 ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ
| Нужны специалисты широкого профиля
ИНФОРМАЦИОННЫЕ СПОРЫ КАК ОБЪЕКТ ИССЛЕДОВАНИЯ Заметки привлеченного эксперта С.К. Шайхитдинова В статье рассматривается специфика такого предмета экспертной деятельности в условиях России как информационные конфликты в области средств массовой коммуникации. Автор рассматривает работу негосударственного эксперта, который является представителем академического вуза и подходит к экспертизе как к качественному исследованию. Основные правила объективности эксперта в сфере СМИ, с точки зрения автора, сопоставимы с правилами профессиональной этики журналиста. Сквозная проблема случаев, которые автор сам рассматривал в качестве негосударственного эксперта, формулируется им как проблема деонтологии медиа. Ключевые слова: тексты массовой информации, экспертиза, деонтология, СМИ, объективность эксперта. The article considers the specificity of the object of expert work in conditions of Russia as information conflicts in the field of mass communication. The author examines the work of non-state expert, who is a representative of the academic University and is suitable for the examination as to qualitative research. The basic rules of objectivity of the expert in the sphere of mass media, from the point of view of the author, comparable with the rules of professional ethics of journalist. The cross-cutting problem of the cases, which the author himself regarded as a non-state expert, is formulated them as a problem of deontology of the media. Key words: the texts of the mass information, expertise, ethics, deontology, media, the objectivity of the expert. «Нестандартные объекты»: нужны специалисты широкого профиля В 2001 году был принят федеральный Закон «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации», определивший деятельность эксперта в гражданском, уголовном и административном судопроизводстве. Наряду с государственными экспертами и соответствующими учреждениями согласно этому Закону к производству экспертизы практически на равных основаниях допускаются так называемые альтернативные, привлеченные эксперты. Это лица, которые не являются штатными сотрудниками государственных судебно-экспертных учреждений, но обладают специальными познаниями в области науки, техники, искусства или ремесла. Ими выступают, как правило, сотрудники институтов и университетов - научные работники, преподаватели, имеющие опыт экспертной деятельности. В сфере информационных споров, о которых речь пойдет в этой статье, роль экспертов исполняют чаще всего лингвисты и психологи. Дело в том, что в российской судебной практике экспертиза продуктов массовой коммуникации (прежде всего – продуктов СМИ) рассматривается прежде всего как часть лингвистических экспертиз, предмет которых может быть определен как речевое высказывание. В советское время роль арбитров в сфере массовой информации, как и везде, брали на себя партийные комитеты. Активная институционализация лингвистического консультирования в нашей стране началась в годы перестройки, когда в суды хлынули потоки дел по защите чести, достоинства, деловой репутации. Причиной исковых обращений в суд становились газетные публикации и гораздо реже – телевизионные сюжеты (поскольку их создателей труднее было «поймать за руку»). Но и в них объектом экспертной оценки в 90-е годы являлись, по нашим наблюдениям, произнесенные на экране фразы – те, что умаляли, по мнению истцов, честь, достоинство или репутацию. В том же 2001 году московские эксперты-языковеды, кандидаты и доктора филологических наук, представители академических институтов и ведущих вузов Москвы и других городов России объединились в Гильдию лингвистов-экспертов по документальным и информационным спорам (ГЛЭДИС). Наряду с лингвистами к практике экспертной деятельности в области СМИ постепенно подключились и психологи, психолингвисты, рассматривающие эффекты воздействия спорных информационных продуктов на аудиторию. В 90-е годы в привлечении негосударственного эксперта, как свидетельствует опыт автора этих строк, была заинтересована, прежде всего, сторона ответчика. Случалось, что суд, удовлетворяя ее ходатайство, не рассматривал необходимость выступления эксперта на судебном заседании. Но со временем привлеченный эксперт становится одной из ключевых фигур в разрешении информационного спора. Среди причин этого назовем не только изменившуюся в России 2000-х годов общественную ситуацию. Кардинально изменились сами средства массовой коммуникации, что отразилось на их структуре, форматах подачи, на их содержании. И главный фактор здесь – технический и технологический прогресс, который преобразует нашу картину мира в целом, меняя динамику восприятия и приоритеты между вербальной и визуальной информацией. В замечательной книге заведующего отделом экспериментальной лексикографии Института русского языка РАН профессора А.Н. Баранова «Лингвистическая экспертиза текста» есть глава «Нестандартные объекты лингвистической экспертизы: текст с невербальной составляющей». Главу предваряет рассуждение автора о том, что, хотя в прототипическом понимании хочется считать текстом только семантически связную последовательность высказываний, объединенных общим содержанием, в широком смысле текстом считается результат функционирования любого семиозиса[1]. Продолжая ряд примеров эксплуатации вербальным текстом изображения, Анатолий Баранов, эксперт с многолетним стажем, рассматривает в этой главе такие приемы воздействия на аудиторию, как визуальная персонификация и визуальная верификация знания. И хотя в средствах массовой коммуникации (Интернет, СМИ) - эти приемы можно уже считать типичными, они продолжают иметь статус «нестандартных объектов» лингвистической экспертизы, что предполагает привлечение к их анализу именно языковедов. Между тем, предметная область языкознания, образуемая феноменами языка, не в состоянии, думается, вместить в себя все поле смыслов, необходимость актуализировать которое может возникнуть при подготовке экспертного