный кружок, но сразу же, после первого посещения, расстался и с ним. Появлялся во Дворце только иногда. А как-то на устной математической олимпиаде, на которой в режиме on-line надо было выдавать ответы на предлагаемые задачи, «поспешил и людей насмешил». После такой неудачи увидел её, исполняющей танец маленьких лебедей. Опять обалдел и опять …прошло много времени без неё. С тех пор минуло почти три года. И вот она появляется в нашей школе, превратившаяся в очаровательную взрослую девушку, покорившую меня снова, и я должен был сделать все, чтобы с ней познакомиться и не упустить ее, как тогда! Однажды вхожу в школьный двор со стороны улицы Ленина. Раздается звонок, выбегают ученики, спешащие кто куда. И тут на ступеньках, которые полукругом окаймляют вход в школу, появляется из коридора ОНА. С «балеткой» — маленьким модным тогда чемоданчиком типа нынешнего кейса — в руках. Спешит. И вдруг…спотыкается, скользит по ступенькам вниз. Платье ее задирается, да так, что «засверкали» белоснежные трусики и тело – красивые, сильные, длинные ноги! «Балетка» отлетает в сторону, открывается, оттуда сыплются книги и тетради. Я помог их подобрать, мне было больно, может быть сильней, чем упавшей! Но какая красивая она была в этот миг «полета»! Как я любовался ею в течение нескольких секунд! И ничего не мог поделать, так как до нее оставалось шагов десять, а то и пятнадцать. И вижу ее до сих пор летящей, как будто специально парящей! В то время я был секретарем комитета комсомола школы, и по долгу «своей службы» пришлось проводить, конечно, не самому, а организовывать комсомольские выборные собрания у смешавшихся с прибывшими девчонками наших девятиклассников! Одно из собраний намечалось и в девятом «ж» классе, в котором училась она — моя прелестная незнакомка. ...И вот я, «злоупотребляя своим служебным положением», «назначаю» себя идти в ее класс присутствовать на собрании. Наверное, тогда я с нее глаз не сводил. Избрали комсорга. Меня продолжала мучить жажда встречи с ней, и я написал и передал ей через комсорга — Тамару Хачатурян — записку с приглашением прийти на школьный вечер, на котором поклялся себе во что бы то ни стало с ней познакомиться. Вечер в этом смысле завершился безрезультатно, но после его окончания я следовал за ней «по пятам» один, два, три квартала. Уже вступала в свои права золотая осень: начинала осыпаться листва, нетеплый и иногда резкий ветер подхватывал падающие листья, нес над асфальтовой дорогой, закручивал их в вихре или мчал дальше вдоль и поперек улицы. Она, а я — за ней, свернув с центральной улицы Сталина, шли вначале по правой стороне, потом она почему-то перешла на левую сторону, а через квартал – опять на правую. Я – за ней! Наконец, осмелился догнать ее прямо посередине проезжей части. Догнал, замедлил шаг, остановился; она приостановилась тоже. — Инна, здравствуйте! – произнес, уставившись прямо в глаза этой красивой, милой и, как мне показалось, своенравной девчонки. — Здравствуйте! – спокойно и доброжелательно ответила она. — Давайте познакомимся! Меня звать … Борис. — Я не возражаю… Очень приятно. Инна, — произнесла, слегка улыбнувшись, она и подала мне руку. Я вдруг взлетел на седьмое небо! Божественное «очень приятно»! Для меня оно прозвучало, как музыка, и вселило надежду, по крайней мере, на продолжение сегодняшнего диалога. Она была прекрасна – как и раньше, несколько лет тому назад, во Дворце пионеров! Только взрослее, косы стали длиннее и пышнее. В школьной форме: в белой идеально чистой кофточке, темной юбке и в темнокоричневом школьном форменном фартуке; а поверх накинут светло-светло-серый коротенький пиджачек. И мы медленно, практически молча, то сближаясь, случайно касаясь плечами, а то отодвигаясь друг от друга, шли вместе целых два квартала до ее дома с железными огромными коваными фигурными воротами с высокой скрипучей калиткой! Потом она стояла на железной перекладине ворот и держалась за поскрипывающую калитку. Как приятно было смотреть на нее – красивую, милую и тогда еще неприступную и недоступную! Расстались, но — как здорово! — договорились встретиться через неделю. Так закончился самый замечательный и, как оказалось, знаменательный день в моей жизни! А через неделю мы встретились невдалеке от ее дома и пошли в сквер, что на улице Октябрьской, между Пушкина и Тельмана. Там, среди многолетних сомкнувших сплошной аркой над аллеей свои развесистые кроны деревьев, стояли огромные — преогромные деревянные лавки, длиной метра три, а шириной с полметра, разделенные между собой кустарником желтой акации. И было так здорово разместиться на одной из них поздним полутемным вечером с такой сказочной принцессой! Трудно было удержаться, чтобы не поцеловать ее – и блаженство разливалось по всему телу! Впервые девушку целовал я, а она – меня! |