заключения по текстам массовой коммуникации. Мне, в частности, известны конфликтные ситуации, рассматривавшиеся в свое время на заседаниях Большого жюри при Союзе журналистов РФ, когда на запрос о необходимости экспертизы Гильдия лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам отвечала, что предмет спора - не в их компетенции. Это – лишнее свидетельство того, что комплексность «нестандартных объектов» в сфере массовой коммуникации, нуждается в экспертной оценке специалистов широкого профиля. Альтернативный, привлеченный эксперт по роду своей деятельности погружен в широкий контекст практически систематизированного знания в этой области, осведомлен об актуальных изменениях в заданной сфере и поэтому выгодно отличается от государственного эксперта. У последнего в силу большего объема рассматриваемых конфликтных ситуаций быстрее «замыливается глаз», сказывается инерция подходов, что особенно бывает заметно там, где новинки технологического прогресса могут поставить наши вчерашние представления «с ног на голову». Однако существуют свои проблемы и у «специалистов широкого профиля». Казалось бы, «нестандартные», комбинированные объекты текстологической экспертизы должны находиться в компетенции тех, кто занимается коммуникативистикой. Но их профиль настолько широк, что говорить о существовании в нашей стране каких-либо устойчивых научных школ не приходится. Более того, опыт показывает, что перед лицом динамично меняющихся коммуникативных практик эффективна «всеохватность» их исследователя. Такова одна из причин, почему экспертиза текстов массовой коммуникации в юридической практике продолжает называться лингвистической, а не становится «текстологической» в широком смысле этого слова. Институционализация данного вида экспертиз происходит преимущественно с опорой на нормативные акты, которые нарабатывают свое содержание прежде всего благодаря опыту судебных рассмотрений дел. В гражданском судопроизводстве (через него преимущественно проходят дела, связанные с информационными конфликтами) важна убедительность документов – именно они вступают в «спор» истца и ответчика. Судья на заседании не склонен теоретизировать, ему требуется ясность. Поэтому эксперт, даже если перед ним встанет риторический вопрос «А был ли мальчик?», нацелен дать прямой ответ: «Да», или «Нет». Эта ситуация, даже если рассмотрение спора не доходит до суда, склоняет ее участников использовать проверенные методики и устойчивый понятийный аппарат. Поэтому операциональная теория речевых актов выступает надежным, востребуемым инструментом анализа спорных текстов, которым охотно пользуются лингвисты. И все же, думается, экспертизу текстов массовой коммуникации необходимо выделить в отдельное направление в связи с «нестандартностью», особой комплексностью ее объектов. Текстологическая экспертиза в этой сфере выходит за рамки лингвистической в поле культурного анализа. Комиссионная экспертиза положения дел здесь не спасает: синтез выводов узких специалистов бывает недостаточен для того, чтобы охватить объект анализа в его целостности, поскольку процессы в современной массовой коммуникации не столько синтетичны, сколько синкритичны. Конвергентные коммуникативные практики, вызванные распространением цифровых носителей информации, действительно, превращают картину мира в текст. Чтобы «читать» этот текст уже не обязательно быть ученым. В семиотическое чтение включена массовая аудитория. На этих основаниях нами инициировано включение в цикл профессиональных дисциплин подготовки бакалавра по журналистике в Казанском (Приволжском) федеральном университете (КФУ) семестрового авторского спецкурса «Экспертиза текстов массовой коммуникации». Компетенции обучающегося, формируемые в результате освоения дисциплины включают осознание социальной значимости своей будущей профессии; понимание роли правовых и этических норм в функционировании текстов массовой коммуникации; умение применять эти знания в журналистской работе; навык рассмотрения текстов МК как возможный объект информационного спора; способность избегать конфликтных выражений, видеоизображений в материале, подготовленном для массовой аудитории. Эти компетенции важны для будущих журналистов еще и в связи с тем, что, если информационный спор доходит до суда, то автор материала и редакция могут стать заложниками решения данного конкретного эксперта. В отечественном судопроизводстве сложилась практика чуть ли не по каждому диффамационному делу обращаться за разъяснением к эксперту. Об этом пишет в предисловии к упомянутой нами книге А.Н. Баранова президент Адвокатской палаты Москвы Г.М.Резник. Он объясняет это судейской психологией, в принципе настроенной на привлечение специалистов, что облегчает работу и создает эффект большей обоснованности решения. Кроме того, обидчиками или обиженными в значительной части подобных дел выступают государственные мужи (губернаторы, мэры, депутаты, прокуроры, ets): «Политический окрас также повышает нужду в научном прикрытии»[2]. От себя добавим, что судьи нарабатывают компетентность в информационных спорах, по нашим наблюдениям, в ходе рассмотрения дел соответствующего профиля, будучи персонально «закреплены» за ними в силу того, что на участке того или иного районного суда расположены редакции, являющиеся потенциальными участниками этих дел. В 90-е годы, когда дел было много, можно было стать реальным специалистом в этой области. В целом же, как в то время поделился со мной один из служителей Фемиды, судьи неохотно берутся за их рассмотрение: информационный спор перегружен специфическими деталями, его участники, - если речь идет не о медиахолдингах и крупных редакциях, – бедны, поэтому не великодушны. Судье в этой ситуации легче положиться на решение специалиста. Круг тех, кто готов выступить экспертом, невелик. Об угрозе формирования «экспертократии» с ее монополией на знание на Западе заговорили еще в ХХ веке. В этих условиях, думается, выход один – специалистов в обозначенной области должно быть больше. А знания должны быть доступны.
|
